Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Иосиф (Савраш), еп. Станиславский и Коломыйский. Фотография. 1957 г. (Савраш Иосиф Михайлович; 27.04.1909, с. Черниев, ныне Ивано-Франковской обл., Украина - 5.06.1984, Ивано-Франковск), архиеп. Ивано-Франковский и Коломыйский. Из семьи железнодорожного служащего, принадлежал к Греко-католической Церкви (см. Униаты ). В 1927 г. окончил гимназию в г. Станиславув (до 1939 в составе Польши, позднее Станислав, ныне Ивано-Франковск), затем там же - униат. семинарию. В 1930-1932 гг. учился на богословском фак-те ун-та Инсбрука (Австрия). 4 сент. 1932 г. рукоположен во пресвитера и назначен настоятелем униат. Покровского храма в Станиславуве. В 1936 г. защитил магистерскую диссертацию по богословию во Львовском ун-те. С 1938 г. настоятель Троицкого храма в с. Золотой Поток (ныне в Тернопольской обл. Украины), с 1940 г.- Благовещенской ц. с. Подлужье (ныне в Ивано-Франковской обл.), с 1946 г.- Михайловского храма в Снятыне (Снятин). Стал участником Львовского Собора 1946 г. греко-католического духовенства, принявшего решение об упразднении Брестской унии и о воссоединении с Русской Православной Церковью. Был возведен в сан протоиерея. После кончины Станиславского и Коломыйского архиеп. Антония (Пельвецкого) решением Свящ. Синода РПЦ от 19 июня 1957 г. определен епископом Станиславским и Коломыйским. 2 авг. того же года пострижен в Пещерной ц. Киево-Печерской лавры в честь Успения Пресв. Богородицы в монашество с именем Иосиф в честь прп. Иосифа Печерского, 3 авг. возведен в сан архимандрита, 4 авг. архиерейскую хиротонию И. во Владимирском соборе Киева возглавил Киевский и Галицкий митр. Иоанн (Соколов) . Все 25 лет архиерейского служения И. прошли на одной епархиальной кафедре. Все это время архиерей постоянно объезжал приходы своей епархии, совершал богослужения и произносил проповеди. При И. в епархии стали регулярными съезды благочинных, при епархиальном управлении был организован миссионерский комитет для работы среди униатов. В 1959 г. И. вместе с архиепископами Львовским Палладием (Каминским) , Мукачевским Варлаамом (Борисевичем) и еп. Дрогобычским Григорием (Закаляком) обратился к Патриарху Алексию I с рапортом в связи с политикой светских властей по ограничению землепользования мон-рей. Архиереи западноукр. епархий просили Патриарха «о ходатайстве перед соответствующими государственными органами о более внимательном и неспешном разрешении этих вопросов» (Письма Патриарха Алексия I в Совет по делам РПЦ, 1954-1970. М., 2010. Т. 2. С. 243-244).

http://pravenc.ru/text/578543.html

Сортировать по Исключить новости Патриарх глазами фотохудожника Фотограф — человек, который всех видит. Хороший фотограф — человек, которого, кроме того, никто не замечает. Фотограф, снимающий во время богослужения, должен быть очень и очень хорошим. А фотограф, снимающий на патриарших богослужениях, еще и летописец. 15 ноября, 2011 Фотограф — человек, который всех видит. Хороший фотограф — человек, которого, кроме того, никто не замечает. Фотограф, снимающий во время богослужения, должен быть очень и очень хорошим. А фотограф, снимающий на патриарших богослужениях, еще и летописец. Фотограф — человек, который всех видит. Хороший фотограф — человек, которого, кроме того, никто не замечает. Фотограф, снимающий во время богослужения, должен быть очень и очень хорошим — не отвлечь священников от служения, мирян — от молитвы, не нарушить благоговейного настроения, не «спугнуть» ощущение благодати… В совместной молитве чад Церкви и Предстоятеля выражается не просто «политическое», «юрисдикционное» единство, но и символическим образом изображается единство Церкви со Христом. Именно поэтому богослужения, совершаемые Патриархом, и все мероприятия, в которых участвует и во время которых общается с паствой Патриарх, всегда широко освещаются. И именно поэтому фотограф, работающий на таких мероприятиях — не только художник, но и летописец, взор которого фиксирует происходящее и через кадр передает в будущее. Как встречают люди своего Предстоятеля — Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла? Как сам Патриарх общается с людьми? Какая атмосфера царит вокруг него? О своих впечатлениях корреспонденту ПРАВМИРа рассказали фотографы Московской Патриархии — Сергей Власов и Кирилл Новотарский. Официальные визиты Патриарха: атмосфера радости   Сергей Николаевич Власов работает в Московской Патриархии с 1993 года. Его работы публикуются в «Журнале Московской Патриархии», «Церковном вестнике», на официальном сайте Русской Православной Церкви Патриархия.ru и в других изданиях. Сергей Власов

http://pravmir.ru/patriarx-glazami-fotox...

За кавалькадой семенил какой-то маленький, смешной рыже-лысый человечек, похожий одновременно на Владимира Ильича Ленина и на клоуна из книжки про цирк. При его появлении все выстроенные детприёмыши невольно засмеялись. Начальница, очевидно, подумала, что смеются над ней, и, остановившись, зло зашипела в сторону Крутирыла: — Шшто это за безобразие тако-о-ое, а? Надзиратель побагровел и заорал на нас: — Молчать! Прекратить! Смирно! — И почему-то стал лупить себя по лампасам. Мы затихли, но оторваться от рыже-лысого уже не могли. Когда человечек подбежал к ящику на ножках, мы поняли, что это фотограф. Вспрыгнув на укороченную табуретку, он засунул голову в чёрную тряпку, посуетился под ней какое-то время, затем схватил ящик, взвалил на плечо и перетащил подальше, поставив прямо в дверной проём. Тем временем Жаба с челядью устроилась на огромном помосте под портретом создателя ЧК. Лысый фотограф снова взгромоздился на табурет, залез под тряпку, снял круглый колпачок с широкой латунной трубки со стеклом и скартавил: — Когошо, пгиготовьтесь… Мы опять не выдержали — засмеялись. Крутирыло вновь рассвирепел, бросил свой стул подле Жабы и, подбежав к аппарату, закричал: — Чего гогочете, недоростки?! Вам комитет подарок сделал. А ну, смотрите на мой кулак! И выставив его над ящиком, рявкнул: — На сигнал «пли!» всем замереть, поняли? Фотограф, приготовьтесь! Раз, два, пли! Мы застыли. Лысый нажал на затвор. — Ещё повторим дважды. Раз, два, пли! На финальное «когошо!» мы не смеялись. Два других дня смешной фотограф снимал каждого из нас по отдельности. Помогали ему кудрявые пацанёнки пятнадцати-шестнадцати лет. Судя по цвету волос — сынки. Личные фотки рыжая семья изготовила отменные. Коллективную фотографию вывесили в актовом зале перед праздником. Выглядела она богато, и все бегали смотреть. Находили себя с трудом — уж больно одинаково были прилизаны. Самыми узнаваемыми на большой фотографии оказались начальники, особенно возвышавшаяся Жаба. В сравнении с нею дэпэшники смотрелись лилипутами одного помёта.

http://azbyka.ru/fiction/kreshhyonnye-kr...

На память решено было сниматься: М.С. с Короленко и Чеховым, а кругом ступеньками, прижавшись друг к другу, весь санаторий, все мы, кто с этой ессентуковской фотографией разнесет по России навсегда благодарность М.С. Зернову. А была и ещё группа: под деревом на скамейке около старого здания санатория – Короленко и с ним, как уверяли, Антон Павлович Чехов, заложив ногу на ногу и художник Реми из «Сатирикона», с поджатыми. Первым уехал Короленко в свою Полтаву и увёз тепло. Началось ненастье: с утра туман и дождик, к вечеру проглянет и снова ползет туман – какие лапистые хвостища и хвостящие носы! Темные, жуткие, беззвездные ночи. Не видно ни Бештау, ни Быка, ни Верблюда. Я только чувствую – а там вон должен быть зловещий Машук. Чехову, говорили такое, кстати – «Хмурые люди», «Скучная история» – его стихия. Но и Чехов ежился; все чаще в разговоре поминается его теплая московская квартира на 4-ой Миусской и приятель Малинин. В аллее, у источников бродит под дождем долговязый фотограф. «Скажите мне, что я дурак!» – обращался фотограф к прохожим, знакомым и незнакомым: он простить себе не мог – теперь всем известно и в Кисловодстке и в Пятигорске – упустил такой случай: не догадался снять Короленко в разных позах, а мог бы постараться подстеречь его и в ванне и на приеме, хорошо тоже у источника с кружкой... «Скажите мне, что я дурак», – тянул фотограф, как ветер тянул свое ненастье у нас на лестнице на 3-м этаже. И в ветер и в дождь летал М.С. Его осаждали со всех сторон и напористей, даже смирные и безгласные жаловались. М.С. всем обещал чудесную погоду. И вот, в последнюю неделю, как разъезжаться и закрывать санаторий, вдруг всё изменилось. И я снова увидел любимого Верблюда. И было тепло, летит паутинка, золотая осень! В аллее меня остановила маленькая девочка. «Стой», – сказала она и лукавыми глазенками посмотрела, как проверила: – «Я тебя сниму». – Ну, снимай! – Я приостановился: я, как Иван Павлович к Чехову привык к своей роли: я – художник Реми из «Сатирикона». А она вынула коробочку, пальчиком там повела, как фотограф делает.

http://azbyka.ru/otechnik/Nikolaj_Zernov...

Вернулась я от Матреши домой, а мне говорят, что меня ищет какой-то фотограф. Вскоре действительно явился человек, кото­рый назвал себя Василием Фотьяновым. Сказал, что он фотограф, что только что приехал из Рязани, и обратился ко мне с просьбой посодействовать ему и поехать вместе с ним в Анемнясево, чтобы снять Матрешу. Это совершенно неожиданное появление фотографа поразило меня, и мы на другой же день, 24 июля 1930 года, поехали вместе с ним в Анемнясево. Ехали мы, несмотря на весь предыдущий раз­говор с Матрешей, со страхом, думали, что не примет нас Матреша, но она приняла нас очень ласково и тут же согласилась снять­ся. Снимать было в маленькой комнатке при недостатке света очень неудобно. Фотограф сомневался, получится ли снимок, но и здесь как будто были чудеса. Когда он ее снимал, я смотрела на ящик аппарата, и на нем были видимы мне лики святых. Когда Матреша была снята, я сказала ей: – Матреша, да ведь он ли тебя снимал, ведь на ящике-то было очень много ликов святых? Я видела! – Ну, вот и хорошо, – ответила мне на это Матреша. Несмотря на наши опасения, снимок получился хороший. Фотограф здесь же сделал девять фотокарточек и передал их Матреше, а потом уже в Рязани сделал еще довольно много таких же и прислал их мне. Когда я эти фотокарточки принесла Матреше, она отдала их мне и при этом сказала: „Там, кому знаешь, хорошим людям давай их“». В последний период своей жизни блаженная благословила близкого ей человека, Марию Ивановну, чтобы та сама в иных случаях помазывала маслом из ее кельи больных, нуждающихся в исцелении. В 1930 году пришла к Марии Ивановне касимов­ская жительница по фамилии Берляева и рассказала, что дочь ее четырнадцати лет невыносимо мучается от боли в ноге, распух­ло колено, врачи нашли туберкулез кости и предлагают сделать операцию. Девочка сама уже не может ходить и просит, чтобы к ней пришли и принесли что-нибудь от блаженной Матроны, что­бы облегчить страдания, так как у нее особенная вера в благодат­ную силу ее молитв. Когда Мария Ивановна пришла к больной, та лежала в посте­ли и плакала: «Что вы так долго не шли?» Мария Ивановна дала ей выпить святой воды и помазала больную ногу маслом, дан­ным блаженной Матроной. Ногу перевязали, и девочка впервые почувствовала некоторое облегчение. Скоро она заснула, и наутро ей стало значительно легче. Через неделю она смогла ступать больной ногой на пол, а через три недели уже свободно ходила, не чувствуя никакой боли, и нога ее совершенно поправилась.

http://fond.ru/imennoj-ukazatel/555/Matr...

— Во всем этом горе ты ищешь то хорошее, что родители будут вспоминать с добрым чувством, — поясняет Ефим. Он вспоминает, как одна семья в последний момент согласилась на съемку, и его пустили на роды. – Старался показать поддержку мужа, как он вместе с женой дышит. Делать художественные фотографии, какие Ефим видел у зарубежных фотографов, мешает только одно: обстановка в роддомах. — В западных клиниках практически домашняя атмосфера, большие красивые палаты, хотя, может быть, и частные. Но даже палата с медицинским оборудованием все равно выглядит как комната отдыха, а не реанимация, — сожалеет Ефим. – У нас это кафель, нет теплоты вокруг. Я стараюсь снимать, чтобы на фотографиях было поменьше кафеля и побольше теплоты. Фотограф  Мария Жи  снимает роды уже шесть лет. За это время она становилась свидетельницей разных историй, разных эмоций и разных медицинских ситуаций. — Рождение ребенка – это очень интимная процедура, искренняя, в которой все собравшиеся в палате разделяют одни и те же эмоции – эмоции родителей, — рассказывает Мария. — Но при этом должны сохранять профессионализм, понимать, что правильно сказать, сделать или не делать в зависимости от развития событий. И если происходят медицинские отклонения, надо быть к этому готовым. — Если человек занимается фотографией родов постоянно, он знает последовательность действий и готов к непредсказуемым поворотам, понимает все без лишних слов, — объясняет фотограф. — При этом он осознает, что роды первичны, а фотография вторична. Фотограф в комнате для того, чтобы сохранить в памяти правильную эмоцию, ту, которую хотят сохранить родители. Он никогда не идет против воли родителей, всегда следует тому, что ему скажут мама и папа. Мария уверена: родители, у которых внезапно что-то произошло с малышом, не захотят никаких фотографий, так как они к этому не готовы. Процесс реанимации фотограф не снимает никогда. В эти моменты, признается Мария, ее задача – «не показывать беспокойство и подумать о том, чем можно помочь». Съемку можно продолжить, по желанию родителей, когда ребенка переведут из палаты интенсивной терапии к маме.

http://pravmir.ru/zapomnit-korotkuyu-vst...

- Мне еще лучше. Фотограф приступил к работе. Сначала он сделал общий план. - Кстати, — обратился приезжий к Нюре, — вы хотя бы поплачьте. Вас я тоже сфотографирую. - И меня тоже? — И Нюра заголосила: — Ох, и дура же ты, Поля, ох, и дура… Да что же ты наделала… Фотограф пожал плечами: - Сколько работаю, но никогда не слыхал, чтобы покойников дураками обзывали. Плохо жили, что ли? - Хорошо жи-и-ли! — голосила Нюра. — Ой, как хорошо. Наконец фотограф приступил к самой ответственной части съемок. Он решил взять лицо покойницы крупным планом. Навел резкость, прицелился, замерев… И вдруг “мертвая”, не открывая глаз, произнесла: - Только вы уж постарайтесь, чтобы все хорошо получилось. …Люди еще долго вспоминали, как по деревне бежал в направлении города молодой человек с перекошенным от ужаса лицом. Позже в народе прошел слух, что фотограф получил вторую группу по инвалидности и “завязал” навсегда со своей профессией… Смеялась только Мирей. Никонов развел руками: - Ты предлагаешь мне это опубликовать? - Почему бы нет? По-моему, забавно. Ведь читатель любит, когда его развлекают. - Ладно, подумаю. Скажи, а… - Простите, Вячеслав Павлович, — перебила своего начальника девушка, — можно мне спросить Кирилла… - Меня зовут Михаилом Прокофьевичем. Кира — от фамилии Киреев. - Простите, — смутилась Мирей. - Ничего, спрашивайте. - А куда вы хотите придти в конце концов? - В конце концов? Как здорово звучит… Сказать честно? - А разве можно иначе? — удивилась девушка. - Вы очень редкий человек, Мирей. — Киреев опять посмотрел на молодую журналистку с уважением. — А нужна читателям вашей газеты моя честность? - Честность всем нужна, — девушка стояла на своем. - Сдаюсь, — улыбнулся Киреев. — Если честно, то я иду в Старгород. Вы слышали о таком городке? - Конечно. Но ведь он находится в другой стороне. - Но я сказал вам правду. Я туда иду. — Киреев уже не улыбался. Словно тень легла на его лицо. Мирей на какой-то миг показалось, будто перед ней сидит очень древний человек. — Всю жизнь иду…

http://azbyka.ru/fiction/kto-uslyshit-ko...

- Мне еще лучше. Фотограф приступил к работе. Сначала он сделал общий план. - Кстати, - обратился приезжий к Нюре, - вы хотя бы поплачьте. Вас я тоже сфотографирую. - И меня тоже? - И Нюра заголосила: - Ох, и дура же ты, Поля, ох, и дура... Да что же ты наделала... Фотограф пожал плечами: - Сколько работаю, но никогда не слыхал, чтобы покойников дураками обзывали. Плохо жили, что ли? - Хорошо жи-и-ли! - голосила Нюра. - Ой, как хорошо. Наконец фотограф приступил к самой ответственной части съемок. Он решил взять лицо покойницы крупным планом. Навел резкость, прицелился, замерев... И вдруг " мертвая " , не открывая глаз, произнесла: - Только вы уж постарайтесь, чтобы все хорошо получилось. ...Люди еще долго вспоминали, как по деревне бежал в направлении города молодой человек с перекошенным от ужаса лицом. Позже в народе прошел слух, что фотограф получил вторую группу по инвалидности и " завязал " навсегда со своей профессией... Смеялась только Мирей. Никонов развел руками: - Ты предлагаешь мне это опубликовать? - Почему бы нет? По-моему, забавно. Ведь читатель любит, когда его развлекают. - Ладно, подумаю. Скажи, а... - Простите, Вячеслав Павлович, - перебила своего начальника девушка, - можно мне спросить Кирилла... - Меня зовут Михаилом Прокофьевичем. Кира - от фамилии Киреев. - Простите, - смутилась Мирей. - Ничего, спрашивайте. - А куда вы хотите придти в конце концов? - В конце концов? Как здорово звучит... Сказать честно? - А разве можно иначе? - удивилась девушка. - Вы очень редкий человек, Мирей. - Киреев опять посмотрел на молодую журналистку с уважением. - А нужна читателям вашей газеты моя честность? - Честность всем нужна, - девушка стояла на своем. - Сдаюсь, - улыбнулся Киреев. - Если честно, то я иду в Старгород. Вы слышали о таком городке? - Конечно. Но ведь он находится в другой стороне. - Но я сказал вам правду. Я туда иду. - Киреев уже не улыбался. Словно тень легла на его лицо. Мирей на какой-то миг показалось, будто перед ней сидит очень древний человек. - Всю жизнь иду...

http://lib.pravmir.ru/library/ebook/2108...

Чего же им не хватает? А не хватает именно вот такой Варькиной «счастливой нежности», способности «закинуть портфель в кузов и укатить на птичник». Не хватает им любви ко всему сущему. Не к себе любимому, этого-то в западном мире потребления как раз с избытком, а ко всему окружающему миру, к людям, которые рядом. В фильме «Фотоувеличение» фотограф тоже пытается начать другую жизнь. Он удивленно говорит своей фотомодели, застав ее в кругу приятелей наркоманов, мол, она же собиралась уехать в Париж. А она отвечает: «Так я и уехала». То есть накурилась наркотиков, ушла в иллюзорный мир и… уже в Париже, в Нью-Йорке и где захочет, так ей кажется. Этот фотограф вроде бы случайно снял убийство человека! Что бы сделала на его месте Варька, обладающая счастливой нежностью? Она бы сначала заплакала от жалости, а потом пошла в полицию, попыталась бы найти родственников убитого. А фотограф так и не понял, что он должен был сделать как человек. Когда же пришел еще раз посмотреть труп, то его уже не оказалось. Будто и не было. В конце фильма Антониони дал потрясающий образ этой западной «имитации жизни». Когда фотограф возвращается с места убийства, пытаясь понять, что же с ним произошло, чувствуя, что он упустил что-то очень важное, ему встречаются бродячие лицедеи. Они, словно бесы, имитируют перед ним игру в теннис. Без мяча, без ракеток. У них это очень здорово, похоже на настоящую игру, получается. И вдруг они теряют мяч. Якобы, он улетел за пределы площадки прямо под ноги фотографу. Они ему показывают жестами, мол, брось нам мяч. Подумав, герой поднимает несуществующий мяч и кидает им. И понятно – он снова вернулся в эту имитацию жизни. В не-существование… Без любви ко всему сущему, к другим людям, жизни для человека нет… Варька «низачтошеньки» никому не скажет о Сашкином поцелуе, а герои Антониони напрочь забыли о такой высоте чувств. Они не только чистоту, целомудрие утратили, но даже любопытство. Варьке сначала стало любопытно: кто там пищит в кузове… Она любопытная. «Сбегать посмотреть, обрадовалась Варька возможности пойти куда-нибудь».

http://azbyka.ru/fiction/i-rastsvetajut-...

— А! Любовник королевы Анны! — радостно воскликнул Толь. — Как же, знаю, знаю. Тощий и длинный фотограф принялся мыть кастрюльку для сосисок, сгибаясь над раковиной под прямым углом, но и в этом положении почти задевая потолок. Он при этом еще умудрялся выворачивать голову назад, чтобы одарить дам своей сияющей улыбкой в которой не хватало одного из боковых зубов. И в этот момент в дверь постучали. — Ага, это Костя! — ликуя, воскликнул фотограф. — Не опоздал ни на минуту! Входи, Костик! Но в дверь вошел инспектор Миллер, в форме, застегнутой на все пуговицы, и в фуражке, надвинутой до самых бровей. — Здравствуйте, дамы и господа. Я из полиции, мое имя… Французский язык инспектора был так ужасен, что Кирэн фыркнула, графиня ахнула, а фотограф побледнел — но, кажется, вовсе не из-за скверного произношения инспектора, поскольку он тут же прошептал испуганно: — Ой! Полиция! А инспектор продолжал как ни в чем не бывало: — Я разыскиваю одного господина, и, по моим сведениям, вы можете помочь мне с ним связаться. Бедный Толь обернулся к дамам: — Этот человек говорит, что он из полиции, — перевел он дрожащим голосом. — Но я не понимаю, что от меня нужно полиции? Машину я не вожу, а документы все у меня в порядке. — Успокойся, — сказала Кирэн. — Инспектор ищет кого-то другого, не тебя. — А… Ну, тогда… В таком случае, может быть, он выпьет с нами кофе? А почему он так плохо говорит по-французски? Хуже меня… Пришлось тут же объяснить ему, что инспектор приехал из Германии и что интересует его вовсе не фотограф Толь. Повеселевший Толь пригласил инспектора Миллера к столу, и Миллер присел на краешек дивана, потеснив постель, укрывшуюся под синим халатом. — Я вас оставлю на минутку, господа, — сказала Апраксина и вышла за дверь. Она вернулась действительно через минуту и была теперь снова в своей мухоморовой шляпке. Тем временем вода в чайнике закипела, и все принялись пить кофе. От сосисок дамы и инспектор отказались. За кофе быстренько договорились, что знающая немецкий Апраксина поможет инспектору вести беседу с хозяином.

http://azbyka.ru/fiction/asti-spumante/?...

  001     002    003    004    005    006    007    008    009    010