| Как в библейской картине мира, так и на полотне И. между прошлым, преисполненным райской безмятежностью, и настоящим земного изгнания, где пребывает человеческий род, пролегает тот путь, коим Бог приходит в мир. Позем, земля, по к-рой идет Христос,- самостоятельная тема пейзажных этюдов И. Для художника поверхность земной коры - это карта, на к-рой запечатлены знаки, следы, траектории творящей вселенской силы, созидавшей некогда тело земли. Для этюдов И. выбирает лишенные культурного слоя, богатые вулканическими образованиями пространства, где виден «лысый череп» земли; т. о. в картину введен образ времени, несоизмеримого с масштабами человеческой жизни. В совокупности предначертанных «уделов» или «линий судьбы» (к-рые проявляются по мере обретения «пути ко Христу» или удаления от Него) картина показывает «Устав Природы», по выражению И. В этом слое изображения воплощена идея эпического бесстрастия. Но художник показывает и позицию героя, его отношение к предначертанному, что привносит в произведение драматический и психологический аспект, развитый преимущественно в этюдах. В содержательном плане картина и этюды соотносятся как эпос и драма. Драматизм имеет прямое отношение к свободе вопрошания, к тому, что чувствует человек «про себя», когда узнает, что ему досталась в удел именно эта, а не др. судьба. Фигура раба наиболее полно выражает указанную двуплановость образов картины. Вид из Помпеи на Кастелламаре Вид из Помпеи на Кастелламаре Когда стало известно, что в Рим прибудет К. А. Тон распределять среди рус. художников заказы на работы для московского храма Христа Спасителя, у И. возникла мысль поместить свою картину в новостроящемся храме на зап. стене, напротив иконостаса. В связи с этим И. задумывается над новым изображением - нисхождением Божества в юдоль скорби в стиле иконного письма, который он именовал «апотеозическим» (эскизы «Воскресение», 1845, ГТГ - в иконографии «Сошествие во ад»). Так возникла идея цикла росписей «в особо построенном для того здании», позволившая И. отдалиться от большой картины и увидеть ее в иных связях и соотношениях. |
| Этим оканчиваю свои воспоминания о пребывании на Искии. Мы должны были переселиться на соррентские берега, но уже без графа Сергия Григорьевича, который оставлял нас за границею на весь следующий год, уезжая с Искии в Москву. Перед его отъездом было решено, что будущую зиму мы проведем в Риме. То-то была для меня великая радость. XVII В начале августа 1840 г. переселились мы с острова Искии на соррентские берега, где прожили два месяца. Для тех из вас, кому не случилось побывать в этих местах, я должен сделать беглое топографическое их обозрение, чтобы в общих чертах дать понятие о той живописной обстановке, которая со всех сторон меня здесь окружала не только в дальних и близких прогулках, но и из окон моей комнаты. Прошу вас припомнить, как я ходил пешком из Неаполя до Помпеи по отлогому взморью. Тотчас же затем от Кастелламаре, стоящего у подножия горы св. Ангела (Monte Sant Angelo), начинается цепь гор с пересекающими ее долинами, которая на протяжении нескольких верст образует Соррентский полуостров; потому с обеих сторон спускается он к морю крутизнами. Над Неаполитанским заливом поднялась на высоких, утесистых берегах большая равнина (Piano-di-Sorrento), обнесенная горами, то оголенными от всякой растительности, то покрытыми кустарником и рощами. В конце равнины, если направляться от Неаполя, стоит город Сорренто у подножия каменистого холма, называемого Capo-di-Monte. Сначала дней на пять поместились мы в самом городе Сорренто, в гостинице «Сирена», близ так называемого дома Торквато Тасса, где будто бы родился он и провел свое детство; потом, когда была вполне изготовлена и приведена в порядок наша вилла в Piano-di-Sorrento, мы переселились туда. С первого же раза, как очутился в этой живописной местности, как побывал в доме Тасса и узнал, что гостиница получила свое название от тех сирен, которые заманивали в морскую глубину Улисса и его спутников именно здесь, у берегов соррентских, – юношеская фантазия моя разыгралась, и я тотчас же порешил дать ей раздольный простор в октавах Освобожденного Иерусалима и в гекзаметрах Одиссеи. |
| Во время посещения паломники, согласно воле святого отца, должны возносить свои молитвы о преуспеянии церкви, об уничтожении ересей, о согласии католических государей и о спасении христианского народа. Молиться предписывается вслух; но всякий может читать молитвы, какие знает. Для достижения поставленной цели достаточно прочитать пять раз «Ave» и «Gloria», или какие-либо другие молитвы, одинаковой с ними продолжительности. Сотни тысяч верующих католиков откликнулись на папский призыв. Экземпляры юбилейной буллы разосланы были ко всем иерархам римско-католической церкви, на которых таким образом возлагалась обязанность – принять все зависящие от них меры для возбуждения религиозной ревности народа. И эти иерархи действительно постарались употребить всю силу своего влияния на пасомых в желаемом для Рима направлении. Провозглашая в своих епархиях папскую буллу, они, чтобы доставить ей возможно больший успех присоединяли к ней собственные разъяснения и пастырские увещания. Епископ Кастелламарский, напр., в пастырском послании со своей стороны убеждал пасомых воспользоваться юбилеем и предпринять благочестивое паломничество в Рим. Со всею ревностью раскрывая учение об индульгенциях и их значении, он, в пламенных, дышащих любовью красноречивых выражениях, обращался к пастве с увещеванием о достойном праздновании святого года. „Пойдем в Рим с благоговением и в большом количестве», – заключал епископ свое воззвание, – „к стопам нашего отца и учителя, славного и мудрого иерарха Льва XIII-ro, который ждет нас там, чтобы утешить своими советами и своим благословением. Пойдем в Рим, как паломники веры, надежды и любви, и возвратимся укрепленные духом, с более твердой решительностью и с большей крепостью, чтобы доблестно ратовать в воинстве И. Христа и стяжать, по Его милости, награду победителей – бессмертный венец вечной славы“. – И со всех концов мира, внимая голосу пастырей своих, двинулись в Рим благочестивые паломники. На страстной и пасхальной неделе, например, не проходило ни одного дня, чтобы в римских газетах не было нескольких известий об отправлении или прибытии паломников. |
| Печатается по подлиннику ( ИМ). Впервые опубликовано в «Записках», I, стр. 248–250, с пропусками; полностью — в «Письмах», I, стр. 611–613. Иосиф Вьельгорский умер 21 мая 1839 г. 114. Е. Г. ЧЕРТКОВОЙ. Печатается по подлиннику ( ИМ). Впервые опубликовано в «Русском Архиве» 1867, III, стр. 473–475 (под заголовком: «Шуточное письмо Н. В. Гоголя к одной русской даме»). Елизавета Григорьевна Черткова (урожд. гр. Чернышева, 1805–1858) — московская знакомая Гоголя, жена историка и археолога А. Д. Черткова. О дружеских отношениях Е. Г. Чертковой с Гоголем говорит в своих воспоминаниях С. Т. Аксаков («История моего знакомства», стр. 37). В Рим супруги Чертковы прибыли в декабре 1838 г. (см. ). В. Н. Репнина в своих воспоминаниях сообщает, что когда в Риме находился тяжело больной друг Гоголя гр. И. М. Вьельгорский, то «Черткова вместе с Гоголем нежно ухаживала за ним» («Материалы» Шенрока, III, стр. 191). Е. Г. Черткова уехала из Рима незадолго до смерти Вьельгорского. Данное письмо к Е. Г. Чертковой написано Гоголем, повидимому, во время его поездки из Рима в Мариенбад в июне 1839 г. (Об этой поездке см. «Материалы» Шенрока, III, стр. 351.) 115. М. П. ПОГОДИНУ. Печатается по подлиннику ( ПД). Впервые опубликовано в «Сочинениях и письмах», V, стр. 376–377. Очень рад, что вам помещение пришлось по душе. Провожая М. П. и Е. В. Погодиных в Париж, Гоголь снабдил их рекомендательным письмом к А. С. Данилевскому (см. ). Сладки и грустны мои минуты нынешние. Ср. «Ночи на вилле»: «они были сладки и томительны, эти бессонные ночи…». 116. М. И. ГОГОЛЬ. Печатается по подлиннику ( КИЛ). Впервые опубликовано в «Сочинениях и письмах», V, стр. 379. Опущенный Кулишом кусок письма напечатан в «Материалах» Шенрока, III, стр. 321–322. 117. В. Н. РЕПНИНОЙ. Печатается по подлиннику ( ПД). Впервые опубликовано в сборнике «Н. В. Гоголь. Материалы и исследования», I, стр. 53–54, с примечаниями В. Г. (стр. 94–95), установившего дату письма. Оно написано позднее путешествия из Кастелламаре (в июле 1838 г.) и перед каким-то новым путешествием, может быть, перед поездкой морем из Италии в Марсель вместе с М. Ю. Вьельгорским, осуществленной в июне 1839 г. |
| Галиот был уже в виду Корсики. Хозяин судна называл достопримечательные места на побережье, и хотя все они были совершенно незнакомы мисс Лидии, ей доставляло некоторое удовольствие узнавать их названия. Нет ничего скучнее безымянного пейзажа. Иногда в зрительную трубу полковника был виден какой-нибудь островитянин, одетый в коричневый плащ, с длинным ружьем, скачущий по крутым склонам верхом на маленькой лошадке. Мисс Лидия в каждом видела бандита или, вернее, сына, спешащего мстить за смерть отца; но Орсо уверял, что это какой-нибудь житель соседнего местечка, едущий по своим делам, что ружье он возит с собою не столько по необходимости, сколько из щегольства и подчинения моде, точно так, как денди не выходит без изящной трости. Хотя ружье есть оружие менее благородное и поэтическое, чем стилет, но все-таки мисс Лидия находила, что мужчине оно идет больше, чем трость, и вспоминала, что все герои лорда Байрона умирают от пули, а не от классического кинжала. После трехдневного плавания перед глазами наших путешественников развернулась великолепная панорама залива Аяччо. Справедливо сравнивают ее с видом Неаполитанского залива. А в то время, когда галиот входил в порт, горевший маки , окутывая дымом Punta di Girato , напоминал Везувий и усиливал сходство с заливом. Недоставало только, чтобы полчища Аттилы опустошили окрестности Неаполя, потому что вокруг Аяччо все мертво и пустынно. Вместо изящных зданий, открывающихся со всех сторон от Кастелламаре до мыса Мизены, вокруг залива Аяччо видны только мрачные маки да позади них лысые горы. Ни одной виллы, ни одного жилья. Лишь кое-где, на окружающих город высотах, белая постройка выделяется на зеленом фоне: это надгробные часовни, фамильные склепы. Все в этом пейзаже полно торжественной и печальной красоты. Вид города, особенно в те времена, еще усиливал впечатление, произведенное пустынностью его окрестностей. На улицах нет никакого движения; встречаются немногие, и все одни и те же, праздные фигуры. Ни одной женщины, кроме нескольких крестьянок, привезших на продажу съестные припасы. Не слышно громкого говора, пения, смеха, как в итальянских городах. Иногда на бульваре под тенью дерева кучка вооруженных крестьян играет в карты; некоторые смотрят на игру. Они никогда не кричат, не спорят; если страсти разгорятся, то раздаются пистолетные выстрелы, которые всегда предшествуют угрозам. Корсиканец от природы важен и молчалив. Вечером появляется несколько желающих подышать свежим воздухом, но прогуливаются почти только одни иностранцы. Островитяне остаются у своих дверей; каждый настороже, как сокол на своем гнезде. Глава 4 |
| Как можно так несправедливо думать! Напротив, это одно средство, которое было причиною уменьшения их робости. Они, приехавши из деревни, были совершенные дикарки, от которых посторонний человек не мог добиться слова. Теперь по крайней мере они могут разинуть рот и произнести несколько удовлетворительных слов. Я им доставлял знакомства постепенно и притом такие, которые не заставляли их вовсе женироваться, но быть совершенно простыми и непринужденными, знакомства, которые могли им доставить пользу существенную, образовать их ум, и вместо всего этого… Можно ли так судить! Я вам очень благодарен, маминька, за ваши воспоминания обо мне и любовь вашу. Но я вас прошу не очень заботиться насчет приуготовления нужных по вашему мнению вещей. Мне решительно в этом роде ничего не нужно. Напрасно вы нашили мне рубашек. Я их без всякого сомнения не могу носить и не буду, потому что они сшиты не так, как я привык. Лучше обождать, покамест вы будете иметь на образец мою рубашку, на манер которой вы можете уже заказать мне сшить. Во всяком случае не нахожу слов, как благодарить вас за ваши заботы. Что касается до времени моего приезда, то ничего наверно не могу вам сказать, всё это будет зависеть от моего здоровья и обстоятельств. Впрочем, я постараюсь быть непременно к выпуску сестер в Петербурге, хотя заранее содрогаюсь от нашего жестокого климата, который решительно был признан гибельным докторами для моего здоровья. Больше ничего не имею вам теперь сказать. Прощайте до следующего письма. Для лучшего и исправнейшего получения писем адресуйте ваше письмо в Мариенбад, в Богемию, оттуда оно будет ко мне отправлено вернейшим образом. Ваш любящий много сын. Репниной В. Н., июнь 1839 117. В. Н. РЕПНИНОЙ. Чивита Веккия или Чертавекия. Благодарю вас за ваш «Счастливый путь!» Он верно будет счастлив, я в этом уверен. Помните, когда я ехал из Кастелламаре, и вы мне желали счастливого пути? Он был счастлив. Я исполнил тогда все, что должен был исполнить, обделал дела хорошо, безупречная совесть весело провожала возвратный путь мой в Италию. |
| Извозчик молчал, был подавлен своей беспутностью, своими пороками, – тем, что он до последнего гроша проигрался ночью. Но утро было свежее, на таком воздухе, среди моря, под утренним небом, хмель скоро улетучивается и скоро возвращается беззаботность к человеку, да утешал извозчика и тот неожиданный заработок, что дал ему какой-то господин из Сан-Франциско, мотавший своей мертвой головой в ящике за его спиною… Пароходик, жуком лежавший далеко внизу, на неясной и яркой синеве, которой так густо и полно налит Неаполитанский залив, уже давал последние гудки – и они бодро отзывались по всему острову, каждый изгиб которого, каждый гребень, каждый камень был так явственно виден отовсюду, точно воздуха совсем не было. Возле пристани младшего портье догнал старший, мчавший в автомобиле мисс и миссис, бледных, с провалившимися от слез и бессонной ночи глазами. И через десять минут пароходик снова зашумел водой и снова побежал к Сорренто, к Кастелламаре, навсегда увозя от Капри семью из Сан-Франциско… И на острове снова водворились мир и покой. На этом острове две тысячи лет тому назад жил человек, несказанно мерзкий в удовлетворении своей похоти и почему-то имевший власть над миллионами людей, наделавший над ними жестокостей сверх всякой меры, и человечество навеки запомнило его, и многие, многие со всего света съезжаются смотреть на остатки того каменного дома, где жил он на одном из самых крутых подъемов острова. В это чудесное утро все, приехавшие на Капри именно с этой целью, еще спали по гостиницам, хотя к подъездам гостиниц уже вели маленьких мышастых осликов под красными седлами, на которые опять должны были нынче, проснувшись и наевшись, взгромоздиться молодые и старые американцы и американки, немцы и немки и за которыми опять должны были бежать по каменистым тропинкам, и все в гору, вплоть до самой вершины Монте-Тиберио, нищие каприйские старухи с палками в жилистых руках, дабы подгонять этими палками осликов. Успокоенные тем, что мертвого старика из Сан-Франциско, тоже собиравшегося ехать с ними, но вместо того только напугавшего их напоминанием о смерти, уже отправили в Неаполь, путешественники спали крепким сном, и на острове было еще тихо, магазины в городе были еще закрыты. |
| нять все зависящие от них меры для возбуждения религиозной ревности народа. И эти иерархи действительно постарались употребить всю силу своего влияния на пасомых в желаемом для Рима направлении. Провозглашая в своих епархиях папскую буллу, они, чтобы доставить ей возможно-больший успех присоединяли к ней собственные разъяснения и пастырские увещания. Епископ Кастелламарский напр. в пастырском послании со своей стороны убеждал пасомых воспользоваться юбилеем и предпринять благочестивое паломничество в Рим. Со всей ясностью раскрывая учение об индульгенциях и их значении, он, в пламенных, дышащих любовью красноречивых выражениях, обращался к пастве с увещанием о достойном праздновании святого года. «Пойдем в Рим с благоговением и в большом количестве», заключал епископ свое воззвание, «к стопам нашего отца и учителя, славного и мудрого иерарха Льва который ждет нас там, чтобы утешить своими советами и своим благословением. Пойдем в Рим, как паломники веры, надежды и любви, и возвратимся укрепленные духом, с более твердой решительностью и с большей крепостью, чтобы доблестно ратовать в воинстве И. Христа и стяжать, по Его милости, награду победителей, – бессмертный венец вечной славы». – И со всех концов мира, внимая голосу пастырей своих, двинулись в Рим благочестивые паломники. На страстной и пасхальной неделе напр. не проходило ни одного дня, чтобы в римских газетах не было нескольких известий об отправлении или прибытии паломников. В одни лишь эти апрельские и предстоявшие майские дни посетили Рим или ожидались в нем итальянские богомольцы из городов и провинций: Витербо, Беневента, Бергамо, Пьемонта, Кампании, Тосканы, Генуи, Пизы, Сиены, Потенцы, Фоджии, Бари, Базиликаты, Калабрии, Сардинии и др., а из иностранцев: Швейцарцы, Бельгийцы, Голландцы, Французы из Марселя, Бордо, Ниццы, Камбрэ, Нанта, Эльзасцы и Лотарингцы, Австрийцы, Албанцы, Богемцы, Венгерцы, Поляки, Испанцы, Португальцы, Американцы Соединенных Штатов, Бразильцы и жители Туниса. Эти паломники разных городов и стран отправлялись в Рим не по одиночке и не случайно сходившимися толпами; но организо- |
| Является вопрос, какое же именно из трех имен давалось в dies lustricus? Должно думать, что первее всего давалось gentile, ибо при люстрации младенец принимался в культ гентильный. Но, кроме того, родителями давалось еще praenomen, полуиндивидуальное 522 имя, которое официально констатировалось и обнаруживалось, так сказать, при занесении в списки граждан – во время инвеституры в toga virilis. Вот почему автор сочинения De praenominibus (e. 3) говорит: Pueris non prius quam togam virilem sumerent – praenomina imponi moris fuisse Scaevola auctor est; по объяснению Моммсена 523 надо разуметь это в том смысле, что официальное объявление о предыменах для цели занесения в списки граждан тогда только имело место. Можно добавить к этому еще то, что только в день инвеституры в toga virilis молодой гражданин получал сакраментальное praenomen; до тех же пор он, быть может, пользовался им фактически, как кличкою (особенно в более позднюю эпоху). Auctor de praen. сам указывает, а написи доказывают его заявление, что praenomen фактически давался ребенку 524 . Так, например, написи гласят: М. Calvio Oflioni qui vixit annis VIII (X, 2221) T. Flavio T.f.Vibiano, vixit an. uno mens. VIII (Furbaletto Lapidi Patavinen . 228) N. Valasio Grato vix. ann. XII (X, 1041=J.R.N.) Последняя напись – помпейская и принадлежит, вероятно, республиканскому периоду 525 . В интересной нагробной написи из Кастелламаре (X, 8131) 526 читаем следующую стихотворную эпитафию: А! male Parcarum dura de lege sororum raptus in his telluris sedibus atrae bis septem minus aute dies quam quinque per orbes Solis equigenae [ие coeligenae ли? как догадывается Manquardt, S. 11, Anm. 5 zu S. 10] complerem parvulus annos, nomine Longinius, praenomine Caius olim, cui Proculus cognomen erat, nunc umbre nec umbra subter humum positus mortis tegor ecce sepulchro. По своему значению эти praenomina римлян относятся либо к обстоятельствам рождения, как например: Lucius, Manius; другие – ко дню, к утру рождения: Quintus, Sextus, Postumus, Opiter (т.е. cui avus est pro patre); или содержат общее понятие: Tullus от tollere, Servius от servare, Vibius родственно c vivere, Gaius от gaudere; или примыкают к именам богов: Marcus, Mamercus, Lar; Tiberius 527 . Однако было бы слишком поверхностно думать, что в предыдущих praenomina дело ограничивалось одними феноменами. Конечно, нет! За феноменами внешнего мира для древних всегда скрывались ноумена мира религиозного. Поэтому всякое имя было непременно связано и по содержанию своему с миром трансцендентным. Другими словами, всякое имя было именем богоносным, теофорным, и в нем носитель его сливался с высшим миром, в имени своем или именем своим пуская корни в небо. |
| Церковный регион Апулия объединяет архиеп-ство Бари и Битонто (архиеп-ство-суффраган Трани, Барлетта и Бишелье; еп-ства-суффраганы Альтамура, Гравина и Акуавива-делле-Фонти; Андрия; Конверсано и Монополи; Мольфетта, Руво, Джовинаццо и Терлицци), архиеп-ство Лечче (архиеп-ства-суффраганы Бриндизи и Остуни; Отранто; еп-ства-суффраганы Нардо и Галлиполи; Удженто и Санта-Мария-ди-Леука), архиеп-ство Таранто (еп-ства-суффраганы Кастелланета; Ория), архиеп-ство Фоджа и Бовино (еп-ства-суффраганы Чериньола и Асколи-Сатриано; Лучера и Троя; Сан-Северо; архиеп-ство Манфредония, Виесте и Сан-Джованни-Ротондо). Церковный регион Базиликата состоит из архиеп-ства Потенца, Муро-Лукано и Марсико-Нуово (архиеп-ства-суффраганы Ачеренца; Матера и Ирсина; еп-ства-суффраганы Мельфи, Раполла и Веноза; Трикарико; Турси и Лагонегро). В церковный регион Калабрия входят архиеп-ство Катандзаро и Скуиллаче (архиеп-ство-суффраган Кротоне и Санта-Северина и еп-ство-суффраган Ламеция-Терме), архиеп-ство Козенца и Бизиньяно (архиеп-ство-суффраган Россано и Кариати; еп-ства-суффраганы Кассано-аль-Йонио; Сан-Марко-Арджентано и Скалеа), архиеп-ство Реджо-Калабрия и Бова (еп-ства-суффраганы Локри и Джераче; Милето, Никотера и Тропеа; Оппидо-Мамертина и Пальми) и еп-ство Лунгро (подчинено непосредственно Папскому престолу). Церковный регион Кампания представлен архиеп-ством Беневенто (архиеп-ство-суффраган Сант-Анджело-деи-Ломбарди; еп-ства-суффраганы Авеллино; Ариано-Ирпино и Лачедония; Конца, Нуско и Бизачча; Черрето-Саннита, Телезе и Сант-Агата-де-Готи), архиеп-ством Неаполь (архиеп-ства-суффраганы Капуа; Сорренто и Кастелламаре-ди-Стабия; еп-ства-суффраганы Аверса; Алифе и Каяццо; Ачерра; Искья; Казерта; Нола; Поццуоли; Сесса-Аурунка; Теано и Кальви), архиеп-ством Салерно, Кампанья и Ачерно (архиеп-ство-суффраган Амальфи и Кава-де-Тиррени; еп-ства-суффраганы Валло-делла-Лукания; Ночера-Инфериоре и Сарно; Теджано и Поликастро). В церковный регион Лацио кроме диоцеза Рим входят субурбикарные еп-ства: Альбано; Веллетри и Сеньи; Остия; Палестрина; Порто и Санта-Руфина; Сабина и Поджо-Миртето; Фраскати, а также диоцезы, непосредственно подчиненные Папскому престолу: архиеп-ство Гаэта, еп-ства Ананьи и Алатри; Витербо; Латина, Террачина, Седзе и Приверно; Риети; Сора, Акуино и Понтекорво; Фрозиноне, Вероли и Ферентино; Чивита-Кастеллана; Чивитавеккья и Таркуиния; Тиволи; Витербо. |
|
|
