| Основан город Истр на Понте. Аммон убит своими слугами. 3341 г. ( 610 г. до Р.Х.) Иосия, сын Аммона, 31 год. Он очистил Иудею и Иерусалим, обновил Храм и после устранения мерзостей идолопоклонства совершил торжественную Пасху Господу в 18-й год своего правления; вступив в битву с Нехао, царём Египта, он был убит на поле Мегиддо, что зовётся ныне Максимианополем. Анк Марций, внук Нумы по его дочери, 4-й римский царь, правил 23 года. Он присоединил к городу холмы Авентин и Яникул и основал на берегу моря Остию, в 16 милях от города. После него – Тарквиний Древний, 37 лет. Он построил в Риме цирк, увеличил число сенаторов, учредил римские игры, построил стены и клоаку, обустроил Капитолий. У евреев сказано, что Иосия правил 31 год, а 70 толковников дают ему 32 года. Но и Евсевий добавляет от себя ещё один год между его царствованием и правлением Иоакима из-за трёх месяцев, в течение которых правил Иоахаз, и трёх месяцев правления Иехонии. Однако, прав скорее Иеремия, который говорит, что пророчествовал 23 года, от 13-го года Иосии до четвёртого года Иоакима; что в четвёртом году Иоакима начал править Навуходоносор, а в 19-й год его правления был разрушен Иерусалим. 3352 г. ( 599 г. до Р.Х.) Иоаким, сын Иосии, 11 лет. После Иосии в течение трёх месяцев правил его сын Иоахаз. Нехао победил его и увёл в Египет, а царём поставил Иоакима. В третий его год Навуходоносор, взяв Иерусалим и уведя в плен очень многих, в том числе Даниила, Ананию, Азарию и Мисаила, увёз в Вавилон часть сосудов из Храма. Писание считает годы правления Навуходоносора от четвёртого года Иоакима, ибо с этого года он начал править не только халдеями и иудеями, но и ассирийцами, египтянами, моавитянами и бесчисленными множеством других племён. Иоаким, он же Иехония, сын Иоакима, три месяца и десять дней. Когда Иерусалим был осаждён халдеями, он вышел к царю Вавилонскому и был уведён в Вавилон вместе со своей матерью и своим народом в 8-й год правления Навуходоносора. 3363 г. ( 588 г. до Р.Х.) Седекия, он же Матфания, сын Иосии, 11 лет. В 11-й его год, то есть в 19-й год царя Вавилонского, Иудея была уведена в плен в Вавилонию, а Храм Господень сожжён через 430 лет после того как был основан. Оставшиеся иудеи переселились в Египет, но через пять лет также были поражены халдеями и переселены в Вавилонию. |
| В связи с переселением в Рим жителей разрушенных латинских городов городская черта была при Анке расширена. В нее включили Авентин и Яникульский холм на правом берегу Тибра, который ранее контролировался этрусками. Анк Марций построил мост через Тибр, соединивший Рим с Яникулом,– знаменитый Pons Sublicius, который покоился на деревянных сваях и легко демонтировался, когда в виду военной опасности со стороны этрусков надо было прервать связь с правым берегом. Умножение числа римских жителей, среди которых многие не смогли устроиться на новом для них месте, привело к росту преступности. В связи с этим Анк велел выстроить на склоне Капитолийского холма тюрьму. Для укрепления Рима между Авентинским холмом и Целием был вырыт ров. Одним из важнейших дел Анка Марция стало основание в устье Тибра, где при этрусках устроены были соляные варницы – салинии, портового города Остии, через который Рим получил выход в большой мир Средиземноморья. Кроме того, из Остии через Рим шла соляная дopora via Salaria в Умбрию и в область сабинов, что укрепляло торговые связи Рима с территорией центральной Италии. Анк Марций, правивший с 641 г., скончался в 616 г. до Р.Х. На царский престол, или в курульное кресло, воссел чужеземец, выходец из враждебной Риму Этрурии. 4. Рим под властью этрусских царей Преемником Анка стал его ближайший советник по имени Луций Тарквиний, по-этрусски Тархун – прозвище совпадает с названием города, из которого он прибыл в Рим. Его латинское имя Луций выводят из «лукумона», титула этрусских царей. Поскольку царем Тарквиний стал в Риме, само это прозвище «лукумон», вероятно, присвоено было ему уже в Риме его этрусским окружением, когда он стал там царствовать. По преданию, которое изложено Ливием, новый правитель был сыном выходца из Коринфа Демарата и знатной этрусской дамы, а женат был на дочери этрусского аристократа Танорсея Танаквиль. Имя ее отца обнаружено при раскопках тарквинийской гробницы, «Камеры мертвеца», украшенной фреской, изображающей тело усопшего пожилого человека на погребальных носилках, над которым склонилась юная красавица. Над головой девушки написано по-этрусски Тануэил, а над останками – Танорсей. В этой же гробнице найден саркофаг, на архитраве которого сделана надпись, которую этрусколог Денис расшифровал как: «Здесь находится могила Танакил» (см.: Вогэн, цит. изд., с. 146). Изображенную на фреске девушку, впоследствии здесь же и погребенную, Денис отождествляет с хорошо известной из римской традиции супругой Тарквиния Древнего. Наполовину чужестранец по своему происхождению, Тарквиний неуютно чувствовал себя на своей родине, и его честолюбивая жена могла посоветовать мужу поискать успеха на чужбине, за пределами Этрурии. |
| До сего дня не разгадана тайна истории, последовавшей за описанными событиями. Доподлинно известно только то, что в середине ноября было перехвачено письмо, в котором готского короля извещали о том, что некие люди в Риме откроют Асинарийские ворота его воинам. Но Асинарийские ворота находятся вблизи Латеранского собора, резиденции римского папы. Письмо было без промедления доставлено Велизарию, который велел быстро арестовать людей, на которых пало подозрение. Из города было изгнано несколько сенаторов. Самому папе было приказано явиться к Велизарию. Когда папа явился, Велизарий указал Сильверию, что тот ступил на опасную тропу, заключая соглашения с могущественными врагами. Однако Сильверий отклонил обвинения. Его не арестовали и не взяли под стражу, а он перебрался на Авентин, чтобы показать всем, что не поддерживает изменнических сношений с неприятелем. Вскоре после этого Сильверий был снова вызван к Велизарию. Папа понял, что на этот раз предстоит более серьезный разговор. Вместе с ним к византийскому полководцу отправилась толпа сторонников папы. Их не пропустили к главнокомандующему, поскольку, как выяснилось, в его ставке действуют правила придворного этикета. Сильверий один вошел в комнату, где его принял Велизарий. При их встрече присутствовала Антонина; Сильверию показали доказательство измены в виде перехваченного письма к Витигису. У папы не было никаких средств доказать, что он не писал и не приказывал писать такое письмо. Ему дали ясно понять, что к его неблагоразумию отнесутся доброжелательно и посмотрят на его прегрешения сквозь пальцы, если он сумеет убедить императрицу в своей полной и безусловной преданности. Однако Сильверий отказался идти на уступки и признавать свою вину. Что думал Велизарий по этому поводу, не так ясно, как хотелось бы. Естественно, его прямой обязанностью, как начальника осажденного гарнизона, было строго следить за любыми поползновениями к измене. Вероятно, имея перед собой такую вескую улику, как перехваченное письмо, он был обязан признать его подлинным. Более поздние судьи, которые не были супругами Антонины, считают письмо подозрительным документом, требующим тщательного исследования. Но Велизарий не мог не понимать, что в этом деле заинтересованы гораздо более влиятельные силы. Его собственное мнение не имело в деле Сильверия никакого значения, он просто выполнил прямой приказ императора. Велизарий был мудрым человеком и не стал переходить дорогу августейшей особе. Не было резона ставить себя под удар ради Сильверия, и Велизарий не совершил такой ошибки. |
| Но пусть в этом самом камне находилось божество, как вы требуете верить; кто же из людей, хотя бы он был легковерен и охотно выслушивал всякие вымыслы, может, однако, признать, что или в то время была богиней, или теперь должна так называться и именоваться та, которая то желает одного, то требует другого, оставляет своих почитателей и пренебрегает ими, уходит из низших провинций и присоединяется к более сильным и более богатым народам? Она [могут сказать] любит войну и желает участвовать в боях, умерщвлении людей и кровопролитиях. Если богам свойственно – коль скоро они истинные [боги] и им приличествует присвоить понятие этого слова и могущество, обозначаемое этим именем, – не делать никакого зла и никакой несправедливости и ко всем людям относиться с одинаковым и равным благоволением без всякого пристрастия, то может ли кто-либо из людей поверить, что была божественного происхождения или обладала справедливостью, достойной богов, та, кто, вмешиваясь в человеческие распри, сокрушала силы одних и являлась покровительницей других, одних лишала свободы, а других возводила на высшую ступень владычества, и которая для того, чтобы возвысить одно государство, основанное на погибель рода человеческого, подвергла рабству неповинных обитателей земли? Указатель имен и предметов Абдера г. V, 12. Augmina VII, 24. Авгуры IV, 35. Авентин V, 1. Авл Вулкентан см. Ол. Аврора б. IV, 27. Агд (Agdas) гора V, 5, 9. Агдестис V, 5–7, 11–14, 16. Агезарх VI, 6. Агригант (Агригент) г. IV, 29. Адмет IV, 25. Адонис IV, 27; VII, 33. Adoratio (adulatio) I, 39. Aequitas б. IV, 1. Азия – христианство в ней I, 16; II, 12. Аий Локуций б. I, 28. Академия II, 9. Аканфа IV, 14. Аквилий I, 40. Акрисий VI, 6. Актеры IV, 35; VII, 33. Аламанны – христианство среди них I, 16. Александр Македонский I, 5. Алимунтские мистерии V, 28. Алкивиад VI, 13. Алкид VII, 33. Алкиона IV, 26. Алкмена II, 70; IV, 22, 26; V, 22. Аллегорическо объяснение мифов V, 32–45. Альба г. II, 71; VII, 26. Альбанская гора II, 68. Amensanguina VII, 24. |
| Основателем Рима издревле почитался Ромул, имя которого и носит Вечный город. Впрочем, есть и другая мифическая версия происхождения топонима, возводящая его к Роме – одной из троянских женщин, которые находились на корабле с Энеем. Истомленному трудной дорогой Энею, потерявшему в пути своего престарелого отца и жену Креусу, Рома предложила после того, как корабли пристали к берегу вблизи устья Тибра, сжечь их, чтобы прекратить мучительное скитание по морям. В «Истории» Ливия приведена полная генеалогия Ромула и его близнеца Рема, правда, с материнской стороны, потому что отцом этой двойни, как верили простодушные римляне, был сам Марс, или, как подозревал Тит Ливий, неизвестный насильник их матери весталки (см.: Ливий, цит. изд., т. 1, с. 13–14). По материнской линии Ромул и Рем восходили к Энею и его сыну основателю Альбы Асканию Юлу, прямыми потомками которого почитала себя римская фамилия Юлиев. Асканию наследовал его сын Сильвий, затем царствовал его сын Эней Сильвий, от него родился Латин Сильвий, с правлением которого Ливий связывает выведение из Альбы новых поселений в Лации. Сильвии (лесные) стало с тех пор фамильным прозвищем царской династии Альбы. «От Латина родился Альба, от Альбы Атис, от Атиса Капис, от Каписа Капет, от Капета Тиберин, который, утонув при переправе через Альбулу, дал этой реке имя, вошедшее в общее употребление. Затем царем был Агриппа, сын Тиберина» (Ливий, цит. изд., т. 1, с. 13). От Агриппы родился Ромул, погибший от молнии, его сыном был Авентин, который, по словам Ливия, «был похоронен на холме, который ныне составляет часть города Рима, и передал этому холму свое имя. Потом царствовал Прокл. От него родились Нумитор и Амулий» (Ливий, цит. изд., т. 1, с. 13). Отстранив от власти старшего брата, истребив его мужское потомство, а его дочь Рею Сильвию сделав весталкой, обреченной на вечное девство, в Альбе стал править Амулий. Когда же Рея родила близнецов, Амулий велел бросить младенцев в Тибр. Но река тогда разлилась, затопив берега стоячими водами, в которые и были опущены положенные в корзину братья. Вскоре вода схлынула, и близнецы остались на суше, не утонув. Услышав детский плач, к ним подошла волчица, прибежавшая на водопой. Она облизала младенцев и накормила их из своих сосцов. А вскоре детей нашел живший поблизости пастух царских стад Фавстул, передав их своей жене Ларенции на воспитание. Рассказывая эту историю, не чуждый скепсиса по отношению к древним легендам Ливий замечает осторожно: «Иные считают, что Ларенция звалась среди пастухов “волчицей», потому что отдавалась любому,– отсюда и рассказ о чудесном спасении» (Ливий, цит. изд., т. 1, с. 14). Слово lupa и на современном итальянском языке обозначает не только волчицу, но и, фигурально, продажную женщину. |
| Согласно подделанным письмам, папу обвинили в том, что он хочет сдать готам ворота Азинариа. Чтобы опровергнуть такие слухи, папа переехал подальше от стен, на Авентин, по соседству с Церковью св. Сабины. Несмотря на это, его вызывают во дворец, где происходит первая встреча с Велисарием, которая прошла без насилия. Однако, 21 марта 537 г. папу Сильверия снова вызывают во дворец Пинцис. При этом папскую свиту задерживают в прихожих. Сильверию ничего не оставалось делать, как только в сопровождении одного лишь Вигилия идти во внутренние покои дворца. Войдя в одно из помещений, папа увидел Антонину с сидящим у ее ног Велисарием. Она спросила у него: «Итак, господин папа, что мы вам сделали, что вы хотите предать нас готам?» и стала яростно бранить его за это. Вигилий же сорвал с папы паллий и бросил Сильверия в соседнюю комнату, где с него сорвали оставшееся облачение и облекли в грубое монашеское одеяние. При сопоставлении всех известных нам данных становится ясно, что существуют две основные версии происходивших событий. Официальная византийская версия говорит о том, что папа действительно готовил сдачу Рима готам. Этой точки зрения придерживается хронист Прокопий Кесарийский и комит Марцеллин, который пишет: «Тогда Велисарий отстранил от власти папу Сильверия, благосклонного к нему (Витигису – прим. авт.), и на его место назначил диакона Вигилия». Тем не менее, версию с заговором Феодоры поддерживает большинство писателей того времени: Виктор Тонененский, Либерат, Павел Диакон и др. В пользу первой точки зрения свидетельствует тот факт, что Сильверий был обязан папской тиарой остготскому королю. К тому же существует предположение о натянутости отношений между Велисарием и Сильверием из-за разорения Неаполя, хотя ему можно противопоставить тот факт, что Римские ворота были открыты византийскому полководцу именно благодаря папе, несмотря на клятвы верности готам. В пользу второй версии говорит общая атмосфера в религиозно-политической жизни того времени и тот факт, что Прокопий поддерживает ее в своей «Тайной истории», где обычно противопоставляет официальной версии описание скрытых моментов политической жизни своего времени. |
| Петр грязь брака должен был искупить кровью мученичества. Увещевая Евстохию к ночным слезам и молитвам, Иероним опять-таки употребляет слишком художественное сравнение для такого святого дела: " Будь цикадой ночной " , говорит он. Здесь мы остановимся, чтобы после всего отрицательного в нашем предшествующем изложении отдохнуть на некоторых положительных чертах эпохи. Доселе мы видели почти исключительно " развратный Рим " . Но там же, наряду с крайней распущенностью нравов, слагался иной образ бытия, иной строй жизни, притом в таком слое общества, где этого всего менее можно было ждать. Знатнейшие римские женщины, жены и дочери сенаторов, ведшие свои родословные от Агамемнонов, Сципионов и Гракхов, образовали — главным образом около Марцеллы, патрицианки-вдовы, устроившей в своем доме на Авентин-ском холме род благочестивой колонии — тесный кружок лиц, связанный интересами веры, общественным положением и отчасти узами родства. Сюда входили Павла, ее дочери Евстохия и Блезилла, Лея, Азелла, Принципия и др. Это были не только самые знатные, но и образованнейшие женщины своего времени: " Слыша ее говорящей по-гречески подумал бы всякий, что она и не знает латинского. Когда же она переходила на латинскую речь, совершенно не чувствовалось иностранного акцента " (Иероним о Блезилле). Эти женщины, принимая христианство, внесли в новую для них религию все благородство своих душ, беззаветность женских сердец, даже некоторую неуравновешенность и крайность — и вписали в анналы Рима еще несколько возвышенных страниц: наряду с воинскими подвигами их предков они показали возможность других, противоположных подвигов смирения, единственно возможных в их гибнущей отчизне. Творения Иеронима сохранили нам несколько биографий этих женщин; мы не можем останавливаться на них в подробностях, но миновать их совсем было бы непростительным упущением в очерке Рима той эпохи. Еще незадолго до этого времени " ни одна из знатных женщин в Риме не знала обета монашества и не осмеливалась по новизне дела принять на себя имя позорное и низкое, как тогда считалось в народе " . |
| Гракх надеялся добиться на народном собрании провала инициативы консула. Тесный круг его верных стронников, памятуя об участи Тиберия Гракха, пришел с ним на Капитолий вооруженным. В капитолийском храме Юпитера Опимий совершал полагающиеся жертвоприношения. Ликтор консула Антил потребовал от Гракха и окружавшей его вооруженной толпы удалиться и при этом взял его за руку. Нервы у друзей Гракха были до крайности напряжены ожиданием предстоящего столкновения с вероятным кровопролитием, и один из них, не выдержав напряжения, решил, что дело уже начинается, и поразил ликтора кинжалом. Как пишет Аппиан, «поднялся крик.., все бросились из храма в страхе перед такою бедою. Гракх, отправившись на форум, хотел там объяснить все случившееся, но никто даже не остановился перед ним, все отступились от него, как от человека, оскверненного убийством» (Аппиан, цит. изд., с. 401). Консул Опимий приказал явиться на Капитолий вооруженному отряду. Сенат потребовал от Гракха и Флакка явиться в сенат для объяснения. Но они, вооружившись, бежали на Авентин со своими уже малочисленными сторонниками и заняли там храм Дианы. Готовясь к столкновению, они пошли на крайний шаг и попытались вооружить рабов, обещав им свободу, но благоразумные рабы не захотели участвовать в безнадежной авантюре. В сенат ими был послан юный сын Флакка Квинт, чтобы вести переговоры о мире, а сами они туда явиться не захотели. Опимий арестовал Квинта, объявил Гая Гракха и Марка Флакка вне закона, приказал штурмовать Авентин и пообещал тем, кто принесет головы Гракха и Флакка, заплатить столько золота, сколько будут весить эти головы. На штурм Авентина консул направил вооруженный отряд. «Тогда Гракх,– по рассказу Аппиана,– бежал по свайному мосту на другую сторону Тибра, в рощу, в сопровождении одного только раба. Он подставил рабу свое горло, когда он ожидал, что будет схвачен» (Аппиан, цит. изд., с. 402). Флакк бежал, но был найден и убит. Дома Гракха и Флакка были разграблены толпой, которая еще недавно горой стояла за своих трибунов. Участников возмущения Опимий приказал схватить и задушить в тюрьме. Казнено было 3 тысячи человек, в том числе и юный сын Марка Флакка Квинт, которому Опимий предоставил возможность самому выбрать вид смерти. Затем консул совершил очищение Рима от скверны и по приказу сената воздвиг на форуме храм Согласия. |
| В борьбе с нею, в борьбе-дружбе — другой до изобретений наших не было — проходила жизнь земледельца и винодела, как и воздвигался город. Полон Рим еще и сейчас свидетельств этой дружбы и борьбы. Не в одних окрестностях его, но и внутри его стен видимо и живо то, что здесь было, когда его самого еще не было. Конечно, и от Венеции неотъемлема ее лагуна, и от Флоренции — ее река и две линии ее холмов; нельзя Неаполь или Геную оторвать от моря или от рельефа берегов, с которым они срослись; но в Риме, вопреки его бесформенному нынешнему разрастанию, еще прочнее держится внутри стен своевольная лепка земли, определившая в древности его облик. Вырывали, зарывали, прокладывали дороги, буравили туннели, растаскивали камни и поверх разрушенных строений возводили новые на трех, на четырех уровнях, одно над другим. А все еще стоит старый, да еще и недавний Рим на древних своих семи холмах, и дают они о себе знать, и есть у каждого свое лицо, и все вместе являют они неотделимую от древности почвенность и природность Рима. Деревушка на холме у левого берега реки. За холмом — выгон, болотистые луга. Этот холм — Палатин. Болотце это — будущий Форум. С этого началось. Когда деревню обнесли стеной, в легендарные ромуловы времена, родился первобытный, квадратный Рим. Затем возникло первое семихолмье, куда из классических холмов, с искони зазубренными школярами всех наций именами, вошел кроме Палатина один лишь, и то не во всем объеме, Эксвилин. Предстояло осушить болото, перенести туда с берега реки рынок и там же создать заботами этрусских царей первый священный, освященный алтарями и храмами город, а также заключить на вечные времена союз с иноплеменными жителями деревень на соседнем Капитолийском холме, поначалу не отделенном нынешней глубокой впадиной от Квиринала. Сервиева стена уже включала кроме Палатина и этих двух холмов Целий, Эсквилин, Виминал, но не Авентин, не сразу и при республике вошедший в состав второго, окончательного семихолмья. Правый берег Тибра оставался долгое время незаселенным. |
| Лишь Аврелианова стена в конце III века нашей эры охватила часть нынешнего Трастевере. И характерно для устойчивости римского городского обихода, что и по сей день Тибр, набережные Тибра, мосты его в римской жизни, в осознании римлянами своего города большой роли не играют. Тибр окаймляет Рим, и только. Все его семь холмов — на левом берегу. Старое заречье — придаток, живущий своей жизнью (это чувствуется и сейчас), простонародной, красочной, старинной, но совсем не палатино-капитолийской. Новое заречье — произвол, как и все застенные новые кварталы, приклеенные к Риму куски не-Рима. Яникул никогда к городским холмам не причислялся, как и левобережный холм садов, ныне называемый Пинчио, или заречные ватиканские холмы, составлявшие вместе с нынешним Monte Mario (а когда-то и с Яникулом) лесистый кряж, от которого не отделилась еще нижняя ступень, позже послужившая пьедесталом граду Ватикану. Между Капитолием и Пинчио расстилалось Марсово поле, застроенное лишь в императорскую эпоху, и то не сплошь и не многоквартирными домами в три или четыре этажа, которых в других кварталах было много, а зданиями или памятниками вроде тех, что и сейчас нам предстоят в самой гуще папского Рима: мавзолей Августа, термы Агриппы, Пантеон, колонна Марка Аврелия или пьяцца Навона – стадий Домициана, обернувшийся площадью. Средоточием древнего города в эту эпоху, как и раньше, были Капитолий, Палатин, Форум, императорские форумы и прилегающие к ним кварталы возле и повыше Колизея. Равномерно населен и застроен не был он и теперь. Не все дубы, не все буки исчезли на Эсквилине, давшие некогда имена двум отрогам его: Кверкветалу и Фагуталу. Авентин и Целий увенчивались садами, как и Квиринал, с обеих сторон той прямой улицы, что идет по хребту его и нынче и что звалась тогда Высокою тропой. При всем многолюдии и разноязычной толчее тесноты жилья в городе не было, да и население его, вопреки фантастическим цифрам, называвшимся прежде, вряд ли когда-либо числом превышало миллион. Таять оно стало в очень быстром темпе еще до падения Западной империи. |
|
|
