| Текст рассматриваемого документа всею полностью и почти без всяких разночтений с печатным приведен с чернового подлинника его в 5-м приложении к настоящему сочинению и первою своею половиною во 2-й главе. а). Тетрадь, текст которой помещен в приложении первом, состоящая из 44 листков, в архиве помечена так: – «Росписание всех епархий и монастырей с показанием, сколько за которым монастырем дворов», – заглавие это вполне точно указывает на содержание тетради. Здесь действительно, сшито 13 отдельных росписей монастырей со дворами при них по 13 из числа 17-ти тогдашних епархий, нет росписей лишь по епархиям: Сибирской, Рязанской, Белгородской и Вятской. Сначала идет крайне изветшалая роспись городов и монастырей в них и в их уездах по епархии патриарха, потом по епархиям: Новгородской, Казанской, Астраханской, Псковской, Тверской, Нижегородской, Коломенской, Вологодской, Ростовской, Смоленской и, наконец, Суздальской. Все росписи писаны разными руками и почти на каждой имеется «рукоприкладство» а иногда и скрепа по листам 20 архиерейских стряпчих, и подъячих. Например, на Коломенской: «к сей росписи Коломенской домовых дел стряпчей Ивашко Гринев руку приложил», на Ростовской: «к сей росписи преосвященного Ионы, митрополита Ростовского и Ярославского, стряпчей Алешка Бобров руку приложил», на Смоленской: «а скаску писал митрополья Казенного приказу подъячей Родка Стефанов» и т. п. Сведения, заключающиеся в этих росписях, собирались из первых рук: или «с докладу» самих епархиальных архиереев, или же с показаний их стряпчих, что видно, кроме собственноручного рукоприкладства на этих росписях архиерейских чиновников, еще из такого рода помет, имеющихся на некоторых росписях, например, на Смоленской: «190-го года октября в 28 день Преосвященного Симеона, митрополита Смоленского и Дорогобужского, Стряпчей Василий Истомин в приказе Большого Дворца боярину и дворецкому князю Василью Федоровичу Одоевскому, с товарищи сказал, что есть в пастве преосвященного митрополита монастырей»..., на Астраханской: «а сию роспись писал з докладу архиерейского судных и духовных дел подьячишко Ивашко Козлов». |
| Не прошло и двух месяцев, как Глибоцкие прихожане пришли в ожидаемое «единомысленное согласие» и подали митрополиту новое прошение, в котором, между прочим, читаем: «усмотри состоящего при нашей церкви диакона Пустовойтова в чтении и пении исправность, кроткие нравы и хорошее благоповедение и предвидя необходимую надобность в другом священнике,... ныне единогласно все мы желаем иметь его священником, для того Вашего Высокопреосвященства всенижайше просим рукоположить оного диакона во священника». Но если иногда желания прихожан и не принимались в расчет при назначении на священно-церковно-служительские места, то с волей помещиков, владельцев, их управителей и подобных лиц приходилось еще считаться во многих случаях. В этом отношении со стороны митрополита требовалась особенно политичная осторожность, заставлявшая его порою поступать прямо вопреки своим убеждениям. Мы имеем возможность привести подлинные слова митрополита Иерофея, высказанные им по поводу интересующего нас вопроса. В ответ на известное нам письмо преосвященного Варлаама, епископа Житомирского (в котором он писал митрополиту о всех церковных «нестроениях», бывших в Радомысльском уезде) и, в частности, на § 4 письма, где он извещал, что «на знатные два прихода, – Брусиловский Воскресенский и Кочеровский, – священников не определял, хотя многие меня об оных беспокоили», митрополит Иерофей писал, между прочим: «к Брусиловскому Воскресенскому приходу решился я рукоположить ставленика по желанию владельца господина Чацкого... Открываюсь Вашему Преосвященству, что и я был равных, как думаю, с Вами мыслей, дабы сей приход достался достойнейшему человеку, но известные обстоятельства требуют оказывать к таковым особам уважение». 207 Вот почему, когда, например, графиня Браницкая (известная нам владетельница имений Белоцерковской округи) обратилась к митрополиту с просьбою о сохранении по отношению к ней навсегда прежнего «благорасположения» – поставлять к церквам, в имении её находящимся, священников только по письменным её (или управляющего) одобрениям, то он беспрекословно согласился. В посланном от него письме читаем такой ответ: «почтеннейшее вашего Сиятельства писание от 17 числа сего (1796 года) октября я имел честь получить. Понимая из оного удовольствие Ваше в том, чтоб, по одобрениям вашим или управляющего деревнями г. Борковского, священники во владение ваше определяемы были, не упущу подтвердить, дабы таковое постановление без упущения соблюдаемо было» 208 Но в тех случаях, когда желание помещиков, владельцев и тому подобных лиц было слишком резким проявлением их необузданного произвола и являлось явным нарушением канонических постановлений, тогда митрополит Иерофей твердо отстаивал свои права, не опасаясь употреблять и меры строгости. |
| 311 Статистические данные показывают, что лишь около описываемого нами времени число учащихся духовного звания стало в ней немного превышать число разночинцев. Это было исполнением намерений правительства, желавшего обособить духовное сословие, как сословие, преградив с этою целью доступ в духовные школы светским лицам. Первым проводником этих идей правительства по отношению к Киевской Академии нужно признать предшественника митрополита Иерофея, митрополита Самуила Миславского. Он первый задался целью – сделать Киевскую Академию специально духовно-воспитательным или сословным заведением и достиг в своем стремлении значительных результатов. 312 Митрополит Иерофей, отвечая потребности времени и разделяя взгляд своего знаменитого предшественника, – также желал видеть в Киевской Академии прежде всего рассадник кандидатов на священно и церковно-служительские должности. Заботясь с этою целью об увеличении в ней контингента учащихся духовного звания, он достиг еще более значительных результатов, чем митрополит Самуил. Самый ранний, сохранившийся до нашего времени, приказ относительно Академии издан митрополитом 12 августа 1796 года. В силу этого приказа, направленного против несвоевременной явки учеников после летних вакаций, священно-церковно-служители обязывались представлять своих детей в Академию непременно «первых чисел сентября и отнюдь не позже на число 10-е», под опасением, в противном случае, «запрещения священнослужения. 313 Но, не взирая на такие грозные предостережения, родители продолжали уклоняться от аккуратной высылки учащихся детей к назначенному сроку. Особенно ревностно старались они изыскивать всевозможные меры к тому, чтобы удержать при себе старших сыновей, – ближайших наследников своих мест. С этою целью они намеренно поручали им еще с раннего детства какие-либо церковные должности, постепенно приучая тем прихожан смотреть на них, как на будущих своих преемников. Не имея возможности взять таких наследников из Академии без всякой причины, мнимо заботливые родители прибегали нередко к довольно неблаговидным средствам. |
| Признавая «весьма выгодными» места, занимаемые ученическими классами и наставническими квартирами, Академия не усматривала никакой надобности в том, чтобы перенести их в какое-либо другое место. Единственно, что считала она за неотложную необходимость, это – постройка особого здания под больницу и наем к ней постоянного лекаря. До сих пор больница помещалась в том же, расположенном на берегу Днепра, помещении («сиротском доме»), где жили казеннокоштные воспитанники, и которое без того было весьма тесным. Обязанности же врача исправлял при ней иеромонах Ипатий, которому митрополит Иерофей положил незадолго пред этим годовое жалованье (в размере 50 рублей), с приказанием, чтобы он «трудился во врачевании больных учеников ревностно, прилежно и сколько возможно с наилучшим успехом». 355 Но так как медицинские познания иеромонаха Ипатия, конечно, не были столь обширны, чтобы можно было всегда обходится без помощи более компетентного лица, 356 то митрополит и согласился вполне на предложение Академии иметь при больнице постоянного доктора, определив ему в год жалованья 300 рублей. Вполне разделяли, также он и желание Академии выстроить особое здание под больницу. 357 После отмеченных нами изменений и дополнений, рапорт был отослан в Академию и уже в новой, исправленной редакции подан митрополиту снова 24 марта, для дальнейшего представления в Святейшей Синод. 358 Между тем, когда в Святейшем Синоде получены были затребованные им от епархиальных архиереев необходимые сведения, то оказалось, что духовно-учебные заведения не имели доселе ни правильной организации, ни однообразного управления. Академии и семинарии находились в исключительном ведении местных преосвященных, управляясь их инструкциями, и без особых требований никогда и никуда не относились с своей отчетностью. Повсюду господствовало величайшее разнообразие; в числе и пространстве преподаваемых наук, в учебных руководствах, в распределении наук по классам и в методах преподавания. 359 Предпринятая реформа организации духовных школ оказывалась, таким образом, почти совсем неподготовленной и, как многие другие начинания императора Павла Петровича, отличавшиеся широкими замыслами и смелыми стремлениями, закончилась весьма слабыми результатами. |
| Но если на известные места были уже назначены священно-церковно-служители, то все происки и ухищрения «наследников» о возвращении себе исконного достояния оканчивались ничем: резоны их не принимались в расчет, как совсем устарелые. Вот, например, к какому неблаговидному маневру прибег один студент философии, желая удержать за собою отцовский приход. Вопреки истине (с явным намерением опорочить в глазах митрополита, определенного к наследственному месту, в помощь дряхлому отцу, священника), юный претендент старается доказать в поданном прошении, с одной стороны, неоспоримость своих наследственных прав, а с другой – полное бесправие соперника. «И с прежних времен никогда не бывало здесь (то есть в приходе) двух священников», – так начинает резонировать «философ». Но так как ссылка на право давности была слишком слабым подтверждением наследственных прав, то он прибегает далее к более веским и убедительным доводам. «Нас у отца три сына, кои обучаемся в Академии с тем, чтобы отцовского места не попустит никому со стороны хотящему заступит оное; наконец из нас трех один в состоянии уже заступить место отцовское (вероятно сам проситель), а он (соперник), не учась и без всякой причины хочет овладеть нашим приходом, похваляясь ни одному из нас не уступить оного,... и еще наносит различные оскорбления и обиды отцу нашему,... получая от прихода почти большую часть (денег?)»... Но как ни старался проситель очернить своего соперника и как, по-видимому, ни были доказательны приводимые им, в пользу неоспоримости своих наследственных прав, резоны, – митрополит Иерофей наложил такую резолюцию: «просителю продолжать учение до окончания курса». 215 Нужно заметить, что такие способы к удержанию наследственных мест, как клевета на определенных к ним епархиальною властью лиц, практиковались в описываемое нами время довольно часто, хотя, сопровождаясь всегда строгим расследованием, оканчивались не только не в пользу, но нередко даже и к большому вреду для «наследников». 216 Считаем необходимым упомянуть также и о том, что митрополит Иерофей, с целью ослабления наследственного права, прибегал иногда к поддержанию права приходских выборов, вызывая между этими двумя, некогда тесно связанными, обычаями искусственный разлад. |
| Митрополит Волоколамский Иларион возглавил заседание Совета Научно-образовательной теологической ассоциации 22 мая 2019 г. 10:15 21 мая 2019 года в Москве в Российском университете дружбы народов (РУДН) состоялось заседание совета Научно-образовательной теологической ассоциации (НОТА), которое возглавил президент НОТА, председатель Межведомственной координационной группы по преподаванию теологии в вузах , ректор Общецерковной аспирантуры и докторантуры имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата митрополит Волоколамский Иларион . В числе участников заседания были референт Управления Президента России по внутренней политике С.А. Мельников, ректор Санкт-Петербургского государственного университета Н.М. Кропачев, ректор Национального исследовательского ядерного университета «МИФИ» М.Н. Стриханов, ректор Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена С.И. Богданов, ректор Московского педагогического государственного университета А.В. Лубков, ректор Московского архитектурного института Д.О. Швидковский, проректор Российского государственного гуманитарного университета П.П. Шкаренков, ректор Российского государственного университета имени А.Н. Косыгина В.С. Белгородский, ректор Московского государственного лингвистического университета И.А. Краева, ректор Болгарской исламской академии Д.М. Абдрахманов, ректор Российского исламского института Р.М. Мухаметшин, ректор Гуманитарного института (г. Москва) М.А. Быкова. Научно-образовательная теологическая ассоциация была создана по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и при поддержке Межрелигиозного совета России для поддержания и координации совместных усилий духовных учебных заведений и светских вузов, в которых ведется теологическое образование. «Наша задача — обеспечить взаимодействие тех учебных заведений, где имеются аккредитованные государственные теологические программы», — отметил, выступая на заседании, митрополит Волоколамский Иларион. |
| Новою задачею для избранных учителей было обучение 3) правильному совершению таинств, при чем предписывалось обратить особенное внимание на таинство крещения, миропомазания и покаяния; и 4) служению во все высокоторжественные и викториальные дни молебнов и панихид по нарочито изданным на эти случаи книгам. 170 Не имея возможности предусмотреть наперед всех других богослужебных «нестроений», которые могли оказаться среди священства, митрополит полагал общую задачу обучения в том, чтобы «вразумить каждого во всем том, чего прямая должность пастырская требует». Для вящшего успеха, он предписывал уполномоченным протоиереям «повторять наставления неоднократно, со всяким снисхождением и с таковою ясностью, дабы они (т.е. ученики) все то понять и в незабвенной памяти содержать могли». Самое обучение велось практическим путем и происходило таким порядком. Все поименованные выше протоиереи уполномочивались завести школы (большею частью у себя на дому или в церквах) и вызвать для обучения из духовенства порученных им округов прежде всего благочинных. Один из собравшихся учеников, под «прилежным» смотрением учителя, должен был совершать богослужение или отправлять те или другие требы, а другие (от двух до пяти) – наблюдать. И только тогда имел право учитель отпустить того или другого благочинного на приход, когда тот обнаруживал «довольное и совершенно исправное во всех частях своей должности знание». Для достижения возможно лучшего успеха, митрополит внушал учителям особую ревность в столь важном, порученном им, деле, предписывая не очень-то спешить с отпусками своих учеников. Возвратившись к своим приходам, обученные благочинные сами становились в положение учителей. Они обязывались вызвать к себе подведомых приходских священников и в свою очередь научить их правильному совершению богослужения по той же точно программе, какую и сами прошли и список с которой получали при отпуске. Но эти вторые учителя не заканчивали сами дело обучения. Для окончательной «апробации» (как бы для сдачи государственного экзамена) они должны были отправлять своих учеников все к тем же компетентным протоиереям, которые были учителями и их самих. Высшее наблюдение за всем делом обучения священства митрополит оставил за собою. Уполномоченные протоиереи обязывались представлять ему каждый месяц рапорты со списками учеников и их успехов. |
| Подчеркнутые слова наглядно свидетельствуют, что Ириней далеко еще не раскаялся в содеянном проступке, и что принесенная им в дикастерии «повинная» была вынужденной, а не искренней. Между тем митрополит Иерофей медлил с отсылкой в Святейшей Синод упомянутого выше «доношения», ожидая со дня на день раскаяния архимандрита, обещавшегося испросить у него прощение. Весьма, естественно, предположить, что чистосердечным покаянием Иринея и окончилось бы все «дело», так что и не потребовалось бы, по пословице, «выносить сора из избы». Но так как данное в дикастерии обещание оставалось неисполненным, а между тем печальный инцидент получал в городе все большую и большую огласку, то митрополит, защищая свою честь, вынужден был обратиться за помощью к высшей духовной власти. 29 марта им послано было в Святейшей Синод «доношение», в котором (по подробном изложении хода «дела» и указании на другие, «крайне соблазнительные поступки» архимандрита Иринея) он просил защитить себя от поношений, а оскорбителя усмирить и, в страх другим подчиненным, не оставить без оштрафования, или же (но наступлении вакационного времени) совсем устранить от должности и удалить из Киевской епархии. В этот же день получилось и давно ожидаемое «покаянное» письмо от Иринея, в котором совсем уже покорившийся «протестант» просил у митрополита отпущения «всей как его, так и студента Романовского вины». В заключение письма Ириней писал: «нижайше прошу Ваше Высокопреосвященство все происшедшее следствие повелеть прекратить, и, даровав всем в сем деле виновным всеобщую амнистию, оное совершенному и всегдашнему забвению предать». Незлопамятен был митрополит Иерофей, готовый, по выражению Аскоченского, «забыть себя для пользы тысяч». 345 Не дожидаясь ответа Святейшего Синода на свое первое «доношение», он послал второе, в котором горячо ходатайствовал об оставлении своего обидчика в Академии на прежнем основании. Вот это в высшей степени интересное «доношение», яркими чертами характеризующее привлекательный образ митрополита Иерофея. |
| Митрополит Иерофей, заботясь о процветании науки в Академии, принимал, со своей стороны, все, бывшие в его распоряжении, средства к тому, чтобы прикрепить преподавателей к занимаемым ими местам по возможности на продолжительное время. Так, 333 в июле 1798 года учитель греческого языка Стефан Семяновский, определенный на службу с 1795/6 учебного года, подал митрополиту прошение об увольнении от должности и о выдаче надлежащего аттестата. Митрополит наложил на прошение такую резолюцию: «как в учители греческого языка при Академии никто не избран, то пока оный из достойных учеников приуготовлен будет, оставаться просителю в прежней своей должности с таковым его обнадеживанием, что ежели он не пожелает быть в числе монашествующих, то получит в Киеве из наилучших праздное священническое место за свои труды, о чем ему при дикастерий объявить». Но проситель не удовлетворился «обнадеживанием». Пред началом учебного 1798/9 года, то есть спустя всего месяц после подачи первого прошения, он снова обращается к митрополиту с еще более настойчивой просьбой об увольнении. «По резолюции Вашего Высокопреосвященства, читаем в новом прошении, от учительской должности не уволен я потому, что будто нет студентов обучающихся греческому языку, достойных заступить учительское место. Но как есть студенты в греческом классе, знающие превосходно-хорошо греческий язык, которых и я, зная совершенно их успехи, почитаю быть достойными учительское место, и Академия, выэкзаменовав их по надлежащему, без сомнения, признает таковыми ж; для того, не намеревая быть более в учительской должности, паки нижайше прошу Вашего Высокопреосвященства, увольнив меня от оной должности, велеть из Академии выдать мне надлежащий аттестат». Митрополит продолжал оставаться не менее настойчивым в своем решении не отпускать просителя от занимаемой им должности. Особое положение греческого, языка в ряду других предметов академического курса побуждало его особенно твердо стоять на своем. Еще в 1784 году было предписано именным Высочайшим указом: «предпочтительнее других языков преподавать в семинариях греческий язык, как в рассуждении, что книги священные и учителей православной нашей греко-российской церкви на нем написаны, так и потому, что знание сего языка многим другим наукам пособствует». Вследствие этого указа, Святейшей Синод распорядился ввести преподавание греческого языка во всех семинариях и учить на нем «не только читать, но писать, говорить и переводить совершенно, для чего и учителей определять достойных и знающих». 334 |
| Киева; вероятно, в XII в. появились земельные владения и у митрополичьей кафедры, но никакими сведениями на этот счет исследователи не располагают. Территория К. е. Формирование особой митрополичьей области завершилось не позднее 70-80-х гг. XI в., когда сложилась основная сеть епископств (епархии XII в. выделялись из состава уже существовавших диоцезов). Костяк епархиальной структуры Киевской митрополии должен был сформироваться в течение полувека после Крещения Руси. Поскольку кафедры основывались в таких удаленных от Киева центрах, как Новгород, Полоцк, Владимир-Волынский и Ростов, это свидетельствует, что первые епископии открывались с целью обеспечить архиерейское окормление более или менее равномерно всем областям огромной державы. К моменту организации Киевской кафедры должно быть приурочено создание не только Новгородской и Белгородской, но, как минимум, также Черниговской и, вероятно, Полоцкой епископий. Наличие под властью Киевского митрополита архиепископов (Новгородского, позднее Ростовского, Суздальского) - специфическая черта древнерус. Церкви по сравнению с др. митрополиями К-польского Патриархата, в котором архиепископства существовали, но были автокефальными, т. е. отличались именно тем, что были изъяты из системы митрополичьих округов, подчиняясь непосредственно патриархии. Причины появления в Киевской митрополии такого рода архиепископов не совсем понятны. Наиболее ранние древнерус. кафедры располагались в тех городских центрах, где уже со времен Владимира или Ярослава имелись княжеские столы, замещавшиеся сыновьями киевского князя (исключениями являются Белгород и Юрьев, к-рые до сер. XII в. собственных столов не имели, находясь под управлением непосредственно Киева, но были центрами епархий). Следов., на Руси, как и в Византии, с самого начала имело место совпадение границ епархий с политико-адм. пределами городских волостей, как то и предполагалось 17-м прав. IV Вселенского (Халкидонского) Собора. На территории Киевской волости помещались 3 епархии - митрополичья К. е., Белгородская и прибавившаяся к ним позднее, но еще в XI в., видимо, в миссионерских целях Юрьевская (Каневская). Юрьевское еп-ство охватывало территорию бассейна р. Рось, территория Белгородского еп-ства не определяется. Исследователи справедливо отметили отличие этих 2 кафедр от др. епархий, территория к-рых совпадала, как правило, с территорией волости. Отсюда предположения о каком-то особом статусе их кафедр, их подчинении митрополиту, не раз высказывалась мысль об особом положении Белгородских епископов как викарных, помогавших митрополитам в управлении митрополичьей областью и замещавших их во время их отсутствия. Такое положение Белгородской кафедры среди древнерус. епископий могло объясняться ее географической близостью к Киеву. Данная гипотеза вполне вероятна, хотя прямых указаний на это в источниках нет. |
|
|
