| В.В. Виноградов Язвить, уязвить, язвительный и др. Язвить, уязвить, язвительный; упоение, упоительный, упоённый. [...] Пушкин широко вовлекал в систему нового русского литературного языка старинные слова и обороты, соответствовавшие живым семантическим нормам и соотношениям. Например, выражение «язвительные лобзания» (см. сл. АР, 1822, ч. 6, с. 1095) в «Бахчисарайском фонтане» (ср. «язва лобзаний» в стихотворении «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем») представляет собою не только метафорическое переосмысление живого тогда значения слова язвительный – «причиняющий или могущий причинить язву, рану» (ср. у Пушкина: «Белая язвительная пыль» (Путешествие в Арзрум); «Покров, упитанный язвительною кровью» (Из А. Шенье), но, по-видимому, связано с старославянским образом быть уязвленным любовью и древнерусским уязвиться кем-нибудь – в значении «плениться». Любопытно, что в стихотворении «В крови горит огонь желанья» Пушкин воспользовался выражением библейской «Песни песней»: «Душа тобой уязвлена». Текстологическая справка в рукописи этого стихотворения удостоверяет, что Пушкин сначала вместо «уязвлена» написал «упоена». Между тем выражение «Душа тобой упоена» еще раньше было употреблено в языке «Кавказского пленника» Пушкина: Непостижимой, чудной силой К тебе я вся привлечена: Люблю тебя, невольник милый, Душа тобой упоена... Очевидно, эта стилистическая замена упоена на уязвлена вызвана тем, что слова упоение, упоительный, упоенный, будучи по происхождению галлицизмами (ср. французск. enivrement, enivrant, enivré), вносили диссонанс в экзотический примитивизм народной романтики «восточного слога» (см. мою книгу «Язык Пушкина», 1934, с. 260–261). По-видимому, на Пушкина в этом отношении повлияли критические замечания А. С. Шишкова, который, противопоставляя русский народно-поэтический язык простых писателей языку современных русских поэтов новоевропейской школы, в своих «Разговорах о словесности» (СПб., 1811, с. 110) писал: «Язык нежности их имел в себе также нечто особое от нынешнего. Они не говорили своим любовницам: я заразился к тебе страстию, я пленил себя твоими взорами, я поражен стрелою твоих прелестей, ты предмет моей горячности, я тебя обожаю, и проч. Все это чужое, не наше русское. Они для выражения своих чувствований не искали кудрявых слов и хитрых мыслей, но довольствовались самыми простыми и ближайшими к истине умствованиями». |
| (Виноградов. Язык Пушкина, с. 283–284). [Приводим краткое замечание, сделанное в той же работе на с. 185:] Особенно значительна и разнообразна была роль французского языка в переосмыслении и литературной ассимиляции церковнославянизмов. Морфологические категории церковнославянского языка определяли структуру неологизмов, возникавших для перевода французских понятий. (Ср., например, гражданственность– civilisation: Пружины смелые гражданственности новой... (К вельможе, 1830) Церковнославянские лексемы приспособлялись к выражению значений французских слов. (Ср. например: «пронзительные лобзанья» (временная замена «язвительных лобзаний») в «Кавказском пленнике»; ср. в наброске: «Как счастлив я, когда могу покинуть» (1826): ... но сколь Пронзительно сих влажных синих уст Прохладное лобзанье без дыханья. Ср. в «Евгении Онегине»: Ее пронзительные взоры, Улыбка, голос, разговоры, Все было в ней отравлено, Изменой злой напоено.) —2— [...] выражение из Пушкинского «Бахчисарайского фонтана» «язвительные лобзания»: Чей страстный поцелуй живей Твоих язвительных лобзаний? – не может считаться вполне уясненным. Исследователи Пушкина наивно верят ироническому комментарию самого поэта, согласившегося под влиянием критики Вяземского отменить эпитет язвительный (Письмо кн. П. А. Вяземского от 1–8 декабря 1823 г.//Пушкин А. С. Письма/Под ред. и с прим. Б. Л. Модзалевского, М.; Л., 1926, т. 1, с. 60. Полн. собр. соч., см.: Пушкин А. С., Изд. Акад. Наук, т. 13 (переписка 1815–1827 гг.), Л., 1937, с. 80): «Поставь пронзительных. Это будет ново. Дело в том, что моя грузинка кусается, и это непременно должно быть известно публике» (В «Словаре Академии Российской» (1822, ч. 6, с. 1445–1446) указано в слове «язвительный», между прочим, значение: «могущий причинить язву», например, язвительное угрызение ядовитого животного. Ср. у Пушкина: «покров, упитанный язвительною кровью» (Из А. Шенье); «белая язвительная пыль» (Путешествие в Арзрум). В этом конкретном смысле укуса как будто легко истолковывается и родственное словосочетание – язва лобзаний в стихотворении Пушкина «Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем»: |
| Порывом пылких ласк и язвою лобзаний Она торопит миг последних содроганий. Однако этот строй понимания вступает в острое противоречие со стихом «Душа тобой уязвлена» из стихотворения «В крови горит огонь желанья» (ср. у Радищева в «Путешествии из Петербурга в Москву»: «Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвленна стала»). Текстологическая справка в рукописи этого стихотворения удостоверяет, что вместо «уязвлена» Пушкин сначала написал: «упоена», Между тем выражение «Душа тобой упоена» еще раньше было употреблено Пушкиным в «Кавказском пленнике»: Непостижимой, чудной силой К тебе я вся привлечена; Люблю тебя, невольник милый, Душа тобой упоена... Чем вызвана эта стилистическая замена «упоена» на «уязвлена»? Очевидно, тем, что слово «уязвленный» в значении «раненный любовью, упоенный, плененный» в сознании Пушкина более соответствовало народно-поэтическому, библейско-восточному слогу стихотворения: «В крови горит огонь желанья» (ср. в библейской «Песни песней» – «уязвлена есмь любовью аз»). Ведь слова упоение, упоительный, упоенный являются галлицизмами (ср. французск. enivrement, enivrant, enivré) (См. мою книгу «Язык Пушкина», М.; Л., 1935, с. 237 и след.). Они были принадлежностью французско-европейского, галантного стиля эротической лирики и вносили диссонанс в экзотический примитивизм народной романтики «восточного слога». Трудно сомневаться в том, что на Пушкина в этом отношении повлияли критические замечания А. С. Шишкова. А. С. Шишков, противопоставляя русский народно-поэтический язык простых писателей языку современных русских поэтов новоевропейской школы, в своих «Разговорах о словесности» (СПб., 1811, с. 110) писал: «Язык нежности их имел в себе также нечто особое от нынешнего. Они не говорили своим любовницам: я заразился к тебе страстью, я пленил себя твоими взорами, я поражен стрелою твоих прелестей, ты предмет моей горячности, я тебя обожаю, и проч. Все это чужое, не наше русское. Они для выражения своих чувствований не искали кудрявых слов и хитрых мыслей, но довольствовались самыми простыми и ближайшими к истине умствованиями». |
| В связи с этим А. С. Шишков берет на себя защиту «простонародных» старинных выражений любви и нежности: «Мы ныне говорим: я пленился тобою, а в старину говаривали: я уязвился тобою» (там же, с. 76). Воспользовавшись этими указаниями Шишкова, Пушкин оживляет старинное выражение и применяет «уязвленный» в значении: «раненый любовью, плененный, упоенный». Необходимо заметить, что и Карамзин в «Истории государства Российского» (так же, как и Радищев в своем «Путешествии») пользуется старинным выражением уязвить в значении «ранить». Например, в VIII т. «Истории государства Российского»: «Многие из них умерли от ран и в том числе храбрый воевода Сидоров, уязвленный пулею и копьем»; «воевода Петр Морозов, князь Юрий Кашин пали в толпе, опасно уязвленные» и т. п. Пушкинское словоупотребление затем укореняется и в языке Вяземского: «В начале тридцатых годов... расцветала в Петербурге одна девица, и все мы, более или менее, были военнопленными красавицы; кто более или менее уязвленный, но все были задеты и тронуты» (Вяземский. Старая записная книжка, с. 158). Можно думать, что и в слово язвительный Пушкин намеревался вложить значение «внушающий пылкую страсть, упоительный». Однако современники Пушкина, привыкшие возводить поэтические новообразования русского языка к языку французскому, и тут готовы были увидеть галлицизм: «Между поцелуем страстным и язвою поэт усмотрел соотношение смелое, новое, но справедливое. Язва и пламень удобнее сравниваются, нежели пронзительность и пламень. Если словом пронзительные лобзания, хотя не близко, переведем baisers pénétrants, то словом язвительные лобзания неподражаемо выразим другой эпитет изобретения Руссо. Что я говорю? baisere cres холодны перед огненным выражением Пушкина» (Сын Отечества. 1824, ч. 92, 13). ( Виноградов В. В. Пушкин и русский литературный язык XIX века//Пушкин родоначальник новой русской литературы: Сб. научно-исслед. работ. М.; Л., 1941, с. 557–558). [К словам уязвить, язвительный и однокоренным В. В. Виноградов обращался и в других работах:]. |
| [...] в Пушкинском стихе на рубеже 10–20-х годов развиваются, получая все более разнообразное выражение, принципы «романтического» отношения к прилагательным. Семантико-грамматический акцент переходит в эмоционально-фразовый. Имена прилагательные или существительные в функции определения становятся сложными формами романтического фразообразования, создающими метафорические противоречия, контрасты и антитезы. Это употребление категории прилагательных (и вообще определений) также отражает воздействие европейской романтической системы стилей на русский язык. Современники видели в этих приемах влияние не только французского, но и немецкого языков. Однако в большинстве случаев прибегали к французским параллелям и пояснениям. Так, «Атеней», критикуя четвертую и пятую главы «Евгения Онегина», спрашивал: «Есть ли какой-нибудь из европейских языков терпеливее русского при налогах имен прилагательных: что хочешь поставь пред существительным, все выдержит... Не назвать ли нам эпитетов, не имеющих приметного отношения к своим существительным, вместо прежнего: имена прилагательные новым словом: имена прилепительные?» (Атеней 1828, 1, 4). (Ср. статью В. М. Жирмунского: «К вопросу об эпитете» в сборнике «Памяти П. Н. Сакулина» 1931). Оценка эпитетов производится с точки зрения их соответствия французским образцам. Например, когда Пушкин, под влиянием кн. Вяземского, в первом издании «Бахчисарайского фонтана» изменил «язвительный» (ср. «язва лобзаний») на «пронзительный» («язвительные лобзания напоминают тебе твои... Поставь пронзительных – это будет ново. Дело в том, что моя грузинка кусается, и это непременно должно быть известно публике»; Письма, 1, 60), – то эта перемена вызвала такой протест рецензента «Сына отечества» (А. А. Перовского? 1824, ч. 92, 13): «Между поцелуем страстным и язвою поэт усмотрел соотношение смелое, новое, но справедливое. Язва и пламень удобнее сравниваются, нежели пронзительность и пламень. Если словом пронзительные лобзания хотя не близко переведем baiserspénétrants, – то словом язвительные лобзания неподражаемо выразим другой эпитет изобретения Руссо. Что я говорю? baisers cacres холодны перед огненным выражением Пушкина. Быть может, что замеченная перемена сделана в угождение принятому словоупотреблению. Ах, сей тиран и такой жертвой не будет доволен!...». |
| Ср. «Песнь песней»(5, 8): «Возвестите ему, яко уязвлена любовию аз есмь». Кроме того в архиве сохранилась рукопись на трех листках, текст которой несколько отличается от опубликованных заметок: «Слова, некогда относившиеся к одному лексико-семантическому гнезду и умещавшиеся в пределах одного стиля, могут так изменить свои значения, что смысловая связь между ними ослабляется или вовсе разрывается. Общее гнездо распадается. Родственные слова разбиваются на отдельные группы, которые далеко расходятся, вступая в разные семантические ряды и приобретая разную стилистическую окраску. Такова серия слов, ответвившихся от слова язва: язвить, язвительный (ср. позднее образованное язвительность, уязвить, уязвленный). Ср. язва – в применении к лицу и язва – " рана». Это распадение начинается в XVII–XVIII вв., но осуществляется тогда, когда слово язва теряет свое старое общее значение «рана», а специализируется в значении «гноящаяся или открытая воспаленная болячка на теле». В журнале «И то и се»( 1769, июль, неделя двадцать восьмая): «Тут, кроме язвительных браней и ругательства, я не нашел ничего доброго» (Русск. сатирич. журналы XVIII b., с. 64). «Я не приметил в нем ни грубости, ни невежества, ни также язвительной критики». Ср. здесь же: «Я подумал, что и он человек же и что, может быть, пороки, которыми язвит других, ему еще более всех свойственны» (там же). В журнале «Живописец»: «Там сатирик описывает пороки, язвит порочных, забавляет разум остротой своего сочинения и приносит удовольствие» (там же, с. 160). В журнале «Ни то ни се» (1769, лист 5, 21 марта): «Ведь всяк знает, что язвительность происходить не может от доброго сердца» (там же, с. 69). В журнале «Друг честных людей или Стародум» (1788): «Один из них весьма язвительно шпынял над творениями первых наших писателей» (там же, с. 227). Ср. в «Записках Державина»: «Князь, увидев столь азартного человека,... из осторожности, может быть чтоб не произнес еще каких язвительных слов на толь знаменитого обидчика,... встал стремительное места» (Державин. Сочинения, 1871, т. 6, с. 590)». – Л. А. |
| В связи с этим А. С. Шишков берет на себя защиту «простонародных» старинных выражений любви и нежности: «Мы ныне говорим: я пленился тобою, а в старину говаривали: я уязвился тобою» (там же, с. 76). Воспользовавшись этими указаниями Шишкова, Пушкин оживляет старинное выражение и применяет уязвленный в значении «плененный, упоенный». То же словоупотребление затем укореняется и в языке Вяземского: «В начале тридцатых годов... расцветала в Петербурге одна девица, и все мы, более или менее, были военнопленными красавицы; кто более или менее уязвленный, но все были задеты и тронуты» (Вяземский П. А. Старая записная книжка, с. 158). Можно думать, что и в слово язвительный Пушкин намеревался вложить значение «пленительный, упоительный, полный глубокой страсти, пылкий». (Вопрос об историческом словаре русского литературного языка XVIII–XX вв.//Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография. с. 202–204). —3— Большая часть слов многозначна. Разные значения связаны с разным словесным окружением или, как обычно говорят, с разными контекстами употребления слова. Значения слов изменяются с течением времени, и многое, например, в языке Пушкина нам кажется уже устарелым, а иногда и непонятным. Справка в словарь поможет уяснить непонятные значения и смысловые оттенки слова. Например, Пушкин в «Путешествии в Арзрум» упоминает о «белой язвительной пыли». Из современного словоупотребления (язвительное замечание, язвительная критика, язвительный спор и т. п.) нельзя понять этого старого значения. Но если обратиться к тому академическому словарю, в который заглядывал встарь и сам Пушкин, то там легко найти указание, что первоначальным значением слова язвительный было: «причиняющий рану, наносящий язву». (Толковые словари русского языка//Виноградов. Избр. тр.: Лексикология и лексикография, с. 209). В архиве сохранились следующие выписки: «У Ломоносова в трагедии «Тамара и Селим» (ст. 115) Или твой нежный дух любовью уязвился. (Ломоносов. Соч. т.1, с. 115). В «Дефофонте» (ст. 1120): Пронжу мечом, когда любовь не уязвила. |
| Хотя бы старую «Русскую линию» уважаемого Сергея Михайловича Григорьева. Напомню, что Русская Народная Линия появилась неслучайно. Хотя Домбровская пишет Адвокату: «Вы ( " нас " ) - это и есть Русская Линия? А Русская народная... (впрочем, зачем же здесь это словцо-то встряло?!!)- это " Вы " ? И Народ - это " вы " ? А Вы народ?» «Словцо» Народная не «встряло», Екатерина, а появилось в названии сайта после обсуждения с многими авторами, которые высказали поддержку Анатолию Дмитриевичу и другим сотрудникам, решившим отстаивать свою позицию, свое отношение к Русской истории. Напомню, что Степанову и другим сотрудникам было сказано, что они остаются на работе, но меняется редакционная политика «Русской линии». Поэтому Степанов с единомышленниками создали новый сайт. И не стоит Вам язвить над словом Народная в названии информационно-аналитической службы. Адвокат, Степанов и о.Александр Шумский имеют не меньшее право считать себя народом, чем Вы и так любезная Вашему сердцу «дезинфектор». В постах «дезинфектора» грубости и хамства Вы не разглядели? Слова «Кто же таких дураков закроет, которые позорят имя православных» и т.п. оскорбления Степанова и редакции, вероятно, показались Вам невинным кокетством барышни-дворянки с грубыми мужланами на РНЛ. Позволю себе заметить, чтобы так изощрено хамить и язвить, как это делаете Вы, надо действительно обладать «высоким стилем» и литературными способностями. «Дезинфектору» это не удается. Уважаемая Екатерина, понимаю, что Вам может не нравиться редакционная политика РНЛ и публикации некоторых авторов. Но стоит ли так явно навязывать свой взгляд на то, каким должен быть сайт РНЛ Анатолию Степанову? Вам с Семенко не нравится стиль письма и мысли о.Александра Шумского – это Ваше право. Но Вы же не главный редактор РНЛ и не вправе представлять точку зрения всех читателей и авторов. Хотелось бы обратиться к «гонимым» батюшкам, за которых так отважно сражается с грубиянами Екатерина Домбровская. Дорогой отец Алексей Бачурин! Я искренне рад узнать, что Вы являетесь постоянным слушателем радио «Радонеж». |
| веры, совершенно лишиться благодатных плодов её. Так мелководный проток, отделившись от материка, мало по малу иссякает и наконец совершенно пересыхает!.. Впрочем, чтобы навсегда устоять и непоколебимо утвердиться в вере ( 1Кор.16:13 ), нужно не одно только познание, ибо, не сопровождаемое делами, оно, как цвет на дереве во время засухи, процветает в уме нашем, отцветет и наконец отлетит от нас. Зная это, мы прекрасно поступим, бр., если постоянно будем сопровождать наши познания о предметах веры добрыми делами. Такая мера послужит для нас новым и самым действительным средством к преспеянию в вере, потому что кто не раз и не два уже вкушал чувством сердца сладость добра, тот и без доказательств станет верить учению веры как источнику добра и счастья; ибо сердцу нашему, сотворенному для наслаждения любовью, а потому и сочувствующему любви, как-то естественнее уже после опытов в добре быть доверчивым. За сердцем и воля решительнее стремится к желанию небесного и к вере – плоду Св. Духа ( Гал.5:22 ). Итак, познал ли ты, что Бог вездесущ, что нет места, где бы не видели тебя очи Его – «тмами тем кратъ светлейшии солнца» ( Сир.23:27 )? Работай Господеви со страхом и даже радуйся Ему с трепетом ( Пс. 2:11 ). «Како сотворю глагол злый сей , – говори с Иосифом при мысли о грехе, – и согрешу пред Богомъ?» ( Быт.39:9 ). Убедился ли ты, напр., в истине слов Спасителя: «научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» ( Мф.11:29 )? Умеряй свою вспыльчивость, обуздывай тщеславие, искореняй гордость, не льсти. Уверился ли в бессмертии души, в суетности всего земного и временного? Не прилагай сердца к благам временным, а передавай их через руки бедных Небесному Отцу. Веруешь ли во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь ? Не мудрствуй же паче, еже подобает мудрствовати ( Рим.12:3 ), встречая в Её постановлениях и обрядах иное, не вполне, может быть, соответствующее твоим желаниям; не подражай тем вольнодумцам, кои, подобно порождению ехидны, готовы излить и изливают на Нее – Св. Мать – яд свой, кои готовы язвить и язвят Её в самое сердце; а предайся лучше с полной доверенностью – Её водительству. Такое искушение твоей веры «многочестнейше злата гибнуща, огнем же искушена, обрящется в похвалу и честь и славу, во откровении Иисус Христове» ( 1Пет.1:7 ). В противном случае высокие истины веры, подобно звездам, блистающим теперь в уме твоем, по смерти твоей будут для твоего сердца яко угли огненны и произведут в нем скорбь, «яковаже не была от начала мира» ( Мф.24:21 ). Ты увидишь тогда, что лучше бы тебе не знать было пути правды, нежели познав, оставлять без внимания обязанности веры ( 2Пет.2:21 ); ибо «раб ведевый волю Господина своего, и не уготовав, ни сотворив по воли его, биен будет много» ( Лк.12:47 ); «не слышателие бо закона праведни пред Богом, но творцы закона, сии оправдятся» на Его Суде нелицеприятном ( Рим.2:13 ). |
| (В книге Арсения Стадницкого . Прилож., стр. XIII). Монастырь у таких архиереев был на последнем месте; все дело в наживе от тех имений, которые вместе с ним были преклонены какой-нибудь патриаршей церкви или какому-либо монашескому братству Востока. «В наихудшем виде находилась монашеская жизнь в преклонённых (валахийских) монастырях, которые стали предметом эксплуатации, средством к обогащению корыстолюбивейших из греческой монашеской братии на Востоке» (Там же, 202). В одном официальном документе об игуменствующих архиереях говорится: «называя себя помещиками и владельцами, они забыли о своём монашестве; на них только одежда монашеская, а мысль совсем углублена в любостяжание и корыстолюбие мирское»; любили они также «словами язвить других» (Там же, прилож., XX). Представим поучительный пример управления монастырём митрополита Арамейского Паисия (в нач. XIX в.). Кроме непомерного увеличения им расходов над доходами, он изобличён был в продаже монастырской собственности и в утайке монастырских имуществ. (Там же, 224). Бесцеремонность игуменствующих простиралась до того, что один из них отдал «доходы от мощей препод. Параскевы на откуп одному купцу». И когда слух об этом дошёл до константинопольского патриарха, то он стал на сторону беззаконника и за 7.000 левов (франков) узаконил полную самостоятельность игуменствующих греков от местной иерархии. «С этих пор они сделались разорителями монастырей на законном основании». (Там же, 221). Игуменствующие архиереи, вместо монахов, окружили себя нанятыми лакеями, кучерами, портомойками «и проч». (Там же, прил., стр. XX). Кроме того, они любили «прихоти и лакомства» (стр. 226). А хуже всего было то, что эти игуменствующие архиереи без оглядки рукополагали в духовные должности кого ни попало: без свидетельства от прихожан, без надлежащего удостоверения о добром поведении рукополагаемых, без справки о том, настоит ли в священнике или диаконе нужда и без испытания в чтении и знании катехизиса, (стр. 186). И так действовали пришлые лишь титулярные архиереи! Да это и не удивительно! Надзирать за ними было не кому. |
|
|
