| Разгромив Карфаген, Рим сурово наказал те италийские общины, которые в ходе войны принимали сторону противника. Капуя была лишена самоуправления, ее гражданам запрещалось носить оружие, большая часть муниципальной земли, а также частных имений горожан была конфискована и включена в ager romanus. Граждан Капуи, обвиненных в предательстве, продали на невольничьих рынках. Подобной участи подверглось большинство общин бруттиев, пиценов, некоторые из самнитских, апулийских и луканских общин, несколько греческих полисов вроде Сипонта и Кротона. В результате земельных конфискаций появилась возможность для вывода новых колоний из Рима и из преданных Риму латинских городов. Так возникли на юге Италии такие колонии, как Салерн и Путеолы, которые стали популярным местом отдыха для состоятельных римлян и центром торговли импортными предметами роскоши. В Апулии и Самнии выделена была земля для поселения на ней ветеранов африканского похода Сципиона. Земли на юге Италии, включенные в ager publicus – общественный земельный фонд, на которых раньше италийские крестьяне возделывали поля, огороды и виноградники, были розданы в аренду под пастбища знатным римским гражданам. Владения Рима расширены были на север вплоть до Альпийских гор. На Падуанской равнине и в предгорьях устраивались новые римские и латинские колонии; галлы истреблялись, порабощались, изгонялись из страны; оставшиеся подвергались интенсивной и ускоренной романизации и языковой латинизации. На территории отвоеванной у Карфагена Испании в 197 г. были образованы две новые провинции, в дополнение к тем, которые возникли после Первой Пунической войны,– Испания Ближняя, или Тарагонская, на северо-востоке Пиренейского полуострова, и Испания Дальняя, по-другому Бетика,– на юго-востоке. Западная часть Испании оставалась еще вне зоны римского контроля. За счет жителей провинции, которые обложены были налогами, содержались размещенные в них римские гарнизоны, наместники и их администрация, все вообще должностные лица римского государственного аппарата в этих провинциях. При этом, неуклонно придерживаясь традиционной политики «divisa et impera», римские власти освобождали некоторые из городов провинций от налогов, тем самым делая их жителей надежной опорой в эксплуатации остальной части провинциального населения, лишенного этих привилегий. Власть наместников, чаще всего бывших консулов, преторов или квесторов, то есть проконсулов, пропреторов и проквесторов, в провинциях была почти неограниченной, подобной власти диктаторов в Риме в условиях чрезвычайного положения, и очень слабо контролировалась римским сенатом. Провинции рассматривались в Риме как поместья римского народа. Значительная часть земель внутри них была отнята у местных общин и включена в ager romanus, составив ager publicus, который обыкновенно раздавался в аренду римским гражданам либо использовался для вывода колоний, для устройства поселений ветеранов. |
| В этих фрагментах мы находим следы двух различных учений, из которых одно оказывает большее предпочтение стоическому монизму, а другое – платоническому дуализму. Одно из этих неопифагорейских учений всецело определяется влиянием Посидония, а другое – влиянием Антиоха и отчасти Панеция, как, напр., учение Окелла Луканского . Арифметические символы допускали, по–видимому, широкое и разнообразное толкование. Божество признается единой верховной причиной, что не мешает, однако, примирить его единство с множеством богов, причем небесные тела признаются богами. Единое Божество полагается либо внешним, трансцендентным миру и материи, либо, напротив того, имманентным, внутренно присущим ему в стоическом смысле. Платонизирующие пифагорейцы утверждают божественное единство, как нечто высшее бытия и познания, как нечто сверхразумное, как абсолютное начало, предшествующее всякой причинности, всякой причине; другие, наоборот, влагают в уста самого Пифагора стоическое учение о том, что Божество есть всепроницающая пневма, душа мира, который является живою сферой: бог един, но он не находится, как полагают иные, вне мироздания, а в нем всецело, управляя всем; он есть ум, и душа, и движение всех сфер и всех существ (lust. Cohort. 19), он – жизненная – 83 – теплота, излучающаяся из солнца и оживляющая мир. Некоторые позднейшие пифагорейцы, как Никомах Геразский (Theol. Arithm. 6), утверждали, что Бог заключает в себе все вещи, как в семени, – опять-таки учение, напоминающее стоицизм. Наконец, были и попытки посредства между трансцендентнымдуализмом и монизмом, причем «мировая душа» Платона играла роль посредствующего начала. Все эти идеи находили себе выражение в пифагорейской символике: верховные начала сущего сводились к числу, а число – к единице и двоице. Единица – начало божественное и благое, начало единства и порядка, а двоица – начало множества, разделения, дробления, изменения, зла; единица – начало формы, двоица – начало материи. Некоторые пифагорейцы (напр., Евдор) , очевидно следуя Посидонию, рассматривали единицу как верховное начало сущего, которое порождает из себя двоицу посредством удвоения; эта верховная монада выше всякой противоположности и постольку отличается от производной единицы, противоположной двоице; в таком же смысле Никомах отличает «первородное единое» (πρωτγονον ν), как совершенный образ высшей красоты, от породившего его начала, от верховной духовной монады, которая заключает в себе божественное и материальное начало (νος, ετα κα ρσενϑηλυς κα ϑες κα λη δ πως) . Против этого мнения возражали пифагорейцы, склонявшиеся к платонизму; они придерживались двух начал – единицы и «неопределенной двоицы»: если бы даже двоица возникала посредством удвоения единицы, то самое это удвоение предполагало бы изначальное понятие двоицы – «неопределенную двоицу» ранних академиков . Единица является началом действующей причинности, двоица – началом материи, а конкретные существа являются произведением обоих этих начал – |
| 6. Воздвиженская. Близь нынешней Воздвиженской улицы, по правую сторону Троицкий церкви, от валу к Волхову. 7. Лукина или Лучанская. С нынешней большой Власьевской улицы, чрез Грядинскую, мимо бывшей церкви Св. Луки Евангелиста. 8. Козорогов переулок. Был в конце нынешней Власиевской улицы к земляному валу. Вновь прибавившиеся концы VI. Неровской За городом 1. Татарская. 2. Петровская, прежде именовавшаяся Панская. Простиралась вниз к нынешней церкви Петра и Павла. 3. Новая 4. Лазарева. 5. Никольская. 6. Глотовская 7. Савина. VII. Петровской 1. Петровская. От реки Волхова к Петропавловской нынешней церкви. 2. Чудская. На Спасской улице. 3. Зверинцова. 4. Новая Кузнецкая. VIII. Людин Где ныне церковь упраздненного Воскресенского монастыря, и там же были церкви Воздвиженская и Лукинская, за Троицкою Ямскою, по левому нагорному берегу Волхова. Заполья Концов Софийской стороны 1. Козмодемьянское. 2. Черковское. 3. Прусское. 4. Легощенское. 5. Росткинское. 6. Яневское. 7. Воздвиженское. Примечание В последствии времени, от запустения и перестройки города некоторые из вышеупомянутых улиц уничтожились, а вместо их, по описи второй Ревизии 1744 года значатся новые улицы: 1) на Софийской стороне в Гончарском конце: Колорская Слободка за Белою Башнею, улица Варварейская, малая Луканская, новая Московская Треть, а в Неровском Конце: Спасская и Духовская Слободка за Земляным валом; 2) на Торговой стороне в Славенском Конце Бардовской и Егорьевской переулки. По переписным книгам Новгорода, писанным 1607 года, значилось в сем городе тяглых дворов на Софийской стороне 386, а в них тяглых людей 478 человек; да на Торговой стороне тяглых дворов и мест 1 532, из коих жилых дворов только 1 112, а в них тяглых людей 1 355 человек. Всего в 1607 году было в Новгороде тяглых жилых дворов 1 498; а в них тяглых людей 1 833. Сколько ж было сверх того нетяглых дворов и людей, не означено. По переписным книгам Новгорода, писанным в 1627 году, показано на Софийской стороне только 83 тяглых дворов, и в них 82 человека; а на Торговой стороне тяглых и нетяглых дворов 646, и людей в них 768 человек. Всего в Новгороде 729 дворов (не считая 105 пустых мест), а людей тяглых 850. Следовательно, от 1607 года убыло дворов 769, а тяглых людей 983; сверх сего еще нетяглых дворов убыло 362. |
| 28. Велизарий всячески спешил идти прямо в Тарент. Морской берег в этих местах имеет вид серпа луны; там, где берег уходит вглубь, море глубоко вдается в материк, как в какой-либо большой залив. Все расстояние по этому берегу равняется тысяче стадий. С той и с другой стороны, у того места, где воды моря вливаются в этот залив, лежат два города: один, обращенный к западу – Кретон, другой – к востоку Тарент. По середине береговой линии лежит город Фурия. Так как бушевал ужасный ураган и сильные порывы ветра вызывали большое волнение, которое никак не давало кораблям плыть дальше, то Велизарий пристал к кротонской гавани. Так как он не нашел там ни укреплений, ни мест, откуда бы он мог достать воинам продовольствие, то сам он с женой и пехотинцами остался тут, чтобы иметь возможность отсюда послать за войском Иоанна и привести все в порядок; всадникам же он велел идти вперед и стать лагерем у входов в эту область, поставив над ними начальниками иберийца Фазу и своего телохранителя-копьеносца Барбатиона. Он думал, что им будет легче всего в этом случае достать продовольствие себе и своим коням, а в узком проходе естественно они будут в состоянии отразить неприятелей. Луканские горы тянутся до пределов Бруттиев и, сходясь друг с другом в узком месте, образуют два очень узких прохода, из которых одни называется на латинском языке «Камнем крови», а второй местные жители решили назвать Лабулой. Там у берега есть Русциана, гавань Фуриев. Немного выше к северу, стадиях приблизительно в шестидесяти, древние римляне воздвигли очень сильное укрепление. Захватив его много раньше, Иоанн поставил в нем значительный гарнизон. Воины Велизария, идя туда, встретились с войском врагов, которых послал Тотила с тем, чтобы они попытались взять укрепление. Вступив с ними тотчас в рукопашный бой, они, благодаря своей доблести, без всякого труда обратили их в бегство, хотя по численности уступали противнику, и убили из них более двухсот. Остальные бежали и, прибыв к Тотиле, передали ему все, что случилось. |
| В Луганске прошел Крестный ход в честь местночтимой иконы Божией Матери Луканск, 19 июня 2017 г. 13 - 15 июня Луганск тордественно отмечал праздник, посвященный местночтимому образу Божией Матери «Луганская». В этом году торжества проходят под знаком 25-летия написания святого образа Пресвятой Богородицы. 13 июня митрополит Луганский и Алчевский Митрофан и архиепископ Ровеньковский и Свердловский Пантелеимон совершили Божественную литургию в Свято-Владимирском кафедральном соборе. В преддверии праздника, Правящий архиерей Луганской епархии обратился к пастве об усугублении молитв о скорейшем прославлении святыни на общецерковном уровне, сообщает сайт Луганской епархии . До начала литургии, в соборе торжественно встретили чтимую икону, которую привезли из Свято-Петропавловского кафедрального собора. На сугубой ектении молились о мире и прекращении братоубийственного противостояния. По окончании литургии архипастыри, духовенство и верующий народ пропели молитву ко Пресвятой Богородице и приложились к чтимому образу. 14 июня в рамках празднования состоялся крестный ход, во время которого возносилась молитва о водворении мира и тишины. По сложившейся традиции, празднование проходит на общеепархиальном уровне, поэтому в крестном ходу принимало участие духовенство Луганской, Северодонецкой и Ровеньковской епархий, а также верующий народ Донбасса. По окончании молебного чинопоследования, владыка Митрофан обращаясь к пастве, сердечно поблагодарил всех прибывших на торжества и выразил уверенность в том, что Царица Небесная примет наши молитвы и пошлет долгожданный мир. Сразу после слов архипастыря началась утреня с чтением акафиста Божией Матери на распев антифонно (попеременно) с хорами. Во время полиелея, владыка митрополит помазал верующих освященным елеем. 15 июня митрополит Митрофан совершил Божественную литургию в храме Всех святых. Это богослужение стало заключительным в ряде торжественных мероприятий, посвященных чествованию иконы Божией Матери «Луганская». |
| Узнав, что арабы разрушили в Лукании древний монастырь святых Адриана и Наталии, преподобный решил его возродить, хотя собратья его отговаривали: место было слишком открыто для нападений. В самом деле сарацины, прослышав о возродившейся обители, устроили на нее набег и пленили игумена. Перед набегом многие насельники ушли в горы, но монах решил положиться на волю Божию. В плену он особенно молился своему покровителю – св. Василию Великому – и чудесным образом получил свободу. Существует и особый рассказ: как будто бы агарянин, схвативший игумена, был сражен молнией, но затем воскрешен самим иноком – после этого благодарный араб не стал брать его в плен. Василий-Виталий провел остаток жизни в Лукании. Местным жителям было известно, что он умел своими молитвами предотвращать не только набеги сарацин, но даже землетрясения и цунами (их итальянцы называют «моретрясения»). Преподобный преставился близ селения Арменто в Лукании, где сохранились его святые мощи. В Кастроново же ничего не знали о подвигах их земляка, пока и туда не дошла его слава. Уже в самые новейшия время луканское Арменто и сицилийское Кастроново объявили себя городами-побратимами – во славу преподобного Василия-Виталия. Иоанн Жнец Иоанн родился в Палермо, уже захваченном арабами. Его отец, калабриец, был убит во время набега на Южную Италию, а мать увели в Палермо, где существовал главный на Сицилии невольничий рынок (и плененную мать св. Илии увели из Сиракуз именно в Палермо). Иоанн появился на свет почти столетие спустя после преставления преподобного Илии: казалось, что владычеству мусульман не будет конца. Особенно жестко новые хозяева вели себя в первые годы после покорения Палермо. Превратив город в столицу Сицилийского эмирата, мусульмане провели тут ряд карательных акций для устрашения христианского населения: несогласных перейти в мусульманство казнили. До сих пор в Палермо вспоминают имя местного инока Филарета. При вхождении арабов в город он решил бежать в восточную Сицилию, еще остававшуюся христианской, или по возможности – в дальнюю Калабрию. Однако его схватили и после пыток, не добившись отступничества, казнили. Другой драматический эпизод казни мусульманами христиан пересказан св. Димитрием Ростовским: захваченные в плен сицилийцы, предположительно, жители Сиракуз, Андрей-старец и Иоанн, с его чадами Петром и Антонином, были увезены в Африку и там жестоко казнены за твердость в вере. |
| Ваулово было любимым летним местопребыванием кронштадского пастыря. Для о. Иоанна специально был построен деревянный, двухэтажный домик. В саду за домом поставили беседку, которую батюшка называл «Мое уединение». В ней он любил проводить время за чтением, в размышлениях и беседах. С июля 1906 года он всегда останавливался в своем домике, здесь же принимал своих многочисленных гостей и лишь иногда уезжал на несколько дней. В последнее лето в своей жизни отец Иоанн отслужил в Вауловском скиту 40 Литургий, в память об этом батюшка благословил посадить 40 липовых веточек. Посажены они были летом слишком поздно, когда ни один саженец не приживается, но по молитвам и благословению кронштадского пастыря все веточки принялись. Незадолго до кончины о. Иоанн передал игумении Таисии свои распоряжения по Ваулову. В первую очередь, они касались того, чтобы осиротевшие сестры во главе с верной помощницей игумении монахиней Евпраксией строго придерживались порядка, существовавшего в скиту при отце Иоанне. В 1908 году в Успенском скиту было около 100 сестер, к 1917 году их число уменьшилось до 84. В 1919 году монастырь был ликвидирован. Часть сестер вместе с монахиней Евпраксией перешли в Иоанновский монастырь, который просуществовал до 18 апреля 1923 года. Другая часть сестер осталась в Ваулове и ближайших к нему деревнях – Луканском, Ефилове и других. В 1927 году стало известно о том, что святыни Иоанновского монастыря зарыты в Ваулово. Ценности тут же были обнаружены, а в одной из ярославских газет появилась заметка под длинным заголовком: «Найден монастырский клад. 346 серебряных риз, крестов, лампад, подсвечников. Объяснение б. игуменьи». К 1930-м годам были полностью разрушены обе церкви, разобрана каменная ограда скита. Вауловское хозяйство вошло в состав племхоза В 1950 – 1960-х годах в Ваулове размещалась государственная конюшня, а затем вместо нее появился совхоз «Ваулово», существовавший до конца 1980-х годов. С 1997 года стал восстанавливаться Вауловский Успенский скит, организован православный приход. |
| Факт существования «римского» святогорского монастыря совсем не скандализирует автора – он относится к нему со спокойствием историка, скрупулезно реконструируя необычный сюжет. Благодаря новым исследованиям теперь существует возможность прокомментировать текст епископа Порфирия, указав на некоторые его Так, неправомочно относить «великого постника Никифора из Калабрии» к латинским монахам – о. Никифор, прославившийся крайними формами отречения от мира (в т. ч. даже отказом от одежды – в Калабрии он подвизался нагим, а на Афоне носил рубище), полностью принадлежит к феномену греко-италийского монашества: выходец с Калабрии, по своей культуре он был византийцем. Калабрийских и луканских греков вообще было немало на раннем этапе киновийного Афона, и они, чаще всего, селились по принципу «землячества» – такие «италийские» обители воспринимались всеми как органические части византийского мира, и их следует полностью вывести из дискурса о святогорских латинянах. Не может не насторожить выражение «брат беневентского князя инок Беневентос» – ясно, что автор почерпнул имя из какого-то источника, но воспользовался им некритически, т. к. Беневентос – явное прозвание выходца из города (княжества) Беневента, т. е. беневентец. Что касается латинской подписи под дарственным актом преподобного Афанасия – весьма вероятно, что епископ Порфирий ее лично не видел, а узнал о ней из публикации архимандрита Августина, вышедшей, как уже говорилось, ранее, или же из греческих источников. Характерно замечание епископа Порфирия, что латинские монахи решили жить отдельно от греков: далее автор обращается к житийному эпизоду о грузинских святогорцах, основателях Ивирона, деятельно сотрудничавших с италийскими монахами. В середине XIX века и епископ Порфирий мог воочию наблюдать сотрудничество негреческих – в первую очередь славянских – обителей в преобладающим греческом контексте. Нельзя исключить, что и девятью веками ранее, наряду с подвижничеством, греки-афониты могли относиться к пришельцам из других, новых цивилизаций с некоторым высокомерием (с веками всё укоренявшимся). |
|
|
