| С другой стороны, Русь к 1237 году была не более «раздробленной чем какое-либо развитое средневековое государство вообще, 3десь следует вернуться к Андрею Боголюбскому, который, перенеся центр Руси во Владимир, создал тем самым основу для нового объединения страны. В уже упомянутом исследовании Ю. А. Лимонова это убедительно показано. Историк делает вывод о положении Новгорода в 1170-х годах: «...никогда еще крупнейший торговый и экономический центр Древней Руси и Северной Европы не был в такой зависимости от великих князей. «Самовластец» (так называли Андрея. - В.К.) владимирский буквально диктовал свои условия городу» (с. 69). И Киевская земля «постоянно ощущала влияние владимиро-суздальского князя... Киев... превратился в обыкновенный, совершенно заурядный объект вассального держания» (с. 72, 73). Как уже говорилось, многие историки прямо-таки проклинают Андрея за его «самовластие», хотя вместе с тем возмущаются и предшествующей раздробленностью (словом, все безобразно в этой самой Руси!). Определенное единство страны,- несмотря на все противоречия и раздоры,- сохранялось и при младшем брате Андрея Всеволоде Большое Гнездо (правил во Владимире в 1176-1212 годах), и при его сыне Юрии (правил в 1212-1238 годах), погибшем в битве с монголами. Действительный распад Руси произошел во времена монгольской власти, когда резко ослабились и политико-экономические, и - что не менее важно - нравственные устои бытия страны. Только такие люди высшего уровня, как Александр Ярославич Невский, не поддавались общему смятению. Но понять судьбу и волю этого великого деятеля не так легко. Он был исключительно ценим на Руси, но в XIX-XX веках не раз подвергался весьма резким нападкам и за свои тесные взаимоотношения с монголами, и за бескомпромиссное противостояние католическому Западу. Ведь Александр Ярославич стал побратимом хана Сартака, сына самого Батыя (и, по тогдашним понятиям, считался, поэтому, сыном последнего!), а с другой стороны, отверг лестные предложения о союзе, выдвинутые в 1248 году в послании к нему римского папы Иннокентия IV. |
| Автор стремится передать психологическое состояние псковичей: из Новгорода поступают тревожные вести, и у них «срдце упало»; горожане узнают, что их жалобщики задержаны великим князем, и на псковичей нападет «страх, и трепет, и туга, и пресхоша гортани их от скорби и печали, и уста их пресмягли» (запеклись). После того как Третьяк Долматов объявил волю московского князя, псковичи «горько заплакали»: «Како ли зеницы не упали со слезами вкупе? Како ли не урвалося сердце от корени?» В то же время в повести использованы элементы делового стиля челобитных грамот, посланий. Например: псковичи «биша челом» великому князю «о жаловании (о пожалованье) и о печаловании своея отчины». Завершается повесть религиозно-дидактическими рассуждениями, обращенными к псковичам: «...ради самоволия и непокорения друг другу бысть сия вся злая на вы». А затем, говоря о бесчинствах московских наместников, их тиунов и дьяков, автор вводит фольклорные образы Правды и Кривды: «Правда... взлетела на небо и Кривда в них нача ходити...» Центральный герой повести – град Псков и псковичи, собирательный образ которых противопоставлен великому князю Василию Ивановичу и его наместникам. Характерной особенностью повести является сочетание фактичности, документализма, последовательности изложения событий с эмоционально–лирической, публицистической и дидактической их оценкой. Тверская литература В экономическом и политическом отношении Тверское княжество было тесно связано с Владимиро-Суздальским. Выгодное географическое и экономическое положение Твери на пересечении торговых путей с Востока на Запад способствовало ее политическому возвышению. С начала XIV в. тверские князья выступают постоянными соперниками князей московских в борьбе за великое княжение Владимирское. Особенно усилилась политическая роль Твери в период феодальной войны Василия Темного с Дмитрием Шемякой (первая половина XV в.). На этот период падает расцвет тверской литературы, зодчества. С конца XIII в. в Твери ведется своя летопись, создаются произведения житийной литературы. К началу XV в. относится «Житие князя Михаила Александровича Тверского ». В нем прославлялись подвиги князя, возвеличивалась его политическая роль, а род тверских князей возводился к Владимиру Святославичу Киевскому. В это же время перерабатывается повесть об убиении в Орде князя Михаила Ярославича, дошедшая до нас в многочисленных редакциях XIV – XVII вв., включенных в состав русских летописных сводов XV – XVI вв. и житийных сборников. Повесть ярко изображала борьбу за великокняжеский владимирский престол Юрия Даниловича Московского и Михаила Ярославича Тверского и трагическую гибель в Орде тверского князя в 1318 г. В ней осуждались жестокость, вероломство, корыстолюбие ордынских правителей; в неблаговидном виде изображалось также и поведение московского князя Юрия. |
| 38, п. 37). Ещё оно упоминается в акте от 16 октября 1566 года в жалобе Луцкого земского писаря Михаила Корытенского об ограблении его крестьян и захвате у них рогатого скота крестьянами князя Ивана Масальского в Яловицком лесу (там же – 2040, стр. 37, п. 22). Ещё оно упоминается в акте от 25 мая 1569 года в универсале Сигизмунда Августа о присоединении земли Волынской к короне Польской. Король, под угрозою конфискации имений, повелевает дворянам согласиться на соединение и подтвердить согласие присягою. В списке обывателей Луцкого повета, присягавших значатся – «княгиня Якововая Яловицкая Авдотя Козинского з Ялович» и «Дмитр Долматович з Ялович и з имень, которые мает в повете Киевском» (Архив, ч. 2, т. 1, стр. 6 и 8). Село Яловичи получило своё название от слова «Яловник», что означает, – на местном языке, – молодой скот. Полагают, что здесь был скотный двор князя Луцкого Ярослава Изяславича (1169 г.), жившего в Ярославичах. 417 Село Чекно, – как имение князя Якова Крокотки-Еловицкого, – упоминается в акте от 10 ноября 1564 года в духовном завещании князя Якова Крокотки-Еловицкого с распределением оставшихся после него имений – сёл Елович, Ворсина, Чекни и Котелева (Опись актовой книги Киевск. центр. архива 2,038, стр. 32, п. 15). Село Чекно получило своё название от того, что, как передают, князь Луцкий Ярослав Изяславич, живший в Ярославичах, здесь чеканил свою монету. 418 Местечко Берестечко, – как входящее в состав Перемыльской волости, – упоминается в описи Луцкого окружного замка от 1545 года, где сказано, что «пани Богушовая – с Берестечка не работает» на башню Перемыльскую; ниже, в той же описи, в числе городень Луцкого замка, упоминается городня «пани Богушовой подскарбиной, с Берестечка»; ещё ниже, в помещённом здесь реестре мыт, не значащихся в грамоте Короля Польского Казимира и введённых уже при королях Александре и Сигизмунде I Августе, сказано, между прочим, что «в Берестечке пани Богушовой подскарбины (берут) по грошу» от воза, как мыто в пользу владельца (Памятники, т. |
| По исконному прадедовскому обычаю, ярославичи спят вповалку на нарах и мясо едят только по праздникам. В подражание этому, еврей-спекулянт также и в Берлине устроил для них нары и мясом кормил по-русски. Сначала ярославичам и на ум не приходило, что тут что-то неладно. Но потом, обживись и заметив, что немцы спят на отдельных кроватях и мясной пищи едят вдоволь, смекнули, что у них «порядки-то законные», и потому не долго думая отправили в русское посольство ходатаев с жалобой на жида, что он держит их не «по-немецкому». Так противная немечина возобладала даже над представителями истой русской культуры. Но зато последняя чуть дорого не отплатила немцам за их культурную победу. Раз ярославичи пошли в окрестный лесок грибков посбирать, и напали на славную удачу, набрали большой кузов, и баба посолила их. На другой день у них был велик праздник-разгул: засели ярославичи во весел кружок, поставили ведерцо зелена-вина, пили ковшик-чару великую, грибками во сладость закусиваючи, родную землю вспоминаючи и веселы песни распеваючи. Но – баба ли не так посолила, ал и уж немецкий гриб таков, только на другой день все ярославичи легли во лоск, и приключилась им лиха беда – хворобь несчастная. По Берлину пронеслась роковая весть, что русская колония охвачена холерой; печать забила тревогу, санитарные комитеты пришли в движение и живо поставлены были крепкие карантины вокруг жилья-бытья наших ярославичей. Но знамо дело – немец трус. Холеры ничуть не бывало, а так себе занемоглось немножко, и скоро ярославичи оправились, и войлочек по-прежнему поваливали, душевно гриб немецкий проклинаючи. Скоро, однако же, ярославичам душно стало в немечине, заползла в их грудь могучую грусть-кручинушка тяжелая, и бросили они жида-антихриста с его выдумкой проклятою, и отправились на родину-отчизнушку, во ту ли землю ярославскую – к своим женкам, детушкам родимым. Некоторые из них, однако же, настолько поддались немецкому влиянию, что остались в немечине и по прекращении войлочного производства, и в настоящее время представляют собой интересный тип русского человека, заеденного немецкой культурой. |
| Рыцари первые начали сражение. Закованные с головы до ног в железные латы, двинулись они на русское войско, чтобы раздавить его своею многочисленностью. Но здесь они встретили такой мужественный отпор, что были поражены. Вместо ожидаемого расстройства или даже бегства врага, они с ужасом увидели, как ряды русских плотнее смыкались, образуя собою как бы живую стену. Рыцари были смущены и остановились. Тогда благоверный князь Александр, заметив смущение врага, искусно совершил с частью своих полков обходное движение и напал с той стороны, откуда рыцари совершенно не ожидали нападение. Произошла ужасная сеча. Страшный шум от ударов мечей по щитам и шлемам, от треска ломавшихся копий, стоны сраженных и утопавших не давали возможности вождям руководить сражением, отдавать приказания войску. Правильного боя не было. Чувствуя свое поражение, рыцари напрягали все свои силы, чтобы только пробиться через окружавшие их кольцом русские полки и избежать плена. Но и это не удалось. Лед на озере покрылся кровью и во многих местах не выдерживал, проваливался, увлекая за собою и бойцов, и их оружие. До позднего вечера продолжалась битва. Потери рыцарей были громадны. Оставшиеся в живых искали спасения в бегстве, но русские настигали их и убивали. На протяжении семи верст озеро покрылось трупами. Много рыцарей было взято в плен, еще более погибло, и от недавно столь грозного и многочисленного ополчения не осталось почти ничего. Торжественно возвращались в Псков победители во главе со своим вождем. Близ коня благоверного князя шло пятьдесят знатнейших рыцарей, позади русского войска — множество простых пленных. Радостно встретили псковичи своего избавителя. «Господь, пособивший кроткому Давиду победить иноплеменников, помог и благоверному князю нашему освободить град Псков от иноязычников и иноплеменников», — всюду раздавался этот радостный возглас. Всюду были общая радость и ликование; все сознавали, как важна была эта победа, какую услугу оказал благоверный князь окраинному русскому городу, для которого не по силам было защищать свою самостоятельность от нападений многочисленных врагов. Никогда псковичи не должны были забыть этого подвига святого князя Александра Ярославича. «О невегласы псковичи! Если забудете великого князя Александра Ярославича или отступите от него или от детей его и от рода его, то уподобитесь евреям, которых Господь освободил из рабства Египетского, питал в пустыне крастелями, а они Его забыли», — говорит современник-летописец, заканчивая описание этой славной победы. Этими словами он как бы хочет предостеречь псковичей от поступка их старших братьев — новгородцев, которые так скоро забыли о невской победе и обнаружили не только свою неблагодарность, но и неуменье понять и оценить подвиг своего знаменитого князя. |
| Об административном значении древнего погоста можно также заключить из сведений находящихся в целом ряде договорных грамот Новгорода с великими князьями, именно: с Ярославом Ярославичем от 1270 года, с Михаилом Ярославичем от 1305 года, с Александром Михайловичем от 1327 года, с Иоанном Васильевичем от 1471 года. В этих грамотах устанавливалось то правило, что получивший свободу смерд (простолюдин) должен был поступить в свой погост, равно как купец, будучи в том же положении, должен был идти в свою сотню. 16 Это правило в указанных грамотах выражено следующими словами: «А что закладников... за тобою, или за княгинею, или за мужи твоими, кто купец поидет в свое сто, а смерд поидет (потягнет) в свой погост», или же: «А закладней вам... не держати... во всей волости Новугородской, а купец поидет во сто, а смерд потянет в свой потуг». Кроме того, в наиболее древнем договоре 1270 года в частности проведено было то правило, что в чужом погосте нет дани другому священнику. Далее, в льготной грамоте выданной великими князьями Василием Васильевичем и Иоанном Васильевичем нескольким казенным рыболовам проживавшим в Старой Русе прямо указывалось: «погоста им не платити», то есть дани и оброка. 17 Это важное начало географической определенности погостного округа укрепилось весьма прочно в древней Новгородской области, как в том также убеждает жалованная Новгородская грамота (около 1411 года) о взимании с крестьян («сирот») Терпилова погоста поралья, на посадника и тысяцкого, по старине, и причислении поселившихся там двинских слободчан к тому погосту, в потуг, причем эта дань (поралье) устанавливалась в определенном размере. В этой грамоте именно сказано: «И посадник, и тысяцкой и весь господине Великой Новгород даша грамоту жалованую, на веце на Ярославле дворе, сиротам Терпилова погоста: давати им поралье посаднице и тысяцкого по старым грамотам, по сороку бел, да по четыре сева муки, по десяти хлебов. А кто крестьянин Терпилова погоста в Двинскую слободу войдет, ино ему мирянину тянути в Двинскую слободу, а который Двинянин слободчанин почнет жити на земле Терпилова погоста, а той потянет потугом в Терпилов погост» |
| Князь Александр Невский сын Великого Князя Ярослава Всеволодовича родился в 1219 году, 30 Мая 1 . Отец его в это время был еще удельным князем Переяславским и жил в своем уделе. Первые годы Александрова детства нам не известны; в первый раз по рождении летописи упоминают об Александре под 1228 годом, когда Ярослав оставил его в Новгороде вместе со старшим его братом Феодором под надзором боярина Феодора Даниловича и судии Иоакима 2 . Таким образом, Александру с раннего детства суждено было жить в том краю, где в последствии он сделался знаменитым и славным. Но на первый раз Александр не жил в Новгороде и году; беспрестанные мятежи и ссоры Новгородцев с Ярославом принудили пестунов Александровых и Феодоровых бежать из Новгорода тайно ночью. Впрочем, не прошло и году, как Новгородцы примирились с Ярославом; и в 1230 году оба брата, Феодор и Александр, опять посланы княжить в Новгороде; после чего Александр, в продолжение десяти лет, бессменно был Новгородским князем, вырос там и на двадцатом году своей жизни вступил в брак с дочерью Полоцкого Князя Брячислава. Ежели бесспорно, что обстоятельства, сопровождающие нашу жизнь в молодости, имеют большое влияние на образование нашего характера; то несомненно, что Александр Невский твердостью своей воли, обдуманным и постоянным преследованием раз принятой цели, умением видимо уступать, выжидать время, и действовать решительно, когда этого требуют обстоятельства, вполне обязан своей постоянной Новгородской жизни в молодости. Здесь Александр по необходимости должен был приучить себя к постоянной осторожности, к неусыпному надзору за своими поступками и к умению достигать своих целей не раздражая противников и в тоже время не поблажая их своеволию. Ибо в Новгороде он жил как бы между двух огней: т. е. завися с одной стороны от непреклонной воли отца, постоянно стремившегося развить княжескую власть в вольнолюбивом краю, и с другой – от свободной воли Новгородцев, хорошо понимавших виды Ярослава и старавшихся по возможности отстоять свою самостоятельность и народную независимость. Отец требовал безусловного исполнения своих приказаний, явно противных Новгородцам, а Новгород хотел, чтобы его Князь был в согласии с интересами и волей народа. Не исполняя отцовских приказаний, Александр лишался его поддержки и не мог жить в Новгороде; исполняя же их, он рисковал не только утратить любовь народа, но даже лишиться свободы или подвергнуться оскорбительному изгнанию, чему примеров так много видел между своими предшественниками. Но Александр успел так хорошо поставить себя и так ловко приноровиться к обстоятельствам, что и отец оставался им доволен, и Новгородцы не восставали на его распоряжения. |
| Происки дяди очевидно и имел в виду Андрей. «Без сомнения, – говорит Беляев, – Андрей называл наводчиком татар никого другого, как Святослава» 242 . Борьба из-за великого княжения началась непосредственно после смерти Ярослава. Святослав и Андрей поспешили к Батыю. Святослав вернулся из Орды великим князем. Но от хана Менгу Андрей получил ярлык на великое княжение и изгнал дядю. Он считал это дело уже бесповоротно оконченным, как вдруг снова поднимается на него гроза. «Доколе нам меж собою бранитися!?» – восклицает он. Когда же, наконец, прекратится этот спор между им и дядею? И в самом деле, если бы Андрей имел в виду брата Александра, а не дядю, он без сомнения сказал бы: «наводит брат на брата татар». Но дело в том, что все время шла борьба не братьев между собою, а племянников с дядею. «Александр, – продолжает историк, – был в это время в Орде и взял старшинство от хана: если бы он не был против брата, то почему не умилостивил Сартака, как умилостивлял его после, по случаю восстаний народных!» Прежде всего скажем, что Александра именно и не было в Орде во время состоявшегося приказа Неврюю относительно Андрея. Одним уже этим фактом бесповоротно опровергается обвинение против Александра... Беляев обстоятельно доказал, что Александр не мог быть в Орде раньше конца июня или начала июля, между тем как Неврюй уже 23 июля переходил Клязьму 243 . Но предположим на минуту, что Александр успел прибыть в Орду к началу Неврюева похода, – все-таки очень сомнительно, чтобы ему удалось умилостивить хана. Можно было, хотя и с трудом, укрощать ханский гнев по случаю восстаний народных, ссылаясь на многое: на неразумие толпы, на хищность сборщиков дани и т. п. Но что мог сказать Александр в извинение брата, раздражившего татар? Разве Андрей обнаруживал склонность принести покорность хану? Не заявлял ли он гордо в это время: «лучше отказаться от престола, чем служить татарам?» Как просить прощения тому, кто сам его не желает? Далее, – за народ Александр приносил хану извинения и ходатайствовал о милости в качестве признанного самими татарами его главы, и хан уважал его предстательство. Какое право мог иметь Александр, ходатайствуя за брата? Наконец, достаточно ли велико было расположение Сартака к Александру в то время? Если Александр спасал русский народ от последствий ханского гнева, это еще не значит, чтобы он во всякое время мог спасти всякого князя, вздумавшего прогневать своих властителей. Известно, как строго смотрели татары на долг повиновения... Насколько велик был гнев хана на Андрея, видно из того, что впоследствии, когда Александр был уже великим князем и, следовательно, пользовался полным доверием хана, он, крайне сожалея о судьбе, постигшей Андрея, хотел дать ему Суздаль, но «не смеяше царя» 244 . «Бегство Андрея в Швецию, – говорит далее Соловьев, – и радушный прием со стороны шведов может показывать, что они видели в Андрее врага Александрова». |
| — Здравствуй, Пельгуся, — ласково приветствовал он ижорца. — И тебе страставать, княссь Алексантр, — низко поклонился верный друг, смешно растягивая русские слова на свой ижорский лад. Вот так же он вчера смешно про Бориса и Глеба рассказывал: «Я глязу и глассам не поверряа! Плывет русскаа снеекка-ладья, и всяа светитсаа, будто лунаа…» — Как там? Ясный ли день будет, али дождь пойдет? — спросил Александр, натягивая легкие сапоги и улыбаясь доброму вестнику. — Велиозарно ясный день будетт, — отвечал ижорец, с удовольствием употребляя красивое слово, явно вычитанное им откуда-то из книг, до коих он был большой охотник. — О, я смотрю, как ты уже хорошо-цисто оделссаа! — Так ведь сегодня большой праздник, — сказал Александр. — И мне во сне было такое поучение, что главное одеяние человека — утренняя молитва. Без нее — хоть в самые велиозарные акеамиты нарядись, все без толку. А в молитве — ты одет прочно. — Золотые слова, — с тяжким вздохом пробормотал Савва, далеко не самый радетельный молитвенник. — Все-таки, Славич, надень броню, прошу тебя! — Опять ты за свое! — рассердился князь. — Не хочу я броню! — Твоя воля, — вновь тяжко вздохнул Савва, откладывая тяжелую и длинную, с долгим рукавом кольчугу, именуемую броней, и вместо нее подавая Ярославичу легкую, с коротким рукавом и затягивающуюся под горлом простейшими запонками. Александр легко влез в нее, застегнулся. На локти натянул стальные двигающиеся зарукавья. — Наручи не надо. — Славич! Умоляю! Ты посмотри, какие легкие! Забыл, что я тебе новые купил после Пасхи? — Ну хорошо, хорошо! — Александр согласился надеть и стальные наручи, закрывающие руку от кисти до локтя. Новые наручи, купленные Саввой после Пасхи, были украшены нарядным узором — цветами, птицами и рыбами. — Бармицу… — робко взялся Савва за кольчужный доспех, надеваемый под шлем и спускающийся сзади и с боков, закрывая затылок, уши, виски, шею. — Нет! — теперь уж совсем решительно отказался Александр. — Шапку, колпак, и хватит наряжаться! В дверях мелькнуло лицо Ратмира. |
| Ист.: ПСРЛ. Л., 1926-19282. Т. 1; НПЛ; Псковские летописи/Изд. Л. Н. Насонов. М.; Л., 1941-1955. Вып. 1-2; Livländische Reimchronik/Hrsg. L. Meyer. Paderborn, 1876; Бегунов Ю. К. Памятник русской литературы XIII в. «Слово о погибели Русской земли». М.; Л., 1965. С. 158-180, 185-194 [изд. жития А. Я. Н.]; Грамоты Великого Новгорода и Пскова/Под ред. С. Н. Валка. М.; Л., 1949; Акты исторические, относящиеся к России/Извлеч. из иностр. архивов и б-к А. И. Тургеневым. СПб., 1811. Т. 1. 78 [булла Иннокентия IV А. Я. Н.]; Янин В. Л. Актовые печати Древней Руси X-XV вв. М., 1970. Т. 2. 372-378 [печати А. Я. Н.]. Лит.: Экземплярский А. В. Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период с 1238 по 1505 г. СПб., 1889. Т. 1. С. 29-40; Насонов А. Н. Монголы и Русь: История татарской политики на Руси. М.; Л., 1940; Ледовое побоище 1242 г.: Сб. М.; Л., 1966; Колотилова С. И. Русские источники XIII в. об Александре Невском//Уч. зап. ЛГПИ. 1971. Вып. 502. С. 99-107; Fennell J. L. I. Andrej Jaroslavi and the Struggle for Power in 1252: An Investigation of the Sources//Russia Mediaevalis. 1973. T. 1. P. 49-63; idem. Heiligkeit und Herrschaft in der Vita Aleksandr Nevskijs//Forschungen zur osteuropäischen Geschichte. 1973. Bd. 18. S. 55-72; Leitsch W. Einige Beobachtungen zum politischen Weltbild Aleksandr Nevskijs//Ibid. 1978. Bd. 25. S. 202-216; Шаскольский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII-XIII вв. Л., 1978. С. 147-226; Кучкин В. А. К биографии Александра Невского//Древнейшие государства на территории СССР: Мат-лы и исслед., 1985. М., 1986. С. 71-80; Охотникова В. И. Повесть о житии Александра Невского//СККДР. Л., 1987. Вып. 1. С. 351-363 [библиогр.]; Феннел Д. Кризис средневековой Руси: 1200-1304. М., 1989. С. 136-207; Князь Александр Невский: Мат-лы науч.-практ. конф. 1989 и 1994 гг. СПб., 1995; Князь Александр Невский и его эпоха. СПб., 1995; Александр Невский и история России: Мат-лы науч.-практ. конф. 1995 г. Новгород, 1996; Лурье Я. С. Ордынское иго и Александр Невский: Источники и историография XX в.// Он же. Россия древняя и Россия новая: (Избр.). СПб., 1997. С. 100-130; он же. К изучению летописной традиции об Александре Невском//ТОДРЛ. 1997. Т. 50. С. 387-399. Джаксон Т. Н. , Кучкин В. А. Год 1251, 1252 или 1257? (К датировке русско-норвежских переговоров)//Восточная Европа в древности и средневековье: X Чтения к 80-летию В. Т. Пашуто. М., 1998. С. 21-28. |
|
|
