| Смирнов-Платонов, Григ. Петр., прот. Моск. Соколов, Ал-ий Ив., каф. прот. Моск. Соловьев, Ив. Ив., поч. гражд. Соловьев, Пав. Антон., свящ. Субботин, Ник. Ив., проф. М. Д. Академии. Сыров, Гр. Ал., Моск. куп. Тихомиров, Аполл. Ив., прот. Моск. Уткин, Лавр. Петр., Моск. куп. Федюкин, Ник. Мих., поч. гражд. Фортинский, Ник. Яковл., прот. Моск. Холмовский, Вас. Авкс., прот. в СПБ. Шумов, Ал. Як., Моск. куп. Эггерс, Ник. Борис., Моск. куп. Якубов, Ник. Евграф., каф. прот. и смотр. Вологод. д. учил. III. Действительные члены. Абрамова, Софья Абрамовна. Абрикосов, Ал. Ив., Комм. Сов. Адрианов, Мих. Ильич. Азбукин, Матв. Павл., преп. 1-го Орлов. д. уч. Аксенов, Серг. Дм., пот. поч. гр. Алянчикова, Пелаг. Ал-др., Моск. купч. Амфитеатров, Валент. Ник., прот. Моск. Андреев, Карп Андр., крест. Рязан. губ. Аничкин, Ив. Сем., крест. Костр . губ. Антоний, Архим., Рект. Вифан. д. сем. Антушев, Ник. Петр., свящ. Моск. Апарин, Пав. Феодор., Моск. куп. Арсеньев, Мих. Арс., Моск. куп. Афонский, Ал. Петр., свящ. Моск. Багрецов, Мих. Петр., свящ. Серг. Пос. Барбарин, Вас. Филип., священ. Моск. Басов, Феоф. Ал-др., священ. Моск. Берг, Серг. Павл. Берников, А-р Феод., пот. поч. гр. Благоразумов, Ник. Вас., протопресвитер Усп. Соб. 2 р. 50 к. 2 р. 50 к. Бобринский Ал-ей Ал-еев., граф. Богословский, Вас. Серг., прот. Моск. Богословский, Мих. Мих., Ст. Сов. Богоявленский, Конст. Иван., прот. Моск. Бородин, Ник. Мих., пот. поч. гр. Буткевич, Тим. Ив., ключарь Харьк. каф. соб. Бутурлина, Марья Серг., вдова генер. от инфант. Былов, Ник. Ник., смотр. Волокол. д. уч. Бычков, Ант. Феодор., Моск. куп. Белкина, Валент. Серг. Белкина, Марья Лукин. Белкин, Серг. Ив., пот. поч. гражд. Белокуров, Серг. Ал-еев. Белтов, Мих. Ильич, эконом М. Д. Акад. Беляев, А-р Дим., доц. Моск. д. Академии. Вальский, Ник. Андр., свящ., смотр. Пошехон. д. учил. Введенский, Ал-ей Ив., доц. М. Д. Академии. Веселовский, Мих. Андр, свящ., инсп. кл. Влад. Е. ж. у. Виноградов, Феод. Петр., Моск. куп. Вишерский, Ник. Ник., преп. Усть-сысол. д. учил. |
| В весеннюю сессию состав 4-го Отдела заключал в себе: председателя, преосвященнаго Стефана Могилевского, А. А. Папкова , известного теоретика по приходской части (состоящего губернатором в Тавастгусе в Финляндии), и девяти священников, нз коих отец Титов – профессор отец Казанский – из Финляндии (он даже родился за границей, а весь век пробыл в Финляндии), о. Левитский с Волыни, о. Бречкович из Одессы, о. Сребрянский из Псковской губернии, о. Козловский из Могилевской, о. Лебедев – настоятель Вознесенской церкви в Петербурге, о. П. Соколов – председатель Училищного Совета при Св. Синоде, и о. Успенский из Ярославля – единственный в Отделе представитель настоящего Русского прихода. Вот, в сущности, какими силами бы создан «Нормальный устав православных русских приходов». За эту сессию немножко заглядывали в отдел проф. Н. Глубоковский , причислены были также проф. Ивановский и Н.П. Аксаков . Но они в выработке устава участия не имели . Во вторую сессию, в 4-ом Отделе явилось много новых лиц, в том числе и я. Но устав уже был готов, и Отдел решил не пересматривать его более. Устав этот был напечатан лишь по окончании первой сессии, 8 июля, и среди членов Особого Присутствия, ознакомившихся с ним, возбудил не мало сомнений и критики. По возобновлении заседаний, профессор И. С. Бердников представил особый «Сепаратный проект», в котором подвергает жестокой критике все стороны проекта 4-го Отдела. Я также заготовил «Замечания на проект 4-го Отдела», в которых объявлял его совершенно неприемлемым. Но Отдел, – и совершенно справедливо, – решил, что нельзя же пересматривать бесконечно все возражения, какие могут у кого-либо явиться, и сделал исключение только для «Протоколов Могилевского епархиального собрания», которые, впрочем, вполне солидарны с ним по духу и предлагали лишь ничтожные изменения. Все же остальные возражения предоставлено было, кому угодно, обратить к общим собраниям Присутствия . Все полагали, что так и выйдет. Оказалось иначе, Высокопреосвященный митрополит Антоний, председатель Особого Присутствия, поставил на обсуждение общих собраний ряд других вопросов раньше приходского, так что когда, наконец, дошла очередь до прихода, оставалось уже всего 6 дней до роспуска. |
| Гонение Валериана ограничилось единственной жертвой, на положении которой оказался епископ Киприан Карфагенский , причем «смертный приговор выразительно упрекает его в мятежнических тайнах» 929 . И, во всяком случае, не следует упускать из виду, что часто страстное желание христиан пострадать за Христа побуждало их к необдуманным поступкам 930 , которые только и влекли за собой гонение. Часто сама правительственная власть отказывалась иметь дело с ними, так сильно наэлектризованными: по свидетельству Тертуллиана , «когда Аррий Антоний преследовал христиан Азии, то все они из его провинции, собравшись вместе, явились пред его судилище. Он некоторых посадил в темницу, и другим сказал: безумные! если вы хотите умереть, то разве нет довольно веревок и пропастей?» 931 «Постоянная черта мартилогов – напоминание должностных лиц плененным о друзьях, женах, детях с целью сделать возможно редкими кровавые приговоры. Действительная жажда крови замечается при христианских преследованиях со стороны раздраженной черни, но только в исключительных случаях характеризовала начальство» 932 . Действительно, Лукиан, литературный борец против христианства, будучи губернатором Сирии, заключал под арест схваченных христиан «вместо того, чтобы наказывать их смертью , которой они ни в каком случай не заслуживали. На это он указывает ясно, говоря, что и другие правители будут поступать хорошо, если будут делать так. Потому что не следует предпринимать так много важного в отношении к этим глупым людям, которые все так скоро забывают, что это было бы неизвинительным» 933 . Если так относился к христианам представитель эпикуреизма, то не менее пренебрежительно о них отзывается платоник Цельс: учители христианства для него пьяные среди пьяных, слепые среди слепых, которые, будучи слепыми, говорят, что обладают острыми глазами 934 . И «во всяком случае, можно утверждать: без вины, как стадо баранов, христиане не убивались. Это – живая, радостная война между обеими сторонами и христианские апологеты стояли за самих себя, как указывают их книги. |
| —27— В январе 1916 года редакция просила у Св. Синода временной субсидии в 4000 рублей (Ж., 1916, с. с. 23–23), в чем Синод отказал указом от 15.09.1916 года, отсылая к епархиальным архиереям. Кроме того, Синод рекомендовал сократить протокольную часть журнала, сократить тираж и число рассылаемых бесплатно экземпляров (Ж., 1916, с.100). Ввиду тяжелого материального положения объем «Богословского вестника» в 1917–1918 годах был значительно сокращен. 3 сентября 1917 года Совет академии обратился к Московскому митрополиту Тихону с просьбой о субсидии в размере 5000 рублей на 1917 год и 5000 рублей на 1918 год на издание журнала. К этому времени в связи с переходом Лаврской типографии в издательство «Солдат-гражданин» Московского Совета солдатских и рабочих депутатов в пять раз вздорожала плата за печатный лист (с 22 рублей до 114 рублей). Вскоре эта просьба (в отношении 1917 года) была полностью удовлетворена (из миссионерских сумм) 318 . 15 октября 1917 года по просьбе М.Тареева Совет поручил комиссии в составе прот. А.П.Орлова, М.Тареева и И.Попова войти в суждение об участии Совета в редакционном деле. Журнал издавался до декабря 1918 года включительно. 2 марта 1919 года Правление академии постановило «приостановить временно издание академического журнала» в связи с заявлением его редактора «о невозможности продолжать издание журнала вследствие тяжелых условий переживаемого времени» 319 . В.А.Соколов часть своей статьи 320 посвящает интересным сведениям о сношениях редактора с цензурой, которую возглавлял по должности ректор академии. Он отмечает относительно большую свободу при ректоре академии архим. Антонии (Храповицком) в 1891–1895 годах, который при московском владыке Леонтии (Лебединском; 1891–1893 гг.) не боялся помещать даже статьи, не нравившиеся К.П.Победоносцеву . Но с приходом в 1893 году на московскую кафедру бывшего воспитанника академии митрополита Сергия (Ляпидевского) положение журнала скоро изменилось в худшую —28— сторону, хотя на первых порах он и возымел мысль о публикации на страницах «Богословского вестника» материалов о желательности перевода академии в Москву, что было встречено громадным большинством корпорации сочувственно. Но, получив намек на неодобрение этой идеи из высоких сфер в Петрограде, поспешил дать отбой. Вскоре в угоду этому митрополиту архим. Антоний был переведен из академии в Казань, а его место занял протеже владыки – архим. Лаврентий, далеко отошедший по своим интересам от академии. Он был безропотным проводником резко реакционной, консервативной политики митрополита Сергия, вскоре запретившего печатать вообще какие-либо труды бывшего ректора Антония, проф. Е.Голубинского и А.П. Лебедева . |
| —193— год 1:2, 3–4:5, 6 и 8, Г. Тареев напечатал своё исследование под заглавием: „Искушения Богочеловека, как единый искупительный подвиг всей земной жизни Христа, в связи с историей дохристианских религий и христианской церкви“. Это исследование, изданное особой книгой, одобрено Советом академии в качестве магистерской диссертации и допущено к защите. – Возражениям оппонентов предшествовала пространная речь магистранта, в которой он своими разъяснениями старался предотвратить возможность каких-либо недоразумений, как относительно некоторых существенных сторон его исследования, так и формы его изложения. Первым офф. оппонентом Г. Тарееву был о. ректор академии, арх. Антоний. Своим замечаниям он предпослал несколько лестных для автора отзывов о содержании и характере его труда. По словам оппонента, книга Г. Тареева представляет собою такое явление, какие встречаются не часто. Большей частью учёные работы совсем не выражают всего содержания души их автора; диспутант же в своей книге выяснил самую основу своего мировоззрения и распространяет её на все области знания и жизни. Благодаря такому свойству его труда он отовсюду может вызвать возражения; но они не могут умалить его достоинств. Видно, что автор пишет не для степени только, но излагает, можно сказать, исповедь души, интересовавшейся разными областями знания и достигшей серьёзных моральных интуиций. Многие места книги автора производят на читателя сильное впечатление, когда напр.: он выясняет сущность греха, не как слабости только, а как чего-то соединённого со враждой против Бога и с упорным самооправданием, или когда он развивает ту мысль, что оправдание не просто освобождает человека от виновности, а делает его новою тварью; когда он указывает ту громадную нравственную разность, какая существует между христианином и язычником, не смотря на малое видимое различие в их внешнем поведении; когда из истории религий и культуры он выясняет великое значение нравственных и религиозных вопросов, причём богословие является ключом для всякого знания и истории. Есть в книге не мало мест, имеющих вы- |
| Профессор Академии В.П. Виноградов в своей рецензии на кандидатскую работу одного студента, рассматривавшего литературную тему, в 1912 году писал: «Один из выдающихся русских пасторологов последнего времени, высокопреосвященнейший Антоний, архиепископ Волынский, решительно заявляет, что изучение живой человеческой души по ее отражениям в художественной литературе так же необходимо для будущих пастырей церкви, как для будущих врачей изучение телесного человеческого организма по моделям и картинам» 28 . Когда я стал заведовать студенческой библиотекой, то в записях выданных книг за прошлые годы нашел «Ключи счастья» Вербицкой, записанные за тогдашним ректором Академии епископом Феодором. Если такой строгий аскет, чего не отрицали даже враждебно настроенные по отношению к нему люди, счел нужным познакомиться с нашумевшей в то время книгой, значит, на художественную литературу смотрели действительно серьезно. Варфоломей интересовался не только Франсом, но охотно читал О. Бальзака, Г. Флобера, П. Бурже, a из русских авторов Д. Мережковского, З. Гиппиус, Андрея Белого, Леонида Андреева, А.М. Ремизова, Бориса Зайцева. К стихам он был почему-то равнодушней. Архимандрит Иларион брал у меня из личной библиотеки только что вышедший роман Д. Мережковского «14-е декабря», а также книжечку К. Бальмонта «Поэзия как волшебство».Последнюю он даже потерял во время своих поездок, так как, по его словам, читал светскую литературу только в вагоне или перед отходом ко сну. Он вообще любил легкую беллетристику: на его ночном столике я видел романы Федорова, Криницкого, Ланского, Крашенинникова... He блестящий подбор! Лекции священника И.В. Гумилевского, несмотря на некоторую внешнюю эффектность ораторских приемов, к которым он прибегал, наводили скуку своей бессодержательностью. Поэтому литургика, которую он читал, оставила меня холодным, и я заинтересовался ею, лишь когда познакомился с Варфоломеем: тот тонко чувствовал «душу богослужения» и свое восхищение сумел передать и мне. Столь же разочарован я был и лекциями по психологии П.П.Соколова, чей магистерский труд «Вера» 29 прочел с увлечением еще в гимназии. Но Соколов, к моему удивлению, оказался сторонником экспериментального метода, причем довольно ограниченным. |
| Тарееву быль о. ректор академии, арх. Антоний. Своим замечаниям он предпослал насколько лестных для автора отзывов о содержании и характере его труда. По словам оппонента, книга Г. Тареева представляет собою такое явление, какие встречаются не часто. Большею частью ученые работы совсем не выражают всего содержания души их автора; диспутант – же в своей книге выяснил самую основу своего мировоззрения и распространяет ее на все области знания и жизни. Благодаря такому свойству его труда он отовсюду может вызвать возражения; но они не могут умалить его достоинств. Видно, что автор пишет не для степени только, но излагает, можно сказать, исповедь души, интересовавшейся разными областями знания и достигшей серьезных моральных интуиций. Многие места книги автора производят на читателя сильное впечатление, когда напр.: он выясняет сущность греха, не как слабости только, а как чего-то соединенного со враждую против Бога и с упорным, самооправданием, или когда он развивает ту мысль, что оправдание не просто освобождает человека от виновности, а делает его новою тварью; когда он указывает ту громадную нравственную разность, какая существует между христианином и язычником, не смотря на малое видимое различие в их вешнем поведении; когда из истории религии и культуры он выясняет великое значение нравственных и религиозных вопросов, при чем богословие является ключом для всякого знания и истории. Есть в книге не мало мест, имеющих высокую ценность и с точки зрения догматической или экзегетической. Переходя затем к своим критическим замечаниям, оппонент прежде всего поставил автору на вид, что у него часто высказываются такие мысли, которые в уме читателя могут вызвать недоумение, ибо представляют собою заключение того силлогизма, первый член которого автор не высказывает. Подобные мысли необходимо требовали бы надлежащего разъяснения. Требует напр. разъяснения принятое автором различение искушений религиозных и нравственных, как различение и новое, и условное, и не понятное. По мысли автора, нравственные искушения всегда вызываются похотью. |
| – пишет он 9 марта: «Можем мы это получить с Францией и Англией против Германии, тем лучше. Не можем, тогда лучше то же получить с Германией против них». Ведь это признание допустимости сепаратного мира! Если были такие точки зрения, зачем приписывать их исключительно «Романовым», совершенно чуждым, по крайней мере в этот момент, подобной психологии? Если надо было «спасти» положение Сазонова, то это надо было сделать перед общественным мнением, выражаемым националистическими кругами, подозрительность которых не могла быть возбуждена не появившейся еще на сцене Васильчиковой... В январской сессии Гос. Думы (27 января 16г.) министр ин. д. счел нужным в связи с правительственной декларацией, оглашенной премьером Горемыкиным (в ней упоминался Константинополь), сказать о проливах. Его слова были подхвачены депутатами Ковалевским и Милюковым, говорившим об осуществлении тем самым национальных задач. Палеолог рассказывает, что в перерыв обступившие его депутаты – Милюков, Шингарев, Протопопов, Маклаков говорили ему, что русский народ не примет мира, который не даст Константинополя России. Так думает вся «истинная Россия» – утверждал якобы Шингарев 30 . От этой «всей России» говорил через три недели Сазонов английскому и французскому послам – он убеждал их в необходимости пойти дальше общих фраз (Бьюкенен признает, что его ноябрьское заявление «не было достаточно точным, чтобы надолго удовлетворить русское правительство») и официально продекларировать присоединение Константинополя к России, как признал это уже английский король в беседе с русским послом в Лондоне Бенкендорфом. 18 февраля при представлении ген. По Царь заявил Палеологу, что Константинополь и Фракия должны быть присоединены к его Империи, и что он, со своей стороны, «авансом» соглашается на все те округления, которые пожелает Франция в отношении своих границ к Германии. Через пять дней Палеолог получил принципиальное согласие французского правительства на предоставление России «блестящего приза»; оно выговаривало себе компенсацию в Сирии, где Франция будет творить «дело цивилизации». Английское правительство через Бьюкенена 1 марта также дало свои гарантии при условии признания нейтральных зон в Персии в «британской сфере». Эта вербальная нота (закрепленная позже «меморандумом», составленным Бьюкененом на основании полученной им из Лондона инструкции), пребывавшая в тайниках дипломатических канцелярий, очевидно, не могла воздействовать на широкие общественные слои, которые оставались довольно равнодушными к осуществлению «исторической мечты». С достаточной образностью с своей церковной точки зрения выразился по этому поводу в апреле арх. Антоний Волынский в письме к своему другу киевскому митрополиту Флавиану: «Соколов (проф. ист. дух. академии), конечно, будет докладывать о Царьграде, которого русским все равно не отдадут англичане – да и лучше, чтобы не отдавали, ибо что хорошего обращать св. град тот во второй Петербург». 4. –В Верховной Ставке |
| И если для этого действительно нужно, в конечном счете, выйти за пределы ее, – то не сделается ли от этого культура бессмысленной и бесполезной? Нужна ли «культура» тому, кто встретился с Богом Живым, Которому Единому и нужно поклоняться и Его славить; и будет ли он тогда проявлять к ней какой-то интерес? И не окажется ли тогда любая «цивилизация» лишь утонченным и бессознательным идолослужением, заботой и попечением о «многом», слишком о многом, тогда как необходимо избрать «благую часть», которая не отнимется от нас и будет пребывать за гробом во веки веков? И разве не должен тот, кто нашел «драгоценную жемчужину», тут же пойти и продать все свое богатство? Не будет ли это с нашей стороны проявлением неверия и предательства, если мы будем собирать и сохранять это наше иное достояние? Разве не должны мы все «человеческие ценности» просто предать в руки Божии? . Эти вопросы на протяжении многих веков были главным искушением для очень многих искренне верующих и благочестиво настроенных людей. С не меньшей остротой эти вопросы обсуждаются и в наши дни. Мы называем это искушением. Но справедливо ли здесь употреблять столь неподходящее слово? Разве не является это лишь необходимым условием нашего полного самоотречения, которое и есть главное в нашем христианском послушании? Мы должны иметь в виду, что сомнения по поводу культуры и ее ценностей возникают не только во времена кризисов и тяжких исторических испытаний. Они возникают часто и в периоды мира и процветания, – тогда, когда возникает опасность порабощения и прельщения достижениями человечества, великолепием и торжеством цивилизации. Эти сомнения чаще всего возникают в процессе сокровенных личностных поисков Бога. Столь решительное самоотвержение может привести преданных благочестию людей в пустыни, пещеры и другие необитаемые места, – подальше от «цивилизованного мира»; в их представлении культура будет ничем иным, как суетой сует, даже если эта культура будет претендовать на то, чтобы быть христианской, если не по существу, то хотя бы по форме. Правильно ли было бы сдерживать этих преданных благочестию братьев в их самоотверженном поиске совершенства, оставляя их в миру и заставляя участвовать в строительстве или исправлении того, что для них является ни чем иным, как только Вавилонской башней? Готовы ли мы отречься от того, что дали нам свв. Антоний Великий и Франциск Ассизский, решимся ли мы на то, чтобы уговорить их остаться в миру? Ведь Бог несравненно выше культуры, разве Он не находится за ее пределами? И обладает ли, в конце концов, «культура» хоть какой-нибудь своей, присущей именно ей, ценностью? Служение ли она, или игра, послушание или развлечение, или только суета, гордыня и роскошь, то есть в конечном итоге то, что является ловушкой для спасающейся души? Кажется совершенно ясным, что «культура» не является, и по самой своей природе не может быть конечной целью или высшей ценностью; и, вероятно, даже обязательной составляющей подлинной человечности. |
| 25 См. на эту тему, напр.: Иларион/Алфеев/, игумен. Споры об имяславии в начале XX века. Доклад на VIII международном симпозиуме по русской духовности (сентябрь 2000 г.). [Русск. яз. – аудиозапись; пер. на ит. яз.: Bose, 2001]. 26 Антоний/Булатович/, иеромонах. Апология веры во Имя Божие и во имя Иисус. Москва, 1913. Стр. 188. 28 Если книга иеромонаха Антония может вызвать и вызывает некоторые соблазны ввиду неточности формулировок, то книга схииеромонаха Илариона «На горах Кавказа», с опубликования которой в 1907 году собственно и начались споры, с точки зрения православного учения о молитве и о божественном свете совершенно безукоризненна. Иларион, схииеромонах. На горах Кавказа. Санкт-Петербург, 1907. Но, как выясняется, те, кто громили «имябожников», ее даже и не читали. См.: Иларион/Алфеев/, игумен. Ibid. 31 Giustino. Dialogo con Trifone, 113, 1. Milano, 1988. P. 326. Св. Иустин был первым, кто собрал (в «Диалоге с Трифоном Иудеем») ветхозаветные мессианские пророчества и приложил их ко Христу. 35 Agostino. Locuzioni e questioni sull’Ettateuco. Vol. 2. Questioni su Giosuè, 5. Roma, 1998. P. 1131. 36 Stercal, C. Da Giosuè a Gesù: l’intelligenza del mistero cristiano. “Parole di vita”, 4, 1995. 39 Adv. Marc., 3, 16. Цит. по: Scognamiglio, R. Giosuè nell’esegesi dei Padri. “Parole di vita”, 1986. P.47. 47 Это произведение – попытка представить историю спасения как серию божественных пророчеств и постепенно исполняющихся предсказаний. Несколько глав книги посвящены «обетованиям совершившимся и прообразуемым» в книге Иисуса Навина. Несмотря на то, что автор порой очень свободно и некорректно пользуется Писанием – что было характерно и «простительно» для гораздо более ранних писателей, но никак не писателей V века – все же его комментарий небезынтересен, и мы будем к нему обращаться. 50 Берешит Рабба, VI, 9. Цит. по: In principio. Interpretazioni ebraiche del racconto della creazione. Il midrash. Roma, 1988. P. 92. 53 Кстати, в современном иврите, являющемся в известной степени реконструкцией древнееврейского языка, имеется слово trsm, мисрат (от того же корня trw), имеющее значение «министерство», «офис», и т.п. |
|
|
