| Когда, двигаясь вдоль канала ан-Нил, Йазид подошел к Вавилону (Бабил), Маслама, двигавшийся вдоль Евфрата, навел у ал-Анбара мост, переправился и выслал вперед авангард под командованием ал-Аббаса, который в районе канала ас-Сиб (см. т. I, с. 214, рис. 10) столкнулся с авангардом Йазида, под командованием Абдалмалика б. ал-Мухаллаба. Исход короткого боя решило своевременное вмешательство сирийской засады, обратившее отряд Абдалмалика в бегство. Сирийцы воздержались от преследования и возвратились в лагерь. Эта неудача не ослабила позиций Йазида. В течение нескольких последующих дней, прошедших без столкновений, войско Йазида постоянно пополнялось бежавшими к нему куфийцами и недовольными из других районов. Йазид отправил эмиссаров во все четыре племенных объединения Куфы, но племенная верхушка не торопилась с решением. Тем временем Абдалхамид б. Абдаррахман выставил посты, чтобы задерживать перебежчиков, запрудил Евфрат, чтобы разлившаяся вода помешала Йазиду внезапно напасть на Куфу, и стал лагерем в ан-Нухайле, обычном месте сбора куфийского войска. Оттуда он послал небольшой отряд в подкрепление Масламе, тот приветил прибывших, но неодобрительно отозвался о численности. Абдалхамид послал отряд побольше, что тоже не удовлетворило Масламу, и он сместил Абдалхамида, назначив вместо него Мухаммада б. ал-Валида б. Укбу. При значительной численности войско Йазида из-за своего состава было менее боеспособно, чем сирийское. Йазид это сознавал и жалел, что командует не хорасанцами. Не очень стремилась поддержать его и басрийская верхушка. Марван б. ал-Мухаллаб, оставленный управлять Басрой, без особого успеха старался направить брату подкрепления. Активную агитацию против этого вел Хасан ал-Басри, говоря, что убивать друг друга ради мирских благ не следует. Смута – это дело проповедников, стихотворцев, неразумных и заблудших людей. Узнав об этом, Марван произнес в мечети речь, осуждавшую некоего старца (не называя имени), который сбивает людей с толку. Все, конечно, поняли, о ком идет речь, и промолчали. Марван ограничился этой речью и не решился тронуть Хасана. 486 |
| Презрение арабов более всего касалось вольноотпущенников – мелких торговцев, ремесленников, крестьян, которые напрасно надеялись улучшить свое положение переходом в ислам. Особенно много их было в Ираке, в самих гарнизонных городах и прилегающих к ним районах. Новообращенные искали подтверждения своего равноправия с арабами в Коране и мусульманском предании. Убеждению арабов в том, что данное Мухаммаду откровение ставит их выше остальных народов 581 , мусульмане-неарабы противопоставляли тезис о том, что это откровение – для всех. Препятствием на пути к утверждению равноценности всех мусульман были трудности освоения тонкостей арабского языка. Неспособность персов произнести некоторые характерные для него звуки, приводившая к смешным искажениям смысла, порой к неприличностям, потешала арабов и вызывала презрительное отношение к «инородцам» ('aджaм, 'yлyдж). Там, где это касалось Корана, такие языковые ошибки становились святотатством. Освоение и безупречное владение арабским языком для утверждения своей полноценности и равноценности стало целью многих мавлей-горожан. Арабы относились к этому стремлению различно. Абу-л-Асваду ад-Дуали приписывают составление первой грамматики арабского языка для обучения неарабов 582 , в то же время хадисовед и один из первых арабских историков Амир aш-Шa'бu негодовал на то, что в мечети стало невозможно сидеть спокойно из-за инородцев, изучающих арабский язык и хадисы, и издевался над их учителями-арабами: «Что там тебе рассказывают эти задницы-торгаши о сподвижниках пророка? Заучивай это!» 583 . Невзирая на насмешки арабов, мавли уверенно входили в первые ряды знатоков Корана и мусульманского предания (сунны). Примерно полвека спустя на расспросы ревнителя превосходства арабов аббасида Исы б. Мухаммада о лучших знатоках мусульманского права в различных городах и странах кади Куфы Абдаллах б. Абу Лайла назвал одних мавлей, чем очень разгневал Ису 584 . Многие из названных им авторитетов начинали свое обучение именно в описываемое нами время, достаточно назвать имена басрийцев Хасана ал-Басри и Мухаммада б. Сирина, мек-канца Ата б. Абу Рабаха и сирийца Сулаймана б. Йасара 585 . |
| Иные спросят, может ли он избежать смерти, обратившись в ислам. Хотя существует в этом вопросе двоякое мнение, представляется, что во всех случаях, когда зимми приговорен к смерти за нарушение контракта, он может избежать смертной казни, приняв истинную веру. Если он приобретает раба-мусульманина или Коран, подвергнуть его наказанию. Малика спросили следующее в отношении книг, в коих содержится Пятикнижие и Евангелие: «Считаешь ли ты, что дозволено продавать эти книги евреям и христианам?» – «Будьте осторожны, ответил он, во-первых, кто может быть уверен, что эти книги поистине содержат Пятикнижие и Евангелие? Но и тогда я не думаю, что нам пристойно продавать их и получать за них плату». Другие улама придерживаются мнения, что поскольку ислам отменил все предыдущие религии, непозволительно продавать эти книги людям, кои верят в их заповеди и не признают Коран, заменивший их, даже если эти книги суть подлинное Пятикнижие и Евангелие; но и потому это неприемлемо, что никто не может знать, каков был подлинный текст, ибо сам Аллах сказал: «Они извратили Пятикнижие и Евангелие» (18:510–512). Церкви. Традиция гласит, что пророк объявил так: «Да не будут строиться церкви в мусульманских землях, а те, что придут в упадок, не будут восстановлены». И еще один хадис приводят от его имени: «Не будет церквей под исламом». Омар ибн ал-Хаттаб (благослови его Аллах!) повелел разрушить все церкви, не бывшие до пришествия ислама, и запретил строить новые. Он повелел также, чтобы не видно было крестов за пределами церкви, если же кто носит крест, таковой надлежит сломать над его головой. Урват ибн Надж отдал приказ разрушить все церкви в Сане (Йемен). Таков закон, данный улама ислама. Омар ибн Абд ал-Азиз пошел еще дальше и распорядился не оставлять нигде в целости ни церквей, ни часовен, будь то древней или недавней постройки. Обычай требует, сказал Хасан ал-Басри, 26 разрушать старые и новые церкви в любой стране. Омар ибн Абд ал-Азиз обнародовал также указы, запрещающие христианам громкое пение в их церквах, ибо гимны их омерзительны Всевышнему. |
| 25 Тема сексуальной развращенности зимми часто повторяется в мусульманской литературе. Древнееврейская пословица гласит: «Кто обвиняет другого, обвиняет его в собственных пороках». 26 ал-Хасан ибн Аби ал-Хасан ал-Басри (642–728) – видный деятель ислама в первом столетии его существования, знаменитый своим аскетическим благочестием. 27 Абу Са’ид ал-Хасан ибн Ахмад ал-Истахари (898–940) – законовед школы шафии, живший в Багдаде. Автор книги Адаб ал-Када и других работ по мусульманской юриспруденции. 29 В исламском законе существует некоторое расхождение относительно того, обладают ли сабеяне Писанием и, следовательно, могут ли они считаться зимми. 35 Т.е. опуская слово мир в ответе на традиционное приветствие «мир тебе». Кроме того, зимми обвинялись в злокозненных чувствах против мусульман. Таким образом, формула «и тебе» должна была обезвредить все проклятия, которые, как подозревалось, могли содержаться в приветствии зимми. См. также док. 20 и 35. 39 Бадр ад-Дин Мухаммад ал-Карафи (1522–1601), автор работы по юриспруденции – ад-Дурар ан-Нафаис. 43 Общее название нескольких книг на тему о «систематической структуре позитивного права». Ссылка взята, возможно, из текста Ибн Нуджайма (ум. 1562), автора школы ханфи, написавшего ряд работ этого типа. 46 Са’ид (или Са’д) ал-Даулах – еврейский врач, ставший в 1289 году визирем при языческом монгольском императоре Аргуне (1284–1291). Назначение еврея на пост визиря было воспринято мусульманами как оскорбление и вызвало волну ненависти и фанатизма. Убийство Са’ида послужило толчком к массовой резне и ограблению евреев во всей Персии и Ираке. См.: В. Дж. Фишел, «Евреи в экономической и политической жизни ислама в средние века», с. 117. 47 Классический пример обвинения, выдвигаемого против еврейских и христианских врачей. См.: Моше Перлманн, «Заметки о положении еврейских врачей в мусульманских странах средневековья» в IOS 2 (Israel Oriental Studies), 1972 стр. 315–319. В данном случае это обвинение особенно абсурдно, ибо сама жизнь ал-Даулаха зависела от физического благополучия Аргуна. Визирь был убит 5 марта 1291 года, при жизни Аргуна. |
| По мнению суфиев, Мухаммед якобы получил одновременно с Кораном эзотерические откровения, о которых сообщил только некоторым из своих соратников. Эти откровения могут передаваться только избранным, и только в результате особого посвящения. Основой суфизма является учение о постепенном приближении к познанию Бога и слиянию с ним через мистическую любовь в интуитивных экстатических озарениях. Соблюдение законов ислама по их мнению является лишь первой ступенью на пути к Аллаху, который не позволяет познать природу мира. Суфизм лишен единства. Каждый суфийский учитель собирает себе учеников, которым проповедует учение в своем понимании, на основании своего личного опыта. Суфийские «ордена» (тарика) основывали «обители» – ханака или рибат, но многие суфии предпочитали странническую жизнь, таких бродячих аскетов называли дервишами. Суфизм многое заимствовал из учений гностических христианских сект, например, культ «святых» (вали), не характерный для классического ислама, учение об эманациях божества (файд). Мистический опыт начинает получать теоретическое осмысление у ал-Хасана ал-Басри, Зу-н-Нуна ал-Мисри (VIII–IX в.), ал-Харраза (ум. 899), философские идеи прослеживают у Абу Йазида ал-Бистами (ум. 875), Абу Мансура ал-Халладжа (казнен в 922), Абу ал-Каосима ал-Кушайри (9861072) и др. Принято говорить об умеренном (ал-Джунайд, ал-Мухасиби) и радикальном (ал-Бистами, ал-Халладж) суфизме. Последний зачастую доходил до экстремизма и проповедования идей, несовместимых с исламом, что вызывало репрессии властей против некоторых суфиев. Своеобразную «легализацию» умеренного суфизма про извел крупный суфийский мыслитель Абу Хамид ал-Газали (1058–1111). Ярким представителем крайнего суфизма можно считать ал-Халладжа с его знаменитой формулой «анао-л-хакк «Я есмь Истина», отождествляющей «я» мистика с Аллахом. Суфизм создал и свою философию. Наиболее выдающимся суфийским философом является Ибн «Араби (1165–1240), получивший почетный титул «Великого шейха». Философский суфизм тяготеет к пантеизму (концепция «единства бытия», разработанная Ибн Араби).Первоначало и порождаемый им ряд вещей понимаются в суфизме как условия друг друга. Тезис о двуединстве миропорядка, в котором Истина и Творение (Первоначало и мироздание, Бог и мир) полагают друг друга как условия самих себя и невозможны одно без другого, является центральным для суфийской философии в том классическом виде, который она получила в трудах Ибн «Араби. Но собственно философией не ограничивается значение этого тезиса.Оно простирается и за ее пределы, захватывая, в частности, вопросы этики, повседневной морали и вероучения. |
| Мистический опыт начинает получать теоретическое осмысление у ал-Хасана ал-Басри, Зу-н-Нуна ал-Мисри (VIII–IX в.), ал-Харраза (ум. 899), философские идеи прослеживаются у Абу Йазида ал-Бистами (ум. 875), Абу Мансура ал-Халладжа (казнен в 922), Абу ал-Каосима ал-Кушайри (986–1072) и др. Принято говорить об умеренном (ал-Джунайд, ал-Мухасиби) и радикальном (ал-Бистами, ал-Халладж) суфизме. Последний зачастую доходил до экстремизма и проповедования идей, несовместимых с исламом, что вызывало репрессии властей против некоторых суфиев. Своеобразную «легализацию» умеренного суфизма произвел крупный суфийский мыслитель Абу Хамид ал-Газали (1058–1111). Ярким представителем крайнего суфизма можно считать ал-Халладжа с его знаменитой формулой ’анао-л-хахк «Я есмь Истина», отождествляющей «я» мистика с Аллахом. Суфизм создал и свою философию. Наиболее выдающимся суфийским философом является Ибн ‘Араби (1165–1240), получивший почетный титул «Великого шейха». Философский суфизм тяготеет к пантеизму (концепция «единства бытия», разработанная Ибн Араби). Первоначало и порождаемый им ряд вещей понимаются в суфизме как условия друг друга. Тезис о двуединстве миропорядка, в котором Истина и Творение (Первоначало и мироздание, Бог и мир) полагают друг друга как условия самих себя и невозможны одно без другого, является центральным для суфийской философии в том классическом виде, который она получила в трудах Ибн ‘Араби. Но собственно философией не ограничивается значение этого тезиса. Оно простирается и за ее пределы, захватывая, в частности, вопросы этики, повседневной морали и вероучения. Суфийские мыслители, как правило, сохраняют верность положению ислама о том, что это учение является высшим и последним выражением истинного вероисповедания, принесенного человечеству. О столь же безусловной укорененности этической мысли суфизма в общеисламской почве свидетельствует категорическое неприятие идей и идеалов христианского монашества. Согласно суфийским авторам, ислам – безусловно, истинное исповедание, но столь же безусловно он не является исключительно истинным. |
| В их кругах даже обсуждалась возможность объявить его неверующим (кафир). Против этого решительно возражал один из главных авторитетов того времени, Хасан ал-Басри, поясняя, что, может быть, ал-Хаджжадж специально послан Аллахом, чтобы испытать веру мусульман, и выступать против него – выступать против воли Аллаха. Надо терпеливо сносить испытания, не поступаясь верой, увещевать и наставлять тирана, а окончательное решение примет Аллах в Судный день. 364 Впрочем, конкретные обвинения, кроме тиранства, было трудно предъявить. У ранних историков, таких как Халифа и ал-Иа‘куби, лишь констатируется факт смерти ал-Хаджжаджа, приводится дата и сообщается возраст умершего без какой-либо характеристики его правления, его заслуг или его недостатков. Так же скупы и ат-Табари, и ал-Куфи; правда, последний приводит четыре строчки из элегии ал-Фараздака на смерть ал-Хаджжаджа – бледные, не вызывающие искреннего чувства. 365 Только ал-Мас‘уди сообщает о страшном итоге правления ал-Хаджжаджа: были казнены 120 000 человек, не считая убитых в войнах, в момент его смерти в тюрьмах находилось 50 000 мужчин и 30 000 женщин, из которых 16 000 «неприкрытых» (муджаррада). Женщины и мужчины были заточены в одних и тех же помещениях, места заключения не имели укрытия от солнца, дождя и холода. 366 Цифры эти вызывают немало сомнений. После смерти ал-Хаджжаджа наместником стал его начальник полиции, которому ни к чему было подсчитывать число убитых и заключенных, совершенно не понятно, за что могло быть арестовано такое число женщин, да еще посаженных вместе с мужчинами? Ответ может дать рассказ того же ал-Ма‘суди о рождении ал-Хаджжаджа. Он родился уродливым, без ягодиц и заднего прохода, он не брал грудь матери и других женщин. Его спас лекарь ал-Харис б. Килада, бывший муж матери ал-Хаджжаджа (хозяин Зийада б. Абихи [см. т. III, с. 123125]), посоветовавший поить младенца теплой кровью животных. Три дня резали для него то овцу, то козу, мальчик охотно пил кровь, а потом взял материнскую грудь. 367 Понятно, какой злодей должен был вырасти из подобного младенца. Эта жуткая история настолько фантастична, что не заслуживает критики. Сложнее проверить степень достоверности сведений о численности жертв этого сурового наместника. Ясно, что она значительно преувеличена, неясно только, во сколько раз. Существовала и другая легенда, в которой доказывалось, что жестокость, применявшаяся для выколачивания налогов, привела в конце концов к разорению Ирака, и там, где прежде собирали в год 118 млн. дирхемов, стали собирать всего 18 млн., или на 100 млн. меньше, чем прежде. Такое многократное падение производства в сельском хозяйстве просто невероятно, тем более что мы знаем об оросительных работах, предпринимавшихся при нем. Здесь перед нами неверное и даже, может быть, умышленно искаженное использование вполне 169 реальных данных, когда вместо целого указывается его часть. 368 |
| Насколько можно реконструировать ход событий по воспоминаниям близких к Мухаммаду людей, все началось с того, что, бродя в раздумье в окрестностях города, он услышал, как его окликают: «Эй, Мухаммад!» Оглянувшись и никого не увидев, он испугался и побежал домой. Даже современному человеку бывает в таких случаях неприятно, а арабы того времени твердо знали, что окликает человека в пустынных местах шайтан, и неизвестно, какая беда может приключиться после этого. В другой раз, может быть после видения, он, дрожа от ужаса, просил закутать его в покрывало, чтобы укрыться, избавиться от кошмара. Впрочем, даже сподвижники Мухаммада не ручались за то, что ему были явлены видения, свидетельствующие о пророческой миссии. Известный знаток хадисов ал-Хасан ал-Басри (642–728) спросил как-то одного из сподвижников Мухаммада: «Было ли дано посланнику Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, узреть видение пророчества?» Тот ответил: «Аллах лучше знает, но какой-то свет он видел». Словом, первые симптомы будущего пророчества были не столь очевидны и ярки, как представила их позже мусульманская традиция, – какие-то голоса, неопределенные зрительные галлюцинации, какой-то свет, который потом стал интерпретироваться как фигура ангела или архангела, а то и самого Аллаха. Если бы Мухаммад действительно воспринял внутренним слухом слова: «Ты – пророк», то вряд ли испытывал бы какие-то сомнения. Убеждение, что необычные явления, происходящие с ним, суть знаки пророческой миссии, пришло к Мухаммаду не сразу, и, вероятно, немалую роль сыграло мнение Вараки, к которому Хадиджа обращалась за советом по поводу происходившего с ее мужем. Скорее всего после этого в голове Мухаммада стали складываться первые рифмованные фразы торжественной речи. Появление организованной ритмической или рифмованной речи словно из ничего всем народам древности казалось чудом, результатом воздействия могущественной силы, завладевшей человеком и внушающей ему эту небывалую, недоступную другим речь. В Аравии, как мы знаем, посредником между миром людей и миром могущественных таинственных сил считался шайтан, а поэт – шаир («ведун») – представлялся рупором этих сил, родным братом прорицателя-кахина. |
| 355 Замечательно также свойство арабских согласных звуков давать новые образования путем простого перемещения этих согласных, например: ба-ка-ра значит был поутру, кя-ба-ра – был гордым, ра-кя-ба – ехал верхом, ба-ра-ка – стал на колени (о верблюде), ра-ка-ба – волновался от горя, ра-ба-ка – связывал. Но не все корневые формы допускают перестановки. См. отдел о глаголе в арабских грамматиках. 356 В арабском языке, кроме множественного числа, есть особая форма для двойственного числа и две родовых формы – мужская и женская. 359 Подобно этому, глагол шараба означает пил, без обозначения времени, а глагол сахаба значит пил по утру, глагол каля пил в полдень, глагол габака пил вечером. И производным от этих глаголов имена означают питье утром, в полдень и вечером (Холмогоров). 360 См. соч. Г. Саблукова стр. 227, 228. Некоторые глаголы означают состояния только известных животных, например: только о верблюде говорится барака, когда он ложится, подгибая колена, чтобы принять на себя вьюк; о льве говорят рибадза, когда он лег в пещере; о птице говорят, джасама, когда она садится (Холмогоров). 366 Моаллака Иыру-ль-Кайса. Перев. с араб. яз. Г. Муркоса (Москва, 1882 г.). С примечаниями переводчика. 367 Абу-Мухаммед Касым Басри (настоящее имя поэта) родился в 446 г. гиджры (=1054 г. по Р. Хр.) в Басре (Басора) и умер в том же городе в 515 г. (т. е. в 1121 г. по Р. Хр.). 369 Это – намек на обычай древних арабов отрезать вору руку, обычай, узаконенный потом в Коране (гл. 5, ст. 42). 372 Русский читатель перевода Корана должен, однако иметь в виду, что перечисленные особенности языка Корана часто незаметны в переводе не только вследствие несоответствия переводного (русского) языка подлинному (арабскому) языку, но и потому, что поэтические места Корана затеняются речами прозаического тона, а еще более потому, что в современном тексте Корана речи разного времени и различного содержания соединены вместе нередко без всякого соответствия в содержании. Такая нелепая система в расположении отдельных отрывков Корана и разнообразие его содержания производят на европейского читателя этой восточной книги крайне утомительное впечатление, как заявляют об этом даже знатоки подлинного Корана: Шпренгер и др. |
| Сиджистан с самого начала был подчинен Ибн Амиру В 42/662–63 г. он послал туда для восстановления власти арабов Абдаррахмана б. Самуру. Тот прошел через весь Сиджистан, а затем через Буст и Руххадж с боями пробился до Кабула. Участие в походе таких, ставших позднее знаменитыми, людей, как Ха-сан ал-Басри и ал-Мухаллаб б. Абу Суфра, расцветило рассказ о нем легендарными деталями, особенно красочными в поздней персидской передаче 355 . Совершенно независимо от центральной власти, на свой страх и риск с 39/659–60 г. на западную окраину Индии совершал набеги ал-Харис б. Мурра ал-Абди. В 42/662–63 г. он был убит, и Ибн Амир послал туда Рашида б. Амра ал-Джудайди 356 . Активизировались действия арабов и на западных рубежах Халифата. Пока My'abuйa был занят борьбой с Али и Хасаном. ему приходилось соблюдать перемирие с византийцами, купленное в 657 или 658 г. ценой ежегодной уплаты императору значительной дани деньгами и натурой. Феофан, сообщающий об этом договоре, говорит об условии выплаты за каждый день 1000 динаров, одного коня и одного раба 357 . Это буквально совпадает с условиями мирного договора, заключенного спустя четверть века Абдалмаликом, что заставляет несколько скептически отнестись к абсолютным цифрам, но во всяком случае договор был достаточно унизителен для арабов. Понятно, что при первой возможности My'abuйa постарался прекратить выплаты и этим возобновил состояние войны. Решиться на это он мог после возвращения в Сирию (в ноябре-декабре 661 г.). Обстановка в Византии благоприятствовала My'abuu: Констант II в 661 г. покинул Константинополь и основное внимание стал уделять италийским проблемам, надеясь укрепиться в западной части империи 358 . Со следующего года и у Феофана, и у арабских историков систематически упоминаются военные действия в Малой Азии и Армении, о которых подробнее будет сказано в следующей главе. За годы противоборства двух претендентов на Халифат были утрачены многие позиции и в Северной Африке. Триполитания и даже Барка вышли из-под контроля наместников Египта. Одним из первых мероприятий Амра б. ал-Аса после утверждения в Египте стала посылка им в 41/661–62 г. своего двоюродного брата по матери, Укбы б. Haфu' ал-Фихри, в поход на Ливию и Маракию (район южнее Барки). Утвердив свою власть в этой области, Ибн Haфu' на следующий год продолжил поход и дошел до Гадамиса 359 . |
|
|
