| Возможно, если бы византийцы эвакуировали свои владения в Азии и вложили бы высвободившиеся средства в строительство флота, чтобы предотвратить высадку Османов в Европе, что-то им удалось бы сделать. Но такой дальновидностью в то время не обладал никто. В 1302 г. на территории Византии наконец закончилась многолетняя война между Генуей и Венецией, из которой обе республики вышли окрепшими и с новыми владениями (византийскими), а империя - разоренной и ослабленной. Чтобы остановить продвижение турок, Андроник II решил воспользоваться услугами войска наемников - Каталанской Компании во главе с Роджером де Флором, который в 1303 г. прибыл в Константинополь с армией из 6500 бойцов. Каталанцы были профессиональными вояками-наемниками - спецназом своего времени. В 1304 г. они нанесли серьезное поражение туркам, осаждавшим византийский город Филадельфию. Но затем Компания предпочла заняться куда более безопасным и прибыльным делом и начала грабить византийцев на их собственной территории. Справиться с ними было невозможно. В 1305 г. византийцам удалось заманить Роджера де Флора в ловушку и убить. В ответ каталанцы начали открытую войну. Она продолжалась 6 лет. Андроник призвал на помощь против каталанцев турок, которых он переправил в Европу. Впрочем, и каталанцы прибегали к турецкой помощи. Тем временем Осман практически беспрепятственно расширял свои владения и в 1308 г. захватил Эфес - последний византийский город на побережье Эгейского моря. К 1311 г. каталанцам надоело воевать в разоренной войной Северной Греции. Они захватили Афины, где уже более века правила французская династия, и основали там свое герцогство, просуществовавшее более 70 лет. В 1326 г. Осман взял самый мощный византийский город-крепость в Малой Азии - Бурсу. Через несколько дней после этого военного триумфа он скончался. Ему наследовал старший сын Орхан, оказавшийся достойным преемником своего отца и продолживший его завоевания. В 1329 г., после неудачной попытки византийцев выручить осажденный город, пала Никея. В 1337 г. за ней последовала Никомидия. В Малой Азии у Империи осталось лишь несколько изолированных друг от друга городов. Казалось, что и их дни сочтены, но каким-то образом этим городам, находящимся в полном турецком окружении, удалось продержаться еще несколько десятилетий. Однако никакого влияния на общий ход событий это не оказало. |
| Длительная борьба за престол была на пользу не только для турок, но и для венецианцев и генуэзцев, черпавших, свои выгоды в ослабевшей от междоусобной войны Византии. В течении этой борьбы скончался Андроник. Борьбу за престол продолжал сын его Иоанн. Император Мануил оказался в плену у Баязида и испытал много горького и дикого у фанатического варвара. Вероятно, к этому периоду принадлежит его труд «Беседы с магометанами», в которых он доказывает истину Христианства и заблуждения ислама . «Беседы» являются прекрасным трактатом с точки зрения как догматики, так и полемического богословия. «Бесед» было 26. Только две напечатаны, остальные находятся в рукописи. Императору Мануилу удалось бежать из плена в родную ему Солунь. Здесь он провел 5 славных лет. G. Y. Dennis в прекрасной диссертации представил этот до сих пор не изученый период истории Византии. От 1382 до 1387 гг. император Мануил продержался, как свободный монарх, что было великим подвигом, так как Византия была уже, или в руках турок, или же в вассальной зависимости от них. Более того: в течении года император Мануил нанес решительные поражения туркам, и слухи о его победах волновали умы Константинопольцев, где правил Андроник (которому отец императора Мануила, поневоле, должен был уступить престол, хотя на нем он и желал иметь и поставил Мануила). Но год, год с половиной, удач кончился: отдельный город не мог бороться против безчисленных полчищ, которые возглавлял Хаираддан- Паша. Истомленные осадой и бедственным положением, граждане Фессалоник не поддерживали императора Мануила. Он был одинок. Он делал все возможное, чтобы спасти город. Посылал узнавать у Хаираддана-Паши какой выкуп он требует, чтобы пощадить город; никакого определенного ответа не получил. Делал все усилия, чтобы получить помощь от Венеции и папы Урбана VI, но помощь они не могли или не хотели дать. Наконец, не поддерживаемый гражданами, которых весьма винил митрополит Фессалоникский Исидор Глабас за их нелояльность к императору, он решил тайно оставить Фессалоники, которые затем были сданы городскими властями турецкому военнокомандованию. |
| правая сложена в крестное знамение; рядом – коленопреклоненный Метохит. Бледное, продолговатое лицо с узкими, слегка раскосыми глазами, темная борода, длинные темные волосы. Он одет в пышные пестрые одежды, как подобает высокому византийскому сановнику. В руках у него модель храма святой Софии – символ единения всех материальных и духовных ценностей византийского государства. Ценность этой мозаики тем выше, что это – один из немногих случаев некоторой достоверности в византийской портретной живописи. Благополучие Метохита стало жертвой гражданской войны, вызванной борьбой за престол между Андроником II и Андроником III Палеологами. Сначала Метохит уговаривал старого императора уступить престол внуку, но, видя упорство в верхах, переменил мнение, и Андроник III с обидой удалился из столицы, собрал войска и двинулся против деда. Началась длительная война, исход которой решило внешнеполитическое положение Византии. К этому времени турки одержали серьезные победы в Вифинии и Никомидии, и Андроник II почувствовал свое дело проигранным. Когда же войска под предводительством внука вошли в Константинополь, среди населения начался мятеж. Метохит скрылся в царском дворце. После воцарения Андроника III его сослали в Дидимотейхос, откуда он вернулся в 1331 г., когда Никея и ее окрестности были захвачены турками. Последние годы жизни Метохит провел в монастыре Хоры, где и умер под именем монаха Теофлета, приняв постриг. Во время, междоусобной распри полностью был разрушен дворец Метохита. Несмотря на большую и постоянную занятость государственными делами, Метохит никогда не оставлял занятий наукой. Его эрудиция и разносторонность интересов были необыкновенными не только для тех времен; ему могли бы позавидовать люди поздних эпох. Его любимый ученик, а впоследствии известный византийский писатель, Никифор Григора, дает ему такую характеристику: «Он был живой библиотекой и ясной отгадкой для загадок; сколько людей ни прикасалось к наукам, он всех обгонял в короткое время». Однако тот же Григора отмечает, и притом с сожалением, что Метохит ни на ком из древних не смог остановиться как на непререкаемом авторитете и лучшем для себя образце. Начав с риторики, освоив технику особенно популярных тогда «прогимнасм», Метохит уже в довольно пожилом возрасте обращается к изучению математики и астрономии. Он был знаком с сочинениями выдающихся эллинских астрономов – Феона, Птолемея, Евклида. Во многих его сочинениях ясно ощущается его преклонение перед Платоном, хотя знал он решительно все, что было известно в его время из классической науки. Занятия наукой Метохит ценил безусловно выше, чем занятия политикой. Плодом его ученых занятий явилось колоссальное количество сочинений, часть которых по сей день не издана. Все наследие Метохита делится на следующие жанровые группы: 1) философские сочинения смешанного характера; 2) риторические сочинения; 3) сочинения по астрономии и математике; 4) эпистолярное наследие; 5) поэзия. |
| Он слыл в обществе под именем мудреца и философа ( σοφς, φιλσοφος), являлся любимым для молодёжи профессором. У него учились лица всякого звания, состояния и возраста, не только студенты и начинающие учёные, но и закончившие своё образование философы, астрономы и риторы. Школа Григоры существовала и в следующее царствование – Андроника Младшего. Школами славилась и Фессалоника, куда прибыл из Калабрии известный противник Григоры – Варлаам, стремившийся пополнить свои познания греческим образованием. Потом Варлаам явился в Константинополь и открыл здесь свою школу для греческой молодёжи. Варлаам хвалился перед слушателями своими познаниями и превозносил себя сравнительно со всеми византийскими учёными. Он унижал даже Метохита и Григору и предложил последнему помериться с ним своими научными силами. Григора принял вызов дерзкого пришельца. Был устроен диспут, при торжественной обстановке в присутствии императора Андроника и целого собрания учёных. Во время состязания Григора довёл своего противника до сознания, что он вовсе не знаком ни с астрономией, ни с грамматикой, ни с риторикой и искусством поэзии. Вместе с тем византийский учёный доказал, что Варлаам недостаточно знает и философию Аристотеля, хотя тот и хвастался, что в совершенстве изучил её. Григора был провозглашён победителем и занял первое место среди византийских учёных, а его противник Варлаам, видя своё унижение, удалился в Фессалонику. Научное оживление в Византии, существовавшее при Андронике II, продолжилось и при его преемнике Андронике III Младшем (1328–1341), который также покровительственно относился к просвещению и унаследовал общую Палеологам любовь к знанию и учёным. При его дворе также происходили собрания учёных, среди которых первенствовал Никифор Григора. Когда в 1333г. в Византию явились от римского папы Uoahha XXII два латинских епископа для обсуждения вопроса о соединении Восточной и Западной церквей, то патриарх Иоанн Калекас возложил на Григору почётную миссию вступить в богословское состязание с латинянами. |
| Г. П. был первым ребенком в семье сенатора Константина Паламы (PLP, N 21549). Семья принадлежала к аристократическому роду, к-рый эмигрировал в кон. XII в. из М. Азии в К-поль ( Philotheus. Encomium//PG. 151. Col. 553; Cantacus. Hist. 2. 39). Имп. Андроник II Палеолог доверил Константину Паламе, к-рый входил в ближайшее окружение императора, воспитание своего внука, буд. имп. Андроника III Палеолога . После кончины Константина (1301), принявшего на смертном одре постриг ( Philotheus. Encomium//PG. 151. Col. 558), имп. Андроник II взял Г. П. под покровительство. Тогда же буд. святитель сблизился с юным Андроником III, к-рый впосл., став императором, оказывал ему содействие. Г. П. получил классическое образование, закончив общеобразовательную программу (γκκλιος παδευσις) в имп. ун-те, где изучал грамматику, физику, риторику и логику. Филофей сообщает о его глубоком знании сочинений Аристотеля (Ibid. Col. 559-560). О том же свидетельствует рассказ Г. П. в ответ на адресованное ему Никифором Григорой обвинение в «неграмотности» и оставлении учебы в 15 лет (Против Григоры//ΓΠΣ. Τ. 4. Σ. 242. 8-17), как он еще в 17-летнем возрасте привел в восторг придворных мудрецов своим природным дарованием, произнеся в имп. дворце речь о логике Аристотеля. И позже, в соч. «150 глав», Г. П. демонстрировал знакомство с естественнонаучными сочинениями Аристотеля, ссылался на его «Метафизику», упоминал о теореме Евклида ( Sinkewicz. 2002. P. 132). В то же время изучение сочинений Платона не входило в общеобразовательную программу, а т. к. Г. П. не продолжил обучения (против воли Андроника II, к-рый готовил ему светскую карьеру), то, вероятно, на тот момент не был знаком с ними. О духовной жизни Г. П. в период обучения известно немногое. Согласно Филофею, он общался с приезжавшими в К-поль афонскими монахами, по совету к-рых «изменил свои прежние привычки», отказавшись от аристократического образа жизни и ревностно предавшись «воздержанию, посту и бодрствованию» (Encomium//PG. 151. Col. 561). Однако утверждение биографа о том, что в то время учителем и наставником Г. П. был Феолипт , митр. Филадельфийский (PLP, N 7509), скорее всего является анахронизмом ( Sinkewicz. 1992. P. 11). Начало монашеской жизни |
| Главный бой, в котором приняли участие около 150 кораблей греческих, венецианских, арагонских, генуэзских, произошел в начале пятидесятых годов в Босфоре, не дав решительного результата; обе стороны приписывали себе победу. Сближение генуэзцев с турками-османами заставило Иоанна Кантакузена отказаться от союза с Венецией и примириться с генуэзцами, которым он обещал не помогать впредь Венеции и соглашался расширить генуэзскую колонию Галаты. Однако, утомленные войной Венеция и Генуя, после нескольких столкновений, заключили между собой мир. Последний, не решив главного вопроса в споре между двумя республиками, продолжался недолго; снова вспыхнула между ними война, которую можно назвать Тенедосской войной. Тенедос, один из немногих островов Архипелага, остававшихся еще в руках византийских императоров, получил, благодаря своему положению у входа в Дарданеллы, первостепенное значение для государств, имевших торговые сношения с Константинополем и Черным морем. С тех пор как оба берега пролива перешли в руки османских турок, Тенедос сделался прекрасным наблюдательным пунктом за их действиями. Венеция, уже давно мечтавшая о занятии этого острова, после целого ряда переговоров с императором, наконец, получила от него согласие на это. Но на уступку Тенедоса Венеции не могли согласиться генуэзцы, которые, чтобы воспрепятствовать выполнению этого плана, успели поднять в Константинополе восстание, низложив, как было упомянуто выше, Иоанна V и посадив на престол на три года его старшего сына Андроника. Разразившаяся война между двумя республиками, изнурившая последние и разорившая все государства, которые имели торговые интересы на Востоке, закончилась, наконец, в 1381 г. миром в Турине, главном городе Савойского герцогства. До нас дошел подробный и обширный текст Туринской конференции, 888 занявшейся, при непосредственном участии Савойского герцога, разработкой и решением разнообразных общих вопросов столь сложной в то время международной жизни и выработавшей условия мира; из последних для нас интересны лишь те, которые, решив спор между Венецией и Генуей, имели отношение к Византии. Венеция должна была очистить остров Тенедос, укрепления которого были срыты; остров в определенный срок должен был перейти в руки Савойского герцога (in manibus prefati domini Sabaudie comitis), находившегося в родстве с Палеологами (по Анне Савойской, супруге Андроника III). Таким образом, ни Венеция, ни Генуя не получали этого важного стратегического пункта, к обладанию которым они так сильно стремились. |
| XV в. (Vatop. 483. Fol. 2r) Сильное влияние канонического права отмечается в новеллах имп. Ираклия от 612, 617, 619 и 629 гг., имп. Ирины между 780-790 и 797-802 гг., иконоборца Льва V и его сына Константина 819/20 г. (Reg. Imp. N 165, 175, 199, 212, 338, 358, 359; Τρωινος. 1999. Σ. 104-105). Активную законотворческую деятельность развил имп. Лев VI Мудрый (886-912), из 113 новелл к-рого 35 посвящены Церкви, в частности вопросам приспособления светского права к соборным канонам VII-VIII вв., не учтенным в юстиниановском законодательстве ( Τρωινος. 1999. Σ. 160-167; Stolte. 1991. S. 233, Anm. 5). Тесная связь с каноническим правом также в новеллах имп. Исаака I Комнина (1057-1059) и Константина X Дуки (1059-1067) (Reg. Imp. N 943, 944, 961), Никифора III Вотаниата (1078-1081) (Ibid. N 1048), Алексея I Комнина (1081-1118) (Ibid. N 1085, 1116, 1167, 1168b, 1177, 1214b), Мануила I Комнина (1143-1180) (Ibid. N 1333а, 1372, 1468) ( Τρωινος. 1999. Σ. 167-170; Соколов. 1907). Следует упомянуть также новеллу Андроника II Палеолога (1282-1328) о запрете кандидату в епископы делать подарки участвующим в его поставлении архиереям (Reg. Imp. N 2159 - ср.: каноны Халк. 2 и Трул. 22) и новеллу Андроника III, в к-рой наряду с вопросами наследственного, процессуального, уголовного, брачного и договорного права трактуются вопросы церковной дисциплины (Ibid. N 2295). Взаимодействие канонического и светского права не ограничивалось влиянием первого на второе. Светское право в свою очередь также сыграло определенную роль в формировании церковных институтов. Так, по-видимому, влиянием светского права можно объяснить появление в Церкви института апелляционного суда (Ант. 12, Сард. 3-5; Халк. 9, 17; см.: Troianos. Der Apostolische Stuhl. S. 252-253). Появление нового юридического жанра - имп. «божественных законов», касающихся Церкви,- неизбежно должно было поставить перед церковными властями проблему сбора и тематической классификации (кодификации) юридического материала, относящегося к церковным делам. |
| Положение его на рубеже славянства и эллинства, первого – ширившегося во всех направлениях, второго – пятившегося к своему исходному, но фальшивому, центру – Константинополю, делало его яблоком раздора между двумя народностями. К сожалению, немые камни, очевидцы давноминувшего, не в состоянии передать, сколько раз город переходил из греческих рук в славянские, и обратно. Нам не откуда узнать, из чьих именно рук, когда и как перешёл он, наконец, к Туркам, чтобы положить конец единоборству единоверных соперников. В конце XIV века мы находим его под славянским владением. Если давать веру тёмному известию, что славной и несчастной памяти князь Лазарь I Бранкович был побочный сын царя Стефана Душана, то надобно будет согласиться, что Прилеп воздоил и воспитал одного из державцев земли Сербской. Ибо, вследствие известия, отец назначил ребёнку, вместе и с матерью, местом пребывания Прилеп, который, по-видимому, только что взят был им от греков. В 1328 г. (только за 5 лет до воцарения Душана) город принадлежал Византийским самодержцам, коих было тогда два – дед и внук, оба Андроника из дома Палеологов. Деду хотелось единодержавствовать, а внучку недаром украшаться титулом императора. Последний стал забирать у первого в свои руки Фракию и Македонию, слабый старик в сотый раз, может быть, прибёг к пресловутой политике Византийского двора – побеждать своих чужими, и отправил воевод своих к Кралю (отцу Стефана Душана) уговаривать его пойти войной на мятежного внука. Серб, естественно, отказался помочь усилению враждебной ему империи. В отместку за это, может быть, воеводы, возвращаясь от Краля (проживавшего, вероятно, в Скопле), заняли Прилеп именем императора – деда. Через несколько дней после сего царский протовестиарий (тоже Палеолог и тоже Андроник) умер. Чуть узнали об этом Прилепцы, немедленно перешли вторично на сторону юного царя... Этот эпизод заставляет нас спросить: кто были тогдашние жители Прилепа? Если они были славяне, то не всё ли равно для них, который бы из Андроников ни владел ими? Иноплеменник один, иноплеменник и другой. Но старший Андроник представлял собою принцип законности, т.е. порабощения всего инородного, а младший, как сам мятежник, естественно, привлекал к себе всё мятущееся, да к тому же вошёл, секретно от деда, в дружеские сношения с Кралем. Так можно объяснять прилипание наших Прилепцев старого времени то к той, то к другой предержащей власти. Но нет, также, ничего невероятного, что жители места могли быть если не все, то в большинстве, и греки. За 8 лет перед случаем встречается у историков (греческих, конечно) имя правителя Прилепского, чисто греческое: Федор Синадинос, тоже дальний родственник Палеологов, державший сторону сперва деда, а потом со всею, управляемою им областью передавшийся внуку. Это обстоятельство служит подтверждением того, что в самое цветущее время Сербской державы древняя Пеония или Пелагония, т.е. теперешняя Битольская равнина, считалась греческою, а не славянскою. |
| 199 Еще страннее ви деть применение взаимной клятвы между царем и его кровными родными. Так, в 1381 году император Иоанн Палеолог и сын его двдроник связывают себя соборной клятвой, что они будут жить в мире и не затевать ничего, что послужило бы к нарушению мира, другими словами, дают клятву, что они не отстранят один другого от престола византийского. 200 Такое же странное впечатление Производит клятва, данная Андроником Старшим и Андроником Младшим друг другу. Первый дал второму – своему внуку – клят ву, что он не сделает никого наследником, кроме его, внука, а другой клянется, что он ничего не будет замышлять против деда. 201 Клятвы, как мы заметили выше, так же часто и нарушались, как часто они давались. Да иначе и быть не могло. Сами современники нередко сомневались: «Станут ли соблюдать клятву такие люди, которые хоть и давали ее, но не боялись ни молний небесных, ни срама людского?». 202 Побоятся ли такие люди нарушить клятву, хоть бы за минуту перед тем они за нарушение своей клятвы накликали на себя «самые великие и ужасные беды», какие нередко призывали на себя клянущиеся для возбуждения доверия в другом? 203 В Византийской империи образовался значительный класс пролетариата, который не пропускал ни одного общественного беспорядка, чтобы под шумок не разорить сколько возможно большее число своих сограждан. Эти паразиты общества в особенности гнездились в двух великих городах империи – Константинополе и Фессалониках. Никита Хониат , характеризуя эти подонки общества, поскольку он их наблюдал в Византии, говорит: «Во всех городах (империи) толпа бывает безрассудна и чрезвычайно необуздана в своих стремлениях, но в Константинополе больше, чем где-нибудь эта толпа склонна к возмущениям, отличается дерзостью и любовью к кривым путям. Этот сброд людей ни сам для себя никогда не придумал и не сделал ничего хорошего, ни других не слушал, когда кто хотел ввести какую-нибудь общеполезную и благотворную меру». Никита приводит очень поучительный пример той противообщественной хищнической деятельности, какой они заявили себя во время политических смут в царствование малолетнего императора Алексея II. |
| Глава 6. Андроник II старший Несмотря на энергию, опыт и способности Михаила VIII, Византийская империя за все его долговременное царствование лишь старалась вернуть себе прежние пределы, лишь защищала свое существование против сильных врагов, не раз находясь на краю гибели. Возвращение древней столицы, воскрешение традиций Комнинов с задачами и тяготами их мировой политики ухудшили народное благосостояние, особенно в Малой Азии, где, казалось, суждено было развиться цветущему центру эллинизма, богатому и сильному национальному государству, основанному на новых началах не бюрократического, но царского хозяйства. Если даровитому и энергичному Михаилу, унаследовавшему от Ласкарей национальное войско, богатую казну и неразоренную страну, пришлось растратить накопленное золото, разорить и крестьян и служилый класс, расстроить оборону восточного рубежа, опираться на полуитальянский флот и на турецкую конницу, то что ожидало империю впереди? Правда, пало могущество Карла Анжу и рушились планы латинского нашествия. С этой стороны опасность более не угрожала. Греческие патриоты и константинопольское правительство могли вздохнуть свободно и обратиться к устройству внутренних дел. Но не греки сломили Карла; южноитальянская держава была разрушена борьбою сил внутри Италии. Если Византии XIV в. не по плечу было наследие империи Комнинов, то каждое молодое национальное государство, возникшее по соседству с Византией, могло рассчитывать на ее богатые земли. Такие новые силы появились: на Балканах – южное славянство под скипетром наследников Уроша Сербского, за Бруссой и Никеей – тюркские племена, объединенные родом Османа. Продлить существование Византии при этих условиях могли выдающиеся, гениальные монархи, но их не было, хотя Палеологам нельзя отказать в дарованиях. Спасти Византию могли лишь коренные реформы социального, государственного и церковного строя, но таковых не было и прежде, когда государство было сильнее. Тяжелое наследие бурного времени Михаила было кое-как ликвидировано, церковные раздоры сглажены, но Византия беднела, хирела, блеск империи полинял в возвращенной столице весьма быстро. Несмотря на относительную безопасность Константинополя в XIV в., несмотря на несомненную духовную работу, о чем речь впереди, процесс упадка Византии развивался неудержимо. Важнее всего было обеднение государства и страны, немедленно отразившееся на состоянии вооруженных сил. С переездом двора в Константинополь, с разорением долины Меандра турками погибло громадное хозяйство никейских царей, покрывавшее чисто государственные расходы. Политические договоры с генуэзцами и венецианцами отдали вывоз и ввоз, отчасти и розничную торговлю, в итальянские руки. Покровительство туземной торговле и местной промышленности было забыто. |
|
|
