| списков Евангелия- апракос . Изучив более 500 рукописей XI - нач. XV в. из хранилищ СССР, Болгарии и Югославии, исследовательница предложила собственные классификацию слав. евангельских лекционариев, концепцию развития в церковнослав. книжности данного типа текста (Ж. были неизвестны результаты работ чикагской школы учеников Э. К. Колуэлла по изучению греч. служебных Евангелий, проводившихся в 30-60-х гг. XX в.; см. о них: Wikgren A. Chicago Studies in the Greek Lectionary of the New Testament/Biblical & Patristic Studies in memory of R. P. Casey. Freiburg, 1963. P. 96-121). Итогом изучения Ж. данной темы стали десятки статей, докт. дис. «Древнерусские пергаменные рукописи как лингвистический источник: (Археографическое, текстологическое и лингвистическое исследование)», защищенная в 1970 г. в Ленинградском ун-те, а также 2 монографии (Типология рукописей древнерус. полного апракоса XI-XIV вв. в связи с лингвист. изучением их//Памятники древнерус. письменности: Язык и текстология: [Сб. ст.]. М., 1968. С. 196-332; Текстология и язык древнейших слав. памятников. М., 1976). Ж. выделила 3 типа слав. Евангелий-апракос: краткий, воскресный (праздничный) и полный. Общим для всех типов является наличие чтений на субботние и воскресные дни и на все дни Страстной седмицы. Различия заключаются в наличии или отсутствии чтений: на дни от Пасхи до Пятидесятницы (есть в кратком и полном апракосах, отсутствуют в воскресном), на дни от Пятидесятницы до новолетия (есть в полном апракосе, отсутствуют в кратком и воскресном), на дни от новолетия до Великого поста (есть в полном апракосе, отсутствуют в кратком и воскресном). Краткий апракос представлен Ассеманиевым , Архангельским , Остромировым Евангелиями, Саввиной книгой и др., всего ок. 50 списков. Воскресный апракос отразился в единичных относительно поздних списках, но происхождение его, как считала Ж., могло быть древним. Для Ж. особый интерес представлял полный апракос. Данному типу текста, содержащемуся преимущественно в восточнослав. |
| В глаголице, согласно наиболее распространенной т. зр., начертание буквы восходит к одному из минускульно-скорописных вариантов греч. буквы «пи» - π, представляя собой его петлеобразную трансформацию: . По др. версии, прототипом глаголического начертания могли послужить знаки эфиоп. алфавита «гы» , «гу» , «мо» , арм. алфавита «да» , груз. алфавита «вин» или албан. алфавита « " » . В отличие от большинства букв глаголицы в начертании глаголической буквы отсутствует вертикальная или горизонтальная симметрия. По своей структуре глаголическая буква П обнаруживает отдаленное сходство с глаголической буквой Б («буки») . Справа от мачты расположена петля, которая соединяется с мачтой выходящим из ее верхней точки горизонтальным штрихом. Мачта чаще всего стоит строго вертикально, лишь иногда имеет незначительный наклон влево. Петля может иметь разную форму: неправильной окружности (в Зографском Евангелии , Ассеманиевом Евангелии , Синайском Евхологии (см. Синайские находки 1975 г. )), четырехугольника (у 2-го писца Синайской Псалтири (см. Синайские находки 1975 г. ), в Охридских глаголических листках , Рильских глаголических листках ), почти правильного квадрата (в Парижском абецедарии) . Как правило, петля доходит до середины уровня строки , однако иногда опускается и ниже, в единичных случаях достигая нижней линии строки (в Рильских глаголических листках, у 2-го писца Синайской Псалтири). От мачты на уровне ее середины может отходить горизонтальный штрих, в большинстве случаев налево , изредка направо (в Мариинском Евангелии ). Внизу мачта также может иметь небольшую засечку, к-рая иногда трансформируется в самостоятельный штрих, поднимающийся вверх слева направо (в 1-м почерке Синайской Псалтири, в Синайском Евхологии) . В лит-ре высказывалось предположение, что в первоначальном варианте глаголической азбуки существовала еще одна буква со звуковым значением [п] или [п " ] (?) - «пе» («п»), которая была 26-й по счету и занимала место после буквы («омега»). Основанием для такого предположения служат данные сочинения Черноризца Храбра «О письменах», древнейших слав. |
| Но если мы объективно рассмотрим все три приведенных варианта возможного значения выражения мамона неправды, то увидим, что в них нет однозначного указания на то, что мамона неправды означает неправедное богатство. Вместе с тем, из совокупности приведенных толкований можно заключить следующее: мамона неправды (или неправедности) это то, на что может ложно надеяться (опираться, уповать) человек. Священное Писание говорит нам, что такой ложной крепостью (опорой) могут быть: идол (Пс.30,7; 1Кор.8,4), фараон и Египет (4Цар.18,21; Ис.36,9), богатство (Прит.11,28; 1Тим.6,17), человек (Пс.117,8; Ис.2,22; Иер.17,5). Теперь обратимся к нашей таблице текстов. Во-первых, здесь мы увидим, что ни синодальный, ни церковно-славянский переводы не соответствуют греческому оригиналу, в котором Спаситель трижды употребляет слово мамона (ст.9,11,13), в обоих же переводах это однообразие нарушено. Синодальный перевод дважды (ст.9,11), а церковно-славянский единожды (ст.11) заменяют слово мамона на богатство (имение). На первый взгляд, переводчики просто решили внести ясность. Но если мы откроем текст, например, Остромирова Евангелия (X в.), то увидим, что в нем 11-й стих соответствует греческому оригиналу и содержит то же слово – мамона. В Ассеманиевом Евангелии (IX–X вв.), одном из самых древних славянских евангельских текстов, в 11-м стихе слово мамона так же оставлено без изменения. В таких списках, как Архангельское, Пантелеимово и Мариинское Евангелия (XI в.), слово мамона, хотя уже и претерпело изменение, но «переведено» не как богатство, а как житие. Во-вторых, из приведенной таблицы мы видим, что греческое слово αδικας ( неправедности – сущ. род.пад.), используемое в притче также и для определения имений, которыми управлял приставник, в синодальном переводе претерпело изменение и звучит как неправедным – прилагательное творительного падежа. Таким образом, мы можем заключить, что понимание выражения мамона неправды как богатство неправедное есть позднейшая вставка в текст Священного Писания не переводчиками, а его комментаторами или переписчиками. |
| Наука располагает лишь их списками (копиями) или новыми переводами, выполненными в X-XI веках по образцу старейших. Конечно, имеющиеся тексты в той или иной степени отступают от изначальной, «образцовой» системы, но отклонения в целом незначительны, поэтому язык поздних памятников условно рассматривают как старославянский. Однако и таких источников крайне мало - около 20. Анализируя их, слависты столкнулись еще с одной проблемой: эти тексты написаны при помощи двух азбук - кириллицы и глаголицы, которые сильно отличаются друг от друга. Так, например, Зографское, Мариинское, Ассеманиево Евангелия, Рильские и Охридские листки - глаголические, а Супрасльская рукопись, Саввина книга, Енинский Апостол, надписи на каменных плитах - кириллические. Для обозначения анализируемого языка существует целая система терминов, отражающая среди прочего его меняющийся социокультурный статус и состояние славистической науки. Определение славянский язык - самое очевидное и почти ничего не говорит о специфике рассматриваемой системы, ибо маркирует ее только с точки зрения бытования у славянских народов. Под общеславянским языком здесь понимается единый литературный язык, распространенный во всей Славии. Термин же древнеславянский язык устанавливает преемственность с другими славянскими языками, возникшими после IX века. Обозначение церковнославянский язык подчеркивает профетический, священный статус языка, совершенно игнорируя, что солунскими братьями и их последователями был создан язык не только религии, но науки и философии (можно вспомнить хотя бы трактат «о письменах» черноризца Храбра, в котором изложены факты, связанные с созданием славянской письменности). Сочетание древнецерковнославянский язык отделяет первоначальную систему от более поздних (см. ниже). Наиболее спорны термины древнеболгарский, староболгарский язык, которые сосредотачивает неоправданно много внимания на том, что солунский диалект, носителями которого были Кирилл и Мефодий, входит в состав древнеболгарского языка, что основная подготовительная работа (создание азбуки, разработка механизмов перевода и проч.) осуществлялась до миссионерской поездки в Моравию и, что, наконец, расцвет первого литературного языка всех славян связан с царствованием болгарских царей Бориса и Симеона. |
| Против мысли о славянском подлиннике жития Голубинский делает то веское возражение, что если бы существовало славянское житие, то имя св. Климента внесено было бы в славянские святцы, чего, однако же, не видно, за единственным исключением святцев Ассеманиева глаголитского Евангелия, в которые имя св. Климента внесено из существующего греческого жития. Последнее предположение не легко совмещается с тем предположением некоторых исследователей, что само Ассеманиево Евангелие относится к XI веку, тогда как существующее греческое житие может быть писано даже в начале XII века. Поэтому не занесено ли в святцы этого Евангелия имя св. Климента из начального жития X века? Это житие, думаем, писано также не на славянском языке, а на греческом. Болгарин в век царя Петра мог писать по-гречески и мог это делать именно для того, чтобы прославить память славянских учителей и защитить славянскую книжность перед греками, а может быть и болгарами-грекофилами. В истории критики по нашему предмету остается совсем невыясненным еще один вопрос: существовал ли архиепископ Феофилакт, современник царя Петра, писавший для него «разговор о природе» и потом Житие его. Ссылаясь на Bibl. Graeca Fabricii, ed. Harles (VII, 596), где действительно упоминаются эти сочинения (как сомнительные) в перечне сочинений Феофилакта болгарского , преосвященный Филарет признавал существование Феофилакта X века, считая его автором и Жития св. Климента и истории Тивериопских мучеников (Св. южных славян, 30 янв.). Архимандрит Леонид пошел еще далее в рассуждениях об этом новом Феофилакте (Чтение в И. М. Общей Истории» 1870, IV, стр. 8–19). Критика не особенно внимательно отнеслась к мысли о новом Феофилакте. Хотя некоторые суждения последнего из двух авторов (архимандрита Леонида) представляется более недосмотрами, но в общем мысль заслуживает разбора. В общем изложенное здесь мнение наше о Житии примыкает с одной стороны к мнению Шафарика, с другой, к мнениям Добровского и Голубинского; но в известных чертах расходится с ними, как могут видеть знакомые с мнениями названных исследователей. |
| 12 )“. В третьей главе архим. Леонид представляет, на основании указаний И. И. Срезневского – сходства и отличия глаголической азбуки от кирилловской и судьбу глаголицы на родине и в других славянских землях, а в четвертой определяет, в чем состоят главные отличия глаголического извода евангельских чтений от кирилловского. Глаголический текст евангельских чтений, говорит о. Леонид, „есть видоизменение или переделка кирилло-мефодиевского текста евангелия (862 г.), с применением этой переделки в пользу хорватского наречия, переделка, согласованная на спех с латинскою вульгатою“ 13 . В приложениях помещены разночтения Зографскаго и Ассеманиева Евангелия, подтверждающая мысль о согласовании глаголического текста евангелия с латинскою вульгатой, и представлены таблицы, излагающия по годам судьбы кириллицы и глаголицы в IX, X и XI столетиях. Из сравнения глаголического извода Евангелия с кирнлловским получились у о. Леонида следующия конечный заключения: глаголица осталась памятником старого хорватского наречия, а кириллица памятником древнего церковно-славянского языка. Кириллица есть знамение церковного единения с Византией, а глаголица есть знамение разъединения с Византией... Древнейший памятник кириллицы, Остромирово Евангелие остается тем же, чем был его прототип кирилло-мефодиевского перевода – знаменем православных славян, порученным промыслом Божиим хранению русского народа... Верность этому знамени служит символом святого чаяния, что грядет час, когда и все остальные славяне, убедясь, что наступило и для них время духовного единства, свободно и радостно соберутся под это общеславянское знамя, и, вместе с его хранителями, воспоют едиными усты (глаголы) и единым сердцем знаменательную песнь, творение царственного песнотворца X века, царя Льва Премудрого, которая некогда оглашала своды Цареградской Софии: „Приидите людие, Триипостасному Божеству поклонимся“ 14 . Из этих последних слов, коими мы и заключим свою речь, посвященную памяти архим. Леонида, видно, что изучая историю славянских народностей, нераз может быть задумываясь над судьбами славянства, о. |
| В. много занимался разысканием и изучением хорвато-глаголических рукописей в хранилищах Вены, Загреба, Лондона, Любляны, Оксфорда, Парижа, Праги и Рима. На основе этих исследований он написал книги «Nejstarši Breviar chrvatsko-hlaholsky» (Praha, 1910) и «Najstariji hrvatskoglagolsky misal s bibliografskim opisom svih hrvatskih misala» (Zagreb, 1948), к-рые до наст. времени являются наиболее исчерпывающими трудами в этой области. Изданные им глаголические, гл. обр. хорват., памятники, особенно тексты ВЗ (Книги пророков, Екклесиаст, Псалтирь и др.), снабжены критическим аппаратом и имеют большое значение для исследования лит. наследия святых Кирилла и Мефодия. В 1929 г. в соавторстве с Й. Курцем В. издал Ассеманиево Евангелие . Учебник глаголической палеографии (Rukovet " hlaholske paleografije. Praha, 1932), в к-ром В. всесторонне рассматривает происхождение и развитие глаголического письма, глаголических памятников, дает их палеографическое описание, до наст. времени остается единственным пособием в этой области. В 1957 г. совместно с Й. Вашицей В. опубликовал полное описание кириллических и глаголических рукописей, хранящихся в Народном музее в Праге. В последние годы жизни участвовал в разработке концепции и определении круга источников многотомного Словаря старославянского языка. Лит.: Kurz J. ivot a dílo J. Vajse//Slovanské studie. Praha, 1948. P. 11-16; Mare š F. Vajsova redakce eské církvení slovanštiny//Studia palaeoslovenica. Praha, 1971. S. 221-225; Bauerov á H. Prophetae minores v charvátskohlaholských breviarech ve Vajsov edici Glagolitica//Slovo. 1986. 36. S. 217-226; Ribarova Z. Vajsova prouavanja prijevoda Malih o proroka iz Brevijara Vida Omišljanma//Ibid. 1994-1996. 44-46. S. 27-31; Mare š F. Djelo J. Vajsa i njegovo znaenje za staroslavensku liturgiju Rimskoga obreda u naše doba//Ibid. 1996. Prilozi. S. 347-352. Библиогр.: Kurz J. Soupis prací J. Vajsa//Slovanské studie. Praha, 1948. S. 17-34; Panteli M. Bibliografija izvornih radova J. Vajsa s podruja hrvatske glagoljske knjievnosti//Slovo. 1957. 6-8. S. 10-22; Деянова M. Вайс И.//КМЕ. Т. 1. С. 316-318. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла БАРБЕРИНСКИЙ СЛАВЯНСКИЙ ПАЛИМПСЕСТ Пергаменная рукопись, хранящаяся в Апостольской б-ке Ватикана (Vat. Barb. gr. 388, старый номер: III, 107), на 165 листах размером 218 ´ 160-165 мм; один из немногих примеров (наряду с Ватиканским славянским палимпсестом) использования слав. палимпсестов средневек. греч. писцами. Верхний греч. текст (Книги Екклесиаста и Песни Песней Соломона с толкованиями), датируемый XIV в., написан на отрывках 7 более древних рукописей - 4 греч. и 3 слав. Листы 57, 58, 76, 77 и 84 представляют собой двойной палимпсест - это отрывок среднеболг. Октоиха (песнопения 6-го и 7-го гласов), датируемого кон. XII или, более вероятно, 1-й пол. XIII в., к-рый написан поверх выскобленного унциального греч. текста VIII-IX вв., содержание этого текста не определяется. Слав. текст на этих листах сохранился достаточно хорошо (особенно там, где он выходит за пределы текстового поля верхнего греч.), т. к. в XIV в. был только смыт, а не выскоблен; опубликован А.-М. Тотомановой. Листы 92-142, 142а - 165 представляют собой части 2 серб. Октоихов, написанных 2 разными, но однотипными почерками, по древности эти части не уступают или мало уступают болг. фрагменту. Слав. текст на разных листах этой части Б. с. п. виден неодинаково ясно, эта часть кодекса остается недостаточно исследованной. Болг. и серб. части в составе Б. с. п. относятся к числу древнейших южнослав. (и слав. вообще) списков Октоиха и представляют несомненный интерес для истории и текстологии этой богослужебной книги в слав. традиции. Лит.: Лавров П. А. Палеографическое обозрение кирилловского письма. Пг., 1914. С. 173; Lunt H. On Slavonic Palimpsests//American Contributions to the 4th Intern. Congress of Slavists. 1958. P. 191-209; Кръстанов Т. Славянските палимпсести//Описание и каталогизирование средневековых рукописей. София, 1984. С. 50, 58; Джурова А., Станчев К., Япунджич М. Опис на славянските ръкописи във Ватиканската библиотека. София, 1985. С. 179-182. Табл. CXVII-CXXII; Тотоманова А.-М. Среднобългарските фрагменти в Барберинския палимпсест//Palaeobulgarica. 1996. 1. С. 26-40. А. А. Турилов Рубрики: Ключевые слова: АССЕМАНИЕВО ЕВАНГЕЛИЕ Евангелие-апракос краткий, старослав. рукопись западноболг. происхождения, одна из древнейших слав. книг ГАНКЕНШТЕЙНА КОДЕКС богослужебный сборник сложного состава, древнерус. рукопись галицко-волынского происхождения раннего XIII в. АДИШСКОЕ ЧЕТВЕРОЕВАНГЕЛИЕ пергаменная рукопись (897), один из важнейших памятников древнегрузинской письменности, содержащий грузинский перевод Четвероевангелия |
| О. Протопопов думает: «несомненно также и то, что слова... «о мнострастный и печальный азъ» относятся не к Поучению, а к посланию Владимира Олегу» (Журн. Мин. Нар. Пр., CLXXI, отд. 2, стр. 234), но выше при разборе путей Мономаха на основании расчёта букв мы высказали мысль, что тетрадь не могла кончаться по объёму словами: « Бйе блюденьё лпл ёсть члвчкаг о». Соответствие молитвословия по мысли триодным, которыми, как мы видели, Мономах пользовался уже и выше в Поучении, заставляет нас и это место отнести к Поучению, тем более, что тотчас же за ним и в тесной связи с ним, с его мыслию, идут тексты апостола, читаемого « в четверток ъ» недели блудного сына ( Иоан. 4,20 ). молвить бо иже Ба люблю а брата свого не люблю, ложь Аще кто речетъ, к люблю Бга, брата своего ненавидитъ, ложъ есть. (Заметим, что молвить Мономаха не соответствует апостольскому речетъ: подлежащее при нём Священного писания, это молвить присоединяет мысль апостола, и доказывает словами апостола мысльмолитвословия, так что после иже выпало, вероятно, речетъ), и евангелия читаемого в неделю сыропустную ( Мф. 6,15 ). аще не пусите прегршении брату, ни ва пуситъ цъ вашъ нбсныи аште ли не отъпоущае(сти Ост.Асс.)те члвкомъ съгршени ихъ, ни отцъ вашъ отъпоуститъ съгршении вашихъ. Мы привели опорядь текст этого стиха по Мариинскому евангелию (Мар. четв. Труд И. В. Ягича СПб. 1883,16) с разночтением, указанным здесь И. В-чем из Остромирова и Ассеманиева евангелия. Согласие этого разночтения с Поучением указывает как будто бы, что Мономах пользовался редакцией апракоса. Различие между текстом Евангелия и Поучения и здесь указывает на то, что князь приводил текст наизусть, но он не сам создал редакцию второй половины стиха, а воспользовался второй половиной стиха 14 в Евангелии: « отъпоуститъ и вам отцъ вашъ небесны». Заметим, что желание ввести слово небесный в 15 ст., которого нет здесь ни в остр., ни в асс., ни в печат., обнаруживалось не у одного Мономаха: это слово и в Мариинском евангелии «приписано новою рукою надвашъ». |
| акростих (текст издан по новгородскому списку кон. XIV в.: Книга Потребник - Требник. СПб., 1879. (ИздОЛДрП; 53). Л. 156 об.- 163), молитва «На отгнание дух неприязненных», да и сам список канонов Шестоднева служебного. Рукопись украшена в древнейшей части киноварной заставкой тератологического стиля (Л. 1) и рядом контурных (с подкраской и без нее) киноварных инициалов того же стиля, иногда с зооморфными элементами. Полное издание текста Г. к. подготовлено в наст. время проф. Г. Биркфелльнером (Мюнстер, Германия). Изд.: Станчев К. , Попов Г. Климент Охридски: Живот и творчество. София, 1988. С. 189-210, сн. 14-24 [л. 241-290 об.- Минея общая]. Лит.: Hanke von Hankenstein J. A. Recension der ältesten Urkunde der slavischen Kirchengeschichte, Litteratur und Sprache: eines pergamenten Codex aus dem VIII. Jh. Bdpst, 1804; Dobrovsky J. Institutiones linguae slavicae dialecti veteris. Vindobonae, 1822. Р. XXVII-XXIX, 679-685; Строев С. М. Описание памятников славяно-рус. лит-ры, хранящихся в публ. б-ках Германии и Франции. СПб., 1841. С. 52-55, 22; Воскресенский Г. А. Славянские рукописи, хранящиеся в заграничных б-ках. СПб., 1882. С. 36-39. (СбОРЯС; Т. 31, 1); Соболевский А. И. Очерки из истории рус. языка. Ч. 1. К., 1884. С. 18-20, 5; Smal Stockij S. Über den Inhalt des Codex Hankenstejnianus. W., 1886. S. 601-689. (SAWW; 110); Яцимирский А. И. Описание южнослав. и рус. рукописей заграничных б-к. Пг., 1921. С. 87-89. (СбОРЯС; Т. 98, 2); Birkfellner G. Glagolitische und kyrillische Handschriften in Österreich. W., 1975. S. 321-324. (II/141); Запаско Я. П. Пам " ятки книжкового мистецтва: Укр. рукоп. кн. Льbib, 1995. С. 218-219, 221 (кат. 31); Йовчева М. Солунският Октоих в контекста на южнославянските Октоиси до XIV в. София, 2004. С. 85-188. (КМС; Кн. 16). А. А. Турилов Рубрики: Ключевые слова: АССЕМАНИЕВО ЕВАНГЕЛИЕ Евангелие-апракос краткий, старослав. рукопись западноболг. происхождения, одна из древнейших слав. книг БУСЛАЕВСКАЯ ПСАЛТИРЬ рукопись посл. четв. XV в., выдающийся памятник древнерус. каллиграфии, книжного и изобразительного искусства |
|
|
