| На отличные иллюстрации – рисунки и фотографии, которыми снабжена диссертация, – обращали внимание все, кому попадалась в руки «Регионарная анестезия». Фотографировать начал Валентин Феликсович в Переславле. Мастерством этим, как и всем, за что брался, овладел капитально. Завел свою фотографическую аппаратуру. По многу раз фотографировал анатомические объекты и всякий раз записывал в специальную книжку, какая была выдержка, освещенность, диафрагма, каким получился снимок. Фотографии в диссертации четки и убедительны. Но еще лучше рисунки. Они изящны и почти стереоскопичны. Через полтора десятка лет после последнего киевского этюда несостоявшийся художник Войно-Ясенецкий еще раз показал, на что он способен… «Я хотел бы надеяться, что моя книга станет известной моим землякам и товарищам и поможет им успешно удовлетворить те огромные запросы на хирургическую помощь, которые так настойчиво предъявляет им жизнь, – написал диссертант во вступлении к своей работе. – Внимание земских врачей было бы для меня лучшей наградой за положенный на нее труд и важнейшим оправданием в большой затрате времени на нее». Да, он по-прежнему чувствовал себя земцем, мужицким лекарем, каковым желал оставаться и впредь. Единственно, что хотелось, – это перебраться куда-нибудь на Украину, в родные для них с Анной места. И тем не менее слова, обращенные к коллегам-земцам, оказались словами прощания. Произошли события, смешавшие все планы. «В начале 1917 года к нам приехала старшая сестра моей жены, только что похоронившая в Крыму свою молоденькую дочь, умершую от скоротечной чахотки. На великую беду она привезла с собою ватное одеяло, под которым лежала ее дочь. Я говорил своей Анне, что в одеяле привезена к нам смерть. Так и случилось: сестра Ани прожила у нас всего две недели, и вскоре после ее отъезда я обнаружил у Ани явные признаки начинающегося туберкулеза легких». В ту пору существовало ошибочное мнение, что туберкулез лучше лечится в сухом, жарком климате. Распознав у жены признаки легочной болезни, Валентин Феликсович немедленно начал искать в газетах объявление о должности врача в Средней Азии. Ему попалось сообщение о конкурсе, которое дала Ташкентская городская управа. В Ташкент были посланы документы, и скоро доктор медицинских наук Войно-Ясенецкий получил приглашение занять должность главного врача и хирурга Городской ташкентской больницы. |
| Одна из мам, Дина, рассказывает, что только утром прилетела из Сургута вместе с дочерью Лией. Лия — симпатичная и сосредоточенная 14-летняя девчушка с кудрями, выглядит младше своего возраста, и, может быть, от этого наотрез отказывается фотографироваться. — А давай поиграем в игру, — предлагает наш фотограф. — Я подставлю ладонь, если ты по ней попадешь, то не будем фотографироваться, а если промахнешься, то сделаем одно фото. Лия соглашается. Делает вид, что застегивает кармашки на куртке и — хлоп!.. попадает по ладони! Фотограф повержен. Портрета не будет… Но зато будет рассказ мамы. Оказывается, Лия до болезни занималась ушу и вообще была очень спортивной девочкой. И, по мере сил, остается: она вошла в пятерку из “Команды Хабенского”, которая поедет на Игры — соревноваться в беге, стрельбе и настольном теннисе. В прошлом году — выиграла серебряную медаль по стрельбе из пневматического ружья. — Подготовки у нас почти не было, — рассказывает Дина. — Потому что Лия поступала в 7 класс, было сложно. Мы прошли лечение в 2015 году, из-за болезни она год не посещала школу, а потом полгода была на домашнем обучении. Но 7 класс Лия закончила без троек. Мы гордимся ей! Другая мама — с Украины, из Донецка, Алена. Ее семилетний сын Саша 1,5 года борется с болезнью, лечится в детской Морозовской больнице, сейчас — в стойкой ремиссии. Мама выглядит прекрасно и излучает радость. — А я не имею права плакать, — объясняет она. — Однажды Саша увидел, что у меня глаза красные, и говорит: “Мам, ты плачешь? У меня сердечко трясется”. Я говорю: “Нет, Саша, ни в коем случае!”. Ребенок счастлив, когда его родитель спокоен. Поэтому мы не плачем, мы боремся. Мы учимся жить по-другому. Я борюсь ради Саши, он дает мне силы, а я — ему… Все дети, которые борются с онкологией, и их родители — уже чемпионы. Опухоль головного мозга по частоте возникновения занимает второе место, после лейкоза, среди детских онкологических заболеваний. Каждый год с диагнозом сталкивается 1200 детей, и, как правило, победить болезнь за один год не удается — речь о многолетнем лечении и реабилитации. Фонд Хабенского занимается именно этим с 2008 года. |
| «Черный миф» о рабском сознании русского народа. Парламентская демократия — великая ложь нашего времени. 09.02.2018 08:23:55 Виктор Саулкин Слушать: http://radonezh.ru/radio/2018/01/17/19-00.html В. Саулкин: - В последнее время, братья и сестры, было много звонков. Наши православные слушатели настроены патриотически. Выборы приближаются, осталось два месяца. Люди взволнованы, за кого голосовать. У меня по этому поводу прогнозы-то оптимистические, но появились очень печальные мысли. Мне звонил и просил молитв наш выдающийся русский актер и просто великий русский человек. И все, кто его знает, любят его. Это Владимир Петрович Заманский. Его многие знают. Ветеран Великой Отечественной Войны. Он мне говорит: «Витя, вот приходят ко мне тут - он сейчас в Муроме живет - православные люди. И говорят, что голосовать они собираются за Грудинина». Спрашивает: «Витя, для меня главный вопрос - это как Грудинин относится к Церкви? Он у себя в совхозе имени Ленина создал замечательные больницы, детские сады- все замечательно. А вот храм хоть один он построил? И главное - что он говорит о Церкви, как он относится к Церкви?» И мне кажется, дорогие братья и сестры, что это самый важный вопрос. Как относится кандидат Грудинин к Церкви? У нас вопрос, ответим на него и продолжим беседу. Вопрос: - Добрый вечер. С наступающим Крещением! Я хотела бы процитировать письмо одной немецкой жены, отправленное мужу-немцу на передовую во время войны. «Дорогой Фриц, получила твое письмо. Неприятно поражена неприличным поведением русских, оказывающих сопротивление нашим войскам. Надеюсь, что они осознают свою глупость, и сложат оружие перед нашей мощной армией». Так что наши либералы недалеко ушли от своих зарубежных хозяев. В. Саулкин: -Спасибо! Вот это то, о чем мы говорим. Они никак не могут понять, почему немцы пришли, а французы вышли. Посмотрите фотографии тех времен. На улице Парижа кто-то плакал (мы видели эти знаменитые кадры, как старый француз плачет). Остальные фотографии Парижа тех времен - работают все кафе, ресторанчики, театры, опера - все в этой свободной стране в движении! В рядах Сопротивления французов было не меньше, чем тех, кто попал в наш плен, сражаясь в легионе «Шарлемань» - Карл Великий, представляете? |
| Подборка хороших новостей от «Правмира» Любящая мама не могла оставить своего старшего сына одного и решила жить вместе с ним в доме престарелых. Эта и другие добрые истории – в подборке «Правмира». Оля вылечилась от рака и хочет стать медсестрой Семнадцатилетняя Ольга Плешакова победила рак 10 лет назад. Эта болезнь оказала влияние на ее жизнь: девочка решила стать медсестрой, чтобы тоже помогать людям. Ее историей поделился фонд «Подари жизнь». Девочка жила в селе в Рязанской области, когда у нее обнаружили лейкоз. Лечиться пришлось в Москве, долгое время Оля жила в больнице и не могла ходить в школу. К счастью, лечение помогло и уже в 2007 году она смогла вернуться домой. Оля В прошлом году она окончила школу, поступила в медицинский колледж и хочет стать медсестрой. Связь с болезнью, как говорит сама девушка, «прямая и очевидная». «Я решила стать медсестрой, потому что очень хочу помогать людям так же, как когда-то мне помогли справиться с болезнью доктора и медсестры». Источник Любят друг друга 68 лет Свадебный фотограф Меган Лутц поделилась снимками влюбленной пары. Герои ее съемки вместе уже 68 лет. «Они редкий пример настоящей любви, который мне не приходилось снимать ранее. Даже через 68 лет он влюблен в свою жену», – написала фотограф. Меган пишет, что даже во время фотосессии было заметно, как нежно они относятся друг к другу. «Это самая искренняя привязанность, которую я только видела». Сейчас у пары 2 детей, 6 внуков и 4 правнука. Источник 98-летняя мама переехала в дом престарелых, чтобы ухаживать за сыном Аде Китинг 98 лет, и она переехала к своему старшему сыну Тому в дом престарелых, чтобы ухаживать за ним. У Ады и ее мужа Гарри было четверо детей: Том, Барбара, Марджи и Дженет, которая умерла в 13 лет. До ухода на пенсию Том работал художником и декоратором в Ливерпуле, но в прошлом году ему стало сложно обходиться без помощи, и он переехал в дом престарелых. Любящая мама не могла оставить своего старшего сына одного и решила жить вместе с ним. Сейчас Ада и Том неразлучны и любят проводить время вместе, особенно играть в игры и смотреть сериалы. «Я каждый вечер прихожу в комнату к Тому и желаю ему спокойной ночи, а по утрам – доброго утра», – рассказывает Ада, которая раньше работала медсестрой. |
| Был случай, когда стукача не дорезали, он вырвался и израненный убежал в больницу. Там его оперировали, перевязали. Но если уж перепугался ножей майор, — разве могла спасти стукача больница? Через два-три дня его дорезали на больничной койке… На пять тысяч человек убито было с дюжину, — но с каждым ударом ножа отваливались и отваливались щупальцы, облепившие, оплетшие нас. Удивительный повеял воздух! Внешне мы как будто по-прежнему были арестанты и в лагерной зоне, на самом деле мы стали свободны — свободны, потому что впервые за всю нашу жизнь, сколько мы её помнили, мы стали открыто, вслух говорить всё, что думаем! Кто этого перехода не испытал — тот и представить не может! А стукачи — не стучали… До тех пор оперчасть кого угодно могла оставить днём в зоне, часами беседовать с ним — получать ли доносы? давать ли новые задания? выпытывать ли имена незаурядных заключённых, ещё ничего не сделавших, но сделать могущих? но подозреваемых как центры будущего сопротивления? И вечером приходила бригада и задавала бригаднику вопрос: “Что это тебя вызывали?” И всегда, говоря ли правду или нагло маскируясь под неё, бригадник отвечал: “Да фотографии показывали…” Действительно, в послевоенные годы многим заключённым показывали для опознания фотографии лиц, которых он мог бы встретить во время войны. Но не могли, было незачем показывать всем. А ссылались на них все — и свои, и предатели. Подозрение поселялось между нами и заставляло замкнуться каждого. Теперь же воздух очищался от подозрений! Теперь если оперчекисты и велели кому-нибудь отстать от развода, — он не оставался! Невероятно! Небывало за все годы существования ЧК-ГПУ-МВД! — вызванный к ним не плёлся с перебиванием сердца, не семенил с угодливой мордочкой, — но гордо (ведь на него смотрели бригадники!) отказывался идти! Невидимые весы качались в воздухе над разводом. На одной их чашке громоздились все знакомые призраки: следовательские кабинеты, кулаки, палки, бессонные стойки, стоячие боксы, холодные мокрые карцеры, крысы, клопы, трибуналы, вторые и третьи сроки. Но всё это было — не мгновенно, это была перемалывающая кости мельница, не могущая зажрать сразу всех и пропустить в один день. И после неё люди всё-таки оставались быть — все, кто здесь, ведь прошли же её. |
| Священноисп. Лука (Войно-Ясенецкий). Фотография. 1939 г. Священноисп. Лука (Войно-Ясенецкий). Фотография. 1939 г. В нояб. 1933 г., по окончании ссылки, Л. прибыл в Москву. Посетил заместителя патриаршего местоблюстителя митр. Сергия (Страгородского), однако от назначения на вакантную архиерейскую кафедру отказался (о чем впосл. сожалел). Получил разрешение от властей заниматься медициной. В 1934 г., после многолетней задержки, были опубликованы «Очерки гнойной хирургии» (при жизни Л. книга переиздавалась еще в 1946 и 1956, последний раз в 2006). Это была наиболее полная и совершенно новая работа, положившая начало отдельному направлению в медицине. 13 февр. 1936 г. Л. была присуждена Наркоматом здравоохранения Узбекской ССР ученая степень д-ра медицинских наук без защиты диссертации. С весны 1934 г. он проживал в Ср. Азии - в Ташкенте, затем в Андижане, потом снова в Ташкенте. Руководил хирургическим отд-нием Института неотложной помощи, читал лекции на курсах по повышению квалификации врачей. 24 июля 1937 г. Л. был арестован и заключен во внутреннюю тюрьму УГБ НКВД УзССР. Проходил по следственному делу вместе с группой местного духовенства во главе с Ташкентским архиеп. Борисом (Шипулиным) , обвиненной в создании «контрреволюционной церковно-монархической организации» и шпионской деятельности. Л. также обвинялся во «вредительстве в деле оказания медицинской помощи трудящимся» и «убийстве больных посредством операций». Он единственный из подследственных решительно отверг все обвинения и отказался лжесвидетельствовать против др. обвиняемых. Непрерывные многодневные допросы лишали его сна и причиняли тяжелые мучения. В знак протеста в нояб. 1937 г. Л. держал длительную голодовку. 7 дек. был составлен акт, в к-ром говорилось, что «обвиняемый Войно-Ясенецкий отказался от дачи дальнейших показаний, возводя при этом клевету на органы НКВД» (сообщал в своих ходатайствах высшим органам власти о беззакониях и пытках во время следствия). В нач. 1938 г., после того как др. обвиняемые по делу были расстреляны, Л., как единственного ни в чем не признавшегося, перевели в центральную областную тюрьму. Следственные материалы по его делу были выделены в отдельное уголовное производство. В мае 1939 г. было вынесено постановление: «...вследствие того, что основные свидетели по данному делу... в 1937-1938 годах осуждены к высшей мере наказания, настоящее дело для слушания в Военный трибунал направлено быть не может... следственное дело... направить для разбора на особое совещание при НКВД СССР». 13 февр. 1940 г. Л. был приговорен к 5 годам ссылки (начало срока с момента ареста) и отправлен в с. Б. Мурта в 110 км к северу от Красноярска (ныне поселок в Красноярском крае). Работал врачом в местной районной больнице; подготовил в ссылке 2-е изд. «Очерков гнойной хирургии» (объем книги был расширен в 3 раза), ему было разрешено выехать для посещения б-ки в Томск. |
| – У меня на счете деньги лежат, это же мои деньги, – рассуждает Наташа. – А они говорят, что комиссия должна оценить, могу ли я пользоваться телефоном и ноутбуком. А как они могут это оценить, если у меня нет ноутбука и телефона? Насилие как норма жизни В благотворительном фонде «Арифметика добра» есть многолетние проекты, в рамках которых специалисты общаются с выросшими сиротами, заканчивающими или уже закончившими детский дом, и помогают им адаптироваться в жизни. Руководитель психологической службы фонда Наталия Мишанина говорит, что история Наташи – типичная. Выпускники детских домов часто относятся к насилию как к самой обычной части их жизни. «У меня была на терапии девушка, назовем ее Светой, она пришла ко мне в 15 лет, – вспоминает Мишанина. – Красивая такая, а считала себя «уродиной». С мальчиками ее отношения не складывались. Мы с ней работали целый год и никак не могли добраться до сути. Дети из детских домов очень боятся раскрывать ту часть своей истории, которая их больнее всего ранила. Мы с ней много работали над ее внешним видом, над ее внутренним содержанием. Она обрисовала мне образ красивой женщины, на которую ей хотелось быть похожей, и мы находили в ней самой черты от этого образа. И только через год, когда она поверила в то, что красива, она рассказала мне свою историю. Фото: Laura Hospes Оказалось, что Света попала в детский дом в 9 лет, сразу не поладила с воспитателем. Та заставляла ее заплетать косы, а девочка не хотела. Однажды она проснулась утром – а у нее одна половина головы выбрита и покрашена зеленкой. После этого она ушла в себя и перестала контактировать с людьми. У нее появился комплекс, она стала считать себя некрасивой. Она даже показывала мне фотографии – вот она лысая, вот в шапочке, вот отрастают волосы. И я видела, как ей больно смотреть на эти фотографии. Терапия ей помогла, сейчас у нее все хорошо, она уже закончила школу, живет самостоятельно, у нее есть молодой человек». А вот Сереже повезло меньше – он так и не сумел компенсировать боль от обид, нанесенных ему в детском доме. Сережа, как многие мальчики-сироты, ненавидел свою жизнь, детский дом и себя заодно. Каждый год перед своим днем рожденья он убегал из детдома в сторону родной деревни. Его ловили и возвращали назад. Потом его стали класть в психиатрическую больницу – накануне дня рождения. |
| Та же ситуация с частной молитвой. Многие говорят, мол, миссионерская задача показать, как красиво люди молятся. Но будет ли полезно ради художественного эксперимента прервать молитву? Мы же из аскетики знаем, что все отвлекающее от молитвы — не от Бога. Если человек обратил внимание на фотографа и перестал молиться, а виду не подал, получается опять неправда — вид молитвы имеем, а на самом деле глаза уже другие. Одно дело, если есть прямая необходимость. Например, служит патриарх или архиерей. Для храма это история. А ради истории можно людей подвинуть немножко. То есть вежливо, аккуратно, но все-таки ходить по храму и направлять объектив. Но если это мой личный, спортивный интерес, вот как бы художественная какая-то штука, то всё-таки влезать в чужую молитву мне тяжело. Хотя я пробовал проводить съемку будничной службы, потому что это вещь очень красивая и интимная. Её бы тоже, конечно, хорошо как-то зафиксировать. Есть и священники, которые это понимают и согласны на такие съемки. Но все равно, переходить эту грань мне, например, тяжеловато. И я до конца не определился, нужно ли это вообще. Фото: о.Игорь Палкин Надо искать компромисс. Здесь искусство уже переходит в область организаторских способностей и личной дипломатии. То есть, если тебя все знают, если к тебе уже привыкли и тебе доверяют, то можно снимать. Почему нет? Просто надо, чтобы возникло такое доверие. На предыдущем конкурсе «World press photo» была история о жизни, болезни и смерти одной женщины, больной СПИДом. Фотограф Дарси Падилла (Darcy Padilla) смогла настолько приблизиться к этой женщине, насколько не всякий родной человек сможет. 2010 W. Eugene Smith Она и на родах у неё присутствовала, и при семейных скандалах, и на праздниках, и в больнице, и на смертном одре. И в этом не было нарушения целомудрия. Если достигнуть такого доверия, можно снимать и молитву. Рамка для фотографии – Христианские ценности и заповеди, которым мы следуем, они же все равно главные для нас. Определяющие наше поведение в мире. Они, соответственно, откладывают отпечаток на нашу жизнь и в том числе на нашу деятельность. Получается, есть некая рамка, ограничивающая фотографию. Но документальное фото подразумевает засвидетельствование всего. Получается, что мы как-то ограничиваем своими рамками то пространство, которое может дать нам фотография? |
| Конечно, это была почта, которую он привез с корабля, хотя возможно, что некоторые письма он написал дорогой – его подобрала где-то экспедиция лейтенанта Седова. Когда он умер, больница разослала эти письма по адресам, а тетрадки и фотографии остались у меня. Раз ты знаком с семейством капитана Татаринова и намерен „представить правильную картину его жизни и смерти“ (то есть, не семейства, очевидно, а капитана), тебя, понятно, интересует, что это за тетради. Это две обыкновенные ученические черновые тетради, исписанные карандашом, к сожалению, совершенно неразборчиво, так, что я несколько раз пробовал их прочитать и, наконец, отказался от этой мысли. Вот, кажется, и все, что я знаю. Это было в конце 1914 года, только что началась война, и экспедиция капитана Татаринова никого не интересовала. Тетради и фотографии и сейчас еще хранятся у меня – приезжай, то бишь прилетай, и читай, пока хватит терпения. Мой адрес: Заполярье, улица Кирова, 24. Пожалуйста, пиши, интересный больной. Твой доктор И.Павлов. …Как сестра поживает? Печете ли вы еще картошку на палочках?» Так я и думал! Фото осталось от штурмана. Доктор видел штурмана своими глазами! Того самого, который подписал: «с совершенным уважением штурман дальнего плавания И.Климов»! Того самого, который на всю жизнь поразил меня необыкновенными словами: «широта», «шхуна», «Фрам», и необыкновенной вежливостью: «спешу Вас уверить…», «надеясь вскоре увидеться с Вами…» Того самого штурмана, из письма которого я узнал, что экспедиция – это не только грязное подвальное помещение под почтой, а дальнее плавание, капитаны, плавучие льды. Я решил, что сразу же после окончания школы поеду в Заполярье и прочитаю его тетради. Доктор «отказался от этой мысли». Он бы не отказался, если бы надеялся найти в них хоть одно слово, подтверждающее его правоту, если бы ему плюнули в лицо, если бы Катя думала, что он убил ее мать… Должно быть, я начал говорить вслух, потому что у Миши Голомба, сидевшего на пригорке, был такой вид, как будто он собрался, наконец, удивиться. |
| А вместе с тем, если внимательно посмотреть на эти «фотографии», то у здравомыслящих людей неизбежно возникнут сомнения, что эти страшные пятна красного цвета - искусственного происхождения. Кроме того, Глеба фотографировали в тех ракурсах, в которых в моргах судмедэксперты фотографируют трупы. Становится понятно, в каких целях это делалось, если учесть, что эти «фотографии» были переданы не в правоохранительные органы, а политикам и в СМИ». Лариса: «Эти снимки передают не в правоохранительные органы, как это можно было бы предположить, а личному помощнику лидера ЛДПР Жириновского Д. П. Герасименко. Тот в свою очередь, естественно, использует их в целях развития целой пропагандистской кампании». Фотографические произведения с изображением травмированного малыша из детской больницы, вместе со сведениями о том, что родители являются банковскими служащими, были непосредственно переданы в определенные средства массовой информации и заинтересованным политикам. Также до сих пор неустановленно, кем и в каких целях была дополнительно найдена и предоставлена информация, что мальчик в этой семье не является кровным ребенком. 21 марта 2009 года, в субботу, в доме Агеевых с пяти утра присутствует наряд вооружённых сотрудников ОВД и работает следственная группа. 22 марта 2009 года, в воскресение, к Глебу ДКБ N9 допускается помощник лидера ЛДПР Жириновского Д.П.Герасименко, который ведёт с Глебом «работу». Лариса Агеева так комментирует ситуацию: «Допустимо ли было посещение моего ребенка помощником лидера ЛДПР В.Жириновского Дмитрием Герасименко, по его словам, на второй день после травмы? И это происходит в медицинских учреждениях, куда мы вынуждены обращаться за помощью? Д.П.Герасименко без зазрения совести в телеэфире беспардонно врал о том, что наш ребенок был при смерти в бессознательном состоянии, что мы «довели» его до такого состояния, что в таком состоянии он был ни один день, что это «установлено врачами и отражено в экспертизе». Таким образом, голословные, ничем не подтвержденные фантазии превращались в «аргументы», и после «этого» пострадавший Глеб Агеев переходит в потерпевшие. |
|
|
