| А в настоящем своем виде, он выглядит для античного человека, как набор противоречащих себе высказываний, идей. И в частности он говорит, что ваши басни вызвали к жизни чудовищный обман. Я слышал некоторых из ваших толкователей, они построены на непоследовательности и не выдерживают никакой критики. Если вы говорите, что вы не почитаете языческих богов, потому что это какие-то смертные люди, которые умерли и которых обожествили – это евгемерическая критика, которую само язычество выработало, но тем не менее, христиане ее подхватили. И вот Кельс говорит: ну почему же тогда вы сами почитаете мертвого человека? Почему, когда вы рассказываете, что Иисус воскрес и так далее, у вас ни одного свидетеля нет? Когда говорится про каких-то Аполлония Тианского, или кого-то были люди, которые видели, как он куда-то взлетал. И то, что христиане рассказывают про вознесение – это его не волнует. То есть он пытается от лица сначала еврея, а потом и античного, уже от своего лица критиковать саму идею христианского бога, который не всемогущ, потому что он своего сына не защитил, потому что смерть для античного человека – это зло, абсолютное зло. Поэтому то, что бог претерпевает смерть для него… но с другой стороны можно было обратить к нему вопрос – а как же Дионис, который претерпевает смерть, а как же Исида и Осирис? Там все сложно было, но тем не менее, он говорил, что зачем бог сотворяет таких людей, которые не служат его же заповеди, сказал: «Не ешьте от древа добра и зла», – а они съели, зачем тогда сотворять таких людей? Что же он не всемогущ, не может сотворить таких, которые послушаются. Ну и говорит, что христианский бог зачем-то заставляет людей воскресать в плоти. Задача человека, с точки зрения античного мыслителя – избавиться от оков плоти и смерть – это радостное освобождение души от всей этой телесной гадости. А христианский бог заставляет в конце времен еще человека обратно с этой гадостью соединяться. Что же это за бог такой, который устраивает такую подлянку, можно сказать, человеку? Это критика бога. |
| Претензии на обожествление. Как сообщает Светоний, после смерти Юлия Цезаря, «[...] когда [...] хвостатая звезда сияла в небе семь ночей подряд, появляясь около одиннадцатого часа, то все поверили, что это душа Цезаря, вознесённая на небо. Вот почему изображается он со звездою над головой» (Светоний, «Жизнь двенадцати цезарей»/Перев. М. Гаспарова. – М.: 1990. 1.88). А во время кремации Августа, по словам Светония, видели, «как образ сожжённого воспарил к небесам» (ibid., 2.100). Это тоже было сочтено признаком вознесения его духа на небеса и апофеоза. Антиной, любимый раб императора Адриана, после своей смерти тоже считался обожествлённым. Адриан верил, что душа умершего превратилась в звезду, поэтому он заложил на этом месте город и воздвиг несколько статуй в честь Антиноя. Надпись на одной такой статуе возвещала, что Антиной был прославлен на небесах и на самом деле являлся богом Осирисом (Cartlidge, 198). Аполлоний, неопифагореец первого столетия, тоже имел репутацию человека, вознесённого на небеса после демонстрации им способности творить чудеса. Позднее упоминали, что он явился некоему юноше во сне. Об Александре Македонском говорили, что он рождён девой, совершил удивительные деяния и воспринял божественные почести (Boyd, 49). Он тоже входит в категорию легендарных богочеловеков. Претензии на воскресение. Кроме случая Аполлония Тианского, существуют и другие внехристианские претензии на воскресение из мёртвых. Роберт Прайс (Price) осуществил развёрнутое сравнительно-религиозное исследование таких посмертных феноменов, упоминаемых в других религиях, которые соперничают с христианским повествованием о воскресении Христа. Эти сюжеты также используются для того, чтобы опорочить тезис об уникальности христианства (см. плюрализм религиозный; Христос: уникальность). Оценка. Гипотезы о богочеловеках в своё время развенчивали такие разные богословы, как Оскар Кульман, «Христология Нового Завета» (Cullmann, The Christology of the New Testament); Реджинальд Фуллер, «Основы новозаветной христологии» (Fuller, The Foundation of New Testament Christology); Гэри Хабермас, «Заявления о воскресении в нехристианских религиях» (Habermas, «Resurrection Claims in Non-Christian Religions», в Religious Studies 25 и Рональд Нэш, «Христианство и эллинистический мир» (Nash, Christianity and the Hellenistic World). |
| В своем «житии» учившего при Нероне Аполлония Тианского9 Филострат изображает его как среднее между Богом и людьми существо. Понемногу начинают просачиваться идеи Филона. Однако в том, что происходило на периферии христианства, главную роль играли собственно асийские религиозные течения, частью связанные с дуалистической религией Зороастра (маздеизмом) " °. Со всей остротой ощущали, что мир — непреодолимое несовершенство, необоримое зло, гнетущая необходимость, которой управляет непреклонное движение небесных светил. Но тем болезненнее переживали потребность в «освобождении» и в единстве с Непостижимым Богом. Как Он ни далек, как Он ни неведом (θες γνωστος), чувствовали, что Он близок человеку, все пронизывает и наполняет, хотя и не Он, конечно, сотворил этот злой мир. Пантеизм ли это или дуализм?— И то и другое — их противоречивое, но неразрывное сплетение, а вернее — смутное чаяние христианской Истины. Неразрешимую для человеческого сознания проблему, казалось, можно было разрешить только путем самых сложных построений — всегда простая Истина приходит последней. И религиозная мысль кружилась в хаосе богородословий (теогонии) и учений о происхождении мира (космогонии), искала успокоения в растворяющем все противоречия и таинственно волнующем мраке бесчисленных эонов. Все смешивалось: «иудейские басни» и вавилонские мифы, пифагорейские числа и философские открытия эллинов, иудейство и христианство. Везде жадно искали ответов на извечные вопросы: «Откуда зло и почему? Откуда человек и как?.. Откуда Бог?» 2. Уже среди элькесаитов (стр. 19) говорили о том, что наряду с вечным, воплотившимся последний раз в Иисусе пророком и владыкой будущего мира Христом у Бога есть и другой слуга — князь мира сего, дьявол. Учивший в Малой Азии ок. 115 г. и, может быть, освоившийся с эллинистической теософией в Египте Керинф пытается привести в систему выводы гносиса, или «мистического ведения».— Из Высшего Существа произошли Единородный и Логос. Неизмеримо ниже их творец мира (демиург), или еврейский Бог. |
| Мы увидим далее, что г. Э. Ренан считает ни во что эти правила, не только принятые в науке, но и требуемые простым здравым смыслом. Мы имеем полное основание думать, что он понимает историю и философию истории иначе, нежели как ее понимают гг. Шлегель и Гизо и все изучавшие эти науки глубоко и без предвзятой мысли; что для него история рациональная есть не что иное, как история рационалистическая. И точно, вслед за словами, которые мы выписали выше, он тотчас же прибавляет следующие: что «Евангелия суть отчасти те же легенды, это очевидно из того, что они полны чудес и сверхъестественного» (стр. 15). Это из того что поистине неподражаемо. Значит: из того, что факты евангельские отличаются характером сверхъестественности, следует, по г-ну Ренан, что они баснословны и что история не должна обращать на них внимания. Прежде, чем рубить так сплеча по вопросу о сверхъестественности, автору следовало бы, кажется, доказать, что сверхъестественное не может существовать; что Бог не существует, или что он не может иметь прямого действия на мир. Но он не удостаивает снисходить до таких мелочных вопросов. Он самовластно решает, что сверхъестественное невозможно и что чуть только факт оказывается чудесным – его надо считать басней или легендой. Однако, г. Э. Ренан провозглашает, что «он не считает чудес невозможными» (стр. 51). А если они возможны, так зачем же отвергать заранее факт потому только, что он чудесен? Автор очевидно противоречит самому себе. Как может он допускать возможность чуда и в то же время говорить: «такой-то факт должен быть причислен к басням, потому что он чудесен?» Мы разберем впоследствии теорию г-на Ренан о евангельских чудесах; но должны были теперь же сопоставить два положения, доказывающие до очевидности, что автор не руководился здравою логикой. «Но, присовокупляет г. Э. Ренан, «легенда легенде рознь. Никто не сомневается в главных чертах жизни Франсуа д’Ассиз, хотя сверхъестественное встречается в ней на каждом шагу. Никто, напротив, ни на волос не верит жизни Аполлония Тианского, потому что она была написана чрез долгое время после его смерти и в условиях чистого романа» (стр. 15). Примем к сведению эти уступки. Вот уже два вывода, добытые из самых положений г-на Э. Ренан: первый, что история, вопреки её сверхъестественному характеру, истинна, если она написана в условиях истории, то есть людьми вполне сведущими; второй, что, так как сверхъестественное возможно, то, если чудесные факты засвидетельствованы людьми вполне сведущими, их характер сверхъестественности не может давать повода относить их к области легенд. Следовательно, «в какую эпоху, чьими руками, в каких условиях писаны были Евангелия? Вот главнейший вопрос, от которого зависит, какое мнение мы должны себе составит о степени их достоверности» (стр. 15). |
| Еще более поступились ученые язычники своим самолюбием, когда, в целях оградить язычество от справедливых нареканий на него христиан и приравнять его к христианству, они произвели в язычестве реформацию, известную под именем неоплатонизма. В форме учения о Едином начале всего сущего, об Уме, сознающей силе Единого, о Душе мира, творящей силе Ума в него вошли многие пункты христианской доктрины – о Высочайшем Боге, от Которого рождается Сын и исходит Дух Святой, об ангелах, о душе и теле человека и т.д. Кроме того, неоплатонист Филострат написал биографию Аполлония Тианского с уподоблением его Иисусу Христу, а Порфирий и Ямвлих с тою же тенденциею составили биографию Пифагора. Это были, таким образом, первые признаки торжества христианства над язычеством, подготовленные появлением апологетики, поставившей христианство в новые условия сравнительно с прежними. Менее уловимое, но все же не подлежащее сомнению значение апологетики для язычества можно видеть и в другом отношении. Язычникам, знакомым с апологиями, эти последние давали возможность узнать христианство не в том искаженном виде, каким его рисовала молва, а в его настоящем свете, как содержащее богооткровенное учение и отличающееся высоконравственною жизнью своих последователей. Это должно было рассеивать то предубеждение, какое питали язычники к христианству, будучи недостаточно ознакомлены с ним, и в конечном результате подготовлять путь к переходу в христианство. Конечно, быстрого и решительного переворота во мнении языческого общества апологии не произвели, потому что общественное мнение, сложившееся веками, не сразу уступает новым идеям. Оно долго борется с ними, но в то же время, если эти идеи истинны, они мало-помалу побеждают предубеждение и делаются достоянием общества. Так было и в борьбе христианства с язычеством. Первоначально зная христиан только по слухам, язычество запятнало их разными пороками и преступлениями, но при ближайшем знакомстве с ними должно было убедиться в неосновательности такой характеристики христиан. В конце третьего века обвинения христиан в безнравственности уже прекратились. Настолько, значит, изменился взгляд язычников на христианство. При всех других условиях на эту перемену могла оказать влияние и апологетическая литература, самым настойчивым образом свидетельствовавшая о безупречности христианского учения и жизни. |
| В своих книгах Дмитрий Мережковский также безо всякой симпатии отзывался о теософии – «Теософы, розовой водой кровь Господню разбавляющие» . Говоря же о религиозной всеядности императора Александра Севера, сочетавшего почитание Христа с поклонением языческим божествам, Мережковский добавляет: «Так, в лице слезливого кесаря, воссела на престол мира сама гостеприимная хозяйка пиршества с несолеными яствами, полубогиня, полумошенница, Теософия. И это, может быть, ужаснее всех Элагабаловых ужасов… Так же и сейчас, как тогда, люди всеядны и голодны; верят во всех богов, и ни в одного; в наших молельнях, как в древних – Авраам, Орфей, Аполлоний Тианский, Будда и Христос. Так же хочет воцариться над миром полубогиня, полумошенница, Теософия» . Густав Шпет видит, что начали распространяться «Настроения в вульгарном понимании «мистические», а точнее говоря, теософские и эзотерические, услаждающиеся аллегорическими побасенками и многозначительным недоговариванием о восхождениях морального совершенствования, таинствах посвящения, магическом постижении непостижимого и т.п. Все это осеняется ореолом таинственности и посвятительного «испытания». Философская ценность таких теософических конструкций с их аллегорикой, кабалистикой и символикой та же, что научная ценность эликсиров жизни, perpetuum mobile и т.п… Как далека философия от глупости, так далека она от тех теософических и quasi-мucmuчeckux настроений, которые распространяются в России в конце XVIII и в первой половине XIX века среди масонствующих и немасонствующих представителей полуообразованного дворянства того времени” . «Теософ – вояжер по всем религиям, наукам и «ведениям». Он катается во всяком экипаже – религиозном, мистическом, естественнонаучном, философском, магическом, оккультном, телепатическом. Существенной связи у него с ними так же мало, как у любого седока с нанятым им экипажем. Теософию можно было бы сравнить с тряпкою, которая всасывает в себя и воду, и вино, и грязь. Нужно иметь особый склад ума, чтобы вследствие этого тряпку считать источником чистой воды или вина, - что бы она ни всосала, она отдаст только грязь. Теософ-мистик, в идее, то же, что кинжал из пробки, - обман возможен, только пока пробка – в ножнах из настоящего стального клинка» . «Теософический кисель» . «В ее добронравии философия задохнулась» . |
| «Книга сокровищ» (ок. 817?) представляет собой богословско-философскую энциклопедию в 6 частях: 1-я ч. (33 главы) посвящена простым и сложным элементам (по Аристотелю), сотворению Богом мира путем их различных сочетаний, свойствам человеческого тела и животных; во 2-й ч. (23 главы) И. Э. подробно останавливается на связи свойств тел людей и животных с соотношением элементов в них; в 3-й ч. (20 глав) рассматриваются органы чувств и объекты их восприятия; 4-я ч. (18 глав) посвящена преимущественно вопросам геологии; 5-я ч. (26 глав) - явлениям природы и астрономии (в антиастрологическом ключе); 6-я ч. (11 глав) - ангелам, концу света, воскресению мертвых, существованию ада и рая. При описании всех уровней мироздания у И. Э. доминирует принцип троичности, что, вероятно, отражает имплицитную антимусульм. направленность сочинения. Помимо античной (Аристотель, Гиппократ, Гален) в труде И. Э. нашли отражения персид. и инд. традиции; имеются параллели с «Книгой тайны творения», приписываемой Аполлонию Тианскому (сохр. в араб. пер. Хунайна ибн Исхака, выполненном с сир. пер. Сергия Решайнского (VI в.)). Впосл. «Книгу сокровищ» использовали мусульм. ученый ат-Табари (839-923), несторианский лексикограф и врач Ишо бар Али († 1001) и сиро-яковитский писатель Иаков бар Шакко - автор одноименного сочинения (1231). Соч.: Encyclopaedia of Philosophical and Natural Sciences as Taught in Bagdad about A. D. 817, or Book of Treasures/Ed., transl. A. Mingana. Camb., 1935; Book of Treasures/Transl. Y. Habbi, B. Daniel. Piscataway (N. J.), 2009 (на араб. яз.). Ист.: Ibn Abi Useibia. [‘Uyun al-anba " f abaqat al-aibba " ]/Hrsg. A. Müller. Königsberg, 1884. Bd. 1. S. 170, 294; The Fihrist of al-Nadim: A 10th Cent. Survey of Muslim Culture/Ed., transl. B. Dodge. N. Y., 1970. Vol. 2. P. 587. Лит.: Mingana A. Catalogue of the Mingana Collection of Manuscripts. Camb., 1933. Vol. 1. Col. 1034-1039; Lewin B. Job d " Edesse et son Livre des Trésors//Orientalia Suecana. Uppsala, 1957. Vol. 6. P. 21-30; Degen R. Wer übersetzte das 6. Buch der Epidemienkommentare Galens ins Arabische?: Zugleich ein Beitrag zur Textgeschichte der «Risala» des Hunain b. Ishaq//Die Welt des Orients. Gött., 1979. Bd. 10. S. 73-92; Drijvers H. L. W. Job d " Edesse//DHGE. T. 27. Col. 1396-1400; Le Coz R. Les chrétiens dans la médecine arabe. P., 2006. |
| Неоднократно я говорил тебе и теперь повторяю, что если Аполлоний Тианский 90 совершал что-либо волхованием 91 , то это не заключает в себе небесной благодати и не приносит пользу душе. По мнению людей мудрых и благочестивых, жаждущих небесных и нетленных благ, такой дар ничем не лучше горсти ячменя. Поэтому не удивляйся чародейству, и не приходи от него в смятение, лучше освободись от детской боязливости. 139. Председателю Палатину Ты часто говоришь: как могу я – покрытый тысячей душевных струпьев, исполненный многих зол, сжигаемый собственной совестью, спастись? Но загляни хотя бы отчасти в богодухновенное Писание и не будешь иметь нужду в моих советах. Смотри, что говорит Соломон: Милосердием и правдой очищается грех ( Притч. 16:6 ). Еще посмотри, что пророк Даниил советует Навуходоносору: искупи грехи твои правдой и беззакония твои милосердием к бедным ( Дан. 4:24 ). Послушайся и Сираха, который говорит: Вода угасит пламень огня, и милостыня очистит грехи ( Сир. 3:30 ). Милостыня от смерти избавляет и может очищать всякий грех ( Тов. 12:9 ) – то есть от той смерти, которая наступает вследствие страшного и приводящего в трепет осуждения во тьму, как думают об этом Товит и Соломон. 140. Правителю дел Ригину Не обычный человек – всеобщий Спаситель Христос, но Бог воплотившийся и вочеловечившийся и претерпевший смерть за грехи человеческие, по Своему изволению. 141. Лукию Трибуну Многие люди, занимающиеся ловлей птиц, не раз ловили ворон силками и сетью, и пойманные вороны не знали того, что сделаются добычей ловца. Тебе же, как ты говоришь, предвещают будущее, пророчествуют о былом вороны, которые не знали, что поставлены им силки, и не угадали своей погибели! Поэтому оставь птицегадание. Некоторые, достойные подобных заблуждений, замечают полеты воронов, описывающих круги спереди и сзади и над головой и разлетающихся в стороны, другие же гадают по крикам воронов. Очевидно, что вместе с воронами летают и лукавые демоны – для того, чтобы привести заблуждающегося человека к догадке, дают птицам такой полет. Поэтому люди, отвергшие веру во Христа Спасителя, подвергаются неизбежным опасностям, хотя они и питали надежды, основываясь на прекрасных приметах, показанных воронами. Пережив тысячи утрат, потерь и мучений, они оканчивают жизнь дурной смертью: ибо ужасен, конец неправедного рода ( Прем. 3:19 ). |
| Сам Дееписатель лично был свидетелем, как позднее Апостола Павла на острове Мальте туземцы сочли за бога ( Деян.28:6 ). Рассказ Дееписателя, несомненно, историчен, а не есть воспроизведение по посланию Апостола Павла к Галатам ( Гал.4:14–15 ). Два эпизода, о которых идет речь в послании к Галатам и в Деяниях, совершенно различны. Историческую подкладку для происшествия в Листре нужно искать не в послании к Галатам, а в веровании язычников, что боги сходят с неба, принимают человеческий образ и вращаются среди людей. Жизнь Аполлония Тианского (из Ликаонии) считали за путешествие Бога по земле». Общее же отношение Деяний к посланиям Апостола Павла скорее следовало бы формулировать так: один писатель умалчивает о многом, что известно через другого, один рассказывает подробно, о чем другой только намекает. Кратко: оба священные писатели совершенно независимы друг от друга» (см. у Николина, стр. 37 и 39). «В чудесном действии чужеземца (Павла) Ликаонцы увидели что-то знакомое, что-то соответствующее их смутным понятиям о Боге и Его отношении к человечеству. Таившаяся в них идея Божественного, как остаток чистого библейского предания о Боге, представляла их умственному взору Божество, как нечто высшее внешней природы и человеческих сил, как существо, действия которого направляются ко благу человека. Все это было налицо. Оставалось сказать только: «с нами Бог». Но язычники слишком долго ходили своими путями. Опустившись в помышлениях своих, они изменили славу нетленного Бога в образ, подобный человеку ( Рим.1:22:23 ); они поклоняются твари вместо Творца. Мысль их сходит с пути истины и вступает в область заблуждения. Листряне признают Апостолов, только вестников живого единого Бога, за богов, сошедших к ним в образе человеческом. Но могут ли боги сходить к таким ничтожным людям, как они, Ликаонцы? И это нашло себе разрешение в рассказе о путешествии Зевса и Гермеса по земле. Миф Фригийский повествует, что означенные боги нашли себе приют не в славных чертогах, а в бедной хижине Филимона и Бавкиды. |
| 697 Уже Аристофан говорит о фессалийских колдуньях. Фессалия, с очень древних времен, была классической страною магии. 702 Это понималось в аллегорическом смысле, так, например, Гораций (De arte Poetica) пишет, что об Орфее говорят, как об укротителе тигров и львов, потому что он, став проповедником закона богов, своим пением удаляя диких людей от убийств и варварских поступков, смягчал их нравы. В этом свободном толковании поэтом-философом религиозного мифа, заметен скептицизм, расшатывавший, во времена Августа, древние политеистические верования. 703 Известно, что в одной из недошедших до нас трагедий Эсхила – Βασσαριδες, Вассариды – Орфей, признавая бога солнца высшим божеством и пренебрегая поклонением Бахусу, был за это убит Вакханками. 704 Это гора была посвящена музам и украшена их статуями, равно как и изображениями самых замечательных музыкантов и поэтов Греции. 705 Эта ваза находится теперь в музее города Неаполя (Annali dell Instituto di Corrispondenza Archeologica Anno 1867). 706 Маленькая деревянная или костяная палочки, которой древние извлекали звуки из струнных инструментов. 710 Он помещен в сочинении: Aventicum Helvetiorum. Prof. Dar. C. Bursian Taf. XXIII. Zurich 1867. 711 Есть также примеры, что Орфей, в легкой греческой одежде, увенчанный лаврами, сидит на льве, укрощенном его пением. 712 Известно, что в божнице императора Александра Севера находились изображение Христа, Аполлония Тианского, Авраама и, также, Орфея. Это странное соединение лиц, представителей столь различных доктрин и верований, может служить доказательством наклонности сближать религии, преобладавшей в ту эпоху в римском обществе, и, вместе, свидетельствует о бесполезных усилиях Римлян-язычников воскресать падшие силы официального культа, слив с ним верования новые и, по своей сущности, столько же непримиримые между собою, сколько и с греко-римским политеизмом. 713 Большая ваза эта, замечательная столько же своими размерами, сколько и живописью, имевшей много художественного достоинства, к несчастью, погибла при перевозке ее в Англию. |
|
|
