| 1207 Имеется в виду максимально благоприятная для российского присутствия на Ближнем Востоке ситуация, возникшая после Адрианопольского мира 1829 г. и Ункияр-Искелесского соглашения 1833 г. 1208 Суждение авторов «Замечаний» о русских сестрах милосердия глубоко несправедливо и не соответствует действительности. Крестовоздвиженская община сестер милосердия, основанная великой княгиней Еленой Павловной и действовавшая во время Крымской войны в госпиталях Севастополя и Симферополя под руководством великого русского хирурга Н.И. Пирогова и духовным окормлением иеромонаха Вениамина (Лукьянова), проявила себя самым лучшим образом (см. выше документы в разделе «Игумен Вениамин (Лукьянов)»). Основание в 1858 г. Русской больницы в Иерусалиме с неизбежностью поставило вопрос о привлечении русских сестер для обслуживания больных российских паломников. Разумеется, воспитание и образование сестринского персонала в российских учебных заведениях, в условиях нараставшего нигилизма и атеизма, накладывало свои особенности на их менталитет и пластику поведения. Тем не менее, делать из русских сестер, в массе своей тружениц и подвижниц, некий жупел для Православного Востока, нет ни малейших оснований. 1209 Последняя фраза свидетельствует о том, что даже люди, достаточно близкие к русскому делу на Востоке, не всегда могли разобраться в тонкосплетениях и противоречиях петербургских «сфер», кружков и инстанций. В частности, Антонин и Озеров явно не делают различия между позициями императрицы Марии Александровны, которой адресован отзыв, и Морского министерства во главе с великим князем Константином Николаевичем, доверенным лицом которого выступал в Иерусалиме Б.П. Мансуров. Для них, как, видимо, и для многих других, далеких от дворцовых интриг людей, все оттенки и противоречия невольно сливались в представлении о единой «силе, исходящей прямо из Императорского Дома». 1210 Вопрос о значении слова «миссия» применительно к Русской Духовной Миссии в Иерусалиме доныне неоднозначно толкуется в нашей духовной литературе. В опубликованном выше отзыве митрополита Филарета на донесение архимандрита Антонина от 18 октября 1865 г. содержится правильное и вполне однозначное понимание термина: «Название миссионеров в отношении к членам Миссии неуместно. Посольство называется миссиею. Но служащие в посольстве не называются миссионерами: так и члены Духовной Миссии в Иерусалиме» (см. выше, документ 170). Архимандрит Антонин в разных случаях, в различных документах использует, из тактических соображений, то одну (дипломатическую), то другую (миссионерскую) трактовку, добавляя порой и третью (миссианскую), то есть переводя разговор на уровень исторической миссии России и Русской Церкви на Востоке. |
| Наконец они успели склонить на свою сторону трех из заседающих в собрании епископов: адрианопольского, димитриадского и силиврийского. В заседании 5–14 февраля 1860 г., когда всем членам собрания предложены были к подписи пересмотренные постановления оного, сии три епископа отказались подписывать, подали патриарху против оных протест, подписанный ими и некоторыми епископами, не принадлежащими к собранию, и объявили, что подобный протест подан ими и Порте. 74 Этот поступок трех епископов возбудил в собрании сильное негодование. Их стали обвинять в том, что они поступают бесчестно, отказываясь подписывать то, на что прежде изъявляли согласие; что они нарушили тайну, сообщили постановления собрания посторонним епископам, и наконец, что они оказали неповиновение патриарху, подав Порте протест без его ведома. Вместе с тремя епископами отказались подписать постановления славянские депутаты. Уже в первых заседаниях собрания они не переставали жаловаться на то, что составляют в оном крайнее меньшинство (их 3, а греческих депутатов не менее 17); потом жаловались на то, что большая часть предположенных собранием взносов для покрытия константинопольского патриаршего долга должна пасть на славянское народонаселение Турции, по численному превосходству его перед греками, и наконец предъявили требования об учреждении независимой болгарской иерархии, которую избрали бы сами паствы, и которая принимала бы участие в общих делах церкви и имела бы доступ к вселенскому патриаршеству. Собрание, сделав некоторые возражения на эти требования, оставило их без внимания и объявило, что они выходят из пределов программы, начертанной Портою. По этой то причине славянские депутаты не соглашались подписать новые постановления. Однако же собрание не обратило внимания на то, что сии постановления подписаны не всеми членами оного, 6–18 февраля депутация, под предводительством блаженнейшего Каллиника александрийского, официально представила труды свои министру иностранных дел Фуаду-паше с просьбою скорее утвердить их. |
| «Так как целая рукопись (около 300 л.) содержит в себе материал, до сих пор не изданный и по суду компетентных ученых весьма важный для истории церкви на Балканском полуострове, то я хотел бы снять с нее копии, т. е. приготовить ее к изданию. Правда, для переписки потребуется много времени, но ведь я могу взять себе и помощников за известный гонорар. По наведенным справкам я знаю уже по крайней мере оглавление статей, содержащихся в рукописи» (письмо от 26 декабря/7 января 1883 г.). Далее в том же письме он представляет Троицкому это оглавление (28 пунктов на 2.5 л.). Однако здесь Пальмова ждало разочарование. Письмом от 15/27 апреля 1883 г. (4 л.) он сообщает, что получил разрешение пользоваться мюнхенской рукописью в Вене, только не сразу, а когда она будет возвращена кардиналом Питрой из Рима. «Разумеется, далее ждать я не могу, тем более что все другие свои занятия в Вене я уже кончил. На всякий случай я поручил дело переписки некоторых отделов мюнхенской греч[еской] рукописи своим знакомым в Вене опытным скрипторам. Пожалуй, было бы лучше, если бы кард. Питра издал столь интересный для истории греческой и славянских церквей памятник Димитрия Хоматинского». 64 Письмо от 30 августа 1883 г. (9 л.) отправлено из Константинополя, куда Пальмов прибыл за неделю до этого. Посетив Загреб, Любляну, Триест, Задр, Сплит и Черногорию, Пальмов прибыл в Болгарию, где ему, вопреки ожиданиям, не удалось приобрести никаких рукописей. «О рукописных сокровищах в Болгарии я не раз слышал преувеличенные отзывы путешественников... Почти во всех местах, где по указаниям и преданию должны были храниться какие-нибудь памятники старины, почти единогласно отвечали, что существовавшие рукописи истреблены турками или – даже в недавнее время – греками». Сообщает он в своем письме о работе с греческими рукописями Иерусалимского подворья в Константинополе, где он начал переписывать корреспонденцию адрианопольского митрополита Неофита с Алексеем Михайловичем. «Библиотека, – продолжает Пальмов в следующем письме (от 15 октября 1883 г., 8 л.), – ...заключает в себе более 600 рукописей каталогизированных – с неизвестными прибавками, сказывающимися где-то κτω – в недоступном для постороннего посетителя месте. |
| 289 С собственноручного черн. подлин., хранящ. в архиве Св. Синода. Опись 2; докум. 1–3, и д. 1861 г., 4241; лл. 26–31. Копия с сего докум. имеется в библ. с. п. б. д. акад., лл. 149–154, в особом сборнике бумаг митрополита Филарета. 290 Настоящая записка препровождена митр. Филаретом к князю С.Н. Урусову, впоследствие письма его, от 12 августа, за 4604, при коем была доставлена митрополиту депеша князя А.Б. Лобанова-Ростовского, 142. 293 Анфим (Чалыков) родился в 1816 г. в Кирк-Клиссе, адрианопольской еп. В 1836 г. отправился на Афон, где в одном из монастырей принял пострижение. В 1843 г. поступил в халкинское богословское училище и, по окончании здесь курса, занимал в разных местах учительскую и законоучительскую должности. Желая получить высшее духовное образование в России, он сперва поступил в херсонскую семинарию для ознакомления с русским языком, и отсюда – в московскую духовную академию, где окончил курс в 1854 г. с степенью магистра. По возвращении из России на свою родину, он в 1858 г. возведен был в сан архимандрита и затем рукоположен в сан епископа, с званием митрополита преславского. В 1872 г. был избран экзархом болгарским, а в 1877 г. низложен и сослан в Ангору (Анкиру), откуда в 1878 г. был возвращен. (Ист. моск. д. акад. И. Смирнова, стр. 447). 294 «Паисий, по прибытии в г. Плевно, был отвергнут народом, и должен был прибегнуть к содействию местных властей для того, чтобы поселиться в епископском доме. Тамошний мюдир принял сторону преосвященного, и до такой степени возбудил против себя насильственными поступками народ, что дело кончилось возмущением, во время которого пострадала сама личность мюдира. Он немедленно уведомил об этом виддинского пашу, который, чрез два дня, прибыл в Плевну с четырьмя эскадронами кавалерии и двумя пушками и усмирил мятеж, при чем убиты четыре человека христиан и более двадцати человек арестованы». См. 95, m.III; док. 120-а. 295 С копии, хран. в архиве Св. Синода. Опись 95, m.II; докум. 102–104. Подлин. наход. в деле канц. Св. Синода 1860 г., 2-го отд., 1 ст., по наст. Реестру, 165. |
| Тогда разошелся по Греции новогреческий перевод Арменопула, напечатанный в первый раз в 1744 г. в Венеции и потом повторенный новыми изданиями. 48 На первое руководство Малакса делают иногда указания и издатели Пидалиона, например, в 28 Ап., как на перевод правил (μετφρασις τν καννων), а в Синтагму Ралли вошло из него «не изданное дотоле определение патриарха Неофита (1611) περ διαφρων γαμικν κεφαλαων. Впрочем, это определение в Синтагме изложено не на новом языке, а равно ни сам Ралли, говоря об источнике, откуда взял определение, ни Бинер, говоря на основании, кажется, свидетельства того же Захарии, об обширном употреблении компиляции Малакса между греками, ничего не замечают относительно языка её. 49 Более точные сведения мы имеем о языке второго, указанного у Захарии, практического юридического руководства, продолжающего быть таким до ныне у греков. Прохирон Арменопула (1320–1382), составленный, главным образом, по Прохирону Василия Македонянина с дополнениями из Прохиронов последующих императоров, в своем первоначальном виде был издан, по свидетельству Анфима Газского, 50 в Париже (1540) и Лондоне (1656). «Но некто Спанос (Σπανς), адрианопольский дидаскал, своим переложением на простую речь лишил (σπνισεν) его первоначальной его красоты». Этот перевод Спаноса с прибавлением руководства о браках издан был в 1-й раз в 1744 г. в Венеции, 51 потом в 1777, 1793, 1805 и в последний раз с прибавлением правил, некоторых из апостольских «наиболее ныне употребительных», всех вселенских и 6-ти поместных соборов, из отеческих – Дионисия Александрийского , Василия Великого , Тимофея и Феофила Александрийских, послания Геннадия Константинопольского , правила (одного) св. апостолов, извлечений из деяний апостолов, и окружного послания Геннадия Константинопольского , из царских книг, также на новогреческом языке. 52 Прохирон Арменопула имел до последнего времени обширное практическое употребление в пределах древней Византийской империи, как кодекс гражданского и уголовного права, за употребление его в конце прошлого столетия говорит число изданий и то, что им широко пользуется Никодим в Пидалионе; об употреблении его в последующее время свидетельствует, между прочим, русский перевод его в 1831 году для жителей Бессарабии. |
| Чудеса мучч. Космы и Дамиана сообщают о бедной женщине, переселившейся в Константинополь с Востока 238 , и о бедном благочестивом провинциале, который, разорившись, переехал в столицу в надежде найти здесь применение своим педагогическим познаниям 239 . Житие преп. Даниила Столпника рассказывает о некоей шикарной восточной куртизанке, которая прибыла в Константинополь, рассчитывая пробрести здесь более широкий и выгодный круг поклонников 240 . Параллельно с этими известями, агиографии следует поставить не которые сообщения других источников. Так, про бунтовщика Фому (при Михаиле II) известно, что он происходил из М. Азии, но вследствие бедности переехал в Константинополь 241 . Император Василий Македонянин, бывший адрианопольский помещик, бросил земледелие, как малодоходное и «неблагородное» занятие, и уехал в столицу, «зная, – рассуждает хронист, – что в великих царственных градах находят себе признание и блестящую будущность всякие выдающиеся способности» 242 . Вероятно, в этом же роде рассуждал и тот провинциальный пролетариат, который в столь значительном количестве стекался в столицу уже в VI веке, и который, как элемент весьма опасный для общественного спокойствия, предписывает всеми силами выселять из города (80 новелла Юстиниана) 243 . Теперь мы должны перейти к тем случаям передвижения населения, которые вызывались всякого рода религиозными побуждениями, и потому особенно ярко отражены в нашем агиографическом материале. Свидетельствуя с одной стороны, об оживлённом культурном обмене между различными областями империи, эти передвижения с другой стороны, будучи весьма нередкими, вследствие необычайной интенсивности византийского благочестия, являлись далеко не малозначащим фактором этнического и особенно лингвистического синкретизма. В первые века византинизма в IV, V и VI столетиях наблюдается чрезвычайно сильное стремление религиозно и аскетически настроенных людей на Восток, в египетские пустыни и палестинские обители. Препп. Арсений В., Евпраксия Фиваидская, Аполлинария, Анастасия Патрикия и Марк Афинский являются типичными представителями эмиграции в Египет, пустыни и скиты которого, по-видимому, особенно привлекали подвижников, происходивших из высшего столичного общества. |
| экзарха) прибыл в Константинополь, и, не успев поступить, как того желал, в одну из русских семинарий, принят был в французское училище на Бебеке в Константинополе, где состоял в то же время и учителем болгарского языка. Богатые природные дарования и прилежание молодого Иовчева обратили на него внимание некоторых константинопольских болгар, которые предложили ему отправиться в Париж для поступления на филологический факультет университета. В сентябре 1864 г. он прибыл в Париж, где слушал в течение трех лет курс наук филологических, а потом также в три года окончил курс наук юридического факультета. В 1870 г. вернулся в Константинополь, тогдашний центр болгарского церковного движения и принял живое участие в церковном вопросе. Прежде всего он поступил в одно из судебных установлений и занимался изучением турецкого языка, и в то же время писал, большею частью безыменно, в болгарские газеты; кроме того, один год состоял редактором тогдашнего периодического издания «Читалище». Ему была предложена должность главного секретаря при смешенном совете и Св. Синоде, которую он и принял. В бытность его секретарем вступил в силу известный султанский фирман, избран был первый болгарский экзарх и назначены митрополиты в болгарские епархии. Имея от природы склонность к монашеской жизни и уступая желаниям блаженного экзарха Анфима, других болгарских архиереев и наиболее видных бoлrap-мipяh, Лазарь Иовчев решил вступить в духовное звание и в сентябре 1872 г. когда в патриархии провозглашалась схизма на болгарскую экзархию, он был рукоположен в болгарской на Фанаре церкви в диаконский сан, вскоре возведен был в сан архимандрита и назначен протосингелом экзарха, которому в самую тяжкую пору был верным и усердным помощником в борьбе с патриархией, добивавшейся утверждения схизмы и уничтожения фирмана. Весною 1873 г. архимандрит Иосиф был отправлен с поручениями в епархии дунайского и адрианопольского округов. В течение года он управлял виддинскою епархией, а в феврале 1876 г. рукоположен в Константинополе митрополитом в ловчанскую епархию, где и оставался до 1877 г., когда, по низло- |
| Через месяц он уже благополучно священствовал в Хрещатике, рассказывая одним, что рукоположен в Волошине, другим в Полтаве, третьим от адрианопольского архиерея. Все бы ему хорошо сошло с рук, но на грех у него явилась странная фантазия взять к себе и свою первую жену с детьми. С этой целью весной 1788 г. он нежданно явился к ней ночью и уговорил ее ехать с собой в польские владения; дорогой он рассказал ей, что у него есть за Днепром парохия, открыл также, что он женат на другой, но что и ее возьмет с собой и будет жить с обеими женами, потому что ему обеих жаль, и уговаривал ее не беспокоиться об этом обстоятельстве. Но после такого признания она немедленно выдала мужа духовному начальству. Началось следствие, которое обнаружило все описанные обстоятельства и подложность самой ставленной грамоты Пилипенка; грамоту эту смастерили для него двое каких то бродячих иеромонахов, кутил и плутов, как он сам. К следствию явилась и Морозиха с дочерью, прося возвращения забранных у нее Пилипенком вещей и удовлетворения за бесчестие. Сушинский прислал извинительное письмо, что, не разобрав дела, велел парохиянам слушаться самозванца; в этом письме он самым дурацким образом дивился такому ошуканьству и просил епархиальное начальство за бесчестие девицы Морозовой от Пилипенка, а moze z przyplodkiem, назначить хрещатицкий приход снова тому, кто возьмет ее в замужество. Морозиху удовлетворили деньгами, потому что вся ее претензия была в 7 рублей с полтиной. Но пока это следствие тянулось по всем правилам приказного искусства, Пилипенко бежал из под ареста. Дальнейшая судьба его и его жен нам неизвестна 389 . Постоянно занятые вопросом о сокращении числа лишних священнослужителей и определении священнослужительского класса новыми штатами, правительство и духовная власть во второй половине XVIII столетия предоставляли священнослужителям довольно свободный выход из духовного звания. После указа 1724 г. вопрос о добровольно слагающих сан ни разу не поднимался в нашем законодательстве до времен Екатерины II. |
| По мнению Ж.-Р. Паланка 35 , император впервые обратился к свт. Амвросию с просьбой составить изложение веры в начале 378 г., затем повторил свою просьбу во время личной встречи со святителем в Сирмии весной 378 г. (свт. Амвросий, по мнению исследователя, прибыл в Иллирик для участия в проникейском соборе). Вернувшись в Медиолан, свт. Амвросий подготовил своё сочинение. В сентябре 378 г. первые две книги были посланы императору. По мнению Паланка, обращение к императору Грациану как к «августу всей вселенной» 36 однозначно указывает на то, что текст был создан до провозглашения Феодосия соправителем Грациана 19 января 379 г. Ф.Х. Дадцен в целом следует той же хронологии, только относит сирмийскую встречу к июлю 378 г. 37 Концепция Паланка была подвергнута критике в работах Г. Готтлиба. Немецкий исследователь указывает на то, что именование Грациана «августом всей вселенной» не может служить хронологическим ориентиром, поскольку каждый из соправителей считался правителем всей Империи. Ученый отодвигает дату создания трактата на время после посещения Медиолана Грацианом в апреле 380 г. 38 . Упоминаемые свт. Амвросием успехи в войне с готами Готтлиб связывает с событиями именно этого года. П. Нотэн, соглашаясь с Готтлибом в его критике аргументации Паланка, в то же время считает его собственную концепцию неадекватной реальности. Исследователь подчёркивает, что свт. Амвросий лишь ожидает окончательной победы над готами в будущем, а не описывает её как свершившийся факт. В интерпретации Нотэна, трактат не мог быть создан позднее провозглашения Феодосия соправителем Грациана, поскольку присутствующее, по мнению исследователя, в тексте противопоставление его с Валентом потеряло бы смысл. В то же время текст был написан уже после смерти Валента, т. к. размах готского нашествия, описанного свт. Амвросием, соответствует ситуации после Адрианопольского сражения. Исследователь датирует письмо Грациана к свт. Амвросию, содержавшее просьбу составить исповедание веры, октябрём 378 г. |
| Когда я прочел письмо, Сенявин сказал, что константинопольский патриарх отвечал Робертсону учтиво и уклончиво и что этот миссионер являлся к нашему поверенному в делах Титову и просил содействия со стороны России; но Титов отвечал ему, что он не богослов и потому не может и не должен рассуждать с ним о соединении церквей, однако напишет об этом в Петербург, что и исполнил. Замечательно, что духовное посольство из Америки отправлено было в Константинополь в то же время, в которое из Лондона приехал в Петербург диакон Вильгельм Пальмер с намерением присоединиться к нашей церкви (184 2 / 3 г.). Кажется, епископальные общины в Англии и Америке мучаются каким-то беспокойством, не довольны своим отщепенством и желают единения церквей, либо замышляют вовлечь в свои сети православные народы под видом духовного общения. Сенявин не предлагал мне разведать дело Робертсона в Константинополе и изъявил сожаление о том, что английский диакон Пальмер был принят в Петербурге холодно; рассказал ход дела о церковных имениях в Молдавии и Валахии, дабы дать мне понятие о несправедливости и корыстолюбии патриархов восточных и тем предостеречь меня от полной доверчивости к ним. – С давних времен патриархи и разные монастыри православные владеют богатыми имениями в Молдавии и Валахии. Эти имения достались им по духовным завещаниям тамошних господарей и бояр. По воле завещателей восточные отцы обязаны были доходами с имений своих устроять и содержать в поместьях своих церкви, богоугодные заведения, училища и остальную часть прибытков употреблять на свои нужды. Но эта воля никогда не была выполнена ими в точности. Почти все доходы с имений переходили в руки патриархов, монастырей и их управителей; и благотвор ная цель завещателей не достигалась. По окончании последней турецкой войны, по трактату адрианопольскому, Государь Император предпринял и сделал разные преобразования в обоих княжествах. Между прочими улучшениями постановлено было ввести законный порядок управления церковными имениями сообразно с волею завещателей оных. |
|
|
