| Константий достиг глубокой старости, — он умер в 1859 г. Само собой разумеется, что рядом с Константием в рассматриваемом отношении нельзя поставить никого из патриархов XIX в. Правда, о некоторых патриархах нашего века сообщаются известия, дающие право утверждать, что образованность и любовь к науке в лице того или другого Константинопольского иерарха восходила на кафедру патриаршую, но таких личностей немного, да и немногое можно сказать в похвалу их интеллектуальной стороны личности. Перечислим их. Кирилл VI, родом из Адрианополя, учился в здешних школах, правил Церковью в первой четверти века. Его называют любителем просвещения и покровителем ученых людей. Он оставил после себя несколько значительных сочинений. Ему приписывают устроение в Константинополе музыкальной (певческой?) школы, в которой дело велось по новым методам. К числу сравнительно более образованных патриархов рассматриваемого века относятся еще: Хрисанф, Агафангел и Иоаким III. Хрисанф, родом из Македонии, занимал патриаршую кафедру в 20-х гг., получил образование «в цветущих школах Козани и Фессалоники». Преемник его Агафангел, родом адрианополец, называется мужем образованным, был сведущ в болгарском, русском (он некоторое время жил в Москве), французском и турецком языках. Иоаким III, византиец, в миру имевший не употребляемое у нас имя Христос (Χρστος), в первый раз правил Церковью в конце 70-х и начале 80-х гг. Он был знатоком турецкого, валашского, немецкого языков. Важнейшей его заслугой нужно считать основание в Константинополе церковного журнала «Церковная истина». Этот журнал служит богатым подспорьем в развитии богословской науки в столице Турции. О других Константинопольских патриархах XIX в. и того немногого нельзя сказать, что нами сейчас сказано о Хрисанфе, Агафангеле и Иоакиме III. Их образование было или едва-едва достаточное для того, чтобы занимать с честью такое высокое место, как патриаршая кафедра в славном Константинополе, или же — чего нельзя было бы и ожидать — они были положительно необразованными. Так, Анфим III (в 20-х гг.) имел лишь посредственное образование (по другим источникам, был «не очень образованным человеком»). Анфим IV Вамвакис (в 40-х гг.) имел «достаточное образование» — достаточное для чего? Очевидно, для того, чтобы не считаться малообразованным. Об Анфиме V (патриаршествовал в тех же 40-х гг.) говорится, что он причастен «некоторому образованию». Кирилл VII (в конце 50-х гг.) известен посредственным образованием — без указания какихлибо подробностей. |
| Константинопольский патриарх и сам начал разыскивать исчезнувшего митрополита и, видимо, узнав о его появлении в Белокриницкой митрополии, 12 марта 1847 г. заявил, что, оставив патриархию без разрешения, Амвросий " не может иметь от церкви никакого дозволения на отправления архиерейских обязанностей» 1650 . Русское правительство придавало большое значение каноническому положению Амвросия и его отношениям с константинопольским патриархом, и старалось добиться осуждения митрополита Вселенской патриархией. Это было важно в силу как официального статуса церкви в австрийской и русской монархиях, так и казуистического, педантичного и формалистического отношения старообрядцев к церковным проблемам. Церковный суд над Амвросием, которого желали митрополит Филарет и царь, мог бы подорвать положение митрополита в глазах старообрядческой паствы. Но, несмотря на давление со стороны Петербурга, константинопольский патриарх Анфим ограничился выговором Амвросию за уход из своей юрисдикции и посвящение в епископы лиц неясного благочестия 1651 . Конечно, он подразумевал под этим принадлежность обоих посвященных Амвросием епископов, Кирилла и Аркадия, к старообрядчеству. Но ни суда над Амвросием, ни его запрещения в служении, чего так добивался Филарет, со стороны Константинополя так и не последовало. Вполне вероятно, что, официально осуждая Амвросия за уход из своей юрисдикции, патриарх Анфим в душе сочувствовал ему и считал справедливым, что такие ревностные православные, как старообрядцы, наконец, получили епископат и священство. Во всяком случае, мирная позиция Анфима и неосуждение им Амвросия дали старообрядцам полное право считать свою иерархию, происшедшую от Амвросия, канонической. Так же, видимо, отнеслись в душе к этому вопросу и австрийцы. Примирительная позиция патриарха Анфима помогла Амвросию найти удовлетворительное объяснение своего отъезда из Константинополя. Амвросий – вернее, его венские советники Павел и Дворачек – отвечал, что, хотя и не имел разрешения патриарха, но считал своим долгом отозваться на призыв старообрядцев " для спасения лишенных пастыря овец» и что лично он ни в какие сношения со старообрядческими организациями России не входил. |
| В заключение, объясняя свою позицию, Архиепископ Макариос сказал, что в этих условиях он был вынужден заявить англичанам: желание восстановить мир в стране ни в коем случае не могло заставить его предать основные права народа Кипра и отказаться от требований об учреждении демократического правительства на переходный период в ожидании применения принципа самоопределения, который продолжает оставаться целью борьбы киприотов. (См.: Э. Дзалепи. Правда о Кипре. М.: Изд. иностран. литер., 1958. С. 48—50). Блаженнейший Макариос призвал киприотов не прекращать борьбы, пока английское правительство не пересмотрит своих позиций. Но вслед за этим Архиепископ вместе с митрополитом Киренийским Киприаном по приказанию губернатора Хардинга 9 марта 1956 г. был тайно взят под стражу и сослан на Сейшельские острова в Индийском океане. И здесь Архиепископ Макариос оставил о себе добрую память, построив на свои средства школу для детей местного населения. Месяцем раньше высылки Архиепископа Макариоса — в феврале — Кипр покинул митрополит Пафский Фотий. На Кипре остались лишь митрополит Китайский Анфим и хорепископ Саламинский Геннадий. Отправляя в ссылку Архиепископа Макариоса, англичане надеялись на то, что, обезглавив национальное движение, они смогут легко подавить его. Но их надежды не оправдались. В связи со ссылкой Блаженнейшего Макариоса и митрополита Киприана Китийский митрополит Анфим 12 марта 1956 г. направил протест Предстоятелям Православных Церквей, Архиепископу Кентерберийскому, Всемирному Совету Церквей и целому ряду политических деятелей мира. В тот же день он обратился к православной пастве с посланием, в котором говорилось: «Вождь греческого кипрского народа вынужден был оставить порабощенный народ в сиротстве и отправиться в изгнание… Антихристианская и тираническая деятельность британского правительства вызывает боль и негодование в сердцах преданного своему этнарху народа». А хорепископ Геннадий заявил протест британскому губернатору. В храмах стали возноситься молитвы о здравии сущего в изгнании Предстоятеля Церкви. Возмущенные расправой, учиненной английскими властями над Архиепископом, киприоты, несмотря на карательные экспедиции Хардинга, с еще большей решимостью встали на борьбу. |
| Посоветовавшись с другими лицами, знавшими невинность Амвросия, этот друг его нашел удобнейшим навести о нем справку в патриархии через посредство русского посланника в Константинополе, г. Титова , который, как представитель православного императора, считался защитником и покровителем православного духовенства и народа от притеснений мусульманского правительства, и по тому самому пользовался большим уважением в патриархии, имел влияние на производившиеся там дела. Русский посланник, по просьбе расположенных к Амвросию духовных лиц, действительно обращался к патриарху Анфиму за объяснениями о причинах его смещения с босно-сараевской епархии, – спрашивал не имеется ли за Амвросием какой-нибудь вины против веры православной или против церкви, или, наконец, против самой власти патриаршей. Патриарх ответил, что ничего он не знает за Амвросием, а отозвал его с босно-сараевской кафедры, только уступая настоятельному желанию турецких правителей Боснии, от которых возведены на Амвросия многие клеветы 397 . Получив такие известия, Амвросий приехал в Константинополь с твердой надеждой, что получит назначение на первую упразднившуюся архиерейскую кафедру. Но эта надежда оказалась напрасною. Вскоре (именно 12-го июня 1842 года) патриарх Анфим скончался, не оказав особенной заботливости о том, чтобы пристроить Амвросия. Приемники Анфима: Герман, Мелетий и Анфим 3-й заботились о том еще меньше. Таким образом, митрополит Амвросий поступил в число безместных архиереев, которых было тогда в Константинополе особенно много и которые влачили вообще самую жалкую, тяжелую жизнь, среди унижений и лишений всякого рода 398 . Положение Амвросия, можно сказать, было еще бедственнее, чем положение его сотоварищей. При постоянной мысли об оказанной ему несправедливости, при горьких разочарованиях в своей надежде на получение кафедры, он должен был, как человек семейный, испытывать еще самые тяжелые материальные лишения. Скудной пенсии, которая выдавалась ему из патриархии 399 , и случайных ничтожных доходов, для получения которых приходилось столько унижаться, едва доставало ему с сыном на самые необходимые потребности; а невестку, молодую жену его сына, пришлось даже отправить на жительство к ее родным в Боснию. |
| Но еще более значения имеет то, что Евсевий не имел или не постарался собрать достоверных сведений о тех событиях и тех лицах, какие он описывал, как современник. Знать что нибудь для Евсевия значило знать что нужно для историка. Это недостаток весьма важный. Евсевий, не имя точных сведений, берется писать о западном императоре Максенции; но вместо живого изображения у него выходит бледная копия с восточного императора Максимина, которого хорошо знал Евсевий, по крайней мере по слухам (VIII, 14). Всем, занимающимся историей, хорошо известно, что между Максенцием и Максимином в действительности мало общего: отношения первого, напр., к христианам совсем были не похожи на отношения Максимина к этим последним. Евсевий также не собрал точных сведений о гонении в Никомидии при самом Диоклетиане, и допустил неизвинительные ошибки, так, например, он утверждает, что Анфим, еп. Никомидийский, пострадал в 303 году, в то время, когда Никомидия была резиденцией Диоклетиана (VIII, 6), но на самом деле смерть Анфима последовала чуть не чрез 10 лет спустя после 303 года. Анфим скончался мученически в 311 или 312 году – при Максимине 81 и т. д. Эли преувеличивает достоинства Евсевия, как историка, описавшего свое время. Нужно сказать, что Евсевий был человек книжный. Он больше жил искусственно книжною жизнью, чем жизнью действительною. Действительность, если и привлекала его внимание, то он редко был способен понять и оценить явления действительности надлежащим образом. Это он доказал как своим изображением эпохи Диоклетиана, так и позднейшей эпохи Константина Великого . Книгу он умел ценить лучше и правильнее, чем историческую действительность. После этого неудивительно, если он мог по документам лучше писать историю, чем по своим впечатлениям и наблюдениям. Впрочем, таков удел всех людей науки, слишком погруженных в книги. Слишком книжный человек редко бывает хорошим наблюдателем и ценителем живого мира. Евсевий представляет собой в этом отношении внушительный пример. Там, где нет у него под руками документа, он идет ощупью и нередко ошибается. |
| 183) Григорий , амасийский. Но и он через 3 месяца в оковах был сослан в заточение в Родос, как не соборным определением избранный, а отъинуду пришедший. Вместо него назначен 1623 г. 184) Анфим , до того времени адрианопольский. При нем Григорий, похититель патриаршества, соборно был низложен и отлучен. Но и сам Анфим, видя, что дела Церкви находятся в бедственном положении, а долг Церкви возрос до огромных размеров, спустя 50 дней после вступления на кафедру оставил ее и удалился в уединение на Афон. На его место опять был приглашен 1624 г. Кирилл Лукарис, во второй раз. Этот мудрый патриарх находился под особенным покровительством английского посланника и еще большим – бельгийского посла, как старый знакомый англичан и бельгийцев, пользовавшийся прежде дружеским приемом в их государствах. Оба эти двора находились в то время в дружественных отношениях к Порте, а бельгийский, кроме того, сильно противодействовал низким проделкам иезуитов (которые утвердившись в Галате и Ставродоме и устроив училища, даром учили детей греков, а бедным родителям их давали пропитание, покупая ценою такой благотворительности простые и несведущие души, в которых насаждали они мало-помалу папское нечестие). Но мудрый патриарх не переставал своими наставлениями утверждать православных в отеческом благочестии и разоблачать тайные замыслы папистов. С этой целью он устроил в Константинополе типографию, поручив управление ее монаху из Корфу Григорию Метаксе и издавал необходимые книги благочестивого содержания в опровержение тех нечестивых книг, которые во множестве печатались иезуитами и раздавались ими даром 46 . Последние, видя в патриархе сильного врага себе, оклеветали его пред правительством как хулителя магометанского закона и ссылались в доказательство на катехизическое сочинение патриарха Кирилла (изданное им еще в бытность его в Лондоне), в котором он обличал ложное учение Магомета. Иезуиты утверждали пред турками, что эту книгу патриарх напечатал незадолго пред тем в константинопольской типографии. |
| Такие помахивания были столь выразительны, что я воображал в чреве нашего консула множество червонцев. Анфим продолжал: Патриарх наполнил двадцать три сундука дорогими вещами, кои пожертвованы Св. Гробу, и увез их с собой, не оставив нам никакой записи их. Дорогие сосуды наши посланы им на родину его в остров Самос. К нему отправилась отсюда герондиса его Евфимия и живет при нем к общему соблазну в Константинополе. Вот какого архипастыря дал нам Бог в великом гневе Своем на нас грешных! Увы, увы, мы сделались позорищем и посмеянием всех людей. Между нами водворилось разделение. Те, которые окружают патриарха, с гордостью говорят нам: мы патриаршие, а вы монастырники! Я слушал старца с участием, поверил ему в половину, зная его нерасположенность к патриарху, избранному против чаяния его вместо ученика его, архиепископа Фаворского Иерофея. Когда дошла речь о ветшающем куполе над Гробом Господним, Анфим спросил меня: как вы думаете? Турки дадут нам позволение починить его? – Думаю, что сам султан сделает это на свой счет, – ответил я. – Почему же он, а не мы? – Потому что Святогробский храм есть здание не частное, а общественное, и как дороги, мосты, водопроводы, пристани, мечети, словом все государственные строения поддерживаются правительством, а не частными людьми, так и здешний храм, в который приходят молиться все подданные султана: греки, католики, армяне, копты, сириане по всей справедливости должен быть поправлен или возобновлен им самим. – Но он не христианин? – Однако ему Бог поручил христианские святыни для хранения! – Прежние султаны предоставляли нам право хозяйствовать на Св. местах! – Но это была их милость. Не правда ли? – Правда! – А где царская милость, там нет ничьих прав. – Но почему же бы мы теперь не могли сподобиться прежней милости? – Есть препятствия к тому, как вы знаете, со стороны католиков. Они не менее вас охотятся починить ветхий купол. Дозволить им эту починку, значило бы обидеть вас и нас, дозволить ее вам, значило бы раздражить их. Итак, не лучше ли, не благоразумнее ли и не надежнее ли, чтобы сама Порта произвела эту починку во избежание всяких споров и неудовольствий разных вероисповеданий? – А как об этом думает российское посольство? – Полагать надобно, что оно кладет на весы свои все обстоятельства: благоразумие, справедливость, веротерпимость, общее и ваше спокойствие и свое собственное желание, чтобы в казне Святого Гроба было побольше денег на всякий случай. |
| Получил я письмо от боголюбивейшего епископа Евсевия с приказанием опять написать к западным о некоторых церков ных делах. И ему угодно, чтобы письмо начертано было мною, а подписано всеми, кто с ними в общении. Поелику же не приду мал я, как написать, о чем приказывал он, то посылаю записку к твоему богочестию, чтобы, прочитав ее и внимательно выслушав, что донесет возлюбленный брат сопресвитер Санктиссим, сам бы ты удостоил начертать относительно сего, как тебе представляется; мы же готовы и согласиться с этим и вскорости снестись со всеми, кто с ними в общении, чтобы по собрании всех подписей письмо пошло с тем, кто отправится к западным епископам. А что заблагорассудится написать твоему преподобию, о сем при кажи скорее известить меня, чтобы мне не оставаться в неведении о твоем мнении. О том же, что замышляют или уже выдумали против меня в Антиохии, донесет твоей досточестности тот же брат, если слух предваряющий события, не известит тебя и о том, что сделалось. А есть надежда, что близко окончание того, чем угрожали. Желаю же довести до сведения твоего благоговения, что брат Анфим пребывающего у папы Фавста рукоположил во епископа, не получив на сие голосов, и поставил его на месте достопочтеннейшего брата Кирилла, отчего Армения исполнилась смятений. Поэтому, чтобы не оболгали меня и чтобы самому мне не иметь вины в беспорядке случившегося, довожу о сем до сведения твоей степенности. Но, без сомнения, сам ты соблаговолишь дать о сем знать прочим. Ибо думаю, что многих оскорбит такой беспорядок. 117 (122). К Пимению, епископу в Саталах (Извещает о рукоположении Фавста во епископа и просит дать о нем св. детельство, можно ли его или нет принять в общение. (Писано в 373 г.)) Без сомнения, спрашивал ты писем у армян, когда возвраща лись чрез твой город, и узнал причину, по которой я им не дал письма. И если сказали они правдолюбиво, то извинил ты меня в этом тогда же. Если же скрыли причину, чего не думаю, то выслушай ее от меня. Отважный на все Анфим, который с дав него времени заключил со мною мир, как скоро нашел случай удовлетворить своему тщеславию, а мне причинить некоторое огор чение, рукоположил Фавста собственным своим полномочием и собственною своею рукою, не дожидаясь голоса ни от кого из вас и насмеявшись надо мною, требовавшим этого. |
| Кроме разобранных мы знаем ещё о двух посланиях Германа: к армянам и к папе Григорию. О первом говорено выше, а о втором можем судить только по ответному посланию Григория, которое тоже имелось уже в виду нами. После посланий, по важности и интересу, который сохраняют до сего времени, занимают первое место два сочинения Германа: „О ересях и соборах“ (Περι των αγιων συνοδων και των κατα καιρους ανεκαϑεν τ αποστολικ κηρυγματι αναφυεισων αιρεσεων) и толкование на литургию. Сочинение „О ересях и соборах“ в первый раз издал только в 40-х годах текущего столетия Анжело Май в 7-м томе „Spicilegium Romanum“ 1792 . Кроме показания древнего манускрипта ватиканской библиотеки, с которого сделано издание этого сочинения, за принадлежность его Герману говорят данные его содержания. Сообщая самые существенные и краткие сведения о всех ересях и соборах, автор очень подробно останавливается на возобновлении монофелитской ереси при Филиппике и на начале иконоборчества 1793 – событиях, которые, как мы видели, занимали такое видное место в жизни Германа. Об иконоборческих смутах Герман выражается прямо, как современник, называя их τν νυν περιφουσαν κοσμαν κα ταξαν“ 1794 . Сочинение это адресовано к диакону Анфиму в ответ на его вопросы, предложенные патриарху 1795 . Анфим был, по-видимому, одним из самых приближённых и преданных Герману людей, как можно заключать из одного известия 9-го века, что он вместе с патриархом пал от руки убийц, подосланных императором Львом 1796 . После удаления Германа с кафедры —232— Анфим всё ещё оставался на своём месте и, окружённый иконоборцами, просил совета и наставлений заключённого патриарха 1797 . Схему содержания сочинения даёт сам Герман, когда говорит, что он перечислил соборы, изложил их определения, указал поводы, по которым они созывались, назвал председателей соборов и императоров, при которых они имели место и, наконец, отметил, кто из отцов против какой ереси подвизался 1798 . Изложение ересей начинается с Симона волхва и кончается иконоборчеством. Значение кратких заметок Германа для истории отдалённых ересей и соборов по самому существу дела не может быть велико. Но, начиная с повествования о 6-м соборе, особенно сообщениями о соборе 712 года и об иконоборчестве, труд Германа получает первостепенную важность. Большая часть этих сообщений процитирована нами раньше. |
| Многие верующие из Македонии отправились вместе с ним, так что их набралось два корабля. Но все пытались сесть на тот корабль, на котором плыл апостол, желая послушать, как он говорит, чтобы даже в море не лишиться слова Божьего. Говорит им апостол: «Я знаю ваше желание, возлюбленные, но этот корабль так мал. Поэтому пусть рабы с багажом сядут на большой корабль, а вы отправляйтесь на этом меньшем вместе с нами». И дав им Анфима, чтобы утешать их, велел садиться на другой корабль, которому приказал быть постоянно рядом с собой, дабы и они видели его и слышали слово Божье. А во время его короткого сна некто после легкого порыва ветра упал в море. Тут Анфим разбудил его словами: «Помоги, добрый учитель! Погиб один из твоих рабов». Проснувшись, апостол запретил ветру, и тот стих, и море успокоилось 79 . А тот человек, который упал, был послушной волной возвращен к кораблю. Схватив его за руку, Анфим поднял его на корабль, и все удивлялись силе апостола, что даже море повинуется ему 80 . И вот на двенадцатый день пристали они к Патрам, ахейскому городу, и, сойдя с корабля, нашли себе некое пристанище. Тогда многие стали просить его, чтобы он вошел в их дома, но он сказал: «Жив Господь, не пойду я, если только не прикажет Бог мой». Проспав ночь, он не получил никакого откровения. На другую ночь, когда он грустил об этом, услышал голос: «Андрей, Я всегда с тобой и не оставлю тебя» 81 Услышав это, он прославил Бога за такое видение. А проконсулу Лесбию было указано в видении, чтобы он принял человека Божьего 82 . И он послал к человеку, который дал тому кров, и попросил привести к себе блаженного апостола. Когда тот услышал это, пришел к проконсулу и, войдя в его спальню, увидел, что он лежит с закрытыми глазами, словно мертвый. Ткнув его в бок, говорит: «Встань и поведай нам, что с тобой случилось». А тот: «Я возненавидел путь, которому ты учишь, и послал воинов на кораблях к проконсулу Македонии, чтобы он передал тебя мне, дабы осудить на смерть. Но потерпев кораблекрушение, они так и не смогли выполнить приказ. И когда я пребывал в этом намерении уничтожить твой путь, явились мне два мужа-эфиопа 83 , которые стали бить меня бичами, приговаривая: «Не будет у нас больше здесь власти, потому что идет человек, которого ты думал преследовать. И теперь, этой ночью, пока есть у нас власть, отомстим мы тебе». И так вот, сильно побив меня, они удалились. Теперь же ты, муж Божий, попроси Господа, чтобы Он простил мне это прегрешение и я исцелился от болезни, которой страдаю». После того как он поведал это перед всем народом, блаженный апостол стал беспрестанно проповедовать слово Божье, и все уверовали. А исцеленный проконсул уверовал и утвердился в вере. |
|
|
