| раз упоминает о том, что Н. К. обещал привезти в Рим рукописи редких сочинений лат. классиков (см.: Ibid. S. 12-13. N 34-35). Н. К. приехал в Рим в нач. сент. 1427 г. в статусе секретаря Трирского архиеп. Отто фон Цигенхайна и его прокуратора при Римской курии (Ibid. S. 15. N 40). Во время этого визита, вероятно, при поддержке кард. Орсини и др. покровителей, Н. К. получил от папы должность декана (главы капитула), каноникат и пребенду в коллегиальной ц. св. Флорина в Кобленце (см.: Ibid. S. 15-18. N 41-47). Эта должность соединялась с правом резиденции, поэтому после 1427 г. Н. К. проводил много времени в Кобленце; долгое время она оставалась самым почетным и доходным из бенефициев Н. К. Данные рим. гуманистам обещания привезти в Рим редкие рукописи Н. К. выполнил лишь частично: в нач. 1429 г. он прислал кард. Орсини рукопись, содержавшую считавшиеся до этого утраченными комедии Плавта (Ibid. S. 23-25. N 66-67; S. 27-28. N 73). В Германии в этот период Н. К. неск. раз принимал участие в церковных судебных процессах в качестве эксперта или свидетеля; он также по поручению архиепископа Трирского совершал визитации, связанные с наблюдением за ходом церковных реформ в храмах и мон-рях (подробнее см.: M ü ller. 2013. S. 89-110, 118-121). Об авторитетности Н. К. как церковного юриста свидетельствует направленное ему в дек. 1428 г. приглашение стать преподавателем церковного права в недавно основанном Лувенском ун-те (ActaCus. Bd. 1. S. 23. N 64). Однако Н. К. не интересовала карьера университетского преподавателя, поэтому он отклонил приглашение (см.: M ü ller. 2013. S. 110). Важное значение в интеллектуальной жизни Н. К. имела его поездка в Париж весной 1428 г., о которой известно из 3 заметок Н. К. в принадлежавших ему рукописях (см.: ActaCus. Bd. 1. S. 21. N 59; S. 22. N 61; Haubst. 1980. S. 200). По-видимому, основной целью этой поездки было знакомство с рукописями Раймунда Луллия, к-рые сам Луллий еще при жизни передал на хранение в парижский мон-рь картузианцев (Н. К. |
| 2006; Groth. 2007). В системе имперской Церкви центральное место занимала придворная королевская капелла, которую к сер. 40-х гг. X в. возглавляли 4 архиепископа: Фридрих Майнцский, Вигфрид Кёльнский (924-953), Руотберт (Роберт) Трирский (931-956) и Герольд Зальцбургский (939-955) (подробнее см.: Fleckenstein. 1966). Король осуществлял власть в сотрудничестве с аристократическими родами, однако не все знатные семьи его поддерживали. Церковные иерархи, принадлежавшие к враждебным О. знатным родам, оказывали ему сопротивление. В частности, столь влиятельный прелат, как архиеп. Фридрих Майнцский, участвовал в направленных против О. выступлениях в 938-939 гг. и в 941 г., за что его дважды помещали под арест в мон-ри, но оба раза он сохранял свою кафедру и, принеся покаяние, вскоре получал свободу. В 951 г., во время 1-го итал. похода О., архиепископ Майнцский был отправлен к папе Римскому Агапиту II для переговоров о возможности имп. коронации О. После неудачи переговоров отношения между королем и архиепископом стали еще более напряженными, чем ранее. В 953-954 гг., во время выступления швабского герц. Людольфа и лотарингского герц. Конрада Рыжего, архиеп. Фридрих Майнцский вновь поддержал мятежников, как и архиеп. Герольд Зальцбургский. Фридрих Майнцский в очередной раз получил прощение, а Герольд Зальцбургский в 955 г. был схвачен, ослеплен, низложен и отправлен в ссылку. Период 953-954 гг. стал рубежом в церковной политике О. Столкнувшись с сопротивлением прелатов, король стал назначать на важные церковные должности своих родственников и верных ему клириков, прежде всего состоявших в придворной капелле. В 953 г., после смерти архиепископа Кёльнского Вигфрида, на его место был назначен младший брат О.- Бруно. После кончины архиеп. Фридриха (954) Майнцскую кафедру занял внебрачный сын короля - Вильгельм. Т. о., во главе 2 из 3 главных архиеп-ств Восточнофранкского королевства были поставлены ближайшие родственники государя. С 954 г. архиеп. Бруно Кёльнский стал единственным архикапелланом придворной капеллы (Трирский архиепископ не упоминался в документах на данной должности с 950, архиепископы Фридрих Майнцский и Герольд Зальцбургский были лишены ее из-за конфликта с О.). После смерти Бруно Кёльнского (965) архикапелланом стал Майнцский архиеп. Вильгельм, внебрачный сын О.; впосл. продолжительное время должность архикапеллана оставалась закрепленной именно за Майнцскими архиепископами. |
| Помимо этого сборника Н. принадлежит небольшой трактат «О различных наименованиях» (De diversis appellationibus; CPL, N 646, изд.: Burn. 1905. P. 1-5), ранее приписывавшийся еп. Никите Аквилейскому (см.: PL. 52. Col. 863-866). Трактат написан в форме гомилии, в к-рой предположительно отсутствует начало ( Gamber, ed. 1964. S. 37. Anm. 2). Он посвящен анализу различных имен Сына, встречающихся в ВЗ и НЗ, перечень к-рых приведен в начале трактата: Слово (verbum), Премудрость (sapientia), Свет (lux), Сила (virtus), Десница (dextera), Мышца (brachium), Ангел (angelus), Человек (homo), Агнец (agnus), Овча (ovis), Первосвященник (sacerdos), Путь (via), Истина (veritas), Жизнь (vita), Виноградная Лоза (vitis), Правда (iustitia), Искупление (redemptio), Хлеб (panis), Камень (lapis), Врач (medicus), Источник воды живой (fons aquae vivae), Мир (pax), Судия (iudex), Дверь (ianua) ( Burn. 1905. P. 1-2). Н. стремится не только раскрыть догматическое значение этих имен, но и научить верующих руководствоваться ими в духовно-нравственной жизни. Предположительно это наиболее раннее сочинение Н.: оно было написано ок. 367 г. в ответ на послание еп. Герминия Сирмийского (Ibid. P. XXXIX-XLI; Zeiller. 1942. P. 358; Soroceanu. 2013. S. 117). Согласно др. гипотезе, данный текст был написан позднее и вошел в состав 2-й кн. «Огласительных наставлений» Н. ( Gamber, ed. 1964. S. 37-39; Riggi. 1985. P. 33). Н. принадлежат также 2 гомилии, посвященные нек-рым литургическим практикам, распространению к-рых он способствовал в своей епархии. Первая гомилия, ранее приписывавшаяся блж. Иерониму Стридонскому и свт. Ницетию Трирскому († 566; см.: PL. 30. Col. 240-246; Ibid. 68. Col. 365-371), носит название «О бдениях рабов Божиих» (De vigiliis servorum Dei; CPL, N 648; изд.: Burn. 1905. P. 55-67; Turner. 1921. P. 305-320). В ней Н. отстаивает обычай совершения всенощных бдений (гл. обр. по субботним и воскресным дням), состоящих из совместных молитв, чтения Свящ. Писания и псалмопения. Ссылаясь на тексты ВЗ и НЗ, автор отстаивает пользу и древность такой литургической практики. Во 2-й гомилии, ранее приписывавшейся свт. Ницетию Трирскому (см.: PL. 68. Col. 371-376; PLS. 3. Col. 191-198) и называющейся «О пользе гимнов, или О благе псалмопения» (De utilitate hymnorum seu De Psalmodiae bono; CPL, N 649; изд.: Burn. 1905. P. 67-82; Turner. 1923. P. 233-252), речь идет о пользе церковного пения гимнов и псалмов. Для обоснования этого Н. приводит многочисленные примеры из Свящ. Писания. В частности, он, основываясь, вероятно, на данных лат. библейских рукописей, приписывает гимн «Величит душа моя Господа» прав. Елисавете (см.: Nicet. Rem. De Psalm. bon. 9, 11). Существует также гипотеза о том, что обе гомилии могли входить в состав 4-й кн. «Огласительных наставлений» Н. ( Gamber, ed. 1964. S. 85-100; Riggi. 1985. P. 71. Not. 171); однако она плохо согласуется с содержанием 4-й кн., которая, по свидетельству Геннадия, была посвящена опровержению астрологии и гаданий. |
| В 1513 г., после восстания горожан, «Союзный договор» был дополнен нормами, закреплявшими права ремесленников и домовладельцев (т. н. Transfixbrief). В 1475 г. К. получил статус вольного имп. города, приобрел полную независимость от духовного князя и был подчинен непосредственно императору. Курфюрсты избирают герм. королем герц. Люксембургского Генриха VII. Миниатюра из Кодекса Балдуина Трирского (Koblenz. Landeshauptarchiv. 1 C 1. Fol. ?). Ок. 1340 г. Курфюрсты избирают герм. королем герц. Люксембургского Генриха VII. Миниатюра из Кодекса Балдуина Трирского (Koblenz. Landeshauptarchiv. 1 C 1. Fol. ?). Ок. 1340 г. Несмотря на поражение при Воррингене и утрату власти над К. архиепископ оставался крупнейшим землевладельцем Сев.-Зап. Германии, сохранял право на коронацию монарха в Ахене и на статус выборщика короля, играл значительную роль в управлении гос-вом. Самым влиятельным и активным иерархом в XIV в. был архиеп. Вильгельм фон Геннеп (1349-1362), принимавший участие в составлении «Золотой буллы» (1356). «Золотая булла», к-рая традиционно считается 1-й конституцией Свящ. Римской империи, определяла правила избрания германских королей, права выборщиков (курфюрстов, в их числе и архиепископа К.), закрепляла политическое первенство Майнцской кафедры (архиепископ Майнца считался старшим из 7 выборщиков, он получал самое почетное место и мог голосовать последним, тем самым решая исход выборов). Строгая формализация процедуры избрания способствовала тому, что коронация и помазание более не считались конституирующими актами, тем самым значение архиепископа К. резко уменьшилось. Другим следствием принятия «Золотой буллы» стало фактическое признание Свящ. Римской империи союзом 7 главных княжеств. В XIV в. сложилась централизованная система управления церковным княжеством К. Курфюршество простиралось вдоль Рейна - от впадения р. Липпе до г. Линц (ныне Линц-ам-Райн), многочисленные лены архиепископа К. располагались и за пределами этого относительно консолидированного владения (крупнейшие анклавы - герц-ство Вестфалия и Фест-Рекклингхаузен). Усилиями архиепископа Фридриха III фон Заарвердена (1370-1414) была упорядочена система судебных округов во главе с фогтами, созданы налоговые округа, введен институт постоянных сборщиков налогов (кельнеров), организованы единый архив и канцелярия курфюршества. |
| Немецкий хронист Ламберт Герсфельдский, говоря о событиях 1043 г. (посольство Руси к императору Гehpuxy III) 1441 и 1075 г. (приезд к Гehpuxy IV Изяслава Ярославича с богатыми дарами, посольство Бурхарда, пробста трирского, к Святославу Ярославичу в Киев) 1442 , называет королями (reges) великих князей Ярослава Владимировича Мудрого, Изяслава и Святослава Ярославичей. Следует иметь в виду, что Ламберт был современником описываемых им событий: свои «Анналы» он закончил в 1077 г. Норманский хронист Гильом де Жюмьеж, писавший во второй половине XI b., упоминает короля Руси Юлия Клодия 1443 . Как показал М. Л. Алексеев, здесь речь идет о великом князе Ярославе Мудром 1444 . Немецкие хроники сохранили многочисленные свидетельства о дочери великого князя Всеволода Ярославича Евпраксии-Адельгейде, жене императора Гehpuxa IV 1445 . Современные ей авторы «Августанских анналов» (составлены в 1104 г.) 1446 и первой части хроники Эккехарда (завершена в 1106 г.) 1447 называют эту киевскую княжну в записях под 1089 г. «дочерью русского короля» (Rutenorum regis filia). Из второго труда соответствующий отрывок заимствовал более поздний автор – Анналист Саксов, сохранивший это определение 1448 . В «Хронографии» Сигберта из Гемблу (ок. 1030 – 1112 гг.) королем назван киевский великий князь Игорь (Inger rex Russorum), а также великие князья Святослав и Изяслав Ярославичи. Древнерусское государство в глазах современника хрониста было отнюдь не конгломератом княжеств, а «королевством русов» (regnum Russorum) 1449 . Польский автор Галл Аноним 1450 в своей хронике, написанной около 1113 г. 1451 , рассказывая о походе польского князя Болеслава Смелого на Русь в 1069 г., характеризует Киев как «столицу русского королевства, выдающийся город» 1452 . В латинском памятнике англосаксонского происхождения – комментариях к законам короля Эдуарда Исповедника, написанных незадолго до 1134 г. 1453 , сохранилось ценное свидетельство о пребывании при дворе Ярослава Мудрого Эдуарда (989 – 1017 гг.), сына короля Англии Эдмунда Железнобокого 1454 . Здесь фигурирует «король земли ругов, которую мы зовем Русией» (terra rugorum, quam nos vocamus Russeiam) по имени Malesclodus 1455 . М. П. Алексеевым доказано, что автор этого памятника имел в виду Ярослава Мудрого 1456 . |
| Остаётся вопрос о Франках. Я сказал, что писатели IV и V веков бедны известиями о внутреннем быте Франкского племени и что главные источники в этом отношении принадлежат к VI веку. Приводя слова мои, г. Хомяков счёл нужным их несколько поправить, сообщить им другой смысл. Благодарю за услугу, но не могу ею воспользоваться. Корректор «От. Зап.» отнял у меня право оправдываться опечатками. Отношение Франков к империи начинаются с III столетия, следовательно, Римские писатели не могли не говорить о них. Но, повторяю, на внутренний быт племени они обратили мало внимания и бедны известиями о нём. Что доказывают эпитеты, собранные учёным обвинителем Франков: gens mendax, infidelis, perjura, к которым я мог бы прибавить ещё несколько им незамеченных? Где приведены доказательства отличительной безнравственности Франков до VI столетия? Было время, когда Французы иначе не называли Англию, как perfide Albion; однако, какой историк решится основать на этом выражении свои понятия о характере Английского народа? Чем же выше риторы IV и V века Французских журналистов времён Республики и Империи? Значительная часть оскорбительных для Франкского племени эпитетов взята г. Хомяковым из панегириков, читанных Галльскими риторами императорам. В панегириках императору Константину, чаще, чем в других, упоминается имя Франков. Посмотрим, при каких случаях. Пленные вожди Франков затравлены на Трирском амфитеатре в угоду языческой черни (306). Ритор приветствует императора, ещё не просвещённого истиною Христианства, оправдывает его дело и ругается над жертвами. «Ты не усомнился, – говорит он, – казнить их страшными муками. Ты не убоялся неистощимой ненависти, вечного гнева оскорблённого народа. Где теперь их дикая отвага, где коварное непостоянство? ... Их села выжжены, их пленные юноши, неспособные по коварству быть нашими воинами, по гордости рабами, выведены в цирк для принятия казни. Числом своим они утомили разъярённых зверей». Eumenii paneg. cap. 10 и 12. В другом панегирике, сказанном после новой победы над Франками, читаем почти то же: tantam captivorum multitudinem bestiis objicit, ut ingrati et perfidi non minus doloris ex ludibrio suo quam ex ipsa morte patiantur. |
| Чтобы помочь Ренате, Рупрехт отправляется к великому магу Агриппе Неттесгеймскому и ведет с ним длинные беседы о единстве природы и божественном плане мироздания. Вернувшись к Ренате, он снова загорается страстью к ней: она становится его возлюбленной, но требует, чтобы он убил Генриха. На дуэли Генрих ранит Рупрехта; Рената терзает его своей страстью, в которой сплетаются ненависть, жажда искупления и сознание греховности. Наконец несчастная девушка внезапно покидает своего ненавистного возлюбленного. Рупрехт встречается с доктором Фаустом и Мефистофелем. Развязка романа происходит в подземелье женского монастыря святого Ульфа. Рупрехт сопровождает архиепископа Трирского, которому поручено судить одну монахиню, одержимую злыми духами. В жертве инквизиции Рупрехт узнает Ренату; он пытается ее похитить, но она умирает с радостным сознанием, что ангел Мадиэль ее простил и что страданием она искупила свой грех. Рупрехт снова уезжает в Америку. В авантюрном романе действующим лицам полагается быть динамическими двигателями, а не психологическими субъектами. Герои Брюсова — превосходно сработанные автоматы, Действующие и разговаривающие в стиле XVI века. Но среди них есть одно исключение: в вымышленной «исторической обстановке» главная героиня Рената сохраняет живое человеческое лицо. Брюсов довольно точно передает свои наблюдения над болезненно раздвоенной и истерически-противоречивой натурой Нины Петровской. Но, пытаясь объяснить ее «загадочность», он упрощает и рационализирует ее. В его изображении мистическая основа ее натуры, связанная с обостренным чувством греха и жаждой искупления, ее стремление к святости и обреченность на «падения», ее воспаленное воображение и неутолимая потребность в любви превращены в патологические симптомы; на примере Ренаты иллюстрируется истерия средневековых ведьм; их мистический опыт истолковывается как психическая болезнь. Роман Брюсова полон «чертовщины»: тут и трактаты по демонологии, и полеты на шабаш, и опыты практической магии, и процессы ведьм, но все эти явления автор оценивает эстетически и ни в какую «таинственность» не верит. |
| Участвовать в Вашем альманахе „по понятным Вам причинам“ — не желаю. С совершенным почтением, Валерий Брюсов». В дневнике Брюсова 1908 год назван «годом неудач»: он отмечает провал переведенной им пьесы д " Аннунцио «Франческа да Римини», смерть актера Ленского, общее враждебное настроение к «декадентам» и «выпады печати». Брюсов несколько преувеличивает: «враждебные настроения» не колеблют установившейся его репутации «первого русского поэта», а «выпады печати» только увеличивают интерес к нему широкой публики. В 1908 году выходят два монументальных тома полного собрания его стихотворений под общим заглавием «Пути и перепутья». Появляется в печати «Франческа да Римини» д " Аннунцио, переведенная Брюсовым в сотрудничестве с В. Ивановым («Пантеон». СПб., 1908) и, наконец, издается отдельной книгой первая часть романа «Огненный Ангел», главы которого печатались в журнале «Весы». (В. Брюсов. «Огненный Ангел». Повесть XVI века в двух частях. Часть первая. «Скорпион». Москва, 1908.) Роман Брюсова был встречен критикой с холодным недоумением; критерий оценки отсутствовал: ни под один из существовавших в русской литературе жанров он не подходил. Для исторического романа он был слишком фантастическим, для психологического — слишком неправдоподобным. Никто не оценил попытку автора пересадить на русскую почву жанр западноевропейской авантюрной повести, традиция которой восходит к средневековой легенде о докторе Фаусте. Брюсов ставил себе формальную задачу— создать новый вид повествования, полный увлекательного действия, событий, приключений, драматических столкновений, таинственных явлений. «Огненный Ангел» — плод длительных занятий автора средневековыми «тайными науками». Содержание романа излагается в следующей стилизованной форме: «„Огненный Ангел“ или правдивая повесть, в которой рассказывается о дьяволе, не раз являвшемся в образе светлого духа одной девушке и соблазнившем ее на разные греховные поступки, о богопротивных занятиях магией, гоетейей и некромантией, о суде над оной девушкой под председательством его преподобия архиепископа Трирского, а также о встречах и беседах с рыцарем и трижды доктором Агриппою из Неттесгейма и доктором Фаустом, записанная очевидцем». |
| Особенно последние годы представляют очень неутешительные для протестантов данные. Прежде всего статистика говорит не в пользу их, как показывает следующая таблица: 1871 г. 1880 г. 1885 г. 1890 г. 1900 г. Протестанты % Католики % Таким образом, если с 1871 г. до 1890 г. замечалось постоянное ослабление католичества, то за последние 10 лет оно растёт быстрее своего противника: за это время протестантство увеличилось на 4,204,294 человека, или 13, 55%, а католичество на 2,653,011 ч., т. е. на целых 15,01%. – Правда, статистика смешанных браков и переходов из одного вероисповедания в другое даёт очень благоприятные для протестантов цифры: из детей от смешанных браков в общем становятся протестантами 56%, католиками 44%; перешло: в протестантство в католичество 1895 г. 3,895 чел. 588 чел. 1896 г. 4,367 чел. 664 чел. 1897 г. 4,469 чел. 705 чел. 1898 г. 5,176 чел. 699 чел. 1899 г. 5,651 чел. 668 чел. 1900 г. 6,104 чел. 669 чел. Следовательно, увеличение католичества объясняется исключительно переселением в Германию католиков из соседних стран (преимущественно из Русской Польши), т. е. явлением более или менее случайным. Но чем бы не объяснялось усиление противника, – протестантов это крайне тревожит, тем более, что в точности только-что приведённых цифр многие сильно сомневаются (думают, что католические власти в своих отчётах намеренно уменьшают число обращений в католичество). Ещё более смущает протестантов церковная политика —724— Пруссии за последние годы. Учреждение католического богословского факультета в Страсбурге, победа Трирского эпископа над Имперским канцлером в школьном споре, уступка католикам в вопросе об иезуитах и другие, более мелкие факты доказывают, что Пруссия на всех пунктах отступает перед грозным папизмом. Последняя поездка Императора Вильгельма II в Рим носила совершенно иной характер, чем первая: насколько тогда он был холоден и сдержан по отношению к папе, настолько теперь он любезен, заискивающе-ласков, даже – раболепен к нему; summus episcopus Прусской протестантской церкви рассыпался в любезностях перед главой католической церкви, который в своей Canisius – Enzyklika ругает реформацию и который ежегодно торжественно проклинает протестантов, как еретиков! Конечно, Император не добровольно унижался, так как он истинный протестант; очевидно, высшие политические соображения, заботы о своём народе принудили его к тому!.. |
| Самуилов, отстаивающей мнение о принадлежности всех фрагментов Иларии, и поэтому относящий происхождение книги Илария к самому концу его жизни, предлагает читать в цитованном месте вм. nosque agimus – egimus, и доказывает, что принятое чтение расходится с контекстом речи (Цит. соч. Приложения. 22–23 стр.). Но не говоря уже о том, что предлагаемая поправка является только произвольной догадкой комментатора, не оправдываемой манускриптами, отмененный г. Самуиловым затруднения в понимании некоторых выражений «введения», на наш взгляд, представляются мнимыми. «Введение, – замечает г. Самуилов, – возможно только при спокойном воспоминании уже минувшего автором, пережившим тяжелые минуты. Припоминаемое дело tempore antiquum, и jam diu memini и лишь proxime renovatum» (ib. 23 стр.). Но выражения Илария: tempore antiquum, proxime renovatum являются вполне уместными и при датировании книги Илария 359 годом, поскольку автор, намереваясь изложить весь ход арианской политики на западе трактует о процессе Афанасия на сардикийском соборе, бывшем уже более 15-ти лет назад, а главною целью своей книги полагает – выяснить закулисную сторону аримино-никской унии, когда «сложное деяние» армянской интриги явилось как бы renovatum, в смысла открытого уже натиска на представителей западной церкви. Предлагаемое г. Самуиловым толкование выражения: renovatum в смысле намека на арианскую деятельность Афанасия Миланского (ib.) нам представляется не совсем гармонирующим с цитированными выше словами Илария об его страданиях за имя Христово, выраженными притом в форме настоящего времени: nomini Dei… adhaereo etc., поскольку в эпоху своей борьбы с Авксентием Иларий уже пользовался полной свободой. Небезынтересно, что ссылку Павлина Трирского Иларий называет фактом бывшим proxime, – в очень недавнее время (см. примеч. на стр. 367). Равным образом, не имеет безусловно доказательной силы и третье замечание Илария, приводимое г. Самуиловым в обоснование мысли о происхождении книги Илария позднее 359 г. Иларий пишет: enimvero versari in sermone hominum jum diu memini, quosdam sacerdotes Dei idcirco exsulare, quod in Athanasium sententiam non ferunt (M. 10, 630), т.е. Иларий лишь отмечает, что людская молва издавна привыкла видеть причину изгнания (западных) епископов только в том, что они м.б. с излишней настойчивостью защищали личность Афанасия, а не видела внутренней идейно-догматической подкладки пресловутого Афанасиева процесса. И в дальнейших строках Иларий с грустью пишет: et hic error prope omnium mentes occupavit, ut sub nomine ejus non satis uni cuique eorum dignam causam suscepti exsilii arbifcrentur. Ясно, что в приведенных словах Илария нет ничего, противоречащего принятому вами взгляду на время, повод и цель написания его «исторического труда». |
|
|
