| В.В. Виноградов Ввернуть (загвоздить) крепкое словцо Ввернуть (загвоздить) крепкое словцо. Отпечаток каламбурного словоупотребления может возникнуть и в том случае, когда целый ряд слов профессионального, конкретного значения употреблен в экспрессивном, переносном смысле и образует как бы восходящую лестницу синонимов. Так, Гоголь сочетает глаголы – ввернуть, скрепить, загвоздить с выражением – «кое-какое крепкое словцо» и использует соответствующие фразеологические единицы в качестве своеобразного рефрена. Именно так построен рассказ Чичикова о дворовом человеке Попове. «Должен быть грамотей: ножа, я чай, не взял в руки, а проворовался благородным образом. Но вот уж тебя, беспашпортного, поймал капитан-исправник. Ты стоишь бодро на очной ставке. ”Чей ты?“ – говорит капитан-исправник, ввернувши тебе, при сей верной оказии, кое-какое крепкое словцо. ”Такого-то и такого-то помещика“, – отвечаешь ты бойко. ”Зачем ты здесь?“ – говорит капитан-исправник. ”Отпущен на оброк“, – отвечаешь ты без запинки. ”Где твой пашпорт?“ – ”У хозяина, мещанина Пименова“. – ”Позвать Пименова! Ты Пименов?“ – ”Я Пименов“. – ”Давал он тебе пашпорт свой?“ – ”Нет, не давал он мне никакого пашпорта“. – ”Что ж ты врешь?“ – говорит капитан-исправник с прибавкою кое-какого крепкого словца. ”Так точно, – отвечаешь ты бойко, – я не давал ему, потому что пришел домой поздно, а отдал на подержание Антипу Прохорову, звонарю“. – ”Позвать звонаря! Давал он тебе пашпорт?“ – ”Нет, не получал я от него пашпорта“. – ”Что же ты опять врешь?“ – говорит капитан-исправник, скрепивши речь кое-каким крепким словцом. ”Где ж твой пашпорт?“ – ”Он у меня был, – говоришь ты проворно, – да, статься может, видно, как-нибудь дорогой пообронил его“. – ”А солдатскую шинель, – говорит капитан-исправник, загвоздивши тебе опять в придачу кое-какое крепкое словцо, – зачем стащил?“». В сущности, в этом примере характерный для Гоголя прием использования разнообразных очень выразительных синонимов осложнен каламбурным их подбором и размещением. При однородности значения и даже при общности стилистической окраски – в выражениях: «ввернуть кое-какое крепкое словцо», «скрепить речь кое-каким крепким словцом», «загвоздить кое-какое крепкое словцо», сопоставленных друг с другом и сменяющих одно другое, начинают смутно проступать и первичные, конкретные значения глаголов – ввернуть, скрепить, загвоздить. (Виноградов. О языке худож. лит., с. 239–240). Читать далее Источник: История слов : Ок.1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связ./В. В. Виноградов; Рос. акад. наук. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет " Рус. яз. " . Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. - М., 1999. - 1138 с. ISBN 5-88744-033-3 Поделиться ссылкой на выделенное |
| Попов, дворовый человек, должен быть грамотей: ножа, я чай, не взял в руки, а проворовался благородным образом. Но вот уж тебя беспашпортного поймал капитан-исправник. Ты стоишь бодро на очной ставке. „Чей ты?“ — говорит капитан-исправник, ввернувши тебе при сей верной оказии кое-какое крепкое словцо. „Такого-то и такого-то помещика“, — отвечаешь ты бойко. „Зачем ты здесь?“ — говорит капитан исправник. „Отпущен на оброк“, — отвечаешь ты без запинки. „Где твой паспорт?“ — „У хозяина, мещанина Пименова“. — „Позвать Пименова! Ты Пименов?“ — „Я Пименов“. — „Давал он тебе пашпорт свой?“ — „Нет, не давал он мне никакого пашпорта“. — „Что ж ты врешь?“ — говорит капитан-исправник с прибавкою кое-какого крепкого словца. „Так точно, — отвечаешь ты бойко, — я не давал ему, потому что пришел домой поздно, а отдал на подержание Антипу Прохорову, звонарю“. — „Позвать звонаря! Давал он тебе пашпорт?“ — „Нет, не получал я от него пашпорта“. — „Что ж ты опять врешь! — говорит капитан-исправник, скрепивши речь кое-каким крепким словцом. — Где ж твой пашпорт?“ — „Он у меня был, — говоришь ты проворно, — да, статься может, видно как-нибудь дорогой пообронил его“. — „А солдатскую шинель, — говорит капитан-исправник, загвоздивши тебе опять в придачу кое-какое крепкое словцо, — зачем стащил? и у священника тоже сундук с медными деньгами?“ — „Никак нет, — говоришь ты, не сдвинувшись, — в воровском деле никогда еще не оказывался“. — „А почему же шинель нашли у тебя“ — „Не могу знать: верно, кто-нибудь другой принес ее“. — „Ах ты бестия, бестия! — говорит капитан-исправник, покачивая головою и взявшись под бока. — А набейте ему на ноги колодки да сведите в тюрьму“. — „Извольте я с удовольствием“, — отвечаешь ты. И вот, вынувши из кармана табакерку, ты потчеваешь дружелюбно каких-то двух инвалидов, набивающих на тебя колодки, и расспрашиваешь их, давно ли они в отставке и в какой войне бывали. И вот ты себе живешь в тюрьме, покамест в суде производится твое дело. И пишет суд: препроводить тебя из Царевококшайска в тюрьму такого-то города, а тот суд пишет опять: препроводить тебя в какой-нибудь Весьегонск, и ты переезжаешь себе из тюрьмы в тюрьму и говоришь, осматривая новое обиталище: „Нет, вот весьегонская тюрьма будет почище: там хоть и в бабки, так есть место, да и общества больше!“ Абакум Фыров! ты, брат, что? где, в каких местах шатаешься? Занесло ли тебя на Волгу и взлюбил ты вольную жизнь, приставши к бурлакам?..» Тут Чичиков остановился и слегка задумался. |
| Попов, дворовый человек, должен быть грамотей: ножа, я чай, не взял в руки, а проворовался благородным образом. Но вот уж тебя, беспашпортного, поймал капитан-исправник. Ты стоишь бодро на очной ставке. «Чей ты?» говорит капитан-исправник, ввернувши тебе при сей верной оказии кое-какое крепкое словцо. «Такого-то и такого-то помещика», отвечаешь ты бойко. «Зачем ты здесь?» говорит капитан-исправник. «Отпущен на оброк», отвечаешь ты без запинки. «Где твой пашпорт?» — «У хозяина, мещанина Пименова». — «Позвать Пименова! Ты Пименов?» — «Я Пименов». — «Давал он тебе пашпорт свой?» — «Нет, не давал он мне никакого пашпорта». — «Что ж ты врешь?» говорит капитан- исправник с прибавкою кое-какого крепкого словца. «Так точно», отвечаешь ты бойко: «я не давал ему, потому что пришел домой поздно, а отдал на подержание Антипу Прохорову, звонарю». — «Позвать звонаря! Давал он тебе пашпорт?» — «Нет, не получал я от него пашпорта». — «Что ж ты опять врешь!» говорит капитан-исправник, скрепивши речь кое-каким крепким словцом. «Где ж твой пашпорт?» — «Он у меня был», говоришь ты проворно: «да, статься может, видно, как-нибудь дорогой пообронил его». — «А солдатскую шинель», говорит капитан-исправник, загвоздивши тебе опять в придачу кое-какое крепкое словцо: «зачем стащил? и у священника тоже сундук с медными деньгами?» — «Никак нет», говоришь ты, не сдвинувшись: «в воровском деле никогда еще не оказывался». — «А почему же шинель нашли у тебя?» — «Не могу знать: верно, кто-нибудь другой принес ее». — «Ах, ты, бестия, бестия!» говорит капитан-исправник, покачивая головою и взявшись под бока. «А набейте ему на ноги колодки, да сведите в тюрьму». — «Извольте! я с удовольствием», отвечаешь ты. И вот, вынувши из кармана табакерку, ты потчеваешь дружелюбно каких-то двух инвалидов, набивающих на тебя колодки, и расспрашиваешь их, давно ли они в отставке и в какой войне бывали. И вот ты себе живешь в тюрьме, покамест в суде производится твое дело. И пишет суд: препроводить тебя из Царевококшайска в тюрьму такого-то города, а тот суд пишет опять: препроводить тебя в какой-нибудь Весьегонск, и ты переезжаешь себе из тюрьмы в тюрьму и говоришь, осматривая новое обиталище: «Нет, вот весьегонская тюрьма будет почище: там хоть и в бабки, так есть место, да и общества больше!» — «Абакум Фыров! ты, брат, что? где, в каких местах шатаешься? Занесло ли тебя на Волгу, и взлюбил ты вольную жизнь, приставши к бурлакам ?..» Тут Чичиков остановился и слегка задумался. |
| 2 дек. праздновали память еще одного пророка, Аввакума (в просторечье – «Абакум»). В Абакумов день «понаумленного» накануне мальчика снаряжали к учителю. С букварем и указкой в руках шел ученик; рядом с ним матушка несла учителю горшок гречневой каши. Бывало, несли учителю также курицу, а то и гуся. 3 дек. отмечали память св. Саввы Сторожевского и св. Иоанна Молчальника (см.: Иван Молчальник) словоохотливые старушки давали молодежи добрые советы вроде того, чтобы «не болтать языком, что овца хвостом», «не говорить вздору – не выносить из избы сору» и т. п. В этот же день повторяли на Руси старые изречения: «Слово серебро, молчание – золото!», «Слово не воробей, вылетит – не поймаешь!», «От одного слова да навек ссора!», «Бритва скребет, слово режет!», «Человеку дано слово, скоту немота!» – говорил русский народ. «Что слово, то и дело!», «Слово – закон, словцо – олово!», «И клад со словом кладут: кому дастся, а кому – нет!», «Не дав слова, крепись, а дал – держись!», «Скажу слово, берегись – обожгу!», «Слово пуще стрелы разит!», «Твое бы слово да Богу в уши!» «Ласково словечушко – что вешний день!», «То и человек хорош, коли он кому – слово, кому – словцо, а кому и словечушко!», «Не бойся той собаки, которая лает, бойся той, что молчит!» По народному убеждению: «Злое слово ведуном по свету ходит, а доброе словцо – красной девицей!», «От злого слова не станется!», «Ласково словечко не трудно, да споро!», «Хорошая молва дело растит; жаль, что добрая-то дома лежкой-лежит, а худая далече бежит!» Но порой говорили: «Ты ему слово, а он тебе десять!», «На словах-то он скор, да на деле не спор!», «Слово слову рознь: словом Бог мир создал, словом Иуда предал Господа!», «На словах – так и сяк, а на деле – никак!», «Его слова на воде вилами писаны!», «Твое слово дешево, ты на словах как на санях, на словах – что на гуслях, а на деле – как на копыле!», «У него слово родит, третье само бежит, слово за словом, а коснись до дела – стой, не туда заехали!» За Абакумами следовали Варвары-великомученицы (4 дек.). «Варвара мосты мостит (на юге) – домащивает (на севере)!», «На Варвару зима дорогу доваривает!», «Все тепло да тепло, погоди – придет Варвара: заварварят и морозцы!», «Трещит Варюха – береги нос да ухо!» Имя Варвары, строящей, по народному представлению, зимние ледяные мосты, было тесно связано с празднуемыми в следующие дни (5 дек.) прп. Саввою Освященным и (6 дек.) Николаем Чудотворцем. По записанным В. И. Далем поговоркам: «Варвара мостит, Савва стелет, Никола гвоздит!», «Варвара заварит, Савва засалит, Никола закует!» Даже о праздничном гулянье говорили крестьяне, связывая эти три имени: «Лучше не саввить и не варварить, а пониколить!», «Просаввились мужики, проварварились, последний грош прониколили!» и т. п. По крестьянским приметам, «к Варварам» день становился как будто подлиннее: «Варвара ночи урвала, ночи урвала – дня притачала!» |
| «Сирийцы едины»… Долго ли сирийцы будут думать о мерах, которые могут быть ими предприняты по отношению к напавшим на дорогое им Отечество зверям? Скорее всего, нет. Горящие глаза христиан и мусульман говорят о готовности действовать – ведь Рубикон был перейден… скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии Сергий 14 ноября 2013, 18:52 Почему " прогрессивное человечество " молчит? Почему правозащитники не кричать о насилии над христианами Сирии? Кто остановить этих дикарей, называющими себя мусульманами? Что это за вера, которая порождает таких зверей? Миру нужны лидеры, которые уничтожат этого зверя в мусульманском обличье. Это общий враг человечества. Серафима 13 ноября 2013, 15:44 Ужаснула фотография с распятием! Евгений Тисанов 13 ноября 2013, 14:11 Спаси Господи и защити Сирийский народ Любовь 13 ноября 2013, 02:28 Господи помоги. Невинным людям пострадавшим от этих злодеев, а этих зверей накажи за горе которое они принесли на эту землю р.Божия Ирина 12 ноября 2013, 20:58 Но будет время, Грозный час - Конец людскому злодеянью, То будет страшный день, Когда Господь людей осудит. И дверь закроет навсегда, Прощенья никому не будет. Тогда в день Страшного суда, Когда последний суд начнется, Земля исчезнет навсегда, Ей больше места не найдется. И прекратится род людской, Земля в пылинки превратится Среди планет она звездой Не будет уж во тьме светиться. Конец земли, конец всему, Людей настигнет воздаянье, И вверну грешников во тьму, Где смерть и вечные страданья. Из послания " Последний Божий призыв " . По благословению схиигумена Иеронима Санаксарского. р.Божия Ирина 12 ноября 2013, 20:40 Страшно, когда читаешь о таких зверствах. Почему бы вам не опубликовать стихи на этом сайте " Последний Божий призыв " . Переведите их на все языки мира, пусть каждый житель планеты знает, ЧТО ждет нашу Землю, если люди не перестанут уничтожать друг друга. Планета будет уничтожена! И эту информацию содержит Библия, думаю, что и их Коран содержит тоже самое. Остановить людей может сейчас только это: |
| Хотя бы старую «Русскую линию» уважаемого Сергея Михайловича Григорьева. Напомню, что Русская Народная Линия появилась неслучайно. Хотя Домбровская пишет Адвокату: «Вы ( " нас " ) - это и есть Русская Линия? А Русская народная... (впрочем, зачем же здесь это словцо-то встряло?!!)- это " Вы " ? И Народ - это " вы " ? А Вы народ?» «Словцо» Народная не «встряло», Екатерина, а появилось в названии сайта после обсуждения с многими авторами, которые высказали поддержку Анатолию Дмитриевичу и другим сотрудникам, решившим отстаивать свою позицию, свое отношение к Русской истории. Напомню, что Степанову и другим сотрудникам было сказано, что они остаются на работе, но меняется редакционная политика «Русской линии». Поэтому Степанов с единомышленниками создали новый сайт. И не стоит Вам язвить над словом Народная в названии информационно-аналитической службы. Адвокат, Степанов и о.Александр Шумский имеют не меньшее право считать себя народом, чем Вы и так любезная Вашему сердцу «дезинфектор». В постах «дезинфектора» грубости и хамства Вы не разглядели? Слова «Кто же таких дураков закроет, которые позорят имя православных» и т.п. оскорбления Степанова и редакции, вероятно, показались Вам невинным кокетством барышни-дворянки с грубыми мужланами на РНЛ. Позволю себе заметить, чтобы так изощрено хамить и язвить, как это делаете Вы, надо действительно обладать «высоким стилем» и литературными способностями. «Дезинфектору» это не удается. Уважаемая Екатерина, понимаю, что Вам может не нравиться редакционная политика РНЛ и публикации некоторых авторов. Но стоит ли так явно навязывать свой взгляд на то, каким должен быть сайт РНЛ Анатолию Степанову? Вам с Семенко не нравится стиль письма и мысли о.Александра Шумского – это Ваше право. Но Вы же не главный редактор РНЛ и не вправе представлять точку зрения всех читателей и авторов. Хотелось бы обратиться к «гонимым» батюшкам, за которых так отважно сражается с грубиянами Екатерина Домбровская. Дорогой отец Алексей Бачурин! Я искренне рад узнать, что Вы являетесь постоянным слушателем радио «Радонеж». |
| Так трудно было уже понять, различить, в чем она, чистота, какие она диктует границы. У старообрядцев не было подобной проблемы. Но после Октября – или, во всяком случае, уже к десятилетию Октября, с памятной декларацией “ваши радости – наши радости”, – проблема явилась даже и для строго церковных людей. А уж просто “культурный слой”! От Михаила Константиновича Поливанова, мужа мемуаристки, я услышал словцо “ранис” – с разъяснением, что сей советской аббревиатурой – “работники науки и искусства” – хранившие Чистоту саркастически обозначали утративших Чистоту, перековавшихся. Анастасия Александровна, автор мемуаров, в своей книге приводит и другое аналогичное словцо, “оплот”, пущенное Пастернаком. Рассказчица, как и ее мать, Марина Казимировна Баранович (вторая – или даже первая – героиня книги, чей образ всегда рядом с автором) не были из самых непримиримых пуристов: у них “даже близкие друзья, за редчайшими исключениями, были советские”; но общий принцип маркировки людей, несомненно, присутствовал. Однако самый существенный вопрос дальше: каковы же были критерии? кто и по каким признакам маркировался как “свой”, как сообитатель острова? И задавшись этим вопросом, мы видим, что внутренняя эмиграция явно не была всего одним островом в советском море; скорей, это был архипелаг, еще один. В разных кругах действовали разные критерии Чистоты. Одни острова возникали по религиозным признакам, другие – по политическим, по степени неприятия режима, третьи наконец – по культурным: для их обитателей в отделении от советского моря важно было не только отделение от тоталитарного бесчеловечия, но еще и противостояние мировой культуры агрессивному тупому невежеству. Про жизнь именно этого островка, где обитали эмигрировавшие в культуру, и ведется рассказ. В описанной ситуации сфера культуры, жизнь в культуре обретают особый смысл и особую роль, так сказать, “онтологическую”, бытийную. Феномен внутренней эмиграции фундаментальней, нежели простой эскапизм, отталкивание и отделение от обстоящего социума здесь куда резче, глубже, и то, что для него нужно, это не обыкновенная “отдушина”, какой может стать и игра в бирюльки, а много большее – доподлинный, полноценный Иной Мир. |
| Как он, бывало, не выносил этих стилизаций под о. Иоанна Кронштадтского или под какого-нибудь кликушествующего декадента. Митрополит был сама трезвость во всех отношениях — отсюда у него была врожденная боязнь и неприятие мистики. В мистике ему чудилось хлыстовство, кликушество, наигранность. Он совершенно трезво и прозрачно переживал содержание богослужения и давал его переживать и другим не по-своему, не по-антониевски или как-либо по-другому, не навязывал своего понимания или своих переживаний, а позволял через ткань слов проникать во внутренний смысл выражений и текстов. Поэтому он терпеть не мог болезненных прижиманий пальцев ко лбу для крестного знамения, а крестился прекрасным размашистым, истовым широким крестом, отнюдь его не «ломая в поклоне». Не выносил, когда кто-либо из батюшек начинал молиться с закрытыми глазами или с закидыванием головы и т.п. «Ну, пошел чудить, кривляться». Терпеть не мог коленопреклонений, правильно замечая, что коленопреклонение пришло к нам с Запада, от католиков, а стоял за метания, то есть земные поклоны, сохранившиеся на всем Востоке и у старообрядцев. Вообще был поклонником старообрядчества. Даже природный недостаток, полное отсутствие музыкального слуха, не делало его служения некрасивым. У него было невероятное при его немузыкальности чувство ритма, и оно восполняло недостаток слуха. Это чувство ритма делало его службу исключительно величественной и благолепной. С годами его бесстрастность в служении умягчилась даром слез, который являлся у него часто, особливо при произнесении установительных слов Евхаристии, при чтении Евангелия, иногда во время проповеди. И тогда его лицо становилось еще более иконописным. Вообще он напоминал ветхозаветного пророка. Если ему рассказывали о каком-нибудь кликушествующем священнике, особенно из молодых монахов, вокруг которых воздыхали разные почитательницы, можно было быть готовым вот-вот услышать какое-нибудь словцо по его адресу. Не дай Бог сказать вдобавок, что этот батюшка молитвенник, или мистик, или прозорливец. |
| Но и про православие русского человека у Достоевского есть словцо. Федор Михайлович говорил: “русский человек – это самый прекрасный человек в мире. Если только это православный человек. А русский без православия – последняя дрянь”. Поэтому-то я и желаю видеть свой народ и трезвым, и православным. Без первого он вообще скоро окажется в резервациях, за колючей проволокой (где же еще содержать скотов и зверей?). И это – на носу! Если мы всерьез не возьмемся за свое самоотрезвление – наш народ как самобытная национальная единица уже в самом скором времени исчезнет со страниц мировой истории. С одним первым (трезвостью) без второго (православия) он останется на этих страницах, но наполнит их позорным и дрянным содержанием. Не хочу я ни уничтожения своего народа, ни его позора! И поэтому от всей души готов приветствовать соединение этих двух начал: трезвости и православия. Как же радостно мне было видеть, что и подавляющее большинство делегатов съезда разделяют это мое желание! Но тут же надо сказать и о том, что меня встревожило и озадачило на съезде. Встревожило то, что у многих людей, даже искренне симпатизирующих Церкви и желающих, судя по всему, быть церковными людьми, отсутствует при этом церковное понимание проблемы пьянства. Церковь никогда не видела причину греха пьянства в вине как таковом. И само по себе винопитие никогда не осуждала. “Не вино грех – а пьянство”, – учил один из авторитетнейших отцов Церкви святой Иоанн Златоуст. Многие же делегаты съезда, как мне показалось, склонны видеть коренную причину пьянства именно в спиртном как таковом. Раздавались даже предложения повесить над всеми магазинами и ларьками, торгующими спиртными напитками, вывеску “ЯДОХИМИКАТЫ”. Да, теперешняя винно-водочная продукция во многом соответствует такому названию. Действительно, часто людям продают настоящую отраву. Даже и я тут неоднократно употреблял это слово. Но, дорогие мои, у меня при этом и в мыслях не было обижать виноделов Грузии, Молдавии или Азербайджана, прекрасный кагор которых мы используем для приготовления Святых Даров. У меня и в мыслях не было видеть корень греха пьянства в вине как таковом. Это было бы все равно как если бы я сказал, что корень греха чревоугодия в еде как таковой. Ведь и приохотившись к пирожным, можно создать себе проблемы со здоровьем. И тортами можно себя в гроб загнать. Что же, призывать людей на этом основании к совершенному отказу от еды? Говорить им: хоть умеренно вы едите, хоть много – все одно плохо, все одно грех?.. |
| Спор не смолк и в начале XVI века, сопровождаясь обычными увлечениями: так, толкование аллилуии, сделанное Дмитрием Греком в приведенном выше послании к Геннадию, переписывалось уже с заглавием «О трегубной аллилуиа от книги Феодора Эдесского » 624 . При дальнейшем развитии спора одна сторона даже увеличила запас своих полемических аргументов. Если в XV веке в распространении обычая двоения троегласники винили развратившихся греков, то в XVI веке двоегласники упрекали троителей в подражании латинам В одном сборнике находим апокрифическое сочинение, осененное авторитетом имени Максима Грека , иод заглавием «Сказание Максима Грека , словцо к смеющим трищи глаголати аллилуиа чрез предания церковного, а четвертое Слава Тебе, Боже». Любопытно особенно то, что этот сборник принадлежал Иосифову Волоколтскому монастырю и писан игуменом (с 1573 года) его Евфимием Турковым в 1562–1563 годах 625 . Некоторые места из этого «словца» хорошо завершают описанную полемику XV века. «Много существует разных церковных преданий: одно из них есть древнее предание – это дважды говорить аллилуиа и потом припевать Слаба Тебе, Боже; и такому церковному обычаю первый научен был самими бесплотными ангельскими силами блаженный Игнатий Богоносны й, когда они являлись ему, конечно, по Божию строению, воспевая божественные псалмы, на лики разделенные. Как же ныне смеют некоторые переиначивать это ангелами преданное староцерковное предание, трижды говоря аллилуиа и четвертое Слава Тебе, Боже! – Что вы ответите на это? Скажете, что Божия церковь в ветхом Риме так держит и возглашает? Если так, то вы явно признаете себя причастниками Латинской части, а не преданного апостолами неблазненного богоразумия. Рассудите сами, полезно ли и спасительно ли вам петь св. Троицу с зловерными Латинами, а не с благоверно проповедующими слово евангельской истины четырьмя православными патриархами. Но в таком случае, добрые мои, пора уже вам принять и прочие церковные папины обычаи, во всю четыредесятницу до самой великой субботы молчать и не петь аллилуиа, потому что молчит папа, и не на квасном просфоре, а на опресноках совершать священную тайную службу, как и он совершает, и проскомисания не считать нужным, как не считает и он, и теплоты не вливать в священный потир, но трижды вдыхать в потир, как и он. |
|
|
