| Высшая церковная власть принадлежала собору епископов (сербский собор церквей) во главе с митрополитом; последнему была на некоторое время предоставлена даже гражданская власть по отношению к переселившимся сербам. Это положение и утверждено было целым рядом императорских грамот или «привилегий». Но это было лишь на первых порах; с течением времени политика правительства постепенно наклонялась к тому, чтобы высшее управление делами церкви сербской захватить в свои руки. С особенною энергиею это стремление выразилось в 1770 году, когда правительство выработало для этой цели так называемый Regulamentum privilegiorum. Но вследствие заявленного открыто недовольства этим регламентом со стороны народа, он был в 1771 году переработан и представлен на собор епископов, нарочно для этого созванный, а затем и обнародован от имени собора. Отклоняя от себя таким образом гнев народа, правительство думало обрушить его на голову сербской иерархии. Но митрополит Винценц Видак в своем представлении правительству неопровержимо доказал, что регламент не мог принадлежать собору. Тогда правительство увидело себя вынужденным пересмотреть регламент и в дополнение к нему издать (в 1779 г.) Benignum Rescriptum declaratorium Illiricae nationis. Этот законодательный акт содержал определения, касающиеся окружного управления Сербскою церковью, как то: об избрании митрополита, о его доходах, о неприкосновенном церковном фонде, об императорском праве наименования администратора митрополии и епархии, об избрании епископа и прочих церковных должностных лиц и т. п. В связи с ним был издан и еще законодательный акт, содержавший устав епархиальных консисторий и митрополитского апеллятория, называвшийся Systema consistoriale. Наряду с этим законодательным ограничением сербской церковной автономии появлялись и особые учреждения в качестве специальных органов по делам управления сербскою церковью. Памятниками деятельности этих учреждений служат многочисленные декреты и интиматы, влияние которых еще доселе можно усматривать в устройстве сербской церкви. |
| — Больной! Идите уже в отделение, ужин! — Строгая медсестра из окна призывно махнула ему рукой. В столовой висел тяжелый жирный запах казенной еды. Казалось, его источали даже сами стены. Места у окна с видом во двор как всегда были заняты. Он подсел у коридора к какому-то новенькому больному, морщинистому деду с перебинтованной головой. — Хорошо кормят, — довольно чавкая, проговорил тот. — Я во второй лежал. Там суп — одна вода и морковка. А тут еще и добавки можно попросить. А салатик! Прям как с огорода! — Ага! — Том машинально кивнул, глянул себе в тарелку, и вдруг провалился в яркое воспоминание. Прошлый сентябрь, по-летнему теплый вечер. Только зашло солнце, и вечерняя прохлада уже разливалась по окрестностям. В зарослях вишни заливалась соловьем варакушка, где-то чуть подальше, в болотце, утробно квакала жаба. Он только вернулся с репетиции, мама стояла у плиты и жарила картошку. — К вам можно? — С порога сказал он. — О, какие люди! — Мама обрадованно обняла его. — Привет, Егор. Ну, как дела? — Нормально отыграли, у нас уже почти часовая программа. Только Монгол как всегда тупил на барабанах. Половину репетиции одну песню гоняли, а толку нет. Скоро сейшн в ДК, а он лажает на ровном месте. — Сейшн — это концерт? — Ага, когда команд много. — Может ему подучиться где-то? — Где он у нас подучится? Есть, конечно, Лебедь, — это лучший ударник города, но он себе конкурентов плодить не хочет. Так Монгол у Дрима видак взял, с кассетами разных групп. Смотрит, как они работают, а потом по кастрюлям повторяет. Но толку пока мало. Если не считать того, что у соседей снизу люстра упала. — Бедные соседи. — Ага. Я поначалу думал, что он наврал. Он вообще мастер по ушам ездить. Но потом я этого соседа у Монгола на дне рождения видел. Вдребезги, — говорит, — чуть кошку не зашибло. Рассказывает, а сам радостный такой. — Монгол… Его же Саша зовут? Он так на вас не похож. — Не, он нормальный. Гоповатый чуток, но не сильно. — Есть в беседке будем? — Ну да, как всегда. Еще же тепло. |
| Я замер, прижимая удивительный подарок к груди. Ну что… Надо вернуться? Или нет… Или вернуться? Блин! Да детдомовцам и так привезли кучу подарков! Там был даже видеомагнитофон «Электроника ВМ-12» и много видеокассет с разными фильмами, и с Брюсом Ли тоже, и мультики, я видел! И игр всяких тоже куча! И это все будут смотреть они, а не я! Вообще непонятно, почему я должен был вернуть им эту приставку. Ведь у меня никогда не будет такой, и видеомагнитофона тоже не будет, играть я никогда не буду, смотреть удивительные волшебные фильмы тоже! Да верну я ее, верну! Но потом! Они все равно сейчас ничего не заметят, будут видак смотреть! Я зашел домой, крепко прижимая приставку к груди. Родителям сказал, что мне дал на лето поиграть Саша Долгов. Да, я хорошо играл на гитаре. Сам он уезжает в Сочи, а я за это его на гитаре буду учить играть, прямо с сентября. Ну, осенью, да – верну. Приставка, игры, картриджи… это загадочное волшебство полностью поглотило меня в этот вечер, залило, как нефтью, и даже в голову не приходило, что я делаю неправильный выбор, иду не по той дороге. Я даже не думал, что если верну приставку, то меня, может быть, даже пригласят с ними поиграть, и будет намного интереснее, чем играть одному у себя дома в краденый подарок. Даже мысли не появилось, как огорчатся ребята, когда узнают, что у них никогда не будет такой приставки. Не хотел знать, что наверняка будет какое-то расследование и кого-то накажут, может быть и Сашу Монаха. Не хотел выбирать, не хотел никакой свободы. Хотел играть – и ничего больше. Что-то черное, липкое и очень приятное охватило меня с ног до головы, и я чувствовал, как во мне пульсирует эта радость, оттого что теперь у меня будет чужое счастье, оттого теперь будет хорошо. Я даже вспомнил свой разговор с Монахом и улыбнулся. Ведь этот подарок прилетел совершенно волшебным образом! Может, вот оно и есть, то самое счастье, о котором он говорил! Может, это и есть та самая любовь, пусть немного черная, ну и что! Папа был в командировке, мама принимала экзамены у заочников, ей было совсем не до меня, а бабушка сразу поверила, что приставку дал Саша Долгов, она знала, что я хорошо играю на гитаре. Сестре тоже было не до меня, все время она проводила со своими женихами и даже порадовалась моей предприимчивости – мы вместе играли в приставку с ней и ее тогдашним парнем Игорем. |
|
|
