| – А пусть их себе! – совершенно равнодушно отвечал Анфим. Он и в самом деле не страшился никаких угроз, но все-таки они заставляли его отдаляться от людей. Кому же приятно бывать там, где можно встретить к себе одну только ненависть и вражду? Анфим вначале, когда только еще поступил лесником, мучился одиночеством, искал сближения с конезерскими крестьянами, но, встретив отпор, махнул на них рукой, да так и зажил своей совершенно обособленной от всего остального мира жизнью. Жил Анфим со своей молодой женой Дарьей в глухом лесу, верстах в трех от Конезерья. Глушь там была непроходимая. Сосны да ели кругом стояли высокие, стройные, но безмолвные. Избушка лесника на прогалине ютилась далеко в глубь от опушки. Тут у Анфима с Дарьей все хозяйство было: огородик, птичник, сараюшки, хлев, так что лесник мог жить, ни за чем в Конезерье подолгу не обращаясь, – все у него было. Случилось в доме Анфима и Дарьи событие, обычное в каждой семье, но всегда вносящее новую струю в заурядный распорядок жизни: родился ребенок – сын… Это было первое дитя у сурового лесника. Когда Анфим увидал сморщенное красное личико младенца, услыхал его первый жалобный писк, которым тот заявил о своем появлении на свет Божий, словно просветлело его обычно сумрачное лицо, глаза увлажнились слезами радости, а губы, что бывало очень-очень редко, сложились в довольную счастливую улыбку. – Живи, расти большой, – тихо-тихо проговорил Анфим, – вырастишь, я тебя на всякого зверя научу ходить, весь лес, каждую тропку в нем, покажу тебе. Как помру – ты за меня лес береги… Анфим чувствовал себя в эти мгновения счастливым, безконечно счастливым. Как и всегда, когда его сердце бывало полно каким-то чувством, Анфим быстро оделся, засунул за кушак топор, взял ружье и пошел из избы в лес, который он любил всеми силами своей чуткой простой души. Так и теперь поспешил он в лес пережить в его чудном одиночестве свое чувство кроткой радости. – Анфимушка, – как-то тихо и вместе с тем робко позвала мужа Дарья, в то время, когда он был уже на пороге. |
| Тот остановился, взглянул на жену и спросил: – Чего тебе? – Да вот как же быть-то нам… сынишку нам с тобой Господь послал… Окрестить бы теперь нужно. – Так что же, за чем дело стало? – Уж не знаю, крестных где найти… Конезерские-то, сам знаешь, как тебя любят: высмеют нас, а пойти не пойдут… Анфим криво усмехнулся. Его хорошее настроение было испорчено: в словах Дарьи было много правды. – Первого встречного, кто бы он ни был, позову, никто греха на душу не возьмет, от такого дела отказаться! – проговорил он и, хлопнув дверью, вышел из избы. Была ясная зимняя ночь, мороз; полная луна лила свой серебристый свет с поднебесной выси, иней на ветках раскидистых елей и пушистых сосен так и сверкал разноцветными огоньками, отражая в своих кристаллах лучи лунного света. Воздух был чист, дышалось необыкновенно легко. Анфим чувствовал, как кроткий мир осенил его душу, наполнил сердце тихой любовью к брату-человеку. «Господи Ты мой Боже! – думалось ему в то время, когда он шагал по лесу, направляясь по привычке к тому месту, где чаще всего бывали порубки. – Господи, как хорошо, как тихо… Как покойно! И зачем это люди всегда друг на друга злобятся, враждуют!» Хрустнувшая невдалеке ветка, а затем какой-то шорох на мгновение насторожили лесника, но вокруг стояла такая тишина, что Анфим успокоился и снова погрузился в свои думы. Он сделал еще несколько шагов. Вдруг сзади раздался треск ветвей, и в тот же момент он почувствовал, что кто-то чем-то очень тяжелым ударил его. – Попался теперь! – слышал Анфим над собой хриплый злобный шепот. – За все и за всех теперь рассчитаюсь, а тебе, окаянному, живому не быть. По голосу Анфим сейчас же признал в напавшем на него Паньку Васюткова, своего заклятого врага. Анфим был очень силен, но Панька был сильнее, притом нападение было так внезапно и положение столь неудобно, что он сейчас был всецело во власти своего врага. Тряхнувшись, лесник успел освободиться настолько, что мог приподнять голову и вдохнуть. – Пусти, Панька, не балуй! – крикнул он. |
| Константинопольский патриарх Герман IV († 1853 г.) Когда Герман IV был низложен с кафедры в первый раз, его преемником был избран Мелетий III (1845 г.), по фамилии Панкалос, митрополит кизический. Он родился в 1772 году на острове Кфос, одном из Цикладских, служил сначала протосинкеллом патриархии, а потом (1828 г.) митрополитом амасийским. В звании патриарха, которое он носил только семь месяцев, Мелетий обнаружил энергию, человеколюбие и благородство убеждений. Из его деяний известны – окружное послание о епископах, избираемых лишь ради титула, дополняющее распоряжение его предшественника, и запрещение бывшим архиереям и патриархам жить в здании недавно открытой богословской школы, так как их пребывание в стенах её препятствует правильной деятельности учреждения. Патриарх Мелетий, скончавшийся 28 ноября 1845 года, погребён в храме Живоносного Источника. Через неделю после смерти Мелетия III, на патриаршую кафедру вступил Анфим VI, занимавшей её трижды (1845–1848, 1853–1855 и 1871–1873 гг.). Анфим Иоаннидис родился на острове Куталисе в Пропонтиде, получил некоторое образование, монашествовал на Афоне, был митрополитом деркским, прусским и ефесским. В нравственном отношении Анфим, по словам греческого учёного Мануила Гедеона, был человек дурной и между прочим, известен, как большой сребролюбец 14 . Из деяний его первого патриаршества известны – окружное послание, запрещающее хиротонисать в сан епископа лиц духовного звания, состоявших в браке, устав от 1845 года о правах греческих школ в патриархате и осуждение в 1846 году четерёхголосного церковного пения, проникшего в употребление при греческом богослужении. Лишённый в первый раз кафедры, Анфим жил на Афоне и в Константинополе, а во время восточной войны вторично занял патриарший престол. В силу тревожных обстоятельств этого времени, он не проявил особой деятельности в пользу церкви. За своё сочувствие России Анфим был лишён кафедры и проводил частную жизнь до 1871 года, когда, после низложения патриарха Григория VI, занял вселенский престол в третий раз. В этот период своей деятельности он учредил при патриархии центральную педагогическую эпитропию, на которую возложена обязанность следить за развитием и направлением образования в народных школах всего патриархата, заботился об улучшении материального положения патриархии, старался упорядочить взаимные отношения между греками и болгарами. Утомлённый жизненною борьбой, Анфим в 1873 году отказался от престола, удалился на покой и скончался в 1878 году. |
| Расчет Афиногена был верен: духовник не преминул разгласить тайну, которая самым удовлетворительными и приятным для раскольников образом разрешала загадку омофора. Раскольники поверили, что у них скрывается архиерей; но Афиноген пока молчал, и только, когда прибыл в Валахию, объявил себя епископом. И молдавский митрополит и господарь поверили обманщику. Афиноген начал посвящать священников и диаконов и имел намерение поставить другого епископа себе в помощники. Епископство Афиноген предложил своему благодетелю Патрикию, которого и вызывал к себе для посвящения. Патрикий не спешил, а навел справки о самом Афиногене и к ужасу своему узнал, что Афиноген не только не епископ, но и не священник, и даже не Афиноген, а Амвросий, беглый иеродиакон. Узнали об этом и стародубцы, послали вторично за справками, и печальное известие подтвердилось. А к Афиногену тем временем обратился с просьбою о посвящении в епископа некто Анфим, выдававшей себя за священника и незадолго до того возведенный Афиногеном в архимандриты. Анфим жил в Польше, лично ехать к Афиногену почему-то боялся и просил посвятить его заочно, а именно так: в назначенный день и час Афиноген должен служить у себя литургию и в установленное время прочитать положенный на посвящение архиерея молитвы, а в это время Анфим, также служащий литургию у себя, будет возлагать на себя архиерейские одежды. Афиноген согласился и назначил это странное посвящение в Великий четверг. Настал этот день, и Анфим в условленный час начал литургию. Когда пришло время, он возложил на себя архиерейские одежды и докончил службу уже как архиерей. А между тем, когда Анфим облекался в святительский омофор, Афиноген не только не читал посвятительных молитв и не служил литургию, а был уже в Польше, и в самый Великий четверг вступил в военную службу к польскому королю, избегая преследования от молдавского господаря, узнавшего про его самозванство. Когда открылось это обстоятельство, Анфим вынужден был бежать, но с архиерейством не желал расстаться и пребывал там, где еще не знали истории его посвящения. |
| Анфим мученически умер, во-первых, не по воле Диоклетиана, во-вторых, не в 303 году, а много позднее. Наши основания следующие: Лактанций , который сам жил в Никомидии при открытии гонения Диоклетианова, 262 не упоминает о мученической смерти Анфима, а это очень важно. Дальше, Евсевий еще и в другом месте своей истории упоминает о мученической кончине Анфима, но в этом случае как на одновременного с Анфимом мученика указывает на пресвитера Лукиана антиохийского. 263 А так как сам Евсевий ясно дает знать, что Лукиан пострадал при соправителе Галерия – Максимине в Никомидии, после личной беседы с этим государем, в 311 или 12 году, 264 то отсюда следует, что Анфим пострадал тоже уже при Максимине в одном году с Лукианом. Дальше, есть прямой факт, указывающий, что Анфим пострадал в указываемое нами время. Лукиан из темницы в Никомидии пред своею смертью писал к антиохийцам послание такого содержания: «приветствует вас весь сонм мучеников, возвещаю вам, что Анфим епископ сподобился мученической кончины». 265 Здесь Лукиан извещает о смерти Анфима, как новости, как факте только что совершившемся на его глазах; нельзя думать, что Лукиан пишет здесь о смерти Анфима, совершившейся назад тому 8 лет, если принять с Евсевием, что Анфим скончался мученически в 303 году. 266 Итак, Диоклетиан не повинен в смерти епископа Никомидийского Анфима, который умер в 311 или 12 году. Вообще нужно думать, что Евсевий в своей истории перемешал факты, 267 что относилось к гонениям более позднего времени, то он приписал самому Диоклетиану; так он утверждает, что вместе с Анифимом пострадал «целый сонм мучеников», а так как нам теперь достоверно известно, что Анфим пострадал позднее, то с уверенностью можно полагать, что и целый сонм мучеников с Анфимом пострадал также позднее, и значит Диоклетиан не виновен в крови этих страдальцев. Нужно сказать одним словом: до нас не дошло точных сведений: были ли какие мученики в Никомидии (кроме вышеуказанных) вследствие непосредственной воли Диоклетиана. Подлинных актов, относящихся сюда до нас не дошло. |
| Анфим мученически умер, во-первых, не по воле Диоклетиана, во-вторых, не в 303 году, а много позднее. Наши основания следующие: Лактанций, который сам жил в Никомидии при открытии гонения Диоклетианова, не упоминает о мученической смерти Анфима, а это очень важно. Дальше, Евсевий еще и в другом месте своей «Истории» упоминает о мученической кончине Анфима, но в этом случае как на одновременного с Анфимом мученика указывает на пресвитера Лукиана Антиохийского. А так как сам Евсевий ясно дает знать, что Лукиан пострадал при соправителе Галерия Максимине в Никомидии, после личной беседы с этим государем, в 311 или 312 году, то отсюда следует, что Анфим пострадал тоже уже при Максимине, в одном году с Лукианом. Дальше, есть прямой факт, указывающий, что Анфим пострадал в указываемое нами время: Лукиан из темницы в Никомидии перед своей смертью писал к антиохийцам послание такого содержания: «Приветствует вас, весь сонм мучеников, возвещаю вам, что Анфим-епископ сподобился мученической кончины». Здесь Лукиан извещает о смерти Анфима как о новости, как факте, только что совершившемся на его глазах; нельзя думать, что Лукиан пишет здесь о смерти Анфима, совершившейся 8 лет тому назад, если принять с Евсевием, что Анфим скончался мученически в 303 году. Итак, Диоклетиан неповинен в смерти епископа никомидийского Анфима, который умер в 311 или 312 году. Вообще, нужно думать, что Евсевий в своей «Истории» перемешал факты: что относилось к гонениям более позднего времени, то он приписал самому Диоклетиану; еще он утверждает, что вместе с Анфимом пострадал «целый сонм мучеников», а так как нам теперь достоверно известно, что Анфим пострадал позднее, то с уверенностью можно полагать, что и этот сонм мучеников пострадал также позднее, и, значит, Диоклетиан невиновен в крови этих страдальцев. Нужно сказать, одним словом, до нас не дошло точных сведений: были ли какие мученики в Никомидии (кроме вышеуказанных) вследствие непосредственной воли Диоклетиана. Подлинных актов, относящихся сюда, не дошло. |
| Посему, если хотим сохранять себя от двоедушие и лукавства, если желаем непоползновенно стоять на пути правды, должны исправлять в самом начале малейшую наклонность к отступлению от истины. Бог наш есть высочайшая истина, – все, что отступает от истины, не богоугодно. Никаких оправдывающих обстоятельств к допущению лжи пред лицом Божиим не может быть. Одна безусловная правда получает оправдание пред Богом. Как свято должно соблюдать правду и не допускать лжи ни в каких, по-видимому, извинительных случаях, показывает следующий пример из жития св. Анфима, епископа никомидийского, память коего празднуется 3 сентября. Св. Анфим жил в царствование Диоклитиана, жестокого гонителя христиан. Когда в это время гонители старались прежде всего отыскивать и предавать казни настоятелей церквей, чтобы тем лишить христиан руководителей, то св. Анфим по особенному внушению Божию на время удалился из города и скрывался в одном окрестном селении. Оттуда он посылал увещания и письма к преданным на суд и заключенным в темницах христианам, ободряя их к предстоявшему подвигу мученичества. Это сделалось известно царю, и он послал воинов отыскать св. Анфима, Долго воины искали его и, утомленные, остановились в том селении, где он был, его самого здесь встретили и спрашивали: «где скрывается Анфим, учитель христианский?» Уразумев, что настал час мученического подвига, св. Анфим сказал воинам: «войдите ко мне в дом и отдохните; я вам скажу, где скрывается тот, кого вы ищете.» Приняв в дом воинов, святитель устроил им трапезу, угостил их со всею любовью и радушием. После угощения, встав пред воинами, св. Анфим сказал, что он сам есть епископ Анфим, за которым они посланы, – «возьмите меня и ведите к пославшим вас.» Воины были поражены великодушием, кротостью и доброжелательным видом старца, с такою искренностью приютившего и угостившего их. Все они единодушно стали просить св. Анфима скрыться, обещаясь донести властям, что нигде его не нашли. «Нет, – отвечал святитель, – великий грех пред Богом нарушить правду; преступно обманывать всякого человека, а тем более царя своего, и допустить ложь при исполнении долга. |
| Впоследствии, именно в 1757 году, ясский митрополит о руковозложении, совершенном Даниилом, так говорил агенту, посланному для расследований об Анфиме от киевского вице-губернатора: «а в прошлом 1756 году каковы прислал означенный лжеархиепископ (Анфим) к нему, ясскому митрополиту, два письма, оные, також и грамоту, по которой будто он, Анфим архиепископ, посвящен, показывал и о грамоте упоминал, то оная фальшивая, и ежели б она была подлинная, то должна б быть на греческом диалекте». Но грамота, о которой говорит здесь Иаков (она помещена ниже в примечании), дана была Анфиму впоследствии не на сан архиерея: эта грамота «избирательная» в «архиепископы всего православия», то есть в главные архиереи над всеми, бывшими тогда, старообрядческими архиереями. Не зная по-русски, Иаков, вероятно, принял эту грамоту за настольную на епископство, или за благословенную от Мисаила и Даниила. Но ведь Анфим писал же Иакову, что эту грамоту отнял у него католический епископ в Радомысле. Напротив, если бы грамота, которую представил Анфим Иакову, была написана по-гречески, она, бы должна была почесться за фальшивую, ибо старообрядческие архиереи ни в каком случае не написали бы ее по-гречески. Далее Иаков говорит русскому агенту: «А чтобы браиловский греческий митрополит объявленного лжеца в архиепископы посвятил, то неправда: оный митрополит Даниил человек ученый, постоянный и всякой чести достойный, которому по его благочинию знатная епархия поручена, и чтобы такого плута в такое знатное архиепископство посвятил, и подумать нельзя, да и без патриаршаго благословения никак митрополиту в архиепископы посвятить не можно». Однакоже Епифаний был посвящен ясским митрополитом без патриаршего благословения. От самого Даниила посланный из Киева узнать ничего не мог, ибо он в то время (1757) уже пропал без вести. Этому посланному так говорил митрополит Иаков. «А объявленный греческий митрополит Даниил в прошлом году, в ноябре месяце, был в турецком городе Белграде, и оттуда куда и зачем отъехал и где ныне находится, или от разбойников на дороге убит, — о том никакого об нем слуху в Яссах и поныне не имеется». |
| Церк. ист. VIII, 6; Lact. De mort., cap. 14–15. Кн. VIII, 6. Лактанций, впрочем, не называет по имени тех придворных христиан, кои подверглись казни от Диоклетиана в Никомидии; о них он говорит: potentissimi quandam eunuchi necati, per quos palatium et ipse ante constabat (Были убиты некогда влиятельные евнухи, благодаря которым и дворец, и сам (император) прежде твердо стояли). Сар. 15. Ср.: 14. Quum pars quaedam conflagrasset… ira infiammatus (Diocl.) excarnificari omnes suos protinus praecepit. Cap. 14. Cap. 15. VIII, 6. Что писатель сочинения De mortibus persecutorum был жителем Никомидии, это хорошо доказывает Hunziker. Op. cit. S. 121. VIII, 13. Этого Лукиана не следует смешивать с другим Лукианом, обер–камергером Диоклетиана, исповедовавшим христианство. ______________________ А так как сам Евсевий ясно дает знать, что Лукиан пострадал при соправителе Галерия Максимине в Никомидии, после личной беседы с этим государем, в 311 или 312 то отсюда следует, что Анфим пострадал тоже уже при Максимине, в одном году с Лукианом. Дальше, есть прямой факт, указывающий, что Анфим пострадал в указываемое нами время: Лукиан из темницы в Никомидии перед своей смертью писал к антиохийцам послание такого содержания: " Приветствует вас, весь сонм мучеников, возвещаю вам, что Анфим–епископ сподобился мученической кончины " Здесь Лукиан извещает о смерти Анфима как о новости, как факте, только что совершившемся на его глазах; нельзя думать, что Лукиан пишет здесь о смерти Анфима, совершившейся 8 лет тому назад, если принять с Евсевием, что Анфим скончался мученически в 303 Итак, Диоклетиан неповинен в смерти епископа никомидийского Анфима, который умер в 311 или 312 году. Вообще, нужно думать, что Евсевий в своей " Истории " перемешал что относилось к гонениям более позднего времени, то он приписал самому Диоклетиану; еще он утверждает, что вместе с Анфимом пострадал " целый сонм мучеников " , а так как нам теперь достоверно известно, что Анфим пострадал позднее, то с уверенностью можно полагать, что и этот сонм мучеников пострадал также позднее, и, значит, Диоклетиан невиновен в крови этих страдальцев. |
| За болезнью митрополита Тимофея, киевская консистория писала об этом в июле 1757 года к Иакову молдавскому, но был ли какой ответ от него, из дела не видно. Положение Анфима было самое неприятное; оно было несравненно хуже, чем положение Афиногена перед обращением его в католическую веру. С одной стороны, отыскивает его русское правительство, с другой — люди ясского митрополита ищут, чтоб обрить и отправить в соляные копи, с третьей — некрасовцы, самые сильные теперь враги его, стерегут Анфима и во все места, где живут казаки, пишут, что если где появится «еретик Анфим», тотчас же его «в куль да в воду». Находясь в таком положении, он не смел никуда выглянуть из Ветрянки, где еще были у него немногие приверженцы. Но и эти отстали, когда получено было послание от ветковских отцов, в котором они уверяли своих одноверцев, что Анфим сущий обманщик и никогда в архиереи законным образом посвящен не был, что он даже и в иеромонахи-то никогда посвящен не был и сказался священником ложно. Анфим, видя, что и в Ветрянке от него отступаются, бросился в Чобурчи, но здесь ожидала его подготовленная некрасовцами беда. Войт слободы Чобурчей, Назар Алексеев, получив от некрасовцев требование утопить Анфима за то, что он, будучи у них, «много пакости учинил», давно поджидал несчастного лжеепископа. Как только он появился в Чобурчах, Назар Алексеев собрал «круг» на мосту через реку Днестр и объявил вины Анфима и требование некрасовцев. «В куль да в воду!» — закричали слобожане. Молодые схватили Анфима, связали ему руки и ноги, к шее привязали чувал и бросили с мосту в Днестр. Так кончил жизнь свою Анфим, сначала пользовавшийся громадным авторитетом у старообрядцев, а потом ненавидимый ими и пустившийся в доносы к православным митрополитам и патриарху на своих одноверцев, которых считал своею паствой. Не сохранилось о нем доброй памяти ни в одной раскольнической общине. Остались верными ему только — игуменья Елизавета, дьякониссы с малолетними детьми, да два попа: Матвей и Иосиф Буркины. |
|
|
