| Архиерей рассказал о планах расширить программу на следующий год, добавив в нее обучение Уставу Православной Церкви и истории литургики. Владыка Назарий вручил каждому слушателю курсов свидетельство, поздравив их с окончанием обучения. Был зачитан текст свидетельства, в котором указано, что слушатель получил навыки храмового чтения на церковнославянском языке в традициях Русской Православной Церкви с основами богослужебного устава и рекомендуется к несению послушания в православных храмах по благословению настоятеля. Вместе со свидетельством слушателям были вручены книги с акафистом святому благоверному князю Александру Невскому и DVD с обучающей программой по церковнославянскому языку. Епископ Назарий, перефразировав пожелание певцам «пойте Богу разумно», обратился к выпускникам: «Читайте Богу разумно». «Мы будем считать, что выполнили свою миссию, если вы выполните то предназначение, на которое я давал благословение, — станете помощниками настоятелю и псаломщикам на приходе. Самое главное, чтобы не было ошибки даже не в самом чтении, а в выбранном вами пути», — сказал в заключение владыка. Это был третий выпуск курсов, свидетельства об окончании получили двенадцать человек. Куратор курсов иеродиакон Алипий (Абузяров) пожелал выпускникам продолжать читать на церковнославянском языке, чтобы не потерять квалификацию. В беседе с корреспондентом «Воды живой» он рассказал о том, что в начале обучения обычно группа насчитывает 20-25 человек, но до конца доходят примерно пять-шесть, многим язык не дается. В течение учебного процесса досконально изучается весь годовой круг богослужебного чтения, особое внимание уделяется разбору типичных ошибок. Преподаватель курсов церковнославянского языка Сергей Наумов отметил, что примерно половину слушателей приходится учить читать по буквам. Когда первый уровень закрыт, то есть когда человек может озвучить текст, лежащий перед ним, его берут на курсы церковных чтецов, и лингвистические умения дополняются глубоким осмыслением содержания богослужебных текстов. Шлифованием начальных знаний занимаются насельники Александро-Невской лавры, несущие послушание на курсах. |
| С этими словами она ушла во внутренние покои дворца. Прошло не менее получаса, пока открылась дверь и вернувшаяся Мария Феодоровна сказала на ходу: — Отец Нестор, поздравляю вас! Теперь у вас есть Камчатское братство, у вас есть покровитель — цесаревич Алексий. В этот момент у Императора с докладом находится обер-прокурор Лукьянов. Я говорила со своим сыном по телефону и узнала, что на заданный Государем вопрос о Камчатке, о количестве находящихся там церквей, их состоянии, а также о нуждах православных христиан, о вашей миссионерской работе Лукьянов не мог дать обстоятельных, исчерпывающих ответов. Поэтому Государь Император велел вам, отец Нестор, совместно с обер-прокурором Синода рассмотреть устав Камчатского благотворительного братства и утвердить его архиерейскими подписями, когда возобновится сессия. Аудиенция закончилась принесением Императрице благодарности с моей стороны. Камчатский негр Я возвращался в отведенную мне келию Александро-Невской Лавры, охваченный противоречивыми мыслями. С одной стороны, меня радовал благоприятный исход начатого мною дела, но в то же время как патриота, горячо любящего свою Родину, меня повергало в уныние то безразличие, бездушие, которое я почувствовал при встрече с Лукьяновым, ограниченным бюрократом, не живущим интересами России. Невежественная неосведомленность его и подобных ему сановников, да и другой столичной публики о состоянии богатейшего и к тому же пограничного края, каким являлась Камчатка, ужасали меня… Иногда дело доходило до анекдотической ситуации. Однажды, когда я пребывал в состоянии душевной удовлетворенности в связи с утверждением Камчатского благотворительного братства, ко мне в келию в Александро-Невской Лавре пришел Ямбургский викарный епископ Никандр. По поручению митрополита Антония он передал мне его распоряжение и благословение в ближайшее воскресенье выступить в зале столичного епархиального дома с докладом о Камчатке и о моей пастырской деятельности. Я знал, что в Петербурге, на Стремянной улице, в епархиальном здании есть огромный лекционный зал, в котором обычно собирается много народу. Меня это несколько озадачило. Я растерялся и пытался отказаться от этого предложения, но епископ Никандр был неумолим. Он только пояснил мне, что послушать сообщение о Камчатке явятся все члены Святейшего Синода, в том числе три митрополита и архиереи. |
| С этими словами она ушла во внутренние покои дворца. Прошло не менее получаса, пока открылась дверь и вернувшаяся Мария Феодоровна сказала на ходу: – Отец Нестор, поздравляю вас! Теперь у вас есть Камчатское братство, у вас есть покровитель – Цесаревич Алексий. В этот момент у Императора с докладом находится обер-прокурор Лукьянов. Я говорила со своим сыном по телефону и узнала, что на заданный Государем вопрос о Камчатке, о количестве находящихся там церквей, их состоянии, а также о нуждах православных христиан, о вашей миссионерской работе Лукьянов не мог дать обстоятельных, исчерпывающих ответов. Поэтому Государь Император велел вам, отец Нестор, совместно с обер-прокурором Синода рассмотреть устав Камчатского благотворительного братства и утвердить его архиерейскими подписями, когда возобновится сессия. Аудиенция закончилась принесением Императрице благодарности с моей стороны. Камчатский негр Я возвращался в отведённую мне келлию Александро-Невской Лавры, охваченный противоречивыми мыслями. С одной стороны, меня радовал благоприятный исход начатого мною дела, но в то же время как патриота, горячо любящего свою Родину, меня повергало в уныние то безразличие, бездушие, которое я почувствовал при встрече с Лукьяновым, ограниченным бюрократом, не живущим интересами России. Невежественная неосведомлённость его и подобных ему сановников, да и другой столичной публики о состоянии богатейшего и к тому же пограничного края, каким являлась Камчатка, ужасали меня... Иногда дело доходило до анекдотической ситуации. Однажды, когда я пребывал в состоянии душевной удовлетворенности в связи с утверждением Камчатского благотворительного братства, ко мне в келлию в Александро-Невской Лавре пришёл Ямбургский 336 викарный епископ Никандр. По поручению митрополита Антония он передал мне его распоряжение и благословение в ближайшее воскресенье выступить в зале столичного епархиального дома с докладом о Камчатке и о моей пастырской деятельности. Я знал, что в Петербурге, на Стремянной улице, в епархиальном здании есть огромный лекционный зал, в котором обычно собирается много народу. Меня это несколько озадачило. Я растерялся и пытался отказаться от этого предложения, но епископ Никандр был неумолим. Он только пояснил мне, что послушать сообщение о Камчатке явятся все члены Святейшего Синода, в том числе три митрополита и архиереи. |
| «Идеальные порывы чистой души были не понятны училищному начальству, оно считало их пустыми бреднями ненормального мальчика» 88 и стало следить за юными подвижниками. Но чувствуя потребность очищать и облегчать исповедью свою душу и вкусивши уже её благодатных плодов, эти последние не могли отказаться от своего обычая в угоду начальству; они только принуждены были избрать себе другого духовника. Наученные опытом, друзья стали ходить скрытно от училищного начальства к инокам Валаамского подворья, «к службе и для исповеди и причащения». Эти простые, благочестивые служители Христа почувствовали искренность молодых людей, с любовью принимали их, беседовали с ними «о пользе души», давали им, какие могли, наставления. Но, как люди без научного образования, они были более склонны к внешнему подвигу, чем к внутреннему благочестию, и не могли удовлетворить образованных искателей подвига. Чувствуя сами, что они не могут дать юным подвижникам того, чего ищут эти последние, Валаамские иноки посоветовали им обратиться за душеназиданием к инокам Невской Лавры: «Здесь вы не удовлетворите души вашей», сказал однажды один из них, о. Серафим 89 Димитрию Александровичу: «а, если угодно, есть в Невском монастыре ученики о. Леонида, старца опытного и получившего образование монашеское от учеников старца Паисия Молдавского, 90 они вам лучше укажут этот путь и со старцем своим могут познакомить». 91 Этот совет был путеводной звездой для молодого искателя жизни духовной. Брянчанинов отыскал в Невском монастыре учеников о. Леонида, иеромонахов: Аарона, Харитона и Иоанникия, познакомился с ними, а через них и с Лаврским духовником о. Афанасием, и друзья стали посещать их, радуясь, что нашли себе истинных наставников, понимавших их духовные стремления; к тому же и служба в Невской Лавре, более величественная и более продолжительная, чем на Валаамском подворье, больше нравилась им. Об этих посещениях Лавры узнал отец Димитрия Александровича А.С. Брянчанинов. Верный слуга его – бывший дядька его сыновей – старик Доримедонт, который был приставлен к Димитрию и жившим с ним вместе братьям, для служения им и для надзора за их жизнью, не мог не донести об этом своему барину, посылая в Покровское подробнейшие рапорты о времяпрепровождении молодых господ. |
| Во всех церквах ведомства протопресвитера должно быть возносимо по чиноположению имя местного архиерея. Благочинные военных церквей, в силу канонических правил (антиох. 9, III всел. 8) и на основании ст.ст. 1, 30 и 31 Полож. об управл. церк. и духов., воен. и морск. духов., должны обращаться за получением св. мира и антиминсов для подведомых. им церквей не к соседнему, ближайшему к ним по месту нахождения кафедры, архиерею, а к своему епархиальному преосвященному (опред. Св. Син. 12 – 21 Пон. 1902 г. 2577). Протопресвитер ведает те проступки военных священно-церковнослужителей против должности и благоповедения, для обнаружения которых не требуется производства формального следствия; все же прочие дела о проступках и преступлениях лиц военного духовенства подлежать, суду местного архиерея. Примечание. В 1840 г. (13 Авг.; П. С. 3., 13721) учреждена была еще должность обер-священника отдельного Кавказского корпуса; в 1885 г. этот обер-священник переименован в «главного священника кавказской армии». Заведуя православным духовенством этой армии, он сам был подчинен главному священнику армии и флота, к которому и обращался за разрешением своих недоумений и за указаниями для своей административной деятельности. По всеподданнейшему докладу Святейшего Синода, от 31 Мая 1890 г., последовало 12 Июл. Высочайшее соизволение на упразднение этой должности (Ц. Вед. 29 – 1890 г.). 12) Комитеты для цензуры духовных книг – Петроградский и Московский, согласно Высочайшему указу 26 Июн. 1808 г. (П. С. 3., 22123) «о усовершении духовных училищ», состояли сначала при духовных академиях, почему положение о духовной цензуре включено в Высочайше утвержденный 30 Авг. 1814 г. (П. С. 3., 25673) «Уставь духовных академий». Специальный устав о духовно-цензурных Комитетах при духовных академиях Высочайше утвержден 22 Апр. 1828 г. (П. С. З. 1981). С 1857 г. связь Комитетов с академиями прекращена и в Комитеты Высочайше повелено было назначать лиц, свободных от занятий по другим должностям (23 Дек.; П. С. З., 32577). Поэтому, в Высочайше утвержденном 30 Мая 1869 г. Уставе духовных академий (П. С. 3., 47154) о духовно- цензурных Комитетах уже не упоминается. В 1887 г. (21 Дек; П. С. 3., 4903; Церк. Вед. 5–1888 г.) издан был новый Устав духовно-цензурных Комитетов, с некоторыми изменениями по сравнению с предыдущими. В настоящее время круг деятельности духовно-цензурных Комитетов определяется Высочайшим указом 26 Апр. 1906 г. (П. С. 3., Х° 27815; Церк. Вед. 13–14) и определением Св. Синода, от 8 Март.–14 Апр. 1908 г. 1700. Петроградский духовно-цензурный Комитет помещается в Александро-Невской лавре, а Московский Комитет помещался сначала в Троице-Сергиевой лавре, засим, по прекращении связи его с академией – в Чудовом монастыре, а ныне помещается в Высокопетровском монастыре. Пользуясь от монастырей помещением, отоплением и освещением, оба Комитета засим никаких дополнительных пособий на свое содержание, сверх казенных ассигнований, ни откуда не получают. |
| Великие древние Аввы-подвижники, пустынники и наши св. Киево-Печерские подвижники, затворники – кто были? Обыкновенные ли только монахи или схимники? Судя по их святоподвижнической жизни и по настоящим понятиям нашим, они должны быть признаны схимниками, а не простыми только монахами 358 . Но на чем основать это различение названий и степеней? Утверждать это, по нашему мнению, возможно на том, что на Афоне всегда и доднесь схимничество признавалось безотличным от нашего монашества. Что же касается собственно того, совместимо ли это звание с саном епископским, то видим именно такой пример из Истории нашей отечественной Церкви: Тобольский Митрополит Филофей (Лещинский 1702–1721 г.), известный просветитель Сибирских инородцев, по отречении от кафедры, принял схиму; но потом, через несколько лет, был опять призван на ту же Митрополию» 359 . Ясно, что схимническое звание не воспрепятствовало Митрополиту Филофею быть на кафедре и управлять Епархиею. Сюда же можно отнести и пример из жизни святителя, богопрославленного Архиепископа Воронежского Митрофана, в схимонашестве Макария. Положим, он возжелал облечься в схиму перед самою св. кончиною своею; но если бы Господь благоволил восставить его от одра смертного, то остался ли бы он местным архипастырем, или нет? Несомненно, остался бы, если бы только сам добровольно не возжелал оставить сего служения. Наконец мы позволяем себе обосновывать мысль о свойственности и, в своей мере, законности схимнического звания и состояния собственно в отношении к высокопр. Филарету на следующем. Если наши Первосвятители-Митрополиты носят, присвоенное им канонически-церковным и Правительственным статутом, наименование – Священно-Архимандритов Лавр Киево-Печерской, Александро-Невской, Троице-Сергиевой, и при том так, что эти наименования употребляются и при священно-служениях, – то это Священно-архимандритство не вводит ли их, так сказать в положение, особенно сближающее их, при всей высокости их Первосвятительского сана, со сферою иночества и именно в высшей степени? А это всё если где, то естественнее и соответственнее всего именно в Киево-Печерской Лавре. |
| Эти христианские философы, знавшие несколько отца Леонида, приняли участие в старцах, заступились за них, и слова их подействовали на митрополита Амвросия. К этому времени пришло еще и донесение от отца Илариона о невинности старцев. Митрополит с огорчением увидел, что он едва не сделал большую несправедливость. Игумен Иннокентий вызван был к владыке и встречен грозным и бесцеремонным вопросом: «Что ты, старый..., со мной было сделал? По твоей милости я чуть было не осудил людей, лучших нас с тобой». Игумену велено было всячески покоить старцев в своей обители с угрозой, что, в случае их жалобы, он будет сменен. Старцам же передано было, чтобы они были уверены в защите высшего начальства. Но это не согласно было с понятием смиренномудрых подвижников о монашестве. Они никак не могли и не хотели согласиться как бы то ни было преимуществовать перед настоятелем, волю которого каждый истинный монах считает за выражение воли Божией и потому скорее согласен терпеть от него скорби, нежели возвышаться над ним. А кроме того, зная хорошо сердце человеческое, старцы не надеялись, чтобы настоятель совершенно умиротворился по отношению к ним. Вследствие чего они признали за лучшее оставить Валаам. Впрочем, не следует по одному этому случаю считать отца игумена Иннокентия человеком недоброжелательным, ибо он оставил по себе добрую память. Если же и случилось с ним описанное искушение, то, как всякий может видеть, оно было следствием его непонимания. Незадолго перед выходом из валаамского скита отец Леонид был в Санкт-Петербурге и являлся к митрополиту Амвросию, вероятно, для личного объяснения о постигшем его с отцом Феодором искушении, а вместе и с просьбой о дозволении им переменить место жительства. В это время он имел случай познакомиться с полковницей Акилиной Ивановной Черкасовой, вдовой, жившей со своей больной дочерью, Любовью Николаевной. Этой Акилине Ивановне отец Леонид оказал великую помощь. К сведению примем, что в Александро-Невской лавре жил один из учеников отца Леонида, монах Иоанникий, который проходил послушание свечника. Вдова-полковница, похоронивши мужа своего в Лавре, обратилась к сему отцу Иоанникию с просьбой, где бы он посоветовал ей нанять квартиру поближе к монастырю, чтобы удобнее было ходить в храм Божий и на могилу мужа своего. По его указанию квартира скоро нашлась. В саду у одного приходского диакона стоял особый флигелек, куда она, после обычных предварительных условий с хозяином, и перебралась. Между тем она сильно тосковала по своем муже, так что желала бы хоть тень его видеть. К удивлению скорбевшей супруги, желание ее не осталось тщетным. Она не только могла видеть своего покойного мужа, но даже и разговаривать с ним. Как раз к этому времени прибыл в Петербург отец Леонид. Узнавши от отца Иоанникия о прелестном состоянии Черкасовой, он сумел, при помощи Божией, раскрыть заблуждение ее и восстановить в ней правую веру относительно душ отшедших от мира сего людей; и мечтание тотчас исчезло. |
| Я отвечал, что это не так-то просто и что я предполагаю посетить монастыри со строгим уставом для подбора деятельных, трудолюбивых монахов. Но старушка генеральша не соглашалась со мной. – Вы не понимаете меня, – твердила Куракина, – вы не понимаете, о. Нестор, как вы этим тормозите свое доброе дело. Вот вы остановились в Александро-Невской лавре. Там очень много монахов, и не все они там нужны. Я рекомендую вам подходить к каждому монаху и останавливать его словами: «Стой, монах! Ты нужен на Камчатке, в монастыре. Поезжай со мной!» Как я ни старался убедить Куракину, что «отобранные» таким путем монахи не подойдут для строгого труда на Камчатке и вряд ли согласятся расстаться с сытой жизнью в столичной лавре, старушка генеральша продолжала настаивать на своем, и мы расставались взаимно огорченные. Когда же я спустя день-два опять приходил к ней, она принимала меня с распростертыми объятиями и повторяла, сокрушенно покачивая головой: – Ах, какая я дура! Как только, о. Нестор, вы ушли от меня, я задумалась над вашими словами и пришла к мысли, что вы правы. Не берите к себе на Камчатку столичных монахов! Как-то во время такой беседы лакей доложил, что к Александре Алексеевне пожаловала графиня Мусина-Пушкина. Куракина не задумываясь ответила: – Скажи графине, что я сейчас очень занята. У меня о. Нестор с Камчатки. Я никого не принимаю. Пусть пожалует в другой раз. Но дверь настежь распахнулась и влетела вместе с перепуганной горничной старуха графиня Мусина-Пушкина. – Я к вам на минутку! – прохрипела она. – Я не могу вас принять. Уйдите! – завопила Куракина. – Вы видите, у меня о. Нестор! И как ни пыталась графиня Мусина-Пушкина броситься с широко распростертыми объятиями к Куракиной, та отстранялась и настойчиво просила: – Оставьте меня! Приходите в другой раз! Ведь у меня о. Нестор!.. 9. Камчатское братство Твоим, о Боже, попеченьям Я отдаю всю жизнь мою. Со страхом и благоговеньем Готовлюсь к оному я дню. Я отдаюсь Тебе, Спаситель, Умом, и сердцем, и душой, И в оный день, о Вседержитель, |
| —572— 1881 г. Состояние здоровья святителя Филофея, как слышно, изменчиво. Бывает беспокоен, тревожен. Печально...“ 29-го ч. писал я в СПб. Ректору Д. академии, протоиерею И. Л. Янышеву, в ответ на его письмо от 26-го октября (полученное 19-го ноября) „Почтенное письмо Ваше от 26-го октября, в коем ходатайствуете о разрешении построить в деревне Шуколове, села Новотроицкого, в Старицком уезде, часовню (по составленному г. архитектором Раутовым рисунку) я имел удовольствие получить 19-го ноября от одного из крестьян означенной деревни, который хвалился предо мной вашим к нему благосклонным вниманием и даже сказывал, что он получил от Вас в дар несколько назидательных книг. Усерднейше благодарю Вас, достопочтеннейший о. Ректор, за ваше доброе участие в духовных нуждах моих пасомых. Спешу уведомить Вас, что, по рассмотрении и утверждении Строительным отделением Губернского Правления проекта часовни, построение оной на сих днях нами разрешено. Приветствуя Вас с наступающим новым летом благости Господней, с братской о Христе любовью имею честь быть...“ 31-го ч. получено было мною два письма из СПб. Писали мне наместник Александро-Невской Лавры архимандрит Симеон и Ив. Гр. Слиборский. Вот что писал от 29-го числа о. Симеон: „Нижайше приветствую Ваше Высокопреосвященство со всерадостным праздником Рождества Христа Спасителя, Его же молю, да, выну ограждая миром Своим Святительство Ваше, сопутствует Своей благодатью и в грядущее лето. Из новостей дня – это нечаянная болезнь – паралич, постигший на улице в г. Гатчине о. протоиерея И. Вас. Васильева 23 декабря и кончина его 27 числа, завтра отпевание и погребение его у нас в Лавре. 3 января в Лавре будет хиротония Архимандрита Никодима 998 во епископа —573— 1882 г. Фаворского; он ныне настоятель Иерусалимского подворья в Москве, где и по рукоположении останется; сан же ему даётся ради заслуг для Иерусалимской Патриархии, так как сей о. Никодим хлопотал о возвращении Св. Гробу конфискованных в казну Бессарабских имений. Священному Коронованию Государя Императора решено быть в августе 1882 г. |
| Всех пожертвований на Калужский край невозможно сосчитать. Как пламенно благотворил он сюда, можно судить по такому факту. Дважды заезжал за время своего святительского служения в Калугу Иона, именно: когда ехал в Тамбов и по увольнении на покой из Грузии. В этот раз, он, когда, после литургии, служил у чудотворного Казанского образа Божией Матери молебен, и после всего с слезами прикладывался к чудотворному образу, незаметно опустил в кружку золотом на 500 рублей ассигнациями. Эти лепты тем дороже, что они скоплялись святителем путем строгого личного образа жизни. Его строгий образ жизни и сурово-аскетические привычки, которые он старательно укрывал от всех, особенно выпукло обнаружились в годы жизни в Александро-Невской лавре. Поселившись в Лавре, святитель старательно уединялся от посетителей. Даже благословлять встречных избегал, а гулять любил по лаврским коридорам, и то лишь вечерами, один. В комнатах, при чрезвычайной теплоте и строжайшем порядке, он любил ходить просто; в последние же годы, когда был один, ходил в одной длинной, сурового холста, рубашке. Сам чинил одежду и обувь. Его друзьями и постоянными спутниками в жизни и глубокой старости были его почтенные, честные, преданные келейники о. Иероним и Кузьмич, которым он доверял, но наперед многократно испытав их честность и верность. Эти-то добрые люди и были свидетелями его келейной жизни. Когда он изнемог и в последние месяцы не мог уже сам опускаться даже на колени при молитве, эти старцы его опускали с дивана, поддерживали и ухаживали за ним. Воздержание святителя было крайне суровое. Питался он столом простым и кушал мало. А когда Кузьмич иногда наливал тарелку супу более полной, старец всегда оговаривал: «что это ты, братец мой, налил то мне? окормиться мне что ли?» Когда же тот, убавляя, оставлял иной раз только на самом донышке, он говорил: «вот это так, так всегда и пусть будет». Минуты не проводил старец в праздности: синодальные дела, молитва , чтение, а порою, и починка сапог и одежды – наполняли его время. Смирение, уединение и молчание, – вот чем украшалась душа его! Когда ему иногда случалось огорчиться на Кузьмича, то сам первый просил у того прощения; оба заплачут, и – мир воцарялся между старцами. Нестяжание его было так велико, что, когда скончался, остались лишь немногие старые перечиненные вещи, а гроб и поминальный обед были сделаны неизвестными почитателями; от святителя уже ничего не осталось. Ясно, что он, не получив увольнения и не имев возможности провести остаток жизни в обители, возместил это, расположив келейную жизнь строго монастырски и уединенно. В шумной столице святитель-подвижник сумел создать себе пустыню! |
|
|
