| Значение каждой местности в народном хозяйстве зависело не от ее внутренних постоянных средств, которые большею частью еще оставались неразработанными, а от внешней случайности, от прилива и отлива бродячих рабочих сил, и изменялось вместе с передвижением последних. Общественная почва страны так же тряслась под ногами князей-устроителей, как зыбучая поверхность полузаросшего северного болота под ногами крестьянина-колониста. Каждый край для князя был экономическим вопросом. Во второй половине XIII в., когда Всеволодовы потомки еще дорожили великокняжеской волостью Владимира на Клязьме едва ли кто-нибудь из них предчувствовал скоро обнаружившийся быстрый экономический рост московского края: если бы они предчувствовали это, из тогдашних князей Москва досталась бы кому-нибудь постарше кн. Данила Александровича. К тому времени, когда южные князья завели очередное владение Русской землей по старшинству, в широкой полосе по Днепру с его притоками экономический быт настолько установился и определился, что княжеская администрация могла взвесить сравнительную стоимость каждой волости, чтобы решить, какой степени на лествице княжеского старшинства она должна соответствовать. При этой оценке князья ошиблись разве только в двух волостях: в XI в. они не предвидели, что область южного Переяславля, слишком углубленная в опасную степь, скоро станет хуже других, поставленных ниже ее в росписи старшинства, а окрайная Галицкая земля через столетие с чем-нибудь перерастет многие другие. За Окой в XIII в. нельзя было распределить волости с такою точностью, потому что их экономическое отношение иногда изменялось с быстротой человеческого возраста, и сын или внук младшего Александровича, поднявшись на лествице старшинства, едва ли променял бы охотно свою московскую область на какую-либо из старших, тверскую или ростовскую, после того как события первой половины XIV в. перетянули значительную часть населения из обеих этих областей в московский край. В то же время ход дел, направляемый колонизацией, отвлекая внимание князей от общих интересов, сосредоточивал его на местных явлениях. |
| Юный князь Владимир и воевода Филипп Нянька помчались немедленно, чтобы скорее попасть в Москву. Сопровождали их десять дружинников верхами. У каждого был заводной конь. За ними следовали десять саней, груженных кольчугами и другим оружием, с запасом еды для ратников и ячменя для коней. Ехали сперва по реке Клязьме, потом направились зимними путями, напрямик, чтобы избежать речных извилин и перевертов. Всюду, в глухих лесных деревушках, встречали тревогу. Вся северная Русь всколыхнулась. Мужики вострили топоры и рогатины и расспрашивали, где собирается ратный люд. Но никто толком ничего не знал, и не было одной головы, чтобы собрать воедино всю русскую силу. Князь Владимир остановился в лесном поселке покормить лошадей. Он сидел возле избы на завалинке. Из лесу показался высокий человек с большой рогатиной в руке и луком за спиной. Он нес на плече дикую козу и шел мерным твердым шагом. Охотник остановился перед Владимиром и снял меховой колпак. На плечи упали белые волосы, пожелтевшие на концах. Он вытащил из-за воротника седую бороду, рассыпавшуюся по груди. Узнав, что перед ним сын князя владимирского, старик опустил к ногам молодого князя козью тушу: – Кушай, княжич, на здоровье! Полдничай вместе с твоими ратниками. Слышал я от монаха-странника, что на Русь навалилась несметная сила. Вот и я не удержался и вышел из своего звериного логова. Уж много лет живу я в болотах с медведями и сохатыми, да еще бортничаю – кормят меня дикие пчелки!.. Теперь я поднялся скликать на войну сыновей и внуков, а их у меня двадцать семь молодцов. Все вместе пойдем отбивать лихих ворогов. По паре коней на каждого у них да отнимем! Где нам собираться? – Иди в город, что поближе, – во Владимир. – Это к батюшке твоему, князю Георгию Всеволодовичу? Нет, к нему я не пойду! У него рука тяжелая и незадачливая. Тому назад годов двадцать стоял твой батюшка с суздальским войском на реке Гзе, а потом на Липице. Оттуда он перешел на Авдову гору и зря уложил там все свое войско. Десять тысяч мужиков-суздальцев тогда пало. Да какие все молодцы! А кто нас рубил? Свои же земляки: новгородские, смоленские, ростовские. А для чего рубились? Ты не скажешь? Нет, ты этого не знаешь!.. |
| Московское княжество с северо-запада на юго-восток диагонально перерезывалось течением реки Москвы. В старое время эта река имела важное торговое значение, была торговой дорогой. Нижним своим течением она связывает город Москву с бассейном Оки, а верховьями подходит близко к верхней Волге. Таким образом река Москва служит соединительной хордой, соединяющей концы речной дуги, какая образуетеё течением Оки и верхней Волги. Одно явление указывает на такое торговое значение реки. Очень рано на самом перевале с верхней Волги в реку Москву возник торговый пункт Волок на Ламе (Волоколамск). Этот Волок на Ламе был построен новгородцами и служил им складочным местом в их торговых сношениях с бассейном Оки и с областью средней Волги. Оба эти условия, вытекавшия из географического положения города Москвы, имели важное значение для московского князя. Сгущенность населения в его уделе увеличивала количестро плательщиков прямых податей. Развитие торгового транзитного движения по реке Москве оживляло промышленность края и обогащало казну местного князя торговыми пошлинами. Рядом с этими экономическими последствиями, вытекавшими из географического положения Москвы, из того же источника вышел ряд важных последствий политических. С географическим положением города Москвы тесно было связано генеалогическое положение его князя. Как город новый и окрайный, Москва досталась одной из младших линий Всеволодова племени. Поэтому, московский князь не мог питать надежды дожить до старшинства и занять старший великокняжеский стол. Чувствуя себя безправным среди родичей и не имеё опоры в обычаях и преданиях старины, он должен был обезпечивать свое положение иными средствами независимо от очереди старшинства. Благодаря тому московские князья рано выработали своеобразную политику, состоявшую в уменьи пользоваться условиями текущей минуты. Первый московский князь Александрова племени Даниил, по разсказу летописца, врасплох напав на своего рязанского соседа князя Константина, победил его «некоей хитростью», т. |
| При тогдашнем положении обеих соперничавших сил договор, «ряд» оставался единственным мирным выходом из этой борьбы двух порядков, единственным средством поддержания разрушавшихся земских связей. Он не вводил нового порядка взамен обоих боровшихся, а только помогал их восстановлению и примирению. Так правительственный совет при князе стал чисто боярским, служилым. Но начало договора, лежавшее в основании отношений князя к своей братии и к старшим городам, оказывало сильное действие и на отношения князя к его вольным слугам. Княжеские споры и распри за старшинство, за очередь владения, давали старшим городам возможность выбирать между соперниками, не выходя из-под власти русского княжеского рода. Точно также при переходах князей из волости в волость вольные слуги могли переходить от князя к князю, оставаясь на службе у русского княжья. Как выбор князя городом вел к договору между ними, так и вступление вольного слуги на службу к князю вызывало соглашение между ними, обоюдные обязательства. В княжеских отношениях дружина является наряду с господствующими общественными силами, с которыми пригодилось считаться каждому князю, наряду с князьями, высшим духовенством, старшими городами. Садясь на киевский стол, Новый великий князь «брал ряд» с братией, дружиной и горожанами. Дружина отца, переходя на службу к сыну, целовала ему крест и при этом переходе иногда решала судьбу княжеского стола вопреки княжеской очереди. По смерти Святослава Ольговича в 1164 г. черниговский стол по старшинству принадлежал его племяннику Святославу Всеволодовичу. Но дружина покойного князя, именно «передние мужи» его, бояре, хотели посадить его сына Олега на опустевший стол и по думе с княгиней-вдовой и местным епископом поцеловали Спасов образ, поклявшись не посылать за очередным владельцем до приезда Олегова. Последний добровольно уступил потом черниговский стол старшему двоюродному брату. Когда князья целовали крест друг другу, их клятва скреплялась крестоцелованием их бояр. На княжеских съездах дружина, бояре были необходимыми деятельными частниками совещаний, вступали в прения с князьями; не считалось возможным решить дело соглашением одних князей, без согласия их бояр. |
| Стас подошел к ним и замер. Во все глаза он смотрел на монеты, которым было почти две тысячи лет. А некоторым даже больше. Вот они: денарии Августа и Тиберия, тетрадрахма Антиохии, большой «сребреник Иуды» и крошечные медные монетки древней Иудеи: Ирода Великого, Понтия Пилата, среди которых были и две лепты бедной вдовы… Те самые! Именно их, собирая коллекцию для Соколова, держал в руках, уверовавший благодаря этому в Бога, Василий Иванович Голубев, будущий старец отец Тихон.. А до него — великое множество людей, воочию видевших и слышавших Иисуса Христа. Значит, все то, что было в тетради-дневнике — оказывалось правдой! «Все сходится! И у меня всё сошлось!» — понял Стас и совсем тихо, хотя так и хотелось кричать от радости, сказал: — Спасибо… — За что? — удивился бывший министр. — Это я тебя должен благодарить! В Москве мы еще, разумеется, встретимся. Я с удовольствием познакомлюсь с твоими родителями и расскажу им, какой у них сын. А пока… — он поводил пальцем над монетами и остановился на той, что лежала в центре, на самом почетном месте. — Вот тебе от меня подарок! — Зачем? Я же вам просто так, то есть ради Христа, безо всякого помогал! — сам не зная почему — ведь ему очень хотелось получить этот подарок, принялся отказываться Стас. — Держи-держи! — протянул на вытянутой ладони монету Соколов. Стас посмотрел на нее и ахнул: — Да вы что?! Это же — денарий Тиберия! Ну, тот самый — денарий кесаря! Вы знаете, сколько он стоит?! — Догадываюсь! — улыбнулся Соколов. — Но по твоим глазам вижу, что отдаю ее в хорошие руки! Тем более что это еще вопрос, какой денарий нужно считать тем самым, о котором говорится в Евангелии. У меня есть статья, где доказывается, что им, возможно, был денарий Августа, который остается у меня. — Да-да, я знаю… Стас мог рассказать бывшему министру печальную историю полученной им в подарок монеты. Но он не захотел портить ему настроения. К тому же он неожиданно понял, как надо поступить с ней по-честному: отыщет в Москве Владимира Всеволодовича, отдаст денарий ему, а он вернет его семье Ашота Телемаковича на память о нем. Все-таки это была его любимая монета… |
| После 1097 г. на Руси установился «дуумвират» - соправление Святополка и В. В. (к этому времени, вероятно к 1108, относится постройка В. В. крепости в своей Ростовской вотчине - г. Владимире-на-Клязьме). Наиболее характерной чертой этого периода стала организация активного общерус. отпора половецкой опасности - результат любечских соглашений. В результате победоносных походов 1103, 1107, 1111 и (уже после смерти кн. Святополка) 1116 гг. она была устранена на полвека, и половцы надолго заняли подчиненное место союзников тех или иных рус. князей в их междоусобной борьбе. В. В. был главным военным и политическим организатором этих походов; в его глазах они явно имели характер религ. войны. Так, во время похода 1111 г. В. В. «пристави попы своя, едучи пред полком пети тропари и коньдакы Хреста Честнаго и канун Святои Богородици» (ПСЛР. Т. 2. Стб. 266). И в «дуумвирате» со Святополком он играл ведущую роль, не усомнившись выступить вместе со Святославичами против киевского князя, когда тот в нарушение любечских соглашений хотел присвоить себе владения своих двоюродных племянников Ростиславичей (ослепление теребовльского кн. Василия Ростиславича ). Переговоры князей Святополка Изяславича в Долобске перед походом на половцев в 1103 г.Мииатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 149 об.) Переговоры князей Святополка Изяславича в Долобске перед походом на половцев в 1103 г.Мииатюра из Радзивиловской летописи. Кон. XV в. (БАН. 34.5.30. Л. 149 об.) После смерти Святополка (16 апр. 1113) В. В. беспрепятственно по призыву киевлян сел на княжение в Киеве, будучи вынужден, однако, подавлять волнения и беспорядки, вызванные притеснениями администрации Святополка и финансовым гнетом, особенно ростовщическим. Пространная редакция «Русской Правды» сохранила нек-рые законодательные установления В. В. («Устав Володимерь Всеволодича»), направленные прежде всего на ограничение ростовщических доходов (точный объем законодательства В. В. в составе «Русской Правды» до сих пор является предметом научных дискуссий). |
| В виде догадки высказываем мы предположение о личности и наименовании русской княжны, которая могла быть невестою Константина Дуки старшего; но что это была одна из дочерей Всеволода, мы считаем не догадкой, а единственно возможным объяснением, какое допускают два наши документа. Указание на брачный договор одного из сыновей Романа Диогена с дочерью того самого князя, дружбы и союза, с которым ищет Михаил VII в объясняемых нами письмах, – для нас служит наиболее твердым основанием. Так или иначе, мы не знаем о каких-либо родственных связях дома Диогенова с каким-либо другим иностранным владетельным домом, кроме русского, кроме дома Всеволодова; предположение о норманнском браке всего менее вероятно. Русская летопись знает двух Диогеновичей. Об одном она говорит под 6603 (1095) годом: «Идоша Половци на Грькы с Девгеневичем, воеваша по Гречьстей земли; и цесарь я Девгенича, и повеле и слепити» 34 . Это есть Диогенович, очень хорошо известный в византийской истории, хотя, в сущности, он не был вовсе сыном императора Романа Диогена, а был только самозванец, выдававший себя за такого сына. О его ссылке в Корсунь, о его союзе с Половецкими ханами Боняком и Тугорканом, об их вторжении в пределы империи, наконец, о плене и самом ослеплении мнимого сына Диогенова – именно в год вышеозначенный – подробно раз сказывает дочь императора Алексея Анна Комнина 35 . Русская история знает и другого сына Диогенова, о котором идет речь в летописи под 6624 (1116) годом: «в то же лето Леон Диогеневичь, зять Володимерь иде на цесаря Алексия и вдашася ему город Дунайскых неколико; и в Дерестре, городе Дунайстемь, лестью, убиста и два Сорочинина, послана цесарем, месяца августа в 15 день» 36 . О походе и смерти этого Диогеновича нет таких ясных и отчетливых известий в византийской истории, но некоторые данные, сообщаемые тою же Анной Комниной, легко могут быть комбинированы с приведенным рассказом русской летописи. Пока мы оставляем это в стороне; более существенный вопрос для нашего настоящего исследования представляет самая личность Леона Диогеновича, несколько загадочная, и вопрос, на ком он был женат. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 17 голосов: 3.2 из 5) Часть восьмая. Вьюга закружила …Татары под предводительством хана Батыя опустошили и завоевали восточную Русь. Русские везде защищались героически; не сдался ни один город, ни один князь. Н. Костомаров. «Русская история». Глава первая. Ростовский князь Василько Великий князь и государь Георгий Всеволодович, покинув свой стольный город Владимир, направился на север. Лихая тройка, запряженная гуськом, не переводя духа скакала от погоста к погосту, где подавали свежих коней. Великий князь строго говорил сбегавшимся селянам: – Берите мечи и топоры! Ополчайтесь в дружины, собирайтесь вокруг князей, готовьтесь к смертному бою с врагом хитрым, жестоким! Кто нам поможет отогнать его в Дикое поле? Никто! Мы сами должны спасти родные земли. С нами Бог! Он – защита! Я сам поведу вас. Кони снова неслись вперед по узкой дороге. Князь ехал в открытых санях, закутанный в медвежью шубу. В следующем возке находились два его племянника, в третьем – старый слуга с запасом еды. Верховые дружинники охраняли княжеский поезд. Проводник, знавший хорошо дороги, скакал впереди: зимой было легко сбиться с пути в унылых снежных равнинах, где погосты походили один на другой. Князь торопил возничих. Стараясь нигде не задерживаться, он мчался дальше. В морозном тихом воздухе, укачиваемый скользящими санями, под равномерный конский топот и покрикивание конюха, князь погружался в дремоту, а в ушах еще звучали последние слова княгини Агафьи, обнимавшей его полными, горячими руками: «Зачем меня, свою лапушку-лебедушку, бросаешь? Если смерть, то рядом с тобой!» «Конечно, – думал он, вспоминая, как сурово и твердо отстранил цеплявшиеся руки жены, – можно было отправить княгинюшку подальше, на Бело-озеро, куда и ворон-то с трудом долетает. Но что сказали бы владимирцы: «И сам уехал, и жену услал!» Очнувшись от дум, князь хмурился и вздрагивал, когда впереди из-за поворота вдруг показывались черные кусты. Ему мерещились татарские всадники, которые, изогнувшись, припали к гриве коня, готовые метнуть стрелу из огромного лука… Но возница лихо посвистывал, гикал: шарахнувшиеся в сторону кони снова подхватывали, и черные кусты оставались позади. |
| Глава IV И общество удельного княжества на севере становится более сельским, чем оно было прежде на юге Когда северная Русь начала делиться на уделы, разрываемое ими общество состояло из тех же элементов, какие присутствовали в составе прежнего общества киевской Руси. Но теперь на севере они входили в иное сочетание, и этот новый склад изменил общежитие в том же направлении, в каком, видели мы, изменились порядок и характер княжеского владения. Чтобы объяснить причины и значение этой перемены как в княжеском владении, так и в складе общества, надобно припомнить ряд фактов, очень отдаленных от правительственного учреждения, нами изучаемого. Удельный порядок княжеского владения, установившийся в продолжение XIII и ΧΙV в. на севере и северо-востоке от лесов древних Вятичей, имел довольно сложное происхождение. Он произошел не оттого только, что среди князей, усевшихся в этом краю, понятие об отдельном наследственном владении восторжествовало над прежним княжеским представлением о земле Русской, как нераздельном дедовском достоянии, которым все внуки владеют сообща, т. е. по известной очереди. Говоря точнее, самое понятие об отдельном наследственном владении есть не причина, а скорее содержание, сущность удельного порядка. Первоначальные и важнейшие причины, его создавшие, лежали вне круга князей, не были прямо связаны с крепостью или ослаблением их родственного союза. Если бы возможность владельческого обособления князей заключалась единственно в том простом факте, что исчезла родственная близость между князьями, то в суздальской Руси XIII в. понятию, на котором держался удельный порядок, было бы труднее возникнуть, чем в киевской Руси второй половины XII в.: ведь сыновья и внуки Всеволода III, разделившие свою заокскую отчину и дедину на уделы, были больше родня между собою, чем Мономаховичи и Ольговичи XII в., отделенные друг от друга троюродным, четвероюродным, если еще не более далекими братством, что не мешало некоторым из них в самом конце этого столетия выражать мысль о нераздельности земли и о родственной связи князей, ее владельцев, так ясно, как не выражали ее никогда птенцы Всеволодова гнезда. Эти причины были не генеалогические, а географические и экономические. Они были вызваны к действию ходом русской колонизации по Оке, верхней Волге и северному Заволжью. |
| В небольшой каменной пристройке при соборной церкви собирались мальчики. В сенях они отряхивали и веником обметали лапотки. Входили в избу, скидывали шубейки и бросали в угол, затем, достав с полки деревянный гребень, расчесывали волосы, остриженные в скобку. Выходили на середину светлицы, медленно и чинно крестились на икону с горящей лампадкой и подходили к учителю, сидевшему в резном деревянном кресле. Громко говорили: – Здравствуй на многие лета, Максим Далматович. Учитель, смуглый, чернобородый, с большим острым носом, строго посматривал на ребят и отвечал сухо: – Садись за стол, расправь книжицу! Мальчиков было двенадцать. Они чинно усаживались на скамьях по обе стороны длинного узкого березового стола и раскладывали перед собой рукописные книги из сшитых пергаментных листов, замусоленные, засаленные, по которым уже учились до них. – Встать! – сказал учитель и, сняв меховой колпак, повесил его на стенке на деревянном гвозде возле полочки с книгами. Мальчики встали. Один из них прочел молитву. – Сядьте. Ребята сели. В это время дверь распахнулась и в избу вбежала Прокуда. За ней вошла пожилая нянюшка. Сняла с Прокуды шубейку, оправила сарафанчик и села в углу на ларец. Прокуда поклонилась в пояс учителю, сказала приветствие и уселась рядом с другими учениками, отодвинув локтем крайнего. Учитель провел темной, смуглой рукой по черной бороде, откашлялся и начал: – Сегодня я должен сказать вам особое поучительное слово. Булатко, смотри на меня, Верещага, перестань толкать Чапыгу. Глядите мне в глаза. Учитель сильно кашлянул. – Я чернец Максим, мое дело писать книги и учить таких младых детей, как вы, грамотной хитрости. Вы изучили все буквицы, и я уже намеревался, яко по лестнице, подымать вас на изучение часовника, псалтыри и прочих божественных премудростей. Ребята, раскрыв рты, слушали. Прокуда подперла щеку кулачком и, сдвинув брови, старалась понять туманные для нее слова учителя. – Эта школа, рекомая «греко-русской», основана великим князем Константином Всеволодовичем, доблестным и мудрым государем, великим князем владимир-суздальским. Держал он при себе многих ученых людей, любил книги и сам их писал. Одних греческих книг у него было более тысячи, частью сам их купил, частью получил в дар от царьградского патриарха… |
|
|
