| Филостратов Аполлоний , научившись этому у индийских брахманов, величайшим божеством почитает солнце. На вкус современного читателя самые удачные в литературном отношении места в книге – это насыщенные характерными и живыми подробностями описания экзотических стран, в которых побывал Аполлоний, например, Иранского нагорья и берегов Инда, обычаев и нравов обитавших там народов. Эти талантливо набросанные зарисовки сопровождаются либо действительно меткими и остроумными, либо, часто, банальными замечаниями и поучениями главного героя книги – личности своеобразной, человека способного, но главным образом преуспевающего в искусстве обольщать и покорять простаков, хотя если верить Филострату, среди таковых оказывались и сильные мира сего, например, парфянский царь Вардан. Насколько достоверны сведения, сообщаемые писателем и почерпнутые, вероятно, от его главного информатора Дамида, сказать трудно, ввиду беллетризированного характера написанной им биографии. Приблизительную аналогию ей в этом отношении может составить биографический или исторический роман нового времени, и даже не романы Вальтера Скотта, а например, сочинения Дюма. Филостратовский Аполлоний, может быть, так же похож и не похож на свой действительный прототип, как Луи XIII из «Трех мушкетеров» на реального короля с этим именем. «Исторический Аполлоний , – писала автор исследования, посвященного книге Флавия Филострата, Е. Г. Рабинович, – был странствующим пифагорейцем. Его пророчества и исцеления явно пользовались известностью гораздо более широкой, чем у других современных ему бродячих чудотворцев, а потому и репутация его была двойственной: те, кто не верил в его чудеса, считали его удачливым шарлатаном, а те, кто верил, – порой пророком, но порой и колдуном» (Рабинович. Жизнь Аполлония Тианского Флавия Филострата. – Флавий Филострат, с. 249). Позднеантичное общество испытывало острый интерес к экстравагантным религиозным учениям, и книга Филострата способствовала расширению круга адептов целителя из Тианы, но мудрость этого изобретательного и назойливого пифагорейца представлялась слишком плоской и вульгарной для интеллектуалов, принадлежавших к миру высшей культуры, и чрезмерно окрашенной в восточные эллинистические тона для пуристов эллинской классики и ревнителей аутентичных римских традиций. |
| в частности: Weinreich O. Antikes Gottmenschentum. S. 633–651; Leisegang H. Der Gottmensch als Archtypus. S. 9–45; Beier L. ΘΕΙΟΣ ΑΝΗΡ; Dibelius M. From Tradition to Gospel. P. 70–97; Bultmann R. The History of the Synoptic Tradition. P. 218–231. Фактическим повторением данной концепции является также: Ehrman B. How Jesus Became God. P. 11–45. Филострат. Жизнь Аполлония Тианского 3, 38. С. 68. Petzke G. Die Traditionen über Apollonius von Tyana und das Neue Testament. S. 68–72. «чудесах» Аполлония ученые усматривают элементы фокусничества и обмана, а в его отношении к людям — признаки гордыни и самомнения. Cм.: Evans C. A. Jesus and His Contemporaries. P. 249–250. Евсевий Памфил. Против Похвального слова, написанного Филостратом в честь Аполлония 35 (Flavii Philostrati opera. P. 398). Hahn F. The Titles of Jesus in Christology. London, 1969. P. 11–13; 288–299. в частности: Taylor V. The Formation of the Gospel Tradition. P. 119–141; Richardson A. The Miracle Stories in the Gospels; Manson W. Jesus the Messiah. P. 33–50. Meier J. P. A Marginal Jew. Vol. II. P. 595–601. Blackburn B. Theios Anr and the Marcan Miracle Tradition. P. 1–12, 263–266. критику этой теории на примере так называемой «Марковой общины» см. b:Pemerson D. N. The Origins of Mark. P. 151–202. Conzelmann H. The Theology of St Luke. P. 13. напр.: Stendahl K. The School of Matthew. P. 20–29 (автор представляет Евангелие от Матфея как «учебник» для «Матфеевой школы»). Thompson W. G. Matthew’s Advice to a Divided Community. P. 258–264. Carter W. Matthew. P. 71. Deutsch C. Hidden Wisdom and the Easy Yoke. P. 17. Meier J. P. The Vision of Matthew. P. 6–15; Meier J. P. Matthew. P. XI–XII. Похожую картину рисует У. Луц, считающий, что «Евангелие от Матфея родилось в иудейско-христианской общине, которая становилась более открытой к христианской Церкви из язычников в период после 70-го года». См.: Luz U. Studies in Matthew. P. 7–13. Carlston Ch. E., Evans C. A. From Synagogue to Ecclesia. P. 186–244. |
| Путешественники видели в той стране деревья, каких нет больше нигде на земле и которые называются Герионовыми; являясь помесью сосны с елью, в числе двух растут они на могиле Гериона и сочатся кровью подобно тому, как и тополи–гелиады источают золото. Храм на острове занимает всю его территорию, вымощенную тесаным и гладким камнем. В храме поклоняются обоим Гераклам. Там нет их статуй, но египетский имеет два медных алтаря без надписи и изображения, а фиванскому воздвигнут один каменный алтарь с барельефами, представляющими Лернейскую гидру, Диомедовых коней и двенадцать подвигов самого героя. В святилище находится также золотая олива Пигмалиона; достойно немалого восхищения изящество самой работы, но особенно восхищает плод на ветви, ибо он смарагдовый. Показывают в храме ещё золотой пояс Аякса, сына Теламона, но как и зачем этот герой прибыл к Океану, тамошние не знают. Колонны Геракла в храме сделаны из одноцветного сплава золота и серебра, высотою более локтя, четырёхугольные как наковальни, а их конусы покрыты письменами, которые ни египетские, ни индийские, ни читаемые вообще. Поскольку жрецы никак это не комментировали, Аполлоний сказал им: « " Геркулес Египетский запрещает мне молчать о том, что я знаю. Колонны эти скрепляют Землю и Океан, а письмена начертал сам Геракл в обители Парок, чтобы помешать всякой войне между этим стихиями и сохранять нерушимым согласие, которое их обьединяет»». Наши путешественники поднялись по реке Бетису, где Аполлоний нашёл главные доказательства своего обьяснения приливов и отливов. В самом деле, когда море прибывает, река возвращается к своему истоку под воздействием упомянутых мною ветров. Страна, которая по имени реки называется Бетикой, богатейшая на земле; Бетис протекает через города, пастбища, через прекрасно возделанные поля, и погода там приятная, как в Аттике осенью, когда справляют мистерии Рассказы поэтов об Этне Аполлоний отверг как сказки, заявив: " " Что ж, я и сам восхвалял творчество Эзопа, однако оговорюсь: басня, которую я отметаю, не принадлежит Эзопу, но без перерыва повторяется стихоплетами. Послушать их, так под этой горой стонет какой–нибудь скованный гигант, Тифей или Энкелад, который в долгой агонии изрыгает все это пламя. Я согласен, что существовали гиганты, ибо в различных местах обнаружены могилы с костями людей исполинского роста, но не допускаю, чтобы они вступили в борьбу с богами; что надругались над храмами и статуями, может быть, но штурмовать небо и изгонять оттуда бессмертных – и говорить так, и верить в это чистое безумие. Другая сказка, хотя на вид и менее оскорбительная для богов, но тоже нелепая, что это Гефест работает у себя в кузнице в недрах Этны, и грохот постоянно звучит от его наковальни. Однако, есть на земле и другие вулканы, но не скажешь, что существует на свете столько гигантов и Гефестов |
| Между окраинными побережьями Европы и Ливии есть пролив в шестьдесят стадий, и через него Океан проникает во Внутреннее море. Пограничная оконечность Ливии именуется Абинна, и высокие горы, вершины которых населены львами, простираются до земель гетулов и тингов, диких ливийских племён, и ещё далее, если плыть по Океану до устья Салека, на девяносто стадий; и здесь ещё не конец, однако расстояние уже не исчислить, ибо за рекой Ливия пустынна и безлюдна. Оконечность Европы зовётся Кальпа; она справа для того, кто входит в Океан, и простирается на шестьсот стадий до древней Гадиры Много говорят о приливах и отливах Океана; я сам видел это явление у кельтов. Но почему море так наступает и отступает? Это Аполлоний, мне кажется, верно обьяснил. В одном из писем к индам он говорит, что Океан колеблем выходящими из многих подводных и прибрежных пещер ветрами, и это движение похоже на процесс дыхания у человека, когда вдохи чередуются с выдохами. Аполлоний подтверждает своё мнение наблюдением за больными в Гадире, ибо пока вода поднимается, души не покидают умирающих, которое совпадение было бы невозможно, когда бы не всходило и земное дыхание. Говорят, что воздействует на Океан нарождение или полнота или убыль луны, и я знаю, что это правда, ибо Океан соразмерен с четвертями луны, вместе с месяцем прибывая и убывая. У кельтов день сменяет ночь и ночь сменяет день при весьма скоротечном прибавлении света или темноты; так, например, в окрестностях Гадиры и Столпов эта мгновенность, говорят, поражает взор, словно зарница. А ещё рассказывают, будто с Ливией сопредельны Острова Блаженных, вплотную подступающие к её необитаемой окраине Гадира расположена на самом краю Европы. Жители этого города весьма суеверны. Они воздвигли алтарь в честь Старости, и они одни празднуют смерть песнями. У них есть также алтари в честь Нищеты, Искусства и Геракла Египетского и ещё другие в честь Геракла Фиванского, ибо последний по их словам прошёл до соседней Эрифии, когда он захватил Гериона и его коров, а первый благодаря мудрости измерил землю до крайних её пределов. А ещё говорят, что жители Гадиры греки по происхождению и воспитаны по–эллински |
| В этом месте над Нилом громоздятся горные вершины высотою до восьми стадий; отроги эти совершенно отвесны, словно в некоей странной каменоломне, и к ним обращен ненизкий берег Нила. Питающие реку ключи струятся по кромке гор, а затем низвергаются оттуда и пенистым полноводным потоком падают, наконец, в Нил. Этот двойной водопад во много раз оглушительнее прочих и гул от него в горах может лишить слуха; поэтому трудно его созерцать. Что касается дальнейшего пути, к первоистокам Нила, то туда и не добраться, и даже нельзя об этом и думать из–за демонов, о коих слагают песни, как и Пиндар в премудрости своей сочинил гимн о божестве, приставленном к нильским порогам для измерения реки Император Домициан, говорит автор, запретил декретом оскопление и культивирование виноградников с приказанием вырубить уже посаженные. Аполлоний, находясь тогда у ионян, сказал им: «Эти постановления не относятся ко мне, потому что, может быть, я единственный человек, который не чувствовал потребности ни в половых органах, ни в вине. Однако наш прекрасный государь не видит, что он сохраняет мужчин, но холостит землю» В седьмой и восьмой книгах Филострат хвалит свободу речей Аполлония перед тиранами и особенно перед Домицианом и рассказывает о том, как он был обвинен и добровольно явился в трибунал, и как он оказался в тюрьме, и как был заключен в оковы и освободился, и как защитил себя и покинул судилище. Потом автор уверяет, что Аполлоний не имел никакого касательства к магии и что никто не питал к ней большего отвращения, нежели он, хотя сам написал много чудесного о нем, и он говорит, что смерть его была загадочной и наделала много шума и что он при жизни заботился о своей кончине. По словам автора он не раз повторял: «живи незаметно, иначе умрешь незаметно». Будучи предан добродетели, он всегда подражал мудрости Пифагора. Изложение Филострата приятное и очень разнообразное, для чего он использует подходящие слова и конструкции, которые до него никто среди писателей не применял. Некоторые говорят, что он пренебрегает порядком. Мы знаем, что он был весьма учен и, не отступая от правил синтаксиса, придумал новое построение фразы. Известно также, что он злоупотреблял архаизмами, редко встречающимися даже у древних. Он доказывает, что это не запрещено и не напрасно, но необходимо для цели придать очарования стилю, который является убедительным и обаятельным. |
| Как бы то ни было, но, во всяком случае, уже на основании самой вышеприведенной тирады нельзя отрицать того факта, что этому пифагорейскому учению, хотя, быть может, и редко, согласно замечанию Целлера, но все же давалось место в сочинениях новопифагорейцев, и сам Целлер указывает в этом случае на Александра Полигистора, Филострата, Нумения, Крония и др. 517 . Так, в Филостратовом жизнеописании Аполлония Тианского «учение о душепереселении, говорит он, не только предлагается самым настойчивым образом, но также подтверждается примерами самого необыкновенного свойства» 518 . Так, напр., по рассказу Филострата, Аполлоний встретил в Египте ручного льва, который подошел к нему в храме, высказывая необыкновенное расположение. Аполлоний, приласкавши его, сказал присутствовавшим, что лев просит его открыть всем, чья душа в нем находится, и что в нем живет именно душа египетского царя Амазиса 519 . В Индии один мудрец показал Аполлонию мальчика, в которого переселилась душа троянского героя Паламеда 520 . Эти и им подобные нелепые вымыслы имеют однако то значение, что они наглядным образом удостоверяют существование у новопифагорейцев учения о душепереселении, согласно которому нечистые души, странствуя из одного тела в другое, переходят даже в неразумные твари. Вообще нужно заметить, что учение о душепереселении не только должно было сохраняться у новопифагорейцев ввиду того, что оно составляло для них древнее священное предание (а они, по замечанию Целлера 521 , «сами желали считать себя за истинных учеников самосского философа»), но оно даже получило у них особенное и преимущественное значение, потому что прямо вытекало из их антропологического учения. Человек, по взгляду новопифагорейцев, есть механическое смешение или соединение двух противоположных и враждебных друг другу начал души, сущность которой божественна, и тела, принадлежащего материи, которое таким образом неизбежно являлось узами, или темницею для души. Поэтому, если человек желает освободиться от уз материи и греха, он должен подавить в себе все чувственные потребности и стремления, все ощущения, привязывающие его к чувственному миру, чему может способствовать истинная мудрость, состоящая в чистоте жизни, различных аскетических воздержаниях и правильном богопочтении; в противном же случае душа подвергается необходимости переселений, которые, по Плутарху, ограничиваются человеческими телами 522 , а по Филострату, Нумению и Кронию, простираются и на животных. |
| Танбих. – Китаб ат-танбих ва-л-ишраф... ли-л-«аллама ал-муаррих ал-джаграфи Аби-л-Хасан »Али б. ал-Хусайн ал-Мас " уди. Би-тасхих " Абд Аллах Исмаил ас-Сави [Ал-Кахира], 1938. Теарн Михайэли. – Теарн Михайэли патриарки ассорвоц жаманака грутюн... Иерусалим, 1870. Филострат. Жизнь Аполлония . – Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. М , 1985. Хвольсон. Известия – Хволъсон Д.А. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русских Абу-Али-Ахмеда Бек Омар Ибн-Даст. СПб., 1869. Хенниг. Неведомые земли. – Хенниг Р. Неведомые земли. Т. 1–4, М., 1961–1963. АСО – Acta conciliorum oecumenicorum. Ed. E. Schwartz, J. Straub Vol. 1,5 В., В., 1914, 1940. Agathiae. Hibri.– Agathiae Myrinaei Historiarum libri quinque... Ed. Niebuhr. Bonnae, 1828. Agathias. Frendo. – Agathias. The Histories. Transl. by J. Frendo. В., 1975. Antes. Corippe. – Corippe. L " eloge de Justin II, ed. par S. Antes. P., 1981. Barhebraeus. – Barhebraeus. Buch der Strahlen. Ed. A. Mober. Bd. 1–2. Lpz. 1907. Bidez, Parmentier. Evagrius. – Evagrius. The ecclesiastical history. Ed. by J. Bidez, L. Parmentier. L., 1898. Blockley. – Blockley R.C. The fragmentary classicizing historians of the later Roman Empire. Eunapius, Olympiodorus, Priscus and Malchus. Vol. 1–2. Liverpool, 1981–1983. Blockley. History. – Blockley R..C The History of Menander the Guardsman. Liverpool. 1985. Boissevain. ES. – Excerpta historica iussu imp. Constantini Porphyrogeniti confecta. Vol. 4. Excerpta de sententiis. Ed. U. Ph. Boissevain. Berolmi, 1906. Boissonade. – Eunapius. Ed. Fr. Boissonade. Vol. 1. P., 1822. de Boor. EI. – Excerpta historica iussu imp. Constantini Porphyrogeniti confecta. Vol. 3. Excerpta de insidiis. Ed. С de Boor. Berolini, 1905. de Boor. EL – Excerpta historica jussu imperatoris Constantini Porphyrogeniti confecta. Vol. 1. Excepta de legationibus. Ed. С de Boor. В., 1903. Bornmann. Fragmenta. – Prisci Panionensis Fragmenta. Ed. F. Bornmann. Firenze, 1979. Brooks. – Iohannis Ephesini Historiae ecclesiasticae pars tenia, ed. E.I. Brooks. – Corpus scriptorum christianae Orientis, Scriptores Syri, ser.3, t. 3. P., 1935; Traductio. P., 1936. |
| До какой степени преданы были ефесяне религиозным интересам своего города, об этом мы можем судить по речи, сказанной представителями этого города пред римским сенатом в 22 году, когда поднят был вопрос о том: не ограничить ли право убежища, данное малоазийскому храму. Прежде всего, говорить Тацит, выступили ефесяне, доказывая, что не в Делосе, как думают многие, а именно у них родились Диана и Аполлон. Они говорили, что у них протекает река Кенхриус и находится роща Ортигия, где Латона, чувствуя наступление родов, оперлась на маслину, существующую еще и теперь, и родила миру этих божеств. По воле богов эта роща сделалась священной. Сам Аполлон, убив циклопа, здесь нашел защиту от гнева Юпитера. Позднее, по соизволению Геркулеса, когда он завоевал Лидию, устроен был здесь храм, права которого, ни персами, ни лакедемонянами, ни римлянами не нарушались 101 . – В городе, где так сильна была вера в божество, так укоренен был религиозный культ язычества, естественно не было недостатка и в мелких шарлатанах, которые обольщали народ, делая заклинания и чародейства и продавая амулеты. Ephesia grammata, содержащая в себе формулы ефесских заклинателей, славилась во всем мире. Астроном Бальбил, происходивший из Ефеса, об явил Нерону роковой приговор и пользовался таким уважением, что ради его Веспасиан возобновил некоторые привилегии города 102 . До какой степени население Ефеса предано было суевериям во время Нерона, об этом мы можем судить по следующему рассказу Аполлония Тианского. Когда посетила город язва, говорит он, тогда один маг привел взволнованную чернь в театр, – (где некогда толпа свирепствовала против апостола Павла), и показал ей старика, одетого в лохмотья, говоря, что он виновник язвы. Чернь схватила камни и убила привидение. Но когда снова разгребли каменья, увидели труп бешеной собаки. На месте, где был убит демон. была поставлена статуя Гераклеса Апотропея 103 . Конечно и возмущение против ап. Павла, бывшее на том же месте и почти в тоже время, не менее ясно свидетельствуете о том, до какой степени народ был предан суевериям. |
| Относительно же перечных деревьев происходит вот что. Инды подходят к горе, срывают доступные им плоды, роют вокруг деревьев ямы и сносят туда сорванный перец, бросая небрежно, словно он не представляет для них никакой ценности. И обезьяны, наблюдая это сверху со скал, ночью начинают подражать действиям людей: срывают с деревьев гроздья, тащат их и бросают в ямы, откуда инды собирают «урожай» без забот и труда Перевалив через гору, они узрели, говорят, плоскую равнину, пересеченную вдоль и поперек полными воды рвами, которые служат границами участков, а во время засухи вода оттуда, заимствованная из Ганга, применяется для орошения. Равнина эта, говорят, лучший край Индии и самый обширный среди тамошних стран, ибо надо идти пятнадцать дней по берегу Ганга и восемнадцать дней от моря до обезьяньей горы, чтобы ее преодолеть. Край этот – сплошной чернозем и родит в изобилии любые плоды, так что там можно увидеть колосья высотою с камыш, бобы втрое больше египетских, а также кунжут и просо необычайных размеров; произрастают там якобы и орехи. А вот виноград там мелкий, вроде лидийского или меонийского; вино от него приятно для питья, а гроздья благоухают как только сорвешь. По словам Аполлония, он нашел там дерево, видом схожее с лавром и на нем почки видом и размером с преогромный гранат, а внутри их находятся яблоки темного цвета как у лепестков гиацинта, вкусом превосходящие все на свете плоды Спустившись с горы, они случайно стали свидетелями охоты на змей, ибо вся Индия кишит большущими змеями; ими наполнены болотистые равнины и горы и от них не свободен ни один холм. Болотные змеи медлительны, длиною в тридцать локтей, не имеют кокуля, чем неотличимы от самок, со спинами черными и менее чешуйчатыми, нежели у других пород. Равнинные змеи превосходят болотных во всем, ибо они длиннее, перемещаются быстрее самых стремительных водных потоков и никто не ускользнет от них. Они имеют кокуль, который едва выдается у молодняка, развит у взрослых и наконец вздувается, окрашиваясь в огненный цвет и приобретая очертаничя гребня. Они бородаты, шею держат высоко, их чешуя сверкает серебром, а в зеницах глаз заключены самоцветы, чья сила якобы чудодейственна во многих таинствах. |
| Подобный ход рассуждения приводит Климента к необходимости сформулировать свой идеал искусства. Такой идеал он усматривает в сфере промежуточной между наукой и искусством, именно в геометрии и в основывающейся на ней архитектуре, которая «чрезвычайно обостряет способности души, особенно ее восприимчивость к пониманию; делает душу более способной угадывать истину, опровергать ложь и вскрывать соотношение между гомологией и аналогией. Благодаря именно архитектуре мы улавливаем сходство и различие, можем находить длину, не зная ширины, - поверхность, не имеющую глубины, - точку, не подлежащую делимости и не имеющую протяженности; наконец, это она от предметов чувственных возвышает нас к вещам только умом постигаемым» (VI, 90, 4) . Таким образом, «идеальное» искусство, по Клименту, должно возводить человека от мира чувственного к миру «умопостигаемому», т. е. должно быть прежде всего интеллектуальным. Эта идея будет затем подхвачена и развита многими представителями византийской и западной средневековой эстетики. Для апологетов она еще не актуальна. Художественная практика поздней античности поставила перед ними с новой остротой вопрос, уже мало волновавший нехристианских теоретиков, - о соотнесении искусства и материальной действительности, и они энергично стремились решить его. Флавий Филострат, автор известного «Жизнеописания Аполлония Тианского», противопоставлял «мимесису» «фантасию». В беседе Аполлония с эфиопским гимнософистом Феспесионом заходит разговор об изображении богов в Греции и Египте. Отстаивая преимущество греческих антропоморфных изображений, Аполлоний вынужден ответить на вопрос Феспесиона о том, на чем же основываются греческие художники, ибо они не могут воспользоваться главным принципом искусства - подражанием, так как нельзя же предположить, что они бывали на небе и видели богов. Аполлоний на это резко противопоставляет подражанию «фантасию»: «Фантасия совершила это, более мудрый художник, чем мимесис; ибо подражание формирует только то, что оно видит, фантасия же и то, что она не видит» (Vit. Apol. VI, 19) . Уже здесь наметилась важная тенденция к отходу от миметического (в узком смысле этого слова) принципа изобразительного искусства , что особенно важно будет для христианского художественного мышления и эстетики. У Филострата. кроме того, φαντασα тесно объединена с поэтическим постижением мира; она часто выступает синонимом «мудрости» и «представления» (γνμη), связанного с глубинными движениями человеческого духа . Апологеты не углубляются в эти проблемы, но ясно сознают кризис «миметического» искусства и его духовную ограниченность. Художественная практика ранних христиан приступила к решению этой задачи значительно раньше теоретической мысли. |
|
|
