| Высокие примеры благочестия, патриотизма и христианских добродетелей не оскудевали и в последующее время. Благотворное влияние святой веры выражалось многими добрыми явлениями и в обыденной жизни обыкновенных, рядовых русских людей, служа более или менее сильной сдержкой для страстей и грубых инстинктов и сообщая довольно суровому строю этой жизни хотя несколько более мягкие черты некоторого патриархального добродушия. Одной, например, из самых распространенных добродетелей того времени было милосердие к нищим, убогим и страждущим в тюрьмах; подача милостыни и посещение тюрем в некоторые священные времена христианского года считались обязательными для всех достаточных людей, не исключая и царя с царицей, и хоть в эти времена напоминали сильным и богатым людям о чувствах христианской любви к людям слабым и убогим. Высшей формой благочестия по-прежнему была жизнь монашеская; в XVII веке появилось до 220 новых обителей. Много было в них монахов недостойных, вызывавших против себя сильные обличения со стороны и духовной и светской власти, но не оскудевала Русская церковь и истинными подвижниками, которых по кончине их доселе чтит в лике своих святых. Таковы: Василий Мангазейский († 1600), Галактион и Иосиф Вологодские († 1612), Иринарх Ростовский († 1619), Адриан Монзенский († 1619), Прокопий Вятский юродивый († 1627), Иринарх Соловецкий († 1628), Дионисий Троицкий († 1633), Никодим Кожеезерский († 1640), Елеазар Анзерский († 1656), Максим и Андрей Тотемские, Макарий Коневский († 1678) и многие другие. Не упоминаем уже о высоких иноческих добродетелях многих русских святителей. Но высшая степень развития всего этого исключительно религиозного уклада русской жизни была вместе с тем и началом его разложения. В нем недоставало образования, которое сообщало бы ему должную сознательность, разумность и внутреннюю силу, и без которого сама религия превращалась среди него в одну слепую приверженность к формам, обрядам. Уклад этот мог безопасно держаться в стране замкнутой, не тревожимой ни внешними влияниями, ни сравнением своего с чужим, ни возникавшими отсюда беспокойными вопросами и критикой; но Россия стала терять свой замкнутый характер еще в XVI веке, а с XVII века подверглась непрерывному напору внешних влияний и с востока – из Греции, и с запада – от Польши и немцев. |
| Т. 1. Вып. 1. С. LXXXIVLXXXV). Малым обителям, которые не могли надеяться на мощь своих стен, приходилось избирать иную тактику. Мудрая предусмотрительность преподобного Адриана Монзенского позволила спасти братию от погибели, а монастырь от разорения. Однажды к преподобному Адриану пришли вестники из Галича, они сообщили, что посады Галича уже разграблены и литовцы на пути к монастырю. Тогда игумен Адриан повелел построить в лесу, на расстоянии одного поприща от монастыря, небольшую клеть, в которой спрятал монастырский хлеб и имущество. Сам игумен и братия ушли в лес. Вскоре пришли литовцы, но нашли монастырь пустым. Два дня и две ночи они пробыли в обители, потоптали засеянные поля и, оставив огонь в монастыре, чтобы он сгорел, покинули его. Вернувшаяся братия нашла свою обитель в ужасающем беспорядке, по двору валялись котлы и другие сосуды, которые нельзя было увезти, конюшня была пустой. Но, главное, монастырь был цел, огонь не причинил ему никакого вреда, и даже два коня, на радость братии, скоро прибежали из леса. Осмотрев монастырь, иноки направились к заветной лесной клети, но по дороге натерпелись немало страха: вся тропинка до клети была истоптана людьми и копытами коней. Каковы же были радость и изумление братии, когда они увидели клеть и ее замки неповрежденными. Молитвами братии и ее святых основателей обитель была спасена от разорения и голода. Постоянными спутниками монастырской жизни были пожары. Часто случалось так, что монастыри выгорали дотла: огонь уничтожал постройки, иконы, рукописи, документы. Поэтому мы мало что знаем о начальной поре существования обителей и о жизни их основателей. В 1596 году в монастыре преподобного Арсения Комельского сгорела теплая (зимняя) церковь , освященная когдато самим преподобным. Вместе с книгами сгорело и древнее Житие святого, только в монастырской дохее (кладовой) сохранилась «малая хартия» (небольшая грамота), на которой был записан краткий рассказ о преподобном Арсении. Монастырь Антония Сийского несколько раз исчезал в огне пожара, но всегда его восстанавливали заново. |
| 205. Биографы: Каллистрат Осорьин , Муромский губной староста (1625–1640 г.), сочинил житие преп. Иулиании Лазоревской и повесть об Унженском чудотворном кресте (Царск. 129; Толст. II, 303); Иларион, игум. Калязинский (1640–1642 г.), описал житие преп. Иринарха Соловецкого † 1624 г. (Царск. 744). Около того же времени сочинены жития: преп. Тихона Лукомского (Толстого III, 85) и Евфросина Синозерского († 1612 г.). Житие преп. Кирилла Новоезерского († 1532 г.) и чудеса известны по рукоп. XVII в., где последнее чудо относится к 1620 г. (Царского 126, 682; Толстого II, 123, 249). Около 1640 г. иером. Адриан составил житие Ферапонта Монзенского (Царского 118). Думный дьяк Иван Граматин до 1626 г. составил сказание об иконе Знамения Богородицы. Иаков священник, бывший с послом в Крыму 1634–1635 г., написал о мощах неизвестного святого, почивавшего тогда в Инкерманском храме (изд. в Зап. Одесск. Общ. ист. II, 685–692). В 1641 г. описаны чудеса Красноборского образа Спасителева (Царского 396). 206. Киприан , Хутынский архимандрит, с 1620 г. Сибирский митрополит, с 12 декабря 1625 г. митрополит Крутицкий, а с 1627 г. Новгородский, † 1635 г. В Сибири прославился он обращением многих к христианской вере и обузданием развратных по жизни. В Сибири же он составил Записки о походах Ермака и его товарищей. Но рукоп. известна духовная грамота его (Собр. летоп. IV, 179; III, 188). Изданы распорядительные грамоты его, между прочим об отобрании устава, печатанного уставщиком Логином (А. э. III, 186, 221, 228, 333), и переписка его во время сношений Новгорода с Швециею (Доп. к ист. Акт. II, 13–15). 207. Василий Бурвец-Протопопов , подъячий патриаршего двора, написал «Букварь языка Словенска», М., 1634, 1637; в Клинцах 1781 г. В начале предисловие Бурцева стихами; после азбуки, изложение кратких ответов о вере; затем «сказание, како состави св. Кирилл философ азбуку»; в конце послесловие Бурцева. Бурцев занимался печатанием: часослова 1633, 1638 г., служебника 1637 г., апостола 1638 г., псалтыри учебной 1634, 1640 г., следованной 1637 г., шестоднева 1640 г., канонника 1636, 1641 г., учительного евангелия 1639 г., потребника 1640 г. Издания Бурцева отличаются особенным шрифтом. При каждой книге есть послесловие Бурцева; но ни в одном не сказано, что издания поверялись кем либо. Всего более замечателен по содержанию канонник его. Вероятно, ему же принадлежит Арифметика 1645 г. (Известия Акад. IV, 199). |
| Во всем этом житие не указывает участия церковной власти, и только в 1547 г. московский церковный собор утвердил местное празднование Прокопию 8 июля. В 1539 г. Даниил переяславский, хлопоча об открытии мощей кн. Андрея смоленского, «его же никтоже помняше», представил царю и митрополиту древний образ его и стихиры с каноном из старых книг, свидетельствуя при этом, что он, Даниил, «не пред многими леты своима очима виде память ему сотворяему во храме, в нем же мощи его почиваху, и службу ему соверша ему, и стихеры и канон имени его певаемы; ныне же не вем, чесо ради таков свят муж ни от когоже поминаем». Между тем ни митрополит Иоасаф, как заявили присланные в Переяславль духовные следователи, и никто из высшей иерархии ничего не знал об этом святом. Почитатели памяти Иосифа Заоникиевского из братии и мирян три раза строили часовню над его гробом, и три раза ее ломали и метали «в грязь» по распоряжению властей, в чем участвовали и некоторые из братии, мешая вместе с тем записывать чудеса от гроба пустынника и служить по нем панихиды. Житие монзенских чудотворцев рассказывает, что строитель Адриан напрасно сопротивлялся требованиям окрестного населения петь Ферапонту молебны вместо панихид и после литовского нашествия принужден был уступить, когда совершилось новое исцеление от гроба пустынника. Обыкновенно чудеса, в которых выражалась местная народная вера к святому, давали делу церковное движение. Почином монастырской братии или мирян составлялась опись или «явленный список» этих чудес, который посылали на рассмотрение церковных властей. Когда следователи спросили Даниила, на каком основании он открыл мощи кн. Андрея, он указал на чудеса, совершившиеся при обретении. Дальнейший ход видоизменялся сообразно с литературными средствами братии или другими случайными обстоятельствами. Если братия имела готового грамотея, она вместе с чудесами представляла церковному собору на рассмотрение житие и службу. Чудеса Корнилия Комельского подали повод игумену монастыря в 1589 г. |
| 131 Надпись, вырезанная вокруг креста, на медали, выбитой на воссоединение униатов с православною Церковью. На другой стороне медали – лик Спасителя и слова апостольские «такова имамы первосвященника». – Какая противоположность между двумя памятниками – Римским и Русским! 132 Царь Иоанн, в послании к братии Кириллова-Белозерского монастыря, резко обличает порчу нравственную, внесенную боярами в обители иноческие. Но кто же, если не он сам, был виновником этого зла? 133 Тогдашнее ослабление строгости в богатых монастырях обнаруживают и самые их уставы. Тогда как в бедных обителях иноки вели жизнь истинно-страдальческую, уставом Тихвинского монастыря во все субботы и воскресенья великого поста предлагалась инокам икра, а в воскресенье 1-й недели жареная лососина, или просоленная семга. Даже по уставу Сергиевой Лавры в субботу 1-й недели предлагали икру, а в воскресенье 1-й недели, в субботу 5 и 6 недель – рыбу. (Доп. Ист. Акт. 135). 134 Демьянский Спасский монастырь находился недалеко от Никандровой пустыни при впадении речки Демьянки в р. Шелонь. Он давно уже не существует. 135 Мощи преп. Никандра почивают открыто в соборном храме Благовещенской Никандровой пустыни. Они были освидетельствованы по указу патриарха Иоакима и торжественно открыты 29 июня 1687 года. – Житие преп. Никандра и служба ему, написанные неизвестным, находятся в Москов. синод, библиотеке (рукопись XVII века 620). 136 Так, когда видел его старец Пафнутий (друг преп. Адриана) в Павловом Обнорском монастыре, на вопрос Пафнутиев: кто он? Ферапонт отвечал: «Я сожитель Василиев, что на Москве». Точно также когда в первый раз виделся с ним Адриан, он сказал ему: «Ты будешь мне отцом и тогда узнаешь мое имя: теперь же скажу тебе, что я сожитель Василия, который подвизался в Москве». Поселившись в Монзенской обители, старец на вопросы любопытных отвечал, что он «постриженик Воздвиженского монастыря, что в Костроме, но бывал и в царствующем граде, где жил близь дома блаженного Василия, отделенный от него одним лишь тыном». Он пострижен в иночество за 16 лет до кончины своей, как сам сказал духовнику, (след. в 1575 г.). Таким образом ясно, что он едва ли видал в живых блаж. Василия (†1554), а только подражал сокровенному духовному житию его. |
| Все присягнули с усердием вдовствующей царице Ирине, но скоро узнали, что вместе с нею вдовствует и трон Мономахов, что венец и скипетр лежат на нем праздно, что Россия, не имея царя, не имеет и царицы: Ирина приняла пострижение иноческое в Новодевичьем монастыре с именем Александры. Из всех областных городов созваны люди выборные на Великий Собор и наконец 17 февраля 1598 года, правитель Борис Годунов единогласно избран и возведен па престол царский. Окончим словами нашего незабвенного историографа: «Что по-видимому могло быть торжественнее, единодушнее, законнее сего наречения? И что благоразумнее? Переменилось только имя царя: власть державная оставалась в руках того, кто уже давно имел оную и властвовал счастливо для целости государства, для внутреннего устройства, для внешней чести и безопасности России. Так казалось; но сей, человеческой мудростью наделенный, правитель достиг престола злодейством.... Казнь небесная угрожала царю преступнику и царству несчастному». 118 Глава V Состояние Церкви Киевской митрополии в XVI веке. – Церковная уния. – Состояние Церкви Московской митрополии. – Упадок иноческой жизни. – Угодники Божии: преподобные Никандр Псковский, Адриан и Ферапонт Монзенские; юродивые: Симон Юрьевецкий и Иоанн Московский. Когда на престоле Московского государства прекратился державный род св. равноапостольного Владимира в лице царя Феодора, и нашему отечеству готовились тяжкие, продолжительные испытания, в первопрестольной и Боголюбовой Москве существовала уже крепкая опора для православных сынов ее, поставленная Промыслом Божиим не задолго до пресечения царственной династии: мы говорим о возвышении первосвятительской кафедры, которое придало ей новый блеск, новое освящение в глазах народа. Первые патриархи Московские, вынося на старческих раменах своих бремя власти, не только церковной, но и государственной, явили себя истинными отцами Церкви и отечества. 119 Не такова была судьба православной Церкви в западной Руси, под скипетром королей иноплеменных и иноверных, под высшим управлением патриархов Цареградских, отдаленных по месту жительства и чуждых по языку, при архипастырях слабых и не редко увлекаемых честолюбием. Мы говорили в своем месте о первых стеснениях православной веры при Ягайле, вскоре по соединении Литвы с Польшей. 120 Хотя общих гонений и не было, но самое разделение Русской Церкви на две митрополии не могло не вредить чистой вере, 121 и пролагало путь к унии. |
| Если не было чудотворного образа, такой святыней становился основатель или позднейший подвижник, оставивший по себе благоговейное воспоминание в монастыре и окрестных жителях. Любопытны в этом отношении известия в житии юродивого устюжского Прокопия. В 1458 году пришедший с Москвы «нищий человек» Иоанн, собрав рассказы устюжан о Прокопии, заказал написать образ его и построил над могилой блаженного «часовню малу», где поставил образ на поклонение приходящим, то есть самовольно установил чествование святого, еще не признанного Церковью. Соборным иереям и диаконам «вниде в сердца лукавый помысл», не захотели они творить памяти блаженному, прогнали Иоанна, разорили и разметали его часовню и унесли образ Прокопия. Но в 1471 году устюжские ратные люди, воротившись из похода в Нижний, по обету построили над могилой Прокопия церковь во имя его, сделали гробницу, на которой поставили образ блаженного, «и от того времени начата праздновати честно и торжественно праздник блаженнаго Прокопия месяца иулия в 8-й день». Во всем этом житие не укалывает участия церковной власти, и только в 1547 году Московский церковный собор утвердил местное празднование Прокопию 8 июля. В 1539 году Даниил Переяславский, хлопоча об открытии мощей кн. Андрея Смоленского, «его же никтоже помняше», представил царю и митрополиту древний образ его и стихиры с каноном из старых книг, свидетельствуя при этом, что он, Даниил, «не пред многими леты своима очима виде память ему сотворяему во храме, в нем же мощи его почиваху, и службу ему совершаему, и стихеры и канон имени его певаемы; ныне же не вем, чесо ради такоз свят муж ни от когоже поминаем». Между тем ни митрополит Иоасаф, как заявили присланные в По реяславль духовные следователи, и никто из высшей иерархии ничего не знал об этом святом. Почитатели памяти Иосифа Заоникиевского из братии и мирян три раза строили часовню над его гробом, и три раза ее ломали и метали «в грязь» по распоряжению властей, в чем участвовали и некоторые из братии, мешая вместе с тем записывать чудеса от гроба пустынника и служить по нем панихиды. Житие монзенских чудотворцев рассказывает, что строитель Адриан напрасно сопротивлялся требованиям окрестного населения петь Ферапонту молебны вместо панихид и после литовского нашествия принужден был уступить, когда совершилось новое исцеление от гроба пустынника. |
| Житие Адриана и Фераионта Монзенских принадлежит к числу любопытнейших источников для истории древнерусской колонизации, но испорчено противоречиями в хронологическом счете, какой ведет оно описываемым событиям. По недостатку известий едва ли возможно вполне разъяснить эти противоречия. Биограф приводит известие, что Ферапонт преставился в 1585 году, прожив в Монзенском монастыре 2 1 / 2 года 502 . Но но счету самого автора голод 1601 года был 13 лет спустя по смерти Ферапонта; точно так же по его счету Адриан скончался в 1619-м, чрез 30 лет по смерти Ферапонта; притом Монзенский монастырь основался не раньше 1595-го, когда собрат Адриана Пафнутий, сбиравшийся идти с ним на Монзу, сделался Чудовским архимандритом; наконец, по ходу рассказа в житии, Ферапонт был еще жив во время ссоры монзенской братии с игуменом Павлова Обнорского монастыря Иоилем, который занимал это место в 1597–1605 годах 503 . Биограф говорит, что кончил житие чрез 39 лет по смерти Ферапонта. Но оно написано много лет спустя по приходе автора в обитель, когда он стал уже строителем монастыря и иеромонахом; я он сам говорит, что пришел в монастырь в 1626-м. По-видимому, Ферапонт умер в 1598–1599 годах и хронологические заметки биографа не все точны; надежнее его указания на упоминаемые им лица. Написав биографию, он нослал в Прилуцкий Димитриев монастырь попросить у игумена Антония для поверки своего труда записок его о Монзенском монастыре, но узнал, что Антония уже нет на свете; следовательно, житие написано около 1644 года, когда умер Антоний 504 . Эти хронологические неточности отчасти объясняются источниками биографа. Поступив послушником в келью второго игумена Монзенского Григория, он прочитал у него «краткое писание» о начале монастыря. Потом в Прилуцком монастыре иг. Антоний, бывший духовником Адриана, дал ему писание, в котором «многа написана быша» о Монзенском монастыре и о Ферапонте. Биограф читал долго это писание, но не снял с него копии, а впоследствии оно утонуло на Двине вместе с другими вещами Антония. Было и другое писание о жизни и чудесах Ферапонта, составленное первым Монзенским игуменом, также Антонием по имени, перешедшим потом в Воскресенский Солигалтрот монастырь; но когда биограф явился к нему попросить этих записок, их автор с сердечным сокрушением объявил ему, что они сгорели вместе с его книгами в Солихаличе, Таким образом, биограф дополнял сообщенное Григорием краткое писание лишь изустными рассказами современников Ферапонта и тем, что удержалось в его памяти из записок Адрианова духовника Из последних чудес в житии видно, что автор стал потом игуменом монастыря; но по недостатку известий нет возможности угадать имя этого третьего Монзенского игумена. Интерес биографии увеличивается простотою изложения и состава, которая сообщает ей характер перноначальных необработанных записок. |
| Слава, глас 2: Приидите днесь, лицы иночестии,/притецем ко гробу Ферапонта преподобнаго,/молящеся Христу Богу нашему,/просяще грехов прощения,/стране нашей на враги победу и одоление,/и плененным свобождение,/и миру устроение,/и церквам соединение,/и душам нашим велию милость. И ныне, Богородичен: Все упование мое: Славословие великое. И отпуст. На Литургии служба вся преподобническая. Преподобный Ферапонт Монзенский начал свои подвиги в Москве, затем перешел в город Кострому в Воздвиженский монастырь и там принял монашеский постриг. Еще при жизни он прославился чудотворениями. Однажды преподобный Ферапонт явился во сне двум благочестивым инокам Павло-Обнорского монастыря Адриану и Пафнутию и повелел основать обитель на берегу местной реки Монзы близ Соли Галицкой (Корежская волость). Преподобный жил в отшельничестве после ухода из Воздвиженского монастыря. Когда был построен монастырь в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, преподобный Ферапонт прославил его двумя чудесами. Он явился во сне рыбаку из Соли Галицкой и кузнецу из Буя, у которых болели сыновья, и предсказал, что их дети исцелятся в новоустроенном Благовещенском монастыре на реке Монзе. И действительно юноши исцелились, положив начало паломничеству в эту обитель. Через некоторое время преподобный сам пришел в Благовещенский монастырь. Все, кому прежде являлся неизвестный старец, признали его. На расспросы о своей жизни он отвечал немногословно: «Сожительствовал блаженному Василию в Москве». Из этого можно заключить, что в Москве он нес подвиг юродства. Преподобный Ферапонт просил игумена, старца Адриана, стать его духовным отцом. Во время исповеди старец Адриан был потрясен душевной чистотой преподобного Ферапонта, силой его веры, его духовной мудростью. Пав на колени перед преподобным, он умолял его о духовном руководстве. Но преподобный Ферапонт взял со старца Адриана обещание ничего не рассказывать о нем братии и обращаться с ним как с обыкновенным монахом. Два года пребывания преподобного Ферапонта в монзенском Благовещенском монастыре были временем великого смирения, кротости и аскетических подвигов. |
| Действительно Вологда была разорена ими; сам Галактион подвергся истязаниям и чрез три дня мученически скончался. Иринарх ростовский († 1616 г.), урожденец ростовской области, постриженник ростовской Борисоглебской обители; он начал подвиги тем, что ходил босой и в рубище; братии и монастырским властям это не понравилось, и он удалился в Авраамиев монастырь, где уединился в келье отшельника Лазаря, наложил на себя тяжелые вериги на плечи и оковы на ноги; чрез три года он возвратился в Борисоглебский монастырь и здесь безвыходно затворился в келлье, приковав себя к стулу; так подвизался 38 лет и сподобился дара прозрения. Иоанн псковский († 1616 г.), 22 года подвизался в городской стене, как в пустыне, в молчании великом; пищу его составляла только рыба. Адриан монзенский († 1619 г.), урожденец Костромы, рано почувствовавший влечение к иноческой жизни и основавший Благовещенский монастырь на р. Монзе (в Костромской губ.) Вассиан Тиксенский († 1624), подвизавшийся при храме Св. Николая (верстах в 50 от Тотьмы, Вологодской губ.) затворником в келлье. Он наложил на себя вериги и железную шапку, никого не принимал в келлью и питался подаянием чрез оконце; сам выходил из келльи только в храм к церковным службам. Иринарх, соловецкий игумен († 1628), кроткий и снисходительный к другим, но строгий к себе; он много ревновал о доброй иноческой жизни. Преп. Дионисий троицкий († 1633), известный своим патриотизмом, заботою о бедных, нуждавшихся в приюте и помощи, и участим в книжном исправлении. Диодор юрегорский († 1633), постриженник Соловецкаго монастыря, подвизавшийся отшельнически сначала на одном из пустынных соловецких островов, потом в глухом лесу на р. Онеге и наконец на Юрьевой горе (в 25 верст. от гор. Олонца), где и устроил обитель. Никодим кожеезерский († 1639) из ростовской области, бывший кузнец, постригся в Московском Чудовом монастыре, но из любви к уединенному отшельничеству удалился на глухой остров озера Кожи, где недалеко от кожеезерской обители подвизался в уединенной хижине среди болот; слава о нем дошла до Москвы и патр. |
|
|
