| За непреклонную стойкость и обличение своих мучителей на одном из следствий его замучили до смерти. А затем, изрубив на куски, бросили в канализацию на Лубянке. 23 июля 1928 года Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ СССР владыка Аркадий был обвинен по статье 58–10 УК РСФСР в «обращении с посланием контрреволюционного содержания к верующим Полтавы». Приговор: 5 лет заключения в лагере. 27 июля он был отправлен с партией заключенных в Соловецкий концлагерь. Везли их в товарных вагонах. Погода стояла жаркая, вагоны набили таким количеством людей, что сидеть было негде, и ехали стоя. Не хватало воздуха; некоторые не выдерживали и умирали в пути. На остановках конвой открывал двери и вытаскивал из вагонов трупы. 12 августа преосвященный Аркадий прибыл на Соловки и был определен в 11-ю роту на самую тяжелую работу. В лагере его помещали то в барак с уголовниками, то в роту к заключенному духовенству. Владыка на всех оказывал благотворное влияние, раздавал все, что ему присылали духовные дети. Старался, чтобы и духовенство помогало друг другу. По мере возможности он совершал Богослужения, иногда с оставшимися на воле соловецкими монахами, которые не пожелали оставить обитель. Тюремщики писали о нем: «...группировал вокруг себя служителей культа, ведя среди них агитацию против обновленческого направления... Среди служителей культа имеет большое влияние...» Говорил, что «нужно благодарить Бога, что Он у нас не отнял еще возможность совершать моление здесь, как ранее в катакомбах». Начальству все это не нравилось, и оно часто переводило заключенного владыку Аркадия с места на место и искало повода, чтобы примерно наказать его. Благочестие и высокий авторитет среди заключенных и вольных монахов епископа-подвижника все более и более раздражали лагерное начальство, с наибольшей ненавистью и непримиримостью относившееся к православным, и оно стало искать повод, чтобы арестовать Владыку. В Соловках против Владыки завели новое дело, обвинив его в совершении тайных Богослужений и помощи духовенству. |
| В это время о. Аркадий активно боролся с автокефальным расколом. Активная миссионерская деятельность о. Аркадия против самосвятства принесла обильные плоды. Так, в одном из документов об этом читаем: « В Житомире и окрестностях его пропагандистская деятельность самосвятов притихла и ослабела, и не находит последователей среди населения, так как оно ознакомлено беседами пастырей православных с сущностью самосвятства» 208 . Своему сокурснику по семинарии иерею Иосифу Вацатко о. Аркадий подарил 30 января 1922 года свою фотографию со следующей дарственной надписью: «Дорогому и незабвенному другу, соработнику на ниве Христовой, отцу Иосифу Вацатко на вечную, молитвенную память. Не забывай в своих молитвах любящего тебя протоиерея Аркадия» 209 . 14. Изъятие церковных ценностей. Первый арест протоиерея Аркадия ...И вот пришло время духовного очищения. Как золото очищается огнём, так и душа человеческая врачуется скорбями. Настали непростые времена для Церкви Христовой! Казалось, будто все силы адовы брошены на борьбу с ней. Одним из проявлений политики большевиков было изъятие церковных ценностей якобы в пользу голодающих Поволжья. Для укрепления власти и идеологического обоснования репрессий, в том числе против Церкви, коммунисты искусственно вызвали голод русского народа. Летом 1921 года организованный голод поразил Поволжье. «Жилища обезлюдели и селения обратились в кладбища непогребенных мертвецов. Ужасы неисчислимы», – писал Святейший Патриарх Тихон в 1921 году в своём первом воззвании «О помощи голодающим» сразу же, как только стало известно о разразившемся бедствии голода, призывая «на подвиг братской самоотверженной любви» 210 . Хлеб в стране был. И вождь большевиков Ленин прекрасно знал об этом и открыто писал, что хлеб в стране есть. Вопрос был не продовольственный, а политический. В эти дни он писал: «Нам надо не только сломить какое бы то ни было сопротивление, нам надо заставить работать. Мы имеем средства для этого. Эти средства – хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность. |
| Отец Аркадий был арестован в то время, когда он выходил из храма после окончания божественной литургии. Его и сотрудников ГПУ окружила толпа верующих, которые сделали попытку отстоять пастыря. После этого часть людей была арестована и заключена вместе с ним в Житомирскую тюрьму. Весть об аресте любимого пастыря облетела город, и в тюрьму стали приносить передачи в таком количестве, что их хватало и заключенным, и надзирателям. Через два дня всем арестованным за защиту священника было предложено освобождение под условием, что они подпишут бумагу, в которой о. Аркадий обвинялся в сопротивлении органам советской власти и возбуждении против нее народа. Арестованные отказались, написав, что пошли за о. Аркадием по собственной воле, но всё же были освобождены. Вскоре состоялся открытый судебный процесс над священником. Отец Аркадий обвинялся в чтении послания Патриарха Тихона, что суд истолковал как деяние контрреволюционное. На суд было вызвано множество свидетелей. Все они говорили об о. Аркадии как об удивительном пастыре, прекрасном человеке, бессребренике, священнике, который всю свою жизнь посвятил служению Богу и людям. Приводилось множество примеров, характеризующих его доброту и исключительную самоотверженность. Однако прокурор, подводя итог свидетельским показаниям, сказал, что данные характеристики, служат не к оправданию священника Аркадия Остальского, а только утяжеляют характер его преступления, показывая в нем человека идейного, убежденного, между тем как проповедуемые священником религиозные идеи противоречат установкам и идеям советской власти; такие люди, как священник Аркадий Остальский, не только не нужны советскому государству, но и крайне вредны для него. Суд приговорил о. Аркадия к расстрелу. Рассказывают, что во время чтения обвинительного заключения и приговора о. Аркадий заснул, и конвоиры вынуждены были его разбудить, чтобы сообщить, что он приговорен к смерти. – Ну что ж, – сказал священник, – благодарю Бога за все. Для меня смерть – приобретение. |
| …Обычный приходской батюшка, каких в России тысячи. Пример – в удостоверение того, что святость новомучеников XX века выросла из повседневности, из «рутины»: обязанности, определенные службой, бедность, часто вместо благодарности – насмешки и презрение, и как будто «ничего выдающегося». Отец Аркадий был просто одним из таких, вот, честно исполнявших свой долг пастырей. Родился он в бедной семье и пошел по стезям отца, приняв священство как наследство. После окончания Волынской семинарии и Киевской Духовной Академии служил по послушанию – в годы Первой мировой – полковым священником, потом – на приходе, занимаясь одновременно и миссионерской работой. Выделял его только, пожалуй, дар слова. Его проповеди приходили послушать специально. Говорил он кратко, емко, но сказанное доходило до сердец потому, что и исходило от сердца. За проникновенные проповеди прихожане и сами священники между собой называли его «Златоустом». В остальном он был, как все, и лишь после революции, когда начался голод, а нищета превзошла все границы, раскрылось то, что между словом и поступком для «Златоуста» нет расхождения: если он призывал жить свято, то готов был и сам исполнить заповеди. Подаренная ему духовными чадами шуба, в виду отсутствия у него теплой одежды, вскоре оказывалась в распоряжении вдовы с двумя сиротами на руках, свои сапоги он мог благословить нищему, взяв взамен худые лапти, а чтобы не смущать никого отсутствием брюк, ушедших в том же направлении, просто зашить полы подрясника. И это внутреннее восхождение подготовило его к свидетельству веры. Освободившись из заключения, отец Аркадий направился в Дивеево и Саров, и там принял монашеский постриг. По-существу, это означало следующее: нет больше ничего, что могло бы удержать, если придется снова пострадать за Христа. Передают, что в ту поездку в Дивеево он встретился с блаженной Марией Ивановной, сказавшей ему примерно следующее: «Епископом будешь, но из тюрьмы не bыйдeшь»i. Понесенные Церковью потери и необходимость срочно «закрывать» пустующие архиерейские кафедры, обеспечивали в те годы и более молодым священникам быстрое продвижение. В 1926 г. отца Аркадия возвели в сан архимандрита, а через несколько месяцев в Москве состоялась его епископская хиротония. Митрополит Сергий (Страгородский) назначил его викарием Полтавской епархии. Но служить в Лубне так и не пришлось: въезд для него был закрыт, и единственная его тайная пасхальная служба осталась знаком архипастырского благословения «верным». «Скитаясь по пещерам и ущелиям земли» |
| 18 мая Епископ Аркадий был в последний раз вызван на допрос. Опять он повторил ранее данные им показания: «С группой священников в п. Савватьево я никакой связи, кроме случайных встреч, не имел. Также советов им никаких не давал, и давать не мог, т.к. я своими воззрениями им чужд, как украинец. Бессонова я знаю, Феопентова, Дмитриева и Ильина я тоже знаю, т.к. одно время с ними стоял сторожами, других я не знаю. На службе у вольных монахов, которая у них была в своём помещении, я бывал как случайный посетитель, в службе я сам участвовал всего один раз, проповедей я там никаких не читал, речи о создании кассы взаимопомощи я не говорил и говорить не мог, т.к. сам у них пользовался продуктами. Виновным себя признаю только в посещении службы вольных монахов, но я даже не знаю, существует ли на это запрет. Больше показать я ничего не могу, всё записано верно и мне прочитано» 560 . После замечаний следователя, с его разрешения владыка Аркадий дописал собственноручно: «К вышеизложенному считаю необходимым добавить нижеследующее. В посещении вольных монахов я не считаю себя виновным. В 1928 году, когда я прибыл в п. Кремль, мы, заключённое духовенство, не только имели полное общение с вольными монахами в храме, но и невозбранно ходили к ним на квартиры и даже дневалили в их квартире. Сам я в продолжение некоторого времени дневалил в их помещении. Большую часть 1929 и 30-го годов я провёл на о. Анзере и, когда после длинного перерыва пришёл в п. Кремль, то узнал, что пять монахов живут в часовне, и подле них нет даже дневального; отсюда я понял, что и вход к ним не возбранён, тем более, что никто и никогда не объявлял мне запрет на встречу с вольными монахами. К тому же мне было известно, что все они работают вместе с заключёнными, и потому находятся в непрерывном с ними общении. Что же касается духовенства, живущего в п. Савватьево, то наши с ним отношения были таковы: знаком я только с тремя-четырьмя священниками, фамилии которых я уже упоминал, других же я не знаю даже в лицо. Со священниками я держался весьма осторожно, не знакомился с ними, ибо слыхал, что большинство их – антисергиевцы (т.е. не признающие Митрополита Сергия, которому я подчиняюсь) и автокефалисты-украинцы, порвавшие с нами духовное общение в 1919 году. С теми же священниками, с которыми я был знаком, отношения наши были весьма поверхностны, ибо многое нас разделяло, а именно: а) они – великороссы, я – украинец; нравы, обычаи, условия жизни, а отсюда и взгляды на жизнь у нас разные; в) они – семейные, а я бессемейный; г) они – священники, и смотрели на меня как на представителя того епископата, который некогда их утеснял, и иногда это давали мне чувствовать. Это мне делало неприятность, я не только отходил от них, но при первой же возможности занял место вещкаптёра на уч. Овсянка, чтобы не быть с духовенством вместе. |
| 8) Обучение должно быть всеобщее и бесплатное на средства государства. 9) Земля – хлебопашцам. Посему партия стоит за передачу трудящемуся люду государственных, удельных помещичьих, монастырских и церковных земель. Примечание: Окончательное решение этого вопроса партия передаёт Учредительному Собранию. 10) Признавая равноправие всех, партия считает необходимым проведение в жизнь: неприкосновенности личности и жилища, а также свобод: совести, слова, печати, собраний, союзов, стачек, петиций, обучения, передвижений и промыслов» 160 . Выслушав доклад о. Аркадия, члены епархиального съезда духовенства и мирян постановили: «Горячо благодарить докладчика за прекрасный и прочувствованный доклад, но, соглашаясь с большинством положений программы Христианско-демократической партии, изложенной докладчиком, съезд не имеет возможности принять её целиком без спокойного рассмотрения её вне обстановки общего собрания, которому предстоит ещё много работы. Посему съезд нашёл более удобным ознакомить духовенство с программой через напечатание её в епархиальном органе, с пожеланием, чтобы духовенство, ознакомившись с программой, приняло меры к организации в эту партию» 161 . Видя постоянное ухудшение политической ситуации в стране, о. Аркадий вскоре понял, что принятием программы партии ничего изменить в данной ситуации никак не удастся, и отказался от этой идеи. 15 августа 1917 года иерей Аркадий переехал в Житомир 162 . О жизни на Волыни в то время владыка Евлогий (Георгиевский) вспоминал: «Общее положение в епархии становилось всё хуже и хуже. В деревнях грабежи и разбой, в уездах погромы помещичьих усадеб и убийства помещиков. Куда девалось «христолюбивое воинство» – кроткие, готовые на самопожертвование солдаты? Такую внезапную перемену понять трудно: не то это было влияние массового гипноза, не то душами овладели тёмные силы... Мы все теперь жили в панике. В Житомире ещё было сравнительно тихо, но и у нас – увидишь солдата, думаешь, как бы пройти незамеченным, чтобы не нарваться на оскорбление» 163 . |
| Правозаступник Полынев произнёс речь, в которой он просил отнестись к обвиняемому снисходительно, ввиду того, что изъятие по губернии произошло благополучно. После сего председатель предоставил слово правозаступнику Курыло. Правозаступник Курыло также в своей речи просил отнестись снисходительно к его подзащитному. После сего председательствующий объявил прение сторон законченным, и трибунал удалился в совещательную комнату для составления приговора. По выходе из совещательной комнаты, председатель публично в присутствии сторон объявил приговор трибунала в окончательной форме и разъяснил срок и порядок его обжалования. Заседание по сему делу закрыто в 5 часов 55 минут утра» 311 . Член Свято-Николаевского братства Евгения Юлиановна Гинце, супруга допрашивавшегося на суде врача Виктора Викторовича Гинце, так вспоминала об открытом суде над протоиереем Аркадием: «Спустя некоторое время объявляется над о. Аркадием открытый суд. К суду было вызвано очень много свидетелей. Все они говорили одно и тоже, отзываясь об о. Аркадии, как о прекрасном человеке, бессребренике, священнике, всю свою жизнь отдавшему только на служение Богу и людям. Приводилось много примеров его доброты и исключительной самоотверженности. Казалось, что после всех этих свидетельских показаний, личность о. Аркадия всесторонне освещена, и улик никаких нет. Но прокурор, молодой, весьма гордый и самоуверенный, с циничной откровенностью заявил, что вся характеристика, данная свидетелями об о. Аркадии, является не оправданием, а усугублением предъявленного обвинения, ибо идеи, так горячо проповедуемые и проводимые им в жизнь, противоречат идеям советской власти, и что подобные лица не только не нужны советскому государству, но и крайне вредны. Самым возмутительным обвинением, которое прокурор предъявил о. Аркадию – это возбуждение толпы против советской власти, в то время, когда о. Аркадий в своих проповедях никогда не затрагивал политических вопросов. Но суд советский был беспощаден. Приговор – смертная казнь, но таковая заменяется десятью годами тюремного заключения на севере (тут неточность, на самом деле – пятью годами житомирского допра – сост. ). Приговорённый о. Аркадий был отведён под сильным конвоем в тюрьму, но народ его сопровождал всю дорогу. Больно и горько было на душе. Лишь одно радовало, что вся эта огромная толпа верила в Правду Божию» 312 . |
| Противостояние продолжалось. На аресты епископов у украинских «тихоновцев» был уже испытанный ответ – новые посвящения. В показаниях 1931 г. Косткевич, описывая ситуацию осени 1926 г., сообщал: «Прежде всего, в связи с рядом арестов и ссылок руководящего епископата возникла нужда пополнить ряды руководства надежными с точки зрения организации и способными проводить ее политику лицами. С этой целью на протяжении осени и был проведен выбор таких лиц по указанию Харьковского центра: это были Остальский, Проценко, Козуля, Жевахов и Ващинский. Акты избрания их, неизменно в каждом случае составляемые в Харькове, подписываемые членами центра, затем оформлялись путем собрания подписей епископов других городов Украины, а затем утверждались м[итрополитом] Сергием в Нижнем. Все это совершалось тем же Пискановским – курьером Всеукраинского центра, ездившим по городам Украины и в Нижний. Как сами избрания, так и последующие оформления их и посвящения кандидатов в Нижнем совершались строго конспиративно. Это, а также и то, что кандидатов выдвигал центр организации, свидетельствует о том, что это были акты, имевшие серьезную политическую подкладку и что их, стало быть, нельзя рассматривать иначе как систему вербовки кадров организацией» 995 . Можно оставить на совести следствия слова про «политическую подкладку» и «систему вербовки», но историческим фактом является то, что за все годы своего заместительства и местоблюстительства больше всего епископских хиротоний митрополит Сергий совершил именно в 1926-м в условиях нелегальности. Значительную часть среди посвященных тогда составляли архиереи для Украины – названные Косткевичем епископы Аркадий (Остальский) , Стефан (Проценко), Варлаам (Козуля), Иоасаф (Жевахов) и Феодосий (Ващинский). Конспиративными архиерейскими хиротониями, однако, мероприятия по защите Церкви не ограничивались, и той же осенью 1926 г. в окружении митрополита Сергия возник куда более масштабный замысел, но об этом чуть позже. События первой половины 1926 г. выявили поддержку митрополита Сергия со стороны широких церковных кругов, которая, в свою очередь, в значительной степени определялась продемонстрированной Заместителем Местоблюстителя способностью достаточно эффективно оберегать внутреннюю свободу Церкви от богоборческой власти. |
| До передачи послания Остальскому он был вызван в комиссию помощи голодающим на совещание, где постановили выделить из среды духовенства в комиссию по изъятию церковных ценностей двух представителей. В день передачи Остальскому послания состоялось собрание духовенства, на коем должен был обсуждаться вопрос о выделении двух священников в качестве представителей в комиссию по изъятию ценностей. Но собрание постановило представителей не посылать и вместе не препятствовать изъятию ценностей из церквей. Об этом был составлен акт священником Бычковским, которое все присутствовавшие подписали. Но где этот акт хранится, он не помнит. Так как послание не было получено через Киевский Синод или же обычным путём, то при передаче последнего священнику Красицкому предостерегал, чтобы он был осторожен в отношении огласки последнего» 302 . В материалах газетной публикации есть интересные подробности показаний владыки Аверкия: «Первым допрашивается Аверкий Петрович Кедров (Епископ Аверкий). Из показаний выясняется, что собрание духовенства у Епископа, о котором упоминает Остальский, имело целью выбор двух делегатов на помощь Волгубкомпомголу, согласно требованию последнего. Но духовенство не сочло себя вправе распоряжаться ценностями, так как они подлежат ведению всей общины, и делегатов не выбрали. С большим трудом обвинителю удаётся получить от свидетеля ответ, что об этом собрании духовенства составлен надлежащий акт, написанный священником Бычковским. Затем из показаний Епископа Аверкия выясняется, что он не был уверен в подлинности присланного ему послания Патриарха. Оно было вложено в простой конверт, при нём не было никаких скреп или препроводительных бумаг. Адресовано оно было прямо на имя Епископа; и он не поинтересовался даже узнать по штемпелю, откуда пакет прибыл. Не будучи уверен в подлинности послания, Епископ Аверкий, однако, очень заинтересовался приводимой в нём точкой зрения на разграничение священных предметов от неосвящённых. Обвинитель указывает, что не только странно проявлять к этому вопросу интерес с чисто академической точки зрения, в момент, когда необходима срочная помощь голодающим. |
| Получив от о. Юлиана послание Святейшего Патриарха Тихона, как свидетельствовала позже член Свято-Николаевского братства Наталья Михайловна Хомякова, « после богослужения в маленькой церкви священник Остальский обратился к находящимся возле комнаты церкви братчицам: «Кто может чётким почерком переписать мне бумагу?» Я вызвалась и сказала, что могу переписать. И желая переписать её тут же в церкви, развернула и начала разбирать, но было столько неразборчивых слов, что я просила стоящих возле меня помочь мне разобрать. Чернила я в церкви не нашла и пошла её переписать в ближайшую квартиру одной из братчиц. Оттуда я пошла на урок, и в тот же вечер передала её священнику Остальскому» 231 . В это время в Волынское губЧека пришла из Харькова следующая телеграмма: «Компания изъятия церковных ценностей помощи голодающим идёт крайне слабо. Имеются сведения неуспеха агитации даже среди некоторых слоёв рабочих. Местная пресса мало уделяет места вопросу. ЦК КПУ вторично категорически предлагает усилить агитацию за сдачу церкценностей голодающим, вызвав широкое массовое движение [в] пользу добровольной сдачи драгоценностей из церквей. Минимальное задание предыдущего циркуляра, чтобы не осталось ни одной крупной фабрики или завода, ни одной красноармейской части, ни одного комнезама, не принявших положительной резолюции. Должно быть выполнено в ближайшие недели под ответственность губкомом. Все резолюции печатать в местной прессе и посылать в центральные газеты» 232 . В информационной сводке по г. Житомиру от 27 апреля сообщалось: «Электростанция: По данным горинформации рабочие станции отнеслись совершенно безучастно к изъятию церковных ценностей. На следующий день после заседания горсовета, где был поставлен вопрос об изъятии ценностей, рабочие, не веря в то, что ценности действительно спасут голодающих, вели разговоры в этом направлении. Политком находится не на своём месте. Он не ведёт никакой политработы среди рабочих и не поднимает классового сознания их» 233 . 29 апреля комиссия по изъятию церковных ценностей в г. Житомире начала изымать драгоценности в православных храмах. В этот день ценности изъяли из кафедрального Преображенского собора 234 . Узнав об этом, братчики стали просить о. Аркадия высказать церковную точку зрения на изъятие ценностей. |
|
|
