| Разделы портала «Азбука веры» Сайт о здоровье и медицине Екатерина Соловьева 18.11.2014 18.04.2023 ( 12 голосов: 4.6 из 5) Гранат – это всем известный плод с кисло-сладким вкусом, который в действительности вовсе не фрукт, а самая настоящая ягода. Одни любят гранат за вкусовые качества, другие — за полезные свойства, о которых мы расскажем в этой статье. Размером гранат с крупный апельсин, а цвет кожуры у него может быть красным или розовым. Вверху плода имеются чашелистики в виде короны. Выращивают гранат на юге США, Среднем Востоке и Средиземноморье. В гранате лечебными качествами наделены абсолютно все его составляющие, а именно: кора, листья, цветки, кожура, мякоть и семена плодов, светлая прослойка между ними, а также сок из плодов граната. Гранат в целом очень полезен, так как в нём сочетаются различные витамины (ниацин, тиамин, рибофлавин, пиридоксин, фолиевая кислота, цианокобаламин, аскорбиновая кислота, рутин, альфа-токоферол, F и K), минеральные вещества (йод, железо, марганец, калий, кальций, магний, натрий и фосфор), аминокислоты (их около 15), органические кислоты (яблочная и лимонная, винная и щавелевая, янтарная, борная и др.), фенолкарбоновые кислоты, фенольные соединения, стероиды, фитонциды, пектин, дубильные вещества, фруктоза и глюкоза, клетчатка и другие немаловажные компоненты. Препараты, основой которых является гранат, обладают противовоспалительным, болеутоляющим, жаропонижающим, кровоостанавливающим, ранозаживляющим, вяжущим, а также общеукрепляющим, стимулирующим, закрепляющим и антигельминтным действием. Приведём некоторые примеры таких препаратов и методы их домашнего приготовления. Кора В народной медицине применяется кора дерева граната, его ветвей и корней. Отвар из гранатовой коры может служить неплохим средством при наличии проблем с суставами (при артритах, полиартритах) и почками (например, при цистите или пиелонефрите). Как же приготовить этот полезный напиток? Необходимо взять 2 ч.л. перемолотой гранатовой коры и залить 1 стаканом горячей воды. После этого смесь нужно держать на кипящей водяной бане на протяжении 30 минут. Полученную густую массу нужно отжать и процедить, чтобы получился отвар. В полученный отвар влить 1 стакан воды. Принимать по 50 мл 3 раза в день до еды. |
| 17. Среди проступков, преступлений и столь многочисленных беззаконий имеются и грехи преуспевающих в добром. Справедливые судьи и порицают их во имя закона о таком преуспеянии, но и хвалят как траву молодых всходов в надежде на хороший урожай. Есть некоторые действия, напоминающие проступок или преступление, и тем не менее это не грехи, потому что они не оскорбляют ни Тебя, Господи Боже наш, ни общества: человек, например, добыл для себя некоторые предметы, соответствующие и его образу жизни и времени, но может быть из страсти к приобретению? желая кого-то исправить, наказывают его, пользуясь своей законной властью, но может быть из страсти причинить вред? Есть много поступков, на которые люди смотрят неодобрительно и которые одобрены свидетельством Твоим; много таких, которые люди хвалят и которые осуждены по свидетельству Твоему. Разными бывают и видимость поступка, и чувства совершившего, и тайное сцепление обстоятельств. Когда же Ты вдруг даешь заповедь, непривычную и неожиданную, повелевающую делать даже то, что некогда Тобой запрещалось, и временно держишь в тайне причину Твоего повеления, хотя оно противоречит установлениям данного людского общества, кто усомнится, что его должно выполнить, ибо только то человеческое общество, которое служит Тебе, праведно? Блаженны те, которые знают, что эти повеления отданы Тобой. Ибо все делается Твоими служителями, дабы показать, что нужно в данный час и что в предвозвестие будущего. X 18. Не зная этого, я смеялся над этими святыми слугами и пророками Твоими. К чему привел этот смех? Только к тому, что Ты насмеялся надо мной: постепенно и потихоньку меня довели до абсурдной веры, например, в то, что винная ягода, когда ее срывают, и дерево, с которого она сорвана, плачут слезами, похожими на молоко. Если какой-то «святой» съест эту винную ягоду, сорванную, конечно, не им самим, а чужой преступной рукой, и она смешается с его внутренностями, то он выдохнет из нее за молитвой, вздыхая и рыгая, ангелов, или вернее частички Божества: эти частички истинного и вышнего Божества так и остались бы заключенными в винной ягоде, если бы «святые избранники» не освободили их зубами и кишками. И я, жалкий, верил, что надо быть жалостливее к земным плодам, чем к людям, для которых они растут. И если бы голодный — не манихей — попросил есть, то, пожалуй, за каждый кусок стоило бы наказывать смертной казнью. XI |
| В сундуках, которыми была наполнена ее комната, было решительно все. Что бы ни понадобилось, обыкновенно говаривали: «Надо спросить у Натальи Савишны», — и действительно, порывшись немного, она находила требуемый предмет и говаривала: «Вот и хорошо, что припрятала». В сундуках этих были тысячи таких предметов, о которых никто в доме, кроме ее, не знал и не заботился. Один раз я на нее рассердился. Вот как это было. За обедом, наливая себе квасу, я уронил графин и облил скатерть. — Позовите-ка Наталью Савишну, чтобы она порадовалась на своего любимчика, — сказала maman. Наталья Савишна вошла и, увидав лужу, которую я сделал, покачала головой; потом maman сказала ей что-то на ухо, и она, погрозившись на меня, вышла. После обеда я, в самом веселом расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна с скатертью в руке, поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: «Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!» Меня так это обидело, что я разревелся от злости. «Как! — говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлебываясь от слез. — Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне ты, и еще бьет меня по лицу мокрой скатертью, как дворового мальчишку. Нет, это ужасно!» Когда Наталья Савишна увидала, что я распустил слюни, она тотчас же убежала, а я, продолжая прохаживаться, рассуждал о том, как бы отплатить дерзкой Наталье за нанесенное мне оскорбление. Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать: — Полноте, мой батюшка, не плачьте... простите меня, дуру... я виновата... уж вы меня простите, мой голубчик... вот вам. Она вынула из-под платка корнет, сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня недоставало сил взглянуть в лицо доброй старушке: я, отвернувшись, принял подарок, и слезы потекли еще обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда. Глава XIV. |
| Вы слышите специфический аромат православия, и вот что о жизни этой смиренно-верующей православной души говорит Толстой: «С тех пор, как я помню себя, помню я и Наталью Савишну, её любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, тогда же мне и в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка. Она не только никогда не говорила, но и не думала о себе: вся жизнь её была любовь, самопожертвование». Когда maman при выходе замуж вручила Наталье Савишне вольную и пообещала отдельное жалованье, «Наталья Савишна молча выслушала это, потом, взяв в руки документ, злобно взглянула на него, пробормотала себе что-то под нос и выбежала из комнаты, хлопнув дверью». – Что с вами, голубушка, Наталья Савишна? – спросила растроганная maman, взяв ее за руку. – Ничего, матушка, – с усилием, удерживая слезы, отвечала она, – должно-быть, я вам противна стала, что вы меня со двора гоните. Что ж, я пойду. Она вырвала свою руку и хотела уйти из комнаты. Но maman удержала ее, обняла, и они обе расплакались». Всего разобидев Николеньку, она сейчас же стала просить прощенья. «Полноте, мой батюшка, не плачьте... полно, простите... меня дуру. Я виновата. Уж вы меня простите... вот вам. «Она вынула из-под платка корнет, сделанный из красной бумаги, в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня недоставало сил взглянуть в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слезы потекли еще обильнее, но уже не от злости, а от любви и стыда». А как она умерла! «Наталья Савишна два месяца страдала от своей болезни и переносила страдания с истинно-христианским терпением: не ворчала, не жаловалась, а только по своей привычке беспрестанно поминала Бога. За час перед смертью она с тихою радостью исповедалась, причастилась и соборовалась маслом. «У всех домашних она просила прощенья за обиды, которые могла причинить им, и просила духовника своего, отца Василия, передать всем нам, что не знает, как благодарит нас за наши милости, и просит нас простить ее, ежели по глупости своей огорчила кого-нибудь, «но воровкой никогда не была и могу сказать, что барской ниткой не поживилась». Это было одно качество, которое она ценила в себе. |
| Сланость - соленость, соленый вкус, солончак. Сланый - соленый. Слота - ненастье, слякоть. Слух - слышание, молва народная. Слякохся - я согнулся. Слящися - сгорбиться, согнуться. Слячен - скорченный, сгорбившийся. Смердити (смердети) - испускать смрад, зловоние, вонять. Смежити - сомкнуть глаза, зажмурить. Смердящий - зловонный. Смирение - покой, безопасность, примирение. Смирна (или мирра) - смола благовонная, имеющая силу предохранять тело от гниения; мирра - благоуханное смолистое вещество, горькое и пахучее. Смоква - плод смоковницы, винная ягода. Смотрение - забота Божия о спасении человека, промысел. Смотрительно - промыслительно. Снабдевати - сохранять, спасать. Снабдети - сберечь, сохранить. Снедь - пища, кушанье. Снедно - съестное. Снести - съесть, вкусить. Снитися - соединиться, сочетаться, вступить в брак. Соблазн - препятствие; поступок, пример или слово, могущее быть камнем преткновения для верующего. Соблюдение - темница, тюрьма, примета, видимый знак. Совосприятель - соучастник. Согрешения вольные - грехи, сделанные по собственной воле. Согрешения невольные - грехи, сделанные без участия своей воли, неосознанно или по незнанию, или по принуждению. Содетель - творец, создатель, совершитель. Создание - творение, тварь. Созижди - сделай, сотвори. Сокровище благих - хранитель всех благодеяний, источник всего хорошего, вместилище всех благ. Сокровищница - место, где хранятся сокровища; кладовая. Соленица - солонка, сосуд для подачи соли на стол. Солило - соусное блюдо, из которого Спаситель на Тайной вечери ел с учениками; вообще - блюдо, солонка. Солея - возвышение перед иконостасом. Центральная часть солеи - амвон, боковые части - клиросы. Соние - сон, сновидение. Сонм - собрание народа, толпа, скопище. Сонмище - собрание людей или место, где они собираются. Сопель - свирель. Сопец - трубач, музыкант, флейтщик. Сопрестольный - совместно участвующий в престоле или в верховной власти царской или святительской. Сопротивный - желающий противного, препятствующий желанию другого и исполнению чего-нибудь. |
| Тула и Тверь, Дорогобуж и Вязьма завалили своим товаром – сахарным пряником, мятным, душистым, всяким, с начинкой имбирно-апельсинной, с печатью старинной вязи, чуть подгоревшей с краю: вязьма. Мятные белые овечки, лошадки, рыбки, зайчики, петушки и человечки, круто-крутые, сладкие… – самая елочная радость. Сухое варенье, “киевское”, от Балабухи, белевская пастила перинкой, розово-палевой, мучнистой, – мягко увязнет зуб в мягко-упругом чем-то яблочном, клюковном, рябиновом. “Калужское тесто” мазкое, каменная “резань” промерзлая, сладкий товар персидский – изюм, шептала, фисташки, винная ягода, мушмула, кунжутка в горелом сахаре, всяческая халва-нуга, сахарные цукаты, рахат-лукумы, сжатые абрикосы с листиком… грецкие и “мериканские” орехи, зажаренный в сахаре миндаль, свои – лесные – кедровый и каленый, и мягкий-шпанский, святочных вечеров забава. Помадка и “постный сахар”, сухой чернослив французский, поседевший от сладости, сочный-моченый русский, сахарный мармелад Абрикосова Свей в Москве, радужная “соломка” Яни, стружки-буравчики на елку, из монпасье, золоченые шишки и орешки, крымские яблочки-малютки… сочные, в крепком хрусте… леденцовые петушки, сахарные подвески-бусы… – валится на Москву горами. Темнеет рано. Кондитерские горят огнями, медью, и красным лаком зеркально-сверкающих простенков. Окна завалены доверху: атласные голубые бонбоньерки, – на Пасху алые! – в мелко воздушных буфчиках, с золотыми застежками, – с деликатнейшим шоколадом от Эйнема, от Абрикосова, от Сиу… пуншевая, Бормана, карамель-бочонки, россыпи монпасье Ландрина, шашечки-сливки Флея, ромовые буше от Фельца, пирожные от Трамбле… Барышни-продавщицы замотались: заказы и заказы, на суп-англез, на парижский пирог в мороженом, на ромовые кексы и пломбиры. Дымят трубы конфетных фабрик: сотни вагонов тонкой муки, “конфетной”, высыпят на Москву, в бисквитах, в ящиках чайного печенья. “Соленые рыбки”, – дутики, – отличнейшая заедка к пиву, новость, – попали в точку: Эйнем побивает Абрикосова, будет с тебя и мармаладу! Старая фирма, русская, вековая, не сдается, бьет марципанной славой, мастерским художеством натюр-морт: блюдами отбивных котлет, розовой ветчиной с горошком, блинами в стопке, – политыми икрой зернистой… все из тертого миндаля на сахаре, из “марципана”, в ярко-живой окраске, чудный обман глазам, – лопнет витрина от народа. Мало? Так вот, добавлю: “звездная карамель” – святочно-рождественская новость! Эйнем – святочно-рождественский подарок: высокую крем-брюле, с вифлеемской звездой над серпиком. Нет, постойте… вдвинулся Иванов, не стыдится своей фамилии: празднует Рождество победно, редко-чудесным шоколадом. Движется-богатеет жизнь… |
| Черпают черпаками, с восковиной, проливают на грязь, на шубы. А вот — варенье. А там — стопками ледяных тарелок — великопостный сахар, похожий на лед зеленый, и розовый, и красный, и лимонный. А вон, чернослив моченый, россыпи шепталы, изюмов, и мушмала, и винная ягода на вязках, и бурачки абрикоса с листиком, сахарная кунжутка, обсахаренная малинка и рябинка, синий изюм кувшинный, самонастояще постный, бруски помадки с елочками в желе, масляная халва, калужское тесто кулебякой, белевская пастила… и пряники, пряники — нет конца. – На тебе постную овечку, — сует мне беленький пряник Горкин. А вот и масло. На солнце бутыли — золотые: маковое, горчишное, орешное, подсолнечное… Всхлипывают насосы, сопят-бултыхают в бочках. Я слышу всякие имена, всякие города России. Кружится подо мной народ, кружится голова от гула. А внизу тихая белая река, крохотные лошадки, санки, ледок зеленый, черные мужики, как куколки. А за рекой, над темными садами, — солнечный туманец тонкий, в нем колокольни-тени, с крестами в искрах, — милое мое Замоскворечье. – А вот, лесная наша говядинка, грыб пошел! Пахнет соленым, крепким. Как знамя великого торга постного, на высоких шестах подвешены вязки сушеного белого гриба. Проходим в гомоне. Лопаснинские, белей снегу, чище хрусталю! Грыбной елараш, винегретные… Похлебный грыб сборный, ест протоирей соборный! Рыжики соленые-смоленые, монастырские, закусочные… Боровички можайские! Архиерейские грузди, нет сопливей!.. Лопаснинские отборные, в медовом уксусу, дамская прихоть, с мушиную головку, на зуб неловко, мельче мелких!.. Горы гриба сушеного, всех сортов. Стоят водопойные корыта, плавает белый гриб, темный и красношляпный, в пятак и в блюдечко. Висят на жердях стенами. Шатаются парни, завешанные вязанками, пошумливают грибами, хлопают по доскам до звона: какая сушка! Завалены грибами сани, кули, корзины… – Теперь до Устьинского пойдет, — грыб и грыб! Грыбами весь свет завалим. Домой пора. Кривая идет ходчей. Солнце плывет, к закату, снег на реке синее, холоднее. |
| Черпают черпаками, с восковиной, проливают на грязь, на шубы. А вот — варенье. А там — стопками ледяных тарелок — великопостный сахар, похожий на лед зеленый, и розовый, и красный, и лимонный. А вон, чернослив моченый, россыпи шепталы, изюмов, и мушмала, и винная ягода на вязках, и бурачки абрикоса с листиком, сахарная кунжутка, обсахаренная малинка и рябинка, синий изюм кувшинный, самонастояще постный, бруски помадки с елочками в желе, масляная халва, калужское тесто кулебякой, белевская пастила… и пряники, пряники — нет конца. — На тебе постную овечку, — сует мне беленький пряник Горкин. А вот и масло. На солнце бутыли — золотые: маковое, горчишное, орешное, подсолнечное… Всхлипывают насосы, сопят-бултыхают в бочках. Я слышу всякие имена, всякие города России. Кружится подо мной народ, кружится голова от гула. А внизу тихая белая река, крохотные лошадки, санки, ледок зеленый, черные мужики, как куколки. А за рекой, над темными садами, — солнечный туманец тонкий, в нем колокольни-тени, с крестами в искрах, — милое мое Замоскворечье. — А вот, лесная наша говядинка, грыб пошел! Пахнет соленым, крепким. Как знамя великого торга постного, на высоких шестах подвешены вязки сушеного белого гриба. Проходим в гомоне. Лопаснинские, белей снегу, чище хрусталю! Грыбной елараш, винегретные… Похлебный грыб сборный, ест протоиерей соборный! Рыжики соленые-смоленые, монастырские, закусочные… Боровички можайские! Архиерейские грузди, нет сопливей!.. Лопаснинскне отборные, в медовом уксусу, дамская прихоть, с мушиную головку, на зуб неловко, мельчей мелких!.. Горы гриба сушеного, всех сортов. Стоят водопойные корыта, плавает белый триб, темный и красношляпный, в пятак и в блюдечко. Висят на жердях стенами. Шатаются парни, завешанные вязанками, пошумливают грибами, хлопают по доскам до звона: какая сушка! Завалены грибами сани, кули, корзины… — Теперь до Устьинского пойдет, — грыб и грыб! Грыбами весь свет завалим. Домой пора. Кривая идет ходчей. Солнце плывет, к закату, снег на реке синее, холоднее. |
| Черпают черпаками, с восковиной, проливают на грязь, на шубы. А вот — варенье. А там — стопками ледяных тарелок — великопостный сахар, похожий на лед зеленый, и розовый, и красный, и лимонный. А вон, чернослив моченый, россыпи шепталы, изюмов, и мушмала, и винная ягода на вязках, и бурачки абрикоса с листиком, сахарная кунжутка, обсахаренная малинка и рябинка, синий изюм кувшинный, самонастояще постный, бруски помадки с елочками в желе, масляная халва, калужское тесто кулебякой, белевская пастила... и пряники, пряники — нет конца. — На тебе постную овечку, — сует мне беленький пряник Горкин. А вот и масло. На солнце бутыли — золотые: маковое, горчишное, орешное, подсолнечное. Всхлипывают насосы, сопят-бултыхают в бочках. Я слышу всякие имена, всякие города России. Кружится подо мной народ, кружится голова от гула. А внизу тихая белая река, крохотные лошадки, санки, ледок зеленый, черные мужики, как куколки. А за рекой, над темными садами, — солнечный туманец тонкий, в нем колокольни-тени, с крестами в искрах, — милое мое Замоскворечье. — А вот лесная наша говядинка, грыб пошел! Пахнет соленым, крепким. Как знамя великого торга постного, на высоких шестах подвешены вязки сушеного белого гриба. Проходим в гомоне. — Лопаснинские, белей снегу, чище хрусталю! Грыбной елараш, винегретные... Похлебный грыб сборный, ест протопоп соборный! Рыжики соленые-смоленые, монастырские, закусочные... Боровички можайские! Архиерейские грузди, нет сопливей!.. Лопаснинскне отборные, в медовом уксусу, дамская прихоть, с мушиную головку, на зуб неловко, мельчей мелких!.. Горы гриба сушеного, всех сортов. Стоят водопойные корыта, плавает белый гриб, темный и красношляпный, в пятак и в блюдечко. Висят на жердях стенами. Шатаются парни, завешанные вязанками, пошумливают грибами, хлопают по доскам до звона: какая сушка! Завалены грибами сани, кули, корзины. — Теперь до Устьинского пойдет — грыб и грыб! Грыбами весь свет завалим. Домой пора. Кривая идет ходчей. Солнце плывет к закату, снег на реке синее, холоднее. |
| — Вина правителя не только в его личных деяниях, но и в делах подвластных ему народов. — Значит, ты не желаешь помочь мне? — раздраженно и одновременно с угрозой произнес Изиф. — В этом деле мало что зависит от моего желания. Я могу тебе помочь, но только при исполнении одного условия. — Ты, пыль под моими сандалиями, еще смеешь ставить мне условия? — гневно воскликнул эмир, но тут же поспешно и более примирительно добавил: — Что ты еще хочешь просить у меня, я и так обещал тебе щедрое вознаграждение золотом. — Открой же свои уши, почтенный Изиф, ибо то, что я скажу тебе, — это выбор между жизнью и смертью. Я долго изучал тайны вещей и познал великую магию чисел. Мои познания могут помочь человеку, но только если Сам Бог не будет препятствовать этому. Вот те условия, при которых я смогу вылечить тебя: ты должен уничтожить идолопоклонство и изгнать иконы из храмов подвластных тебе земель. И тогда годы твои будут приумножены по числу дней твоей болезни. — Ты хочешь, иудей, сказать, что я проживу еще сорок лет? — недоверчиво спросил Изиф. — Не только жить, но и править, ибо Бог даст тебе большую власть над твоим народом. Если же не исполнишь сего, то смертный час твой не будет ждать следующего захода солнца. Больному эмиру вдруг страстно захотелось поверить этому странному обещанию. Он, как утопающий, был уже готов схватиться за соломинку, но угроза, прибавленная к сладостным обещаниям, опять возбудила в нем горделивую спесь. — Я тебе не винная ягода, которую можно сдавить, и не верблюд, которого можно запугать, гремя старым бурдюком. Я исполню твои условия, но, если ты не исполнишь своих обещаний, — клянусь Богом! — драть кожу буду с тебя, как дровосек кору с деревьев, и скручу тебя, и буду бить, как бьют чужого осла, прогоняя его от арыка с водой. Теперь же, прежде чем я что-либо сделаю, мне необходимо убедиться, что твои речи не пустая брехня бездомного пса. — Твои слова справедливы, эмир, — облегченно вздохнув, сказал Соломон и начал вместе со своим помощником изготовлять отвар из каких-то трав. |
|
|
