| Евгений 7 февраля 2012, 19:30 Мне не жаль, что пошел на фильм. Я видел хохочущую молодежь перед сеансом с попкорном и как они неподвижно просидели весь фильм. Видел девушку (и она такая явно была не одна) лет 20-ти, которая плакала. Видел мужчину который стоял во время финальных титров в пустеющем зале и не смеющий повернуться и уйти, он тихонько пел. Видел людей уже преклонного возраста каторых никогда бы не увидел в современнщм кинотеатре, если бы не Высоцкий. Я видел в фильме пророка (вспомните эпиграф к статье)вокруг которого, в итоге, не осталось ни одного человека с молчащей совестью. Ведь фильм не о Высоцком, фильм о людях слышавших его, жаждущих его слышать, просто находившихся рядом только для того, чтобы открыть глаза. Фильм в конце-концов об авторе фильма, сыне, который знал отца так, как никто из нас, согласитесь, не узнал бы. Может это была исповедь, которой не услышали мы, не разглядели за успехом кумира еще тогда. Исповедь сказанная сыном за отца. Я заметил, что фильм не понравился людям, которые были современниками или (и) поклонниками поэта. Слишком больно задел образ в фильме, не совпал с уже давно сформированным в их сердцах. Мы с вами тысячи раз видели и увидим Высоцкого - народного любимца, зачем нам еще один фильм-калька. Мы бы помолились за душу усопшего раба божьего Владимира после просмотра очередного восхваления? Больше всего негатива от фильма лично я получил читая в сети коментарии недовольных " истинных " знатоков и почитателей. Евгений, 33 г. Афанасий 7 февраля 2012, 18:57 Vitalis! Прочитали ли Вы статью? Автор не делает В.Высоцкого идеалом, а пишет о его трагической судьбе. Соблазном может стать как раз огульное отношение к человеку. Сергей Жарков 7 февраля 2012, 18:52 Уважаемый отец Павел, хорошо, что Вы лишний раз напоминаете людям о великом поэте, но все же проверяйте факты, пожалуйста. Упомянутая Вами " Баллада о борьбе " и другие песни никак не могли быть написаны Владмиром Высоцким для кинофильма " Баллад о доблестном рыцаре Айвенго " , который был снят уже после смерти поэта. Эти вещи были написаны для фильма " Стрелы Робин Гуда " , но в него не вошли, а " Айвенго " как раз и был снят после смерти Высоцкого для того, чтобы песни все же прозвучали именно с киноэкрана. |
| Эти литературные труды совершались не в славянских землях, а в Константинополе и на Афоне, монастыри которых владели богатыми библиотеками и являлись средоточием образованности. В XIV веке в монастырях Константинополя образовалась небольшая колония русских монахов. Один из них Игумен Афанасий Высоцкий, о котором речь будет ниже, другой был, как говорит проф. Соболевский, Кир-Зиновий, едва ли не тот Зиновий, который потом, с 1432 по 1443 г. был игуменом Троицкой Лавры и много потрудился над увеличением лаврской библиотеки. Русская колония в Константинополе имела деятельные сношения с колонией южнославянской (болгарской). Интересуясь книжным делом, она добывала от южных славян их книги, изготовляла с них списки, отправляла их на родину, с своей стороны – доставляла южным славянам неизвестные им русские тексты и хлопотала о сверке последних с греческими оригиналами. Сверх того, некоторые члены русской колонии, более или менее знакомые с греческим языком, сами предпринимали исправление своих текстов. Вероятно, одновременно с поселением русских монахов в Константинополе усилилась русская монашеская колония и на Афоне. Но Афонская колония оставила менее следов своей деятельности на литературном поприще. Русские Афона имели сношения только с болгарами. Вследствие этого одна часть переводов и оригинальных сочинений, бывших у сербов Афона в XIV и XV веках, русским осталась совсем, или почти неизвестна. Значение южнославянского влияния на русскую письменность очень важно. Благодаря указанному общению со славянами, удалось исправить тексты рукописей Богослужебных и др. книг и доставить в Россию значительное количество переводных сочинений. Пр. Соболевский свидетельствует, что ко времени окончания южнославянского влияния русская литература увеличилась «почти вдвое и что вновь полученные ею литературные богатства, отличаясь разнообразием, удовлетворяли всевозможным потребностям и вкусам и давали обильный материал русским авторам». И «без этих богатств, мы не имели бы ни сочинений Нила Сорского , ни своего Хронографа, первого русского труда по всеобщей истории, ни Азбуковника, с его статьями по грамматике и орфографии». |
| Приведенные слова Афанасия дают возможность представить положение восточ- . —387— ных экзорцистов в начале IV века в следующем виде. Определенных правил для изгнания демонов не существовало; каждый экзорцист имел свой σκησις – приемы. Христианам советуется следовать тому методу, который представляется наиболее успешным, подражать приемам других экзорцистов и, если нужно, улучшать их. Очевидно, в начале IV века дело изгнания демонов принадлежало еще личной инициативе. Оно было высшим дарованием доступным каждому христианину. Кто чувствовал его в себе, тот и называл себя экзорцистом и действовал как экзорцист. Но в таком свободном положении экзорцитет оставался недолго. С одной стороны, по мере возрастания числа верующих и постепенного понижения религиозного рвения о нравственности самые харизматические дарования начали исчезать и число экзорцистов уменьшаться, – с другой и злоупотребления, вкравшиеся в институт экзорцистов, о которых речь пойдет ниже, – все это создавало благоприятные условия для того, чтобы епископская власть протянула все более захватывающую свою руку и на эту область свободного суждения мipяhuha. Процесс этого подчинения экзорцистов епископской власти происходил медленно и постепенно. Сначала по-видимому, экзорцисты составили собой более или менее отграниченный от прочих мipяh кружок, стоявший близко к клиру т.е. группе людей, выделенных от прочих мipяh и находившийся в особых отношениях к епископу, но еще не входивший в состав его. Иустин философ , признававший в своем разговоре с Трифоном дар изгнания духов принадлежащим всем христианам, в Апологии говорит только о многих верующих, практиковавших заклинание бесов. 1915 Псевдо-Климент приписывает христианам власть над демонами лишь постольку, поскольку они чисты от грехов. 1916 Более определенные сведения о положении экзорцистов в западной церкви дает послание папы Корнилия к антиохийскому епископу Фабию о схизме Новата, падающее на половину 3-го века, где заклинатели упомянуты —388— после 42 прислужников в ряду чтецов и привратников (всего 52). |
| 1923 Полагают, что в приведенных словах Иустина вкратце содержится именно та формула, какою пользовались заклинатели его времени при изгнании демонов, и это предположение подтверждается прямым свидетельством Оригена , при котором дело еще более осложнилось: «сила экзорцизма, – говорит он, – заключается в призвании имени Иисуса Христа с чтением евангельских рассказов о Нем». 1924 Насколько можно судить из отрывочных известий древности, дальнейшее развитие христианского экзорцитета пошло в этой области по двум различным линиям: одни, продолжая по-прежнему только пользоваться именем Иисуса, придавали ему уже чисто магический характер, так что оно производило действие даже тогда, когда произносилось порочными людьми. Другие же экзорцисты, напротив, подражая языческим заклинателям, стали обращаться к больным «в блестящих и длинных речах, хорошо обработанных и выученных» 1925 , «сочиняли» отвне заимствованные краси- —391— выя речи». 1926 Церковные писатели горячо восстали против этой последней крайности, но делу экзорцитета не помогли. Уже выделение экзорцистов в особую часть клира, последовавшее на Западе и на Востоке, показывает, что исцеление бесноватых из харизматическая дарования, некогда свойственного всем христианам, постепенно обращалось в профессиональное занятие, к которому способны были только немногие. Борьба с демонами становилась все труднее и труднее, и советы церковных писателей по адресу экзорцистов позднейшая времени дают ясное свидетельство о том, к каким сложным мерам требовалось прибегать для того, чтобы достигнуть сколько-нибудь удовлетворительного результата. Старец Афанасия предлагает экзорцистам читать уже все Св. Писание 1927 , а псевдо-Климент пишет: «пусть исцеляют больных постом, молитвою и постоянным бордствованием. 1928 За дело экзорцизма взялась, наконец, церковная иерархия, сначала епископы, а потом пресвитеры, но вместе с тем и самый экзорцитет обратился в простой обряд и формальность, не лишенную, правда, своей доли мистицизма и драматизма, но потерявшую тот великий смысл и значение, какое он имел в древнейшее время христианства. |
| к царю игум. Варнавы Лебедевича с просьбою о вспомоществ.); VII, 31 (Дело 1668 г. об обвин. еписк. Мефодием; игум. Иоанн Станиславский), 44 (Благодар. письмо 1668 г. за присл. милостив. грам.); VIII, 8 (Челобит. 1669 г. иеромон. Анатолия на разн. духовн. лиц, изменив. государю; игум. Варнава), IX, 77 (Инструкция 1670 г., данная Дорошенко послам на Польск. сейме); “Собр. госуд. грам. и договор.”, IV, 187 (Акт избрания 1687 г. гетм. Мазепы; игум. Фео- фаний Васковский); “Акты Зап. Р.”, 121 (Гр. 1523 г. воеводе Андр. Немировичу о предоставл. игум. Мисаилу Щербине обновить опустелый Межиг. м-рь и учредить в нем общину); III, 53 (Ж. гр. 1571 г. писарю Евтиму Высоцкому о предоставл. ему в пожизн. держание м-ря); V, 27 (Универсал 1651 г. Богд. Хмельницкого о непрепятств. м-рю владеть Харковецким ставом и строить на нем мельницу), 35 (Ж. гр. 1653 г. на влад. сел. Черниным), 46 (Ж. гр. 1656 г. на влад. Вышгородом, сел. Петровцами и Мощонами; игум. Варнава), 50 (Подтверд. гр. 1657 г. на влад. Вышгород., Петровц. и Мощон.; игум. Варнава Лебедевич) 60 (Ж. гр. 1660 г. Юрия Хмельницкого на отчины, данные его отцем; игум. Варнава Лебедевич), 84 (Подтверд. универс. 1671 г. на влад. сел. Черниным), 85 (Универс. 1671 г. на влад. Козаровскими и Ясногород. озер.; игум. Феодосий Васковский), 92 (Подтв. универс. 1673 г. на влад. двумя мельниц. по р. Остру; игум. Феодосий Васковский), 99 (Подтв. универс. 1676 г. на влад. прежними маетност.; игум. Феодосий Васков.), 179 (Универс. 1688 г. на влад. прежнею отчиною), 200 (Универс. 1690 г. о дозвол. м-рю поселить 19 челов. при Юсковской гребле), 258 (Универсал 1694 г. о раздел. между Межигор. и Киево-Брат. м-рями мельниц по р. Которе; игум. Феодосий Васковский); “Церковн. ведом.”, 1889 г., 1, 6 (восстановление м-ря с краткою историею); “Волын. епах. в.”, 1868 г., 31 (Сказ. об игум. Брест. св. Афанасие, который здесь подвизался в 30-х годах XVII ст.); “Известия Археол. Общ.”, 1868 г., VI, 27 (церковн. древн.); “Чтения в И. Общ. ист.”, 1848 г., VII, смесь, 123 (Иоаким, патр. |
| —472— Молчальник, Афанасий Высоцкий, Епифаний Премудрый , Евсевий – Ефрем, Пахомий Серб и др. 4-я глава, составляющая вторую часть сочинения (стр. 179–283), посвящена характеристике литературных трудов трех писателей, деятельность которых была тесно связана с лаврой: Епифания, Пахомия Серба и Максима Грека . В качестве приложений даны: 1) копия с описи ркпп. Троицко-Сергиевской Лавры 1642 г. (1–75 стр.), 2) перечень писцов рукописей лаврского книгохранилища XIV-XVI вв., причем имена их расположены по векам и в алфавитном порядке, с точным указанием написанных ими ркпп. (83–84 стр.), 3) 31 фотографический снимок с рукописей, рассмотренных автором в сочинении (85–102 стр.). Уж из представленной передачи содержания видно, насколько серьезные вопросы послужили предметом сочинения автора и с какой тщательностью, добросовестностью и разумной планомерностью они изучены им. Троицкая лавра была одним из самых видных центров книжного просвещения в XIV-XVI вв. в России, и выяснить историю книжных и литературных интересов, развивавшихся в лавре, это значит внести в изучение древнерусской литературы весьма ценную и интересную страницу. Эту услугу оказал науке г. Струменский. Разумеется, в течение одного года его исследование не могло достигнуть ни идеальной полноты, ни высшей степени совершенства, потому что ему нужно было пройти через сложную предварительную переработку источников и попутно коснуться очень многих вопросов, из которых, например, один вопрос о литературных трудах Максима Грека мог бы составить предмет целой монографии. Но то, что сделано, представляет собою и основательный фундамент для построения исследования на взятую тему, и значительную часть самой постройки. Для своей темы автор собрал обильный материал, извлеченный им главным образом из неизданных источников и отчасти из источников изданных. Он много потрудился над пересмотром и изучением большого количества лаврских, академических и некоторых московских рукописей за интересующий его период, не остановившись перед затратой времени, труда и даже материальных средств (на приготовление снимков с руко- |
| Не решая вопроса о том, как соотносились одержавшее в 1351 году верх паламитское богословие и так называемое возрождение палеологовской эпохи в Византии, можно утверждать, что на Руси великое обновление искусства, нашедшее выражение в творчестве Феофана Грека и Андрея Рублева, несомненно связано было с собиравшимся вокруг преп. Сергия монашеством, которое черпало вдохновение в исихазме. Вообще значение русского монашества и монастырей было относительно очень велико, роль его в социальной истории северной России хорошо известна, но не всегда историки вполне признают его очевидную и тесную связь с византийской традицией. Переводы патристических, аскетических, агиографических и литургических текстов были крайне многочисленны, и в течение веков на Руси продолжали переписывать и читать их. В обиход вошла живая духовная традиция, которая обнаруживала себя не только в переводах с греческого, но также в возникновении многочисленных монашеских общин, обновлении художественного творчества, зарождении самобытной литературы и вновь появившемся интересе к социальным аспектам христианства, и это показывает, как разнообразно византийское исихастское наследие преломлялось в жизни северной Руси. Благодаря ему Московская Русь не только сделалась мощной и зачастую деспотической империей, но стала также страной преп. Сергия, Андрея Рублева и Нила Сорского. С исихазмом всегда особо, и по праву, связывалось имя митрополита Киприана. Не только потому, что он ввел на Руси уставной, догматический и литургический порядок, принятый в Константинополе его наставником Филофеем, но и потому, что Киприан сурово обличал приобретение монастырями вотчин и угодий, и его «Ответы» игумену Афанасию Высоцкому широко использовались в XVI веке в известном споре «стяжателей» и «нестяжателей». Нил Сорский, глава «нестяжателей» и выдающийся проповедник исихазма, несомненно продолжал исихастскую традицию XIV века, как и более поздние его последователи в России. 3) Русские усвоили тот взгляд, что культурно, политически и религиозно они являются частью более широкой, вселенской общности. |
| «Суровые» образы особо востребованы во время испытаний, невзгод и общественных потрясений как призыв к усиленному стоянию в вере и духовному подвигу: «Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна» (Матф. 26:41). Такой призыв не мог не прозвучать в медленно гибнущей Византии: «суровая» иконопись выступила соратником исихастсткого учения святителя Григория Паламы и его последователей, стремившихся напомнить своим соотечественникам о вечном и непреходящем. Нельзя не отметить, что иконы, написанные в «суровом» стиле, были популярны и всегда находили своих ценителей и созерцателей. Именно на это указывает упомянутый исторический факт, приведенный в размышлениях критика «хмурости» произведений иконописи В.Н. Лазарева: лики на священных образах, заказанные у византийских мастеров древнерусским аскетом преподобным Афанасием Высоцким для обители в Серпухове, отличались значительной суровостью. Несправедливо униженный искусствоведом поздневизантийский «суровый» стиль в иконописи соответствовал эстетическим предпочтениям аскетов и требованиям аскетики вообще как в самой Византии, так и за её пределами. Это обстоятельство убедительно свидетельствует о признании подвижниками ценности подобных икон как художественного средства содействию аскезе. С точки зрения аскетизма, такая стилистика является вполне целесообразной, а её утверждение в культуре — закономерным. 3. «Поздневизантийские “суровые” иконы проигрывают при сравнении с “благостными” образами, написанными древнерусскими мастерами». Настолько резкое противопоставление исследователями «сурового» и «благостного» стилей в иконописи, на наш взгляд, следует заменить их сопоставлением, основанном на понимании, что обозначенные тенденции в сакральном изобразительном искусстве дополняют друг друга. Подобное взаимное дополнение соответствует аскетическому требованию избегать крайностей, пагубных для души. Сущность этого требования прекрасно выражена выдающимся богословом и подвижником столетия святителем Феофаном Затворником (†1894): «Надо совмещать в себе чувства погибающего и спасаемого. Тут только истина» . Аскетика непрестанно напоминает, что верующему необходимо бороться как со своей гордыней, самоуверенностью и беспечностью, так и с унынием, разочарованием и отчаянием. |
| Нам представляется, что есть все основания считать именно Киприана создателем названной программы, требующей широкой богословской образованности и основательных знаний греческого и славянского литургического опыта. Следы этой программы ясно просматриваются в серебряных створчатых панагиях. 625 Порфиридов Н.Г. О некоторых вопросах истории прикладного искусства древнего Новгорода//Культура и искусство Древней Руси. Л., 1967, рис.83; Николаева Т.В. Произведения русского прикладного искусства с надписями XV – первой четверти XVI вв. M., 1971, 18, с.44–45. 626 Николаева Т.В. Произведения русского прикладного искусства, с.46, 22, табл. 16; она же. Прикладное искусство Московской Руси. M., 1976, с.75, рис. 30–31. 628 Mirkovic L. Hilandarska starine//Starinar. S. III. T.XI–XII. 1935–1936. Beograd, 1936, S.92; Radojkovic B. Sitna plastika u staroj srpskoj umetnosti. Beograd, 1977, S. 12, S1.7. 632 Акты исторические. Т.1. 1334–1598. СПб., 1841, с.25 Здесь имеет место исправленная в наши дни дата – 1390–1405 гг. Однако в эти годы Афанасий Высоцкий покинул вместе с Киприаном Северо-Восточную Русь. См.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып.2, ч. Л., 1988, с.466. 633 Акты исторические, т.1, с.54, 26. На основании «Послания» Фотия псковскому духовенству от 12 августа 1419 г. о различных церковных службах сложилось мнение о введении митрополитом чина панагии на вечерне. Однако примечания к публикуемому тексту указывают на неверность перевода: речь идет о возношении панагии на трапезе некоего христианина, то есть о возможности заказного чина панагии после трапезы частного лица (см.: РИБ. Т.6, СПб., 1886, стлб.410 и примеч.23–25). 634 Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. M., 1948, с.658; Дмитриев Ю.Н. Мастер серебряник XV в.//Новгородский исторический сборник. Вып.7. Новгород, 1940, с.35; Николаева Т.В. Произведения мелкой пластики XIII–XVII веков в собрании Загорского музея. Каталог. Загорск, 1961, с.49–57, рис.11, 12. 636 Писания св. Отцев и Учителей Церкви, относящиеся к истолкованию православного богослужения. СПб., 1856, с.513–515. |
| Указываем их в хронологическом порядке: 1) Неслужащий дворянин Г. Матвеев, теперь покойный, переводчик Робертсона и Фаррара; 2) Профессор Моск. Университета протоиерей Иванцов, тоже покойный; 3) критик, вышедший из Вифанских дебрей, некто Соколов, именующий себя студентом Вифанской Семинарии, к общей нашей радости и доселе здравствующий 1934 ; 4) знакомый незнакомец. 1935 Лишь только вышла в свет моя диссертация, не было еще и публичного диспута (я должен указать, что до 1884 г. и докторские диссертации подлежали защите наравне с магистерскими), а уж появилась небольшая брошюра Матвеева, направленная против моей книги, под заглавием: «несколько слов в защиту отцов 1-го вселенского собора и вообще православия». Москва. 1879 г. Интересно отметить, что на брошюре значится следующая цензурная пометка: «от Московского комитета для цензуры духовных книг печатать дозволяется. Московская Духовная Академия» – Академия, при которой тогда числился состоящим Московский духовно-цензурный комитет. Книжка Матвеева была выпущена в свет слишком скоро, как я сказал – раньше диспута, благодаря любезному содействию одного профессора Московской Академии, исполнявшего тогда должность секретаря указанного цензурного комитета. Какая ему была прибыль от этого – я не постигаю. Вероятно, он действовал под влиянием одного духовного цензора, своего дядюшки, —407— то же очень спешно процензуровавшего книжонку. Да, я не знаю, откуда взяла начало эта каверза. Но зато твердо знаю одно: я отомстил цензору… представив его потом в почетные члены Академии, и успешно провел это дело в совете. 1936 Цензор по своим ученым достоинствам заслуживал такого отличия. Но в чем же заключается критика Матвеева? Критик, как ему казалось, открыл в моем сочинении два следующих главных лжеумствования: 1) что исторические свидетельства св. Афанасия – я отвергаю, как не заслуживающие веры; 2) «что Никейские отцы являли собой —408— жалкий вид на соборе», по моему будто бы изображению. Высказав эти свои наветы широковещательно, критик потом пишет: «остается желать, чтобы никто из братии собственными вымыслами не старался подрываться под основание веры, не изображал деяний св. |
|
|
