| Б. говорит Господь) и усилия («ибо Ц. Б. силою нудится»). Духовная, благодатная жизнь, которая дается в Церкви, есть в нас совершающееся Ц. Б., и мы имеем в этом внутреннюю самоочевидность, самоудостоверение, «ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем и возвещаем вам сию вечную жизнь» ( 1Ин. 1, 2 ср. Ин., 25). К этому же относятся и слова Богослова: «помазание, которое вы получили от Него, в вас пребывает, и вы не имеете нужды, чтобы кто учил вас, но... самое сие помазание учит вас всему, и оно истинно и неложно» ( 1Ин. 2, 27 ). Христианину подается помазание – χρσμα – Царствия Божия, царственный дар вечной жизни. И этот дар есть священие и святость. Духовная жизнь, вечная жизнь в Боге, священие и святость – все эти суть разные выражения одного и того же дара Ц. Б., подаваемого Церковью , во Церкви и чрез Церковь . Аскетические писания Св. Отцов исполнены указаний для подтверждения той общей мысли, что вечная жизнь подается христианину уже здесь, и ему надлежит искать ее. Поэтому вся благодатная жизнь Церкви, с ее молитвами, богослужениями, таинствами, в которой всегда струится благодать Св. Духа, принадлежит к области Ц. Б., и живя в Церкви, мы вступаем в него, приобщаемся ему. И в особенности это должно быть сказано о таинствах церковных, в которых неизменно подается благодать Св. Духа, а прежде всего и более всего об Евхаристии, таинстве боговоплощения. Божественная литургия есть приходящее Ц. Б., которое существенно есть боговогогощение, а посему она, как мы уже отметили, и начинается возглашением «Благословенно царство Отца и Сына и Святаго Духа». И причащение Св. Таин Христовых есть действительное вхождение в Ц.Б. После пресуществления св. даров священник молится (тайно): «якоже быти причащающимся... во исполнение царствия небесного». Это значение Ц. Б. указуется с особой силой в творениях Св. Симеона, Нового Богослова. 1 Вообще все богослужение, которое отмечено печатью глубокого реализма, принадлежит к области Ц. Б. Богослужение имеет значение не только воспоминания, нравоучения или даже молитвы, нет, оно в символике своей содержит и силу тайнодействия Ц. |
| В сообщении газеты мнение г. Дмитриевского по меньшей мере не совсем ясно. Но так как проф. Дмитриевский до сих пор ничем его не исправил, то нам приходится доверять изложению газеты. А судя по нему, г. Дмитриевский, по-видимому, недостаточно обратил внимания на основную мысль архиеп. Антония. Из объяснения г. Дмитриевского выходит, что и он протестовал бы против молебна, если бы последний был не самостоятельным актом —184— молитвенного благодарения, а добавлял бы собой самое рождественское богослужение. – Только этого еще и не доставало! Но ведь архиеп. Антоний и не говорит, что молебен сделан составной частью литургии и этим её искажает. Он называет молебен лишь «неблагоустроенным привеском» и, вероятно, охотно согласится с г. Дмитриевским, что он есть самостоятельный акт молитвенного благодарения. Но чем же такое согласие с г. Дмитриевским может подрывать мнение архиепископа о несовместимости этого самостоятельного акта благодарения за одну из милостей к русскому государству с церковной идеей празднования Рождества Христова? Г. Дмитриевский ссылается на заповедь апостола о благодарности к Богу и, по-видимому, имеет в виду слова из послания к Еф. 5:18–20 : «и не упивайтесь вином, от которого бывает распутство, но исполняйтесь Духом, назидая самих себя псалмами и славословиями, и песнопениями духовными, поя и воспевая в сердцах ваших Господу, благодаря всегда за всё Бога и Отца во имя Господа нашего Иисуса Христа». Но разве этими словами апостола можно оправдать отсутствие необходимости соблюдать в церковном богослужении известный порядок молитв и песнопений в зависимости от того или другого воспоминаемого события? Столь же мало разрешается вопрос о молебне на Рождество и замечанием г. Дмитриевского, что нет того дня в году, когда сынам Церкви было бы запрещено благодарить Бога за оказанные милости. Но сыны Церкви, как известно, находятся на разных ступенях духовного развития. Поэтому их частные молитвы могут быть различного характера, и очень возможно, что для многих из них при слабой связи с Церковью и допустимо благодарить Бога за оказанные им милости хотя бы и в такие великие дни, как Рождество Христово. Но, ведь, иное дело общественное церковное богослужение на Рождество, совершаемое от имени всей Церкви и по своим целям во многом отличное от наших частных молитв. Во всяком случае возможность содержания частных молитв нисколько не предрешает собой содержания молитв церковно-общественных. |
| И в этом назначение литургии, богослужения. Назначение Таинства в том, чтобы сделать литургию исполнением того, чем мы еще полностью не обладаем, но ожидаем. И поскольку мы можем предвкушать Царство во всей его полноте, мы можем поэтому желать его и свидетельствовать о нем. Именно это показывает нам современное изучение богослужения. Литургия – это движение, которое помещает нас в гущу этого мира. И не так важно, сидим ли мы или стоим в определенные моменты службы. Скорее, литургия ведет нас туда, где Христос. Если какое-то убогое богословие веками считало, что священник обладает властью принести немного Христа к алтарю и помещать Его иногда в комнатку, запирающуюся на ключик, то такой тип богословия также подразумевал, что священник имеет право забрать Христа с Небес. И я думаю, что в этом главная причина Реформации. Я не нахожу в богословии никаких доказательств такой странной власти священника. Богословие только говорит мне, что Христос восшел на Небо. Если Он действительно присутствует, как думают некоторые, на всех алтарях в одно и то же время, то, как мне кажется, место по правую руку Всемогущего Бога всегда пустует. В действительности же происходит нечто противоположное. Это не Он снисходит к нам, а мы восходим к Нему. Если мы хотим быть сегодня со Христом, то должны подниматься, а не опускаться. И мы не должны делать это в духе дешевого триумфализма, но в том духе, в котором Он сказал: «Отныне не буду пить от плода сего виноградного до того дня, когда буду пить с вами новое вино в Царстве Отца Моего» ( Мф.26:29 ). И в Евангелии от Луки Он говорит: «И Я завещаваю вам, как завещал Мне Отец Мой, Царство, да ядите и пиете за трапезою Моею в Царстве Моем...» ( Лк.22:29–30 ). И каждый раз, когда мы творим воспоминание о Нем, мы пребываем там, в Его Царстве. Мне неинтересно, где находится рай. Как сказал Иоанн Златоуст , «что мне до неба, когда я сам становлюсь небом?» 136 . И в этом объяснение слов: «Sursum corda», «Горе имеем сердца». Таким образом (от символа к литургии, к Таинству, к миру, к Церкви и к Царству) мы восстанавливаем, как мне кажется, нечто такое, что чуждо современному христианину. |
| Но что значит “ни днем, ни ночью не имеют покоя”? Это означает, что космическое богослужение есть особый род богообщения, и что они имеют постоянное общение с Богом. Богослужение имеет своею целью богообщение, это путь к Богу, а не то, что Богу приносят что-то, в чем Он нуждается. Так вот, небесные существа, духовные существа, которые лежат в основе природы, ангелы и люди находятся там в постоянном общении с Богом. Именно это и означает… “ни днем ни ночью не имеют покоя…”, то есть для них нет времени. Они над временем, над бытием, там они взывают: “Свят, свят, свят, Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет”. Полагают, что эта песнь была очень древняя, ее пели первые христиане в апостольское время (именно поэтому она и вошла в литургию). Не только природа воздает хвалу Богу, но и вся тварь, особенно двадцать четыре старца, которые падают перед живущим, полагают свои венцы перед престолом. Почему они полагают свои венцы? Увенчано все человечество; человек поставлен как царь твари, но в то же время он царь только лишь потому, что получил свою власть свыше, от Бога. Когда он хочет отпасть от Бога, он надевает на себя этот венец и считает его собственным. Когда же истинное человечество стоит перед лицом Божиим, оно падает перед Ним и снимает свой венец. “Достоин Ты, Господи, принять славу, и честь, и силу, ибо Ты сотворил все, и все по Твоей воле существует и сотворено”. Перед нами небесная евхаристия; воздается слава, честь и благодарение Сидящему на престоле, а благодарение и есть евхаристия. Это начало описания тайны судеб мира некоторые толкователи считают прологом обращения к иудейской церкви — отсюда и по одиннадцатую главу, а с двенадцатой главы — обращение к языческой церкви. Но это деление принимается далеко не всеми. Во всяком случае, повествование о сокровенных судьбах мира начинается с картины видения славы Божией, нарисованной красками ветхозаветных авторов. ОТКРОВЕНИЕ ИОАННА БОГОСЛОВА (АПОКАЛИПСИС) 5 (22) 5 1 И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями. |
| Православно-догматическое богословие. Т. II, с. 337. Откуда всё это появилось? Гл. «Хронология». Глава 3. Об иконопочитании Иконы для протестантов являются, пожалуй, наибольшим камнем преткновения в Православии, по крайней мере – самым известным. Протестантский профессор богословия Д. Ферберн отмечает, что «в православном богословии евангельских христиан более всего смущает почитание святых и использование икон в богослужении...» . О том же в ещё более острой форме говорит и Г. Гололоб: «…есть один элемент в православном богослужении, заслуживающей... самой сильной критики – иконопочитание» . В связи с иконопочитанием протестанты обвиняют православных в нарушении прямого библейского запрета: « не делай себе… никакого изображения " 124 ( Исх.20:4–5 ; ср. Втор.4:16 ). Г. Гололоб также, выражая, безусловно, общее мнение протестантов, утверждает, что иконы попали в Православие из «язычества», и являются «языческим нововведением». Ещё одна цитата одного протестантствующего проповедника: «...все иконы, которым они (православные) поклоняются. всё это мерзость перед Богом... Дьявол не боится всех этих храмов, в которых куча идолов – икон, крестов и всякой другой нечисти. За каждой иконой и за каждым крестом стоит определённый бес...» . «Идолопоклонниками» называет православных Е. Пушков (советуя, однако, не начинать с такого заявления разговор с православными), а иконы – идолами . Одним словом, иконы протестанты отождествляют с языческими идолами и кумирами; иконопочитание – с мерзким грехом идолопоклонства , а православных – с невежественными ветхозаветными идолопоклонниками, которых часто и гневно обличал Бог через своих пророков такими, например, словами: «делающие идолов все ничтожны.» ( Ис.44:9–20 ; ср. Ис.2:8; 40:19–20; 45:16 ). Что на столь тяжкие обвинения может ответствовать православное Богословие? Так как вопрос об иконах многосоставный, то я разделю его на несколько подвопросов. I. Позволительно ли делать изображения ? Протестанты настаивают: Бог прямо запретил делать всякое изображение : «Твердо держите в душах ваших, что вы не видели никакого образа в тот день, когда говорил с вами Господь на горе Хориве из среды огня, дабы вы не развратились и не сделали себе изваяний, изображений какого-либо кумира , представляющих мужчину или женщину, изображения какого-либо скота, который на земле, изображения какой-либо птицы крылатой, которая летает под небесами, изображения какого-либо гада, ползающего по земле, изображения какой либо рыбы, которая в водах ниже земли; и дабы ты, взглянув на небо и увидев солнце, луну и звезды и все воинство небесное, не прельстился и не поклонился им и не служил им...» (Вт.4:15–19). Православные же, делая иконы и помещая их в своих Храмах, нарушают вполне ясную и конкретную заповедь Божию. |
| Hieros. Mystag. 4. 8) 68 . Сказав о хлебе и вине в четвертой беседе, в пятой свт. Кирилл обращается к евхаристической молитве и причащению. В этот день на литургии читался отрывок 1Петр.2:1–10 , а богослужение обычно совершалось в Анастасисе. Свт. Кирилл намеревается толковать евхаристическое богослужение и делает это посредством комментирования библейского чтения. Сегодня никто из нас не стал бы предлагать интерпретацию Евхаристии, опираясь на 1Петр.2:1–10 , но свт. Кирилл делает это, и мы вынуждены признать, что он предлагает блестящий способ понимания Евхаристии. В 1Петр.2:1–10 , вероятно, содержится фрагмент хвалебного гимна Богу за все Его деяния: «Но вы... народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас.» ( 1Петр.2:9 ). И свт. Кирилл обращается к этому тексту, чтобы показать смысл благодарения в анафоре Иерусалимской Церкви. Упоминаются небо, земля, море, солнце, луна, звезды, всякое словесное и бессловесное творение, за которые приносится благодарение (Cyr. Hieros. Mystag. 5. 6) 69 . Затем следуют созерцание херувимов и серафимов, Sanctus и эпиклеза. Цель Sancmus’a, именуемого «гимном», в том, чтобы соединить человека с ангельскими существами. Часть, посвященная эпиклезе, начинается с напоминания о том, что посредством этих духовных (πνευματικς) гимнов люди воистину освящаются. Таким образом, освящающий смысл Sancmus’a указывает на особое значение этих ангелических гимнов. В эпиклезе содержится прошение к Отцу ниспослать Святого Духа на Дары, чтобы они стали Телом и Кровью Христа, и мотив в данном случае вполне ясен: «...ибо всё, чего касается Святой Дух, преображается и очищается» (Ibid. 5. 7) 70 . Далее следует intercessio. Структура этой древней анафоры очень проста: вступительный диалог, благодарение, Sanctus, эпиклеза, intercessio о живых и умерших. В начале этой заключительной молитвы говорится (как и в александрийской анафоре), что евхаристическая молитва является духовной жертвой и бескровным приношением. Этот текст, принадлежащий к общей литургической традиции, следует сопоставить с ранее рассмотренным чтением, где говорится: ...и сами, как живые камни, устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом ( 1Петр.2:5 ). |
| Поэтому, признавая безоговорочно всю несомненную пользу, больше того – абсолютную необходимость исторического исследования в литургическом богословии, о чем, надеюсь, с достаточной ясностью, я писал в моем «Введении в литургическое богословие», я считаю неправильным и вредным то сведение Литургии к истории богослужения, что заменило собою прежнее пленение ее богословской схоластикой. Я убежден, например, что этой исторической редукцией, в первую очередь, объясняется беспомощность, растерянность, разноголосица литургистов в глубочайшем литургическом кризисе, что разразился в наши дни внутри христианства. Им словно нечего сказать в ответ на всевозможные литургические эксперименты, производимые с целью «приблизить» богослужение к «нуждам», «идеям» и даже «требованиям» современного мipa, то есть, попросту говоря, растворить его в современности. Сказать же нечего им потому, что, растворив богослужение сначала в истории, они сами, в сущности, подвели основание под растворение его теперь в современности, лишили смысла сам вопрос о вечной и неизменной сущности Литургии, о значении ее – для Церкви, для человека, для мipa. А тем самым и реакцию на все эти эксперименты отдали в руки бесплодного, литургически-безграмотного интегризма. § IV Все это нужно было сказать, чтобы снова оправдать — на этот раз по отношению к евхаристическому воспоминанию — метод, лежащий в основе всего этого исследования и который, по моему глубокому убеждению, один только и соответствует и отвечает как сущности, так и цели литургического богословия. На вопрос о смысле этого воспоминания, о смысле Литургии как таинства воспоминания целостного ответа мы должны искать в самой Евхаристии. Это значит – в непрерванности, в тождественности того опыта, — не личного, не субъективного, — а именно церковного, который в евхаристическом священнодействии воплощен и в каждом его совершении исполняется. Здесь нужно со всей силой оговорить, что целостный ответ не означает – весь ответ, все знание, им раскрываемое. Всего ответа ни на один настоящий вопрос нам знать не дано, и не только в силу нашей ограниченности, а потому что неисчерпаема глубина Божественной тайны, Божественного смотрения о мире и человеке, и потому – неисчерпаемо ни здесь, на земле, ни в вечности и наше искание, наше вопрошание. Да, мы уже теперь, в этой земной жизни, призваны к участию в небесном таинстве, к приобщению небу. Но знание наше все еще отчасти, «ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится... Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан...» (1Кор. 13:9, 10, 12). |
| “Двадцать четыре престола” — это человечество, животные, эти чудовища с головами тельца, льва, орла и человека — это керубы, херувимы, олицетворяющие собой тварный мир. Издревле, с первых же книг Библии они олицетворяли вселенную. Особенно ясно это сказано у пророка Иезекииля, где четыре херувима, огромных огненных керуба, похожие на тех, которых изображали ассирийцы и вавилоняне, несут на своих плечах божественную колесницу. И вот, здесь эти же подобия керубов окружают небесный ковчег, и двадцать четыре старца с обеих сторон по двенадцать, — это знак избранников человечества. Одни считали, что это церковь Ветхого Завета и Нового, патриархи и апостолы (что не исключено, если это написано в 90х годах). Но если в шестьдесят четвертом году, когда, возможно, некоторые апостолы были еще живы, то это уже сомнительно. Христос говорит: “Сядьте на престолах судить двенадцать колен Израилевых”, то есть когда Господь приближает к Себе, следовательно, сажает одесную, по правую руку от своего престола, — это означает особое доверие Божие. Есть еще одно толкование, сводимое к следующему: в Иерусалимском храме было двадцать четыре череды священников, которые должны были совершать богослужение в течение суток. И здесь, поскольку совершается некое небесное богослужение, мы находимся в небесном алтаре, здесь эти двадцать четыре старца — это небесные священники, предстатели, представители рода человеческого, небесные двадцать четыре череды. “От престола исходили молнии и громы и гласы” — это образ Синая. “И семь светильников огненных горели пред престолом, которые суть семь духов Божиих…” Семь — это полнота духовного мира, семь ангелов книги Товита, которые находятся у Бога, и одновременно полнота церкви, ибо семь ангелов — покровители семи церквей. “Перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу” … — обычный в Библии образ мирового космического глобуса, это небо, небесный свод, который напоминает одновременно и море, и прозрачное стекло. Четыре животных — это космическая вселенная и они — на ее четырех углах. “Они исполнены очей” — очи, у пророка Иезекииля, — это звезды, которые сверкают на небесной колеснице, и таким образом здесь собрано все мироздание: люди, живые твари и небесные тела. И все они взывают непрерывно, ни днем, ни ночью не переставая: “Свят, свят, свят Господь Саваоф”. Это слова из шестой главы пророка Исайи, это песнь ангелов, песнь серафимов. |
| Апостолы, как сказано в Евангелии, поклонились Христу и «возвратились в Иерусалим с великою радостью», и богослужение праздника преисполнено этой радости. Спасение свершилось, но объективно завершенное дело Христа еще должно быть субъективно усвоено каждым человеком. «Подняв руки Свои, благословил их, – говорит святой Лука. – И, когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо» ( Лк.24:50–51 ). Господь вознесся, благословляя, и именно это служит композиционным стержнем иконы. Благословение это ведет за собой Пятидесятницу, дарование Святого Духа (прекрасно изображение этого события в Везеле, Vezelay). Можно сказать, что икона Вознесения представляет собой эпиклезис Пятидесятницы: «Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек» ( Ин.14:16 ). Эпиклезис – молитва к Отцу о ниспослании Святого Духа. Это непрестанно воспевает праздничное богослужение: «Вознеслся еси во славе, Христе Боже наш, радость сотворивый учеником, обетованием Святаго Духа, извещенным им бывшим благословением» (тропарь Вознесения). Господь вознесся, чтобы «вознести падший образ Адамов, и послати Духа Утешителя, еже освятити души наша…» (стихира на стиховне, глас 6–й). Источник радости, охватившей апостолов, несмотря на расставание с Христом, ясно виден, ибо они помнят Его обещание: «Я с вами во все дни до скончания века» ( Мф.28:20 ). Антиномия для рассудка и очевидность для духа выражены в кондаке праздника: «Еже о нас исполнив смотрение, и яже на земли соединив небесным, вознеслся еси во славе, Христе Боже наш, никакоже отлучался, но пребывая неотступный, и вопия любящим Тя: Аз есмь с вами, и никтоже на вы». После Вознесения характер присутствия Христа становится иным, уходит внутрь. Теперь Он уже не предстоит Своим ученикам, Он в них. Христос присутствует в каждом проявлении Святого Духа, как Он присутствует в Евхаристии. Все эти аспекты единой тайны спасения и отражает весьма насыщенная богословским содержанием икона Вознесения. Она без изменений воспроизводит древнейшее изображение, известное по сосудам Монцы (Monza) V и VI веков. Рассматриваемая икона принадлежит московской школе иконописи, близкой Андрею Рублеву, и датируется XV веком. Чтобы икона «заговорила», необходимо безмолвно сосредоточиться. Нужно отдаться ее благодати, постепенно подводящей к самой сути того, о чем возвещает икона. В своем строгом и выразительном лиризме композиция являет дивную гармонию, в которой поет каждая деталь. Слышится торжественное звучание аккорда: «Горе имеим сердца!» (Sursum corda). |
| Благослови, душа моя, Господа. Господи Боже мой, Ты дивно велик, Ты облечен славою и величием. Ты одеваешься светом, как ризою, простираешь небеса, как шатер; устрояешь над водами горние чертоги Твои, делаешь облака Твоею колесницею, шествуешь на крыльях ветра. Ты творишь Ангелами Твоими духов, служителями Твоими огонь пылающий. Ты поставил землю на твердых основах; не поколеблется она во веки и веки… Как многочисленны дела Твои, Господи, все соделал Ты премудро; земля полна произведений Твоих… Да будет Господу слава во веки, да веселится Господь о делах Своих… Буду петь Господу во всю жизнь мою, буду петь Богу моему, пока существую. Да будет благоприятна Ему песнь моя; буду веселиться о Господе… Как многочисленны дела Твои, Господи! Все соделал Ты премудро. (Перевод сщмч. Феофана (Адаменко) Во время пения 103-го псалма священник с диаконом совершают каждение храма и верующих. Оно помогает настроиться на молитву — ведь наша молитва должна возноситься к Богу, как дым этого каждения, а каждение священником каждого участника богослужения — это благословение, освящение и отражение того почтения, которое обращено к образу Божию в нас. Правда, этому действию было дано и символическое толкование. Византийские богословы считают, что каждение в этом месте Вечерни изображает веяние Святого Духа над сотворенным миром (Быт 1:21). Но вот Царские врата закрываются. После грехопадения люди были изгнаны из рая и проводили жизнь в труде и покаянии. Стоящие перед закрытыми Царскими вратами молящиеся символизируют собой кающихся праотцов Адама и Еву у дверей рая. Во время чтения 103-го псалма священник читает семь светильничных молитв по числу дней творения. Поскольку эти молитвы не читаются вслух, многие даже не знают, о чем они. Между тем именно эти молитвы лучше всего отражают дух вечернего богослужения. Вот эти молитвы с переводом на русский язык: Первая молитва Господи щедрый и милостивый, долготерпеливе и многомилостиве, внуши молитву нашу, и вонми гласу моления нашего, сотвори с нами знамение во благо, настави нас на путь Твой, еже ходити во истине Твоей, возвесели сердца наша, во еже боятися имене Твоего святаго. |
|
|
