| Пауза. Лидия Валерьяновна (к страннику). Вам налить? Странник . Налей, голубушка. (Подаёт стакан.) Лидия Валерьяновна (наливает и подаёт страннику; к Подгорному). А вам? Подгорный . Нет, спасибо. Странник . А сама-то что? Или не время? Лидия Валерьяновна . Нет, так, не хочется. Пауза. Странник . Я так думаю, что остальные времена приходят Подгорный . Почему так, дедушка? Странник . Есть такая книга -- в ней всё указано И по книге этой -- последнюю страничку живём. Лидия Валерьяновна . Какая книга? Вы видали её? Странник . Нет, голубушка, что зря говорить, -- не видал, нет... Только что люди сказывали -- есть такая книга. Подгорный . Ну, и что же в ней говорится? Странник . А говорится в ней про остальные времена, и все приметы указаны. Лидия Валерьяновна . Какие, дедушка, приметы? Странник . Первым делом -- землю на квадратики изрежут. Изрезали рельсами этими, как есть на квадратики. На огненном коне ездить начнут -- ездиют. Машина -- всё равно как огненный конь. На одном колесе ездить будут -- ездиют... Нищие с жёлтыми и красными батогами пойдут -- ходят. Подгорный . Что ты, дедушка, как с жёлтыми, красными батогами ходят? Странник . Верно говорю. Был я в одной обители. Вхожу в церковь. Свечу поставил. Иду назад к двери-то, а они и стоят... Да... Два нищих, у одного батог жёлтый, а у другого красный -- так я и обмер, родненькие... Да... Подгорный смеётся. Лидия Валерьяновна тоже не может удержаться от улыбки. Подгорный . Ну, дедушка, жёлтые батоги -- ещё небольшая беда. Странник . Небольшая. Оно всё небольшая. А только, что к тому идёт -- остальные времена близятся... Подгорный . Дедушка. Ведь это тогда и жизнь менять не стоит. Всё равно -- скоро всё кончится. Странник . Тут-то и надо себя блюсти. Время такое. Решающее время. Всякая скорбь начнётся. Господь милостив. Ему видней. Так, по человечеству, говорим. А ему видней... Ну, вот и спасибо. (Перевёртывает чашку вверх дном.) И отогрелся. А теперь идти надо. (Встаёт.) |
| Нашествие врагов православные русские расценивали как наказание Божье за прегрешения: «Наводит бо Бог по гневу своему иноплеменникы на землю и тако, скрушеным им, въспомянутся к Богу... Земли же согрешивши... казнит нас... наведением поганых...» — замечает один из авторов ПВЛ под 1068 г. Но такою же оставалась оценка «казней Божиих» и в XIII в.: когда Батый подошел к Золотым воротам Владимира, князья говорили: «Си вся наведе на ны Бог грех ради наших» (70). О том же говорят и другие современники XIII в.: «За умножение беззаконий наших попусти Богъ поганыя... нас кажа (наказуя), да быхох (чтобы) встягнулися (воздержались) от злых дел. И сими казньми казнить нас Бог, нахоженьем поганых; се бо есть батог (бич) Его, да негли (чтобы) встягнувеся от пути своего злаго» (71). Что можно противопоставить наказанию Господню? Ничего! Ему нельзя противиться, но должно принимать со смирением, как Иов праведный. И покаянием в грехах своих, молитвой и милостыней молить о прощении, и праведным житием попытаться искупить прежние пригрешения и не делать новые. К тому и призывали древнерусские книжники. И княжескую власть на Руси воспринимали как данную Богом: «Яко же рече Исайя пророк: «Тако глаголеть Господь: «Князя азъ учиняю, священни бо суть, и азъ вожу я», — замечает автор «Повестей о житии Александра Невского». В его представлении и оценке «воистину бо без Божия повеления не бе княжение» Александра Ярославича! (72). Но если княжеская власть дана Богом, то как само собой разумеющееся, и княжеское служение — это мирское служение Богу. Не случайно, до XV в. основную часть русских святых из мирян составляли именно князья и княгини (73). Княжеская власть подразумевалась и в словах апостола Павла, приводившихся выше. Но в середине XIII в. власть православных князей оказалась покоренной Богом монголо-татарскому хану Батыю. Здесь важно отметить, что монголо-татары, на основании «Откровения» Мефодия Патарского, были восприняты на Руси как некий библейский народ, загнанный царем Гедеоном за горы, но появившийся перед концом света, дабы «попленять вся землю от востока до Ефранта, и от Тигръ до Понетьскаго моря...» (74). Власть монголо-татарского хана была расценена православными русскими, как власть земного царя, которому Бог покорил Русскую землю. Это очевидно из слов князя Михаила Черниговского, сказанных им Батыю в Орде: «Тебе, цесарю (интересно, что здесь употреблен даже не царский, а императорский, т.е. высший, титул земного правителя), кланяюся понеже Богъ поручил ти есть царство света сего» (74). И позднее, в 1382 г. московский князь Дмитрий Иванович не решился выступить против царя Тохтамыша (т.е. против воли Божьей, установившей его царствование), хотя всего двумя годами ранее разбил на поле Куликовом не менее грозного противника — Мамая, но бывшего всего лишь темником! |
| Пауза. Лидия Валерьяновна (к страннику). Вам налить? Странник . Налей, голубушка. (Подаёт стакан.) Лидия Валерьяновна (наливает и подаёт страннику; к Подгорному). А вам? Подгорный . Нет, спасибо. Странник . А сама-то что? Или не время? Лидия Валерьяновна . Нет, так, не хочется. Пауза. Странник . Я так думаю, что остальные времена приходят Подгорный . Почему так, дедушка? Странник . Есть такая книга -- в ней всё указано И по книге этой -- последнюю страничку живём. Лидия Валерьяновна . Какая книга? Вы видали её? Странник . Нет, голубушка, что зря говорить, -- не видал, нет... Только что люди сказывали -- есть такая книга. Подгорный . Ну, и что же в ней говорится? Странник . А говорится в ней про остальные времена, и все приметы указаны. Лидия Валерьяновна . Какие, дедушка, приметы? Странник . Первым делом -- землю на квадратики изрежут. Изрезали рельсами этими, как есть на квадратики. На огненном коне ездить начнут -- ездиют. Машина -- всё равно как огненный конь. На одном колесе ездить будут -- ездиют... Нищие с жёлтыми и красными батогами пойдут -- ходят. Подгорный . Что ты, дедушка, как с жёлтыми, красными батогами ходят? Странник . Верно говорю. Был я в одной обители. Вхожу в церковь. Свечу поставил. Иду назад к двери-то, а они и стоят... Да... Два нищих, у одного батог жёлтый, а у другого красный -- так я и обмер, родненькие... Да... Подгорный смеётся. Лидия Валерьяновна тоже не может удержаться от улыбки. Подгорный . Ну, дедушка, жёлтые батоги -- ещё небольшая беда. Странник . Небольшая. Оно всё небольшая. А только, что к тому идёт -- остальные времена близятся... Подгорный . Дедушка. Ведь это тогда и жизнь менять не стоит. Всё равно -- скоро всё кончится. Странник . Тут-то и надо себя блюсти. Время такое. Решающее время. Всякая скорбь начнётся. Господь милостив. Ему видней. Так, по человечеству, говорим. А ему видней... Ну, вот и спасибо. (Перевёртывает чашку вверх дном.) И отогрелся. А теперь идти надо. (Встаёт.) |
| Его использовали как опору при ходьбе, им легко было ворошить траву при сборе ягод и грибов, отклонять ветви деревьев в лесной чаще, защищая от них лицо, и т. п. Кроме того, на батог наносили «на память» важные при осеннем расчете с нанимателями сведения: о количестве голов в стаде, выплатах с того или иного двора за пастьбу скота, задолженность пастуха по потравам и т. д. Вся эта информация заносилась на батог в виде различных зарубок, меток, хорошо читаемых не только пастухом, но и деревенскими жителями. Батог являлся своеобразным письменным документом пастуха, заключившего договор о работе с деревенской общиной – миром. Батог в представлениях русского народа был предметом сакральным и рассматривался как знак колдовской силы, союза с хозяином леса – лешим. В нем видели символ особого, неизвестного другим таинственного знания, составлявшего часть профессионального мастерства пастуха. Он вырезал батог из определенных пород деревьев: из березы, рябины, можжевельника, реже осины. Все эти деревья, по верованиям крестьян, обладали магической силой. Береза, одно из самых почитаемых на Руси деревьев, оберегала от зла и в то же время была связана с лешими, русалками и душами умерших. Рябина и можжевельник имели обережную силу, а осину («проклятое дерево») любила вся нечисть. Для придания батогу еще большей магической власти пастух относил его к колдуну, который читал над ним особый заговор. Батог использовался при выполнении различных магических обрядов: в ритуальном обходе пастухом стада в Егорьев день, в разных действиях, направленных на защиту стада от нечистой силы или способствующих повышению удоев. Напр., считалось, что пастух, используя можжевеловый или рябиновый батог, в состоянии отогнать нечисть от стада, а с помощью осинового батога заключает с ней договор о его сохранности. Верили, что, перебрасывая батог через стадо, пастух может предохранить скот от лешего, а простое прикосновение батога к вымени коровы позволяет увеличить количество молока. По поверью, пастух должен был тщательно хранить батог. В случае его потери или порчи он утрачивал власть над стадом и разрывал договор с лешим. Кроме того, считали, что прикосновение постороннего человека к батогу лишало его магической силы, а также влекло за собой болезнь и даже гибель пастуха. Износившийся батог нельзя было выбросить, его следовало сжечь или пустить плыть вниз по реке. |
| Маленький железный или латунный бубенец, который надевали на овец при свободном выпасе. Баркун помогал хозяевам быстро найти своих животных, пасшихся в лесу или на пустоши. При этом каждый владелец мог по звучанию баркунов легко узнать свое стадо, т. к. баркуны различались по высоте и тембру звука. Верили, что звук баркуна отпугивает от стада диких животных и нечистую силу. И. Ш. Барская барыня Бытовое наименование особо приближенной дворовой прислуги, ключницы, горничной, фаворитки помещика или помещицы, пользовавшейся доверием и милостью господ, обладавшей неофициальной властью над дворовыми людьми, распоряжавшейся хозяйством, нередко питавшейся и одевавшейся наравне с господами. Барсов Елпидифор Васильевич (1.11.1836–2.04.1917), фольклорист, собиратель и исследователь народного творчества и древнерусской письменности. В 1867–70 напечатал в Петрозаводске ряд исследований по этнографии, истории и археологии Олонецкого края. От сказительницы И. Федосовой записал произведения фольклора, большая часть которых вошла в 3-томное издание «Причитания Северного края» (т. 1–3, 1872–86). Барсову принадлежат работы: «Петр Великий в народных преданиях Северного края» (1872), «Северные предания о древнерусских князьях и царях» (1879), «Богатырское слово в списке н. XVII в.» (1881). Крупным трудом Барсова, не потерявшим своего значения, является незавершенная монография «Слово о полку Игореве как художественный памятник Киевской дружинной Руси» (т. 1–3, 1887–89). Барсов оставил собрание древних рукописей, хранящееся в Государственном историческом музее. Барыш день см.: Борис и Глеб. Басменные изделия Изделия из тисненой кожи или металла, употреблялись для оклада богослужебных книг, образов, крестов и проч.; самое название заимствовано у татар, у которых басма обозначала оттиск. Батог (батожок, падог, посох) Орудие пастуха, использовавшееся при выпасе скота. Представлял собой деревянную палку, круглую в сечении или четырехгранную, тонкую внизу, с утолщенной верхней частью, заканчивавшуюся рукояткой – круглым набалдашником или небольшим крюком. Батог вырезали такой высоты, чтобы он был чуть выше пояса пастуха. Зачастую около рукоятки батог украшали простейшим резным геометрическим орнаментом. |
| Песнь паломничества. 1 К Тебе возвожу очи мои, Сущий на небесах! 2 Вот, как очи рабов — на руки их господ, как очи рабы — на руку ее госпожи, так очи наши — к Господу, Богу нашему, доколе Он не помилует нас. 3 Помилуй нас, Господи, помилуй нас, довольно уж презрением насытились мы; 4 довольно уж пресытилась душа издевками от тех, кто надмен, и презрением от гордецов. 124/125 Песнь паломничества. 1 Кто уповает на Господа — как гора Сион, не сдвинется, стоит вовек. 2 Иерусалим! Горы укрывают его, так Господь укрывает народ Свой, отныне и вовек. 3 Не допустит Господь, чтоб батог злых над жребием праведных нависал, — дабы праведные рук не простерли своих к делам злым. 4 Господи, добрым благотвори, тем, кто сердцем прям! 5 Но тех, кто совращен на кривые пути, да оставит Господь ходить с теми, кто творит зло! Израилю — мир! 126/127 Песнь паломничества. 1 Если дома не строит Господь — к чему строителей труды? Если града не хранит Господь — к чему бодрствует страж? 2 К чему вам рано вставать и поздно отходить ко сну, вкушать хлеб маяты? Друга Он и во сне одарит. 3 Вот дар от Господа — сыны, плод чрева — награда от Него; 4 как стрелы в сильной руке — сыны юности твоей. 5 О, благо тому, кто наполнит ими колчан! Будет у него ответ, когда к воротам подступит враг. 128/129 Песнь паломничества. 1 Вдоволь утесняли меня от юности моей, — да скажет Израиль так, — 2 вдоволь утесняли меня от юности моей, но не одолели меня. 3 Пахари пахали на моем хребте, долгие вели борозды. 4 Праведен Господь, Он рассек нечестивых сеть; 5 да смутятся, обратятся вспять все, кто ненавидит Сион! 6 Да будут, как на кровлях трава, что сохнет прежде, чем исторгнут ее, 7 которой косарь не возьмет себе в горсть, и вяжущий снопы не причтет к снопу, 8 и не скажут прохожие им: «Благословение Господне на вас! Именем Господним благословляем вас!» 130/131 Песнь паломничества. Давидово. 1 Господи! не надмевается сердце мое, не глядят в высоту очи мои, не вхожу я в то, что выше меня, что не в меру дивно для меня. 2 Я ли не усмирял, не успокаивал души моей, Как дитя, отнятое от груди? Как дитя, душа моя во мне. 3 О Израиль, ο Господе надежда твоя, отныне и вовек. 132/133 Песнь паломничества. Давидово. 1 О, как сладко, как хорошо, братьям совместно пребывать, — 2 как многоценный елей на главе, что каплями стекает на браду, на Ааронову браду, стекает на края ризы его, — 3 как роса от Ермонских высот, что нисходит на Сиона холмы: ибо там даровал Господь благословение и жизнь вовек. 137/138 |
| Охо, хо, хо!“ Горпина опять было хотела всплакнуть, но запорожец Пудько, который начал было подремывать, сидя возле насыщавшего свой голод рыцаря, устремил на нее глаза и проговорил: „Ну, ну, ну! попробуй только зареветь !..“ Это остановило намерение Горпины… „Кушай, кушай, сынку мой! ешь на здоровье, ешь, я не мешаю тебе! Голубчик мой! Мы с тобою только раз христосовались. Похристосуемся, мое серденько, похристосуемся !..“ „Еще и христосоваться!“ проговорил Пудько сквозь сон и схватил вместо пуги Горпинину ногу. „Пошла, проклятая баба!“ „Ступай, Горпино! полно тебе!“ проговорил, поднявшись, Остраница: „А не то я, несмотря на то, что ты стара и что няньчила меня, сниму со стены вот этот батог; видишь ты этот батог?“ Горпина, которая привыкла бояться повелительного голоса своего пана, немедленно повиновалась. „Ну, Пудько, где ж Тарас? Что он делает? Что я его не вижу?“ „А что ж ему делать? Известно, что делает: спит где-нибудь“. „Ну, так пойдем же и мы спать! только не в душной хате, а на вольной земле, под небом“. Запорожец натянул на себя кобеняк и пошел вслед за Остраницею из светлицы, в которой чуть было не упал, зацепившись за что-то, лежавшее у порога, но голосу которое не дало, — завернувшееся в кожух туловище. Остраница узнал Курника, но заметно было, что он хватил не меньше других, потому что в его словах была страшная противуположность тому, что он говорил в дверях. Даже самый образ выражения был не тот; множество слов вмешивалось таких, которых странно и смешно было от него слышать. Заметно было, что на него много сделали влияния запорожцы. „Эх, славная конница у запорожцев! Торо, торо, торо, гайда, гоп, гоп, гоп! Эка славная конница у запорожцев! Торо, торо, гоп, гоп, гоп! Экая конница! Послушай, любезный, скажи мне: какая у тебя конница? У меня конница запорожская. Откуда ты, мужичок? Зачем ты пришел? Не могу, у меня конница запорожская! Торо, торо, торо, гоп, гоп, гоп!“ и тому подобное. Остраница попробовал было подойти к атаману, которого указал ему Пудько и который лежал, подмостивши себе под голову боченок, но услышал от него одни совершенно бессвязные слова, из чего он заключил, что все гуляли, как следует, и решился оставить их в покое и присоединиться к другим, которых храпение составляло самую фантастическую музыку. |
| С каким-то грустным чувством рассматривал ее путник: казалось, перед ним стояла жертва могилы, в которой сильная природа нарочно удерживала жизнь, чтобы показать человеку всю ничтожность долголетия, к коему так жадно стремятся его желания. Могильное равнодушие разливалось на усеянных морщинами чертах ее. Ни искры какой-нибудь живости в глазах! мутные, они устремлялись порой на него; но тот бы обманулся, кто прочитал бы в них что-нибудь похожее на любопытство. Они ни на что не глядели; им всё казалось смутно, как не совсем проснувшемуся человеку. Покамест предавался он таким чувствам, старуха отправилась на печь, всегдашнее свое жилище, весь мир свой, который так же казался ей просторен и люден, как и всякий другой; а хозяин обратился к детям своим. „Ай да Федот!“ говорил он, поднимая одною рукою под потолок мальчика с подсолнечником: „Где ты взял такой страшный сонечник? Да этим ты как-нибудь человека убьешь. Ты что там делаешь, Карпо? кота душишь? Какой же я тебе гостинец привез! Ступай же, собачий сын! что ж ты стоишь и рот разинул? Вот, как видите, добродию, сто раз толкую, что я его батька; до сих пор не верит, ледача детина! А ты, плакса, долго будешь реветь? А подайте мне батог, вот я его! Давай его сюда, Маруся; я сейчас за окошко: пусть там съедят его волки, либо ляхи…“ „Тебя-таки, земляк, бог наделил детьми?“ сказал гость наш своему хозяину. „Да, не без того, мосьпане! всех-то их у меня семеро. Два уже поженились на чужой стороне, только чорт знает, какое приданое взяли за невестами: по сажени земли, на которой ничего не родится, кроме полыни и бурьяну. Что ж ты, Федот, не скажешь спасибо? Пан дает пряник, а он и не поклонится. Не извольте целовать его! у него вся рожа выпачкана золою. Были мне с ним порядочные хлопоты. Услышал, что еду на ярмарку. „Возьми и меня, тату!“ — „Да куда я тебя дену? там тебя задавят!“ — „Нет, не задавят, возьми, да возьми!“ — „Да там теперь столько цыганов, что еще украдут тебя, и тогда поминай, как звали“. — „Возьми, да и только!“ Что станешь делать? плачу такого натворил, что боже упаси! Насилу унял его обещанием привезти медового коня с золотой головою. |
| – Постой, еще не так умаешься! – говорят братья и давай угощать его кулаками; порядком-таки досталось дураку на орехи! Ни много ни мало прошло времени; послали старики Иванушку-дурачка в город к празднику по хозяйству закупать. Всего закупил Иванушка: и стол купил, и ложек, и чашек, и соли; целый воз навалил всякой всячины. Едет домой, а лошаденка была такая, знать, неудалая, везет – не везет! «А что, – думает себе Иванушка, – ведь у лошади четыре ноги, и у стола тоже четыре, так стол-от и сам добежит». Взял стол и выставил на дорогу. Едет-едет, близко ли, далеко ли, а вороны так и вьются над ним да все каркают. «Знать, сестрицам поесть-покушать охота, что так раскричались!» – подумал дурачок. Выставил блюда с яствами наземь и начал потчевать: – Сестрицы-голубушки! Кушайте на здоровье. А сам все вперед да вперед подвигается. Едет Иванушка перелеском; по дороге все пни обгорелые. «Эх, – думает, – ребята-то без шапок; ведь озябнут, сердечные!» Взял понадевал на них горшки да корчаги. Вот доехал Иванушка до реки, давай лошадь поить, а она не пьет. «Знать, без соли не хочет!» – и ну солить воду. Высыпал полон мешок соли, лошадь все не пьет. – Что ж ты не пьешь, волчье мясо? Разве задаром я мешок соли высыпал? Хватил ее поленом, да прямо в голову – и убил наповал. Остался у Иванушки один кошель с ложками, да и тот на себе понес. Идет – ложки назади так и брякают: бряк, бряк, бряк! А он думает, что ложки-то говорят: «Иванушка-дурак!» – бросил их и ну топтать да приговаривать: – Вот вам Иванушка-дурак! Вот вам Иванушка-дурак! Еще вздумали дразнить, негодные! Воротился домой и говорит братьям: – Все искупил, братики! – Спасибо, дурак, да где ж у тебя закупки-то? – А стол-от бежит, да, знать, отстал, из блюд сестрицы кушают, горшки да корчаги ребятам в лесу на головы понадевал, солью-то пойло лошади посолил, а ложки дразнятся – так я их на дороге покинул. – Ступай, дурак, поскорее! Собери все, что разбросал по дороге. Иванушка пошел в лес, снял с обгорелых пней корчаги, повышибал днища и надел на батог корчаг с дюжину всяких – и больших и малых. Несет домой. Отколотили его братья; поехали сами в город за покупками, а дурака оставили домовничать. |
| Союз с западными государями в попытке сбросить иго предполагал, как непременное предварительное условие, признание Папы главой Вселенской Церкви. Подобное предположения отнюдь не является продуктом чистой спекуляции, но основано на горьком историческом опыте, который сполна пережила Западная Русь. Александр предпочел, по словам Г. Вернадского, «дикую Азию» «цивилизованному Западу»: предпочел «отдать в рабство тело, но не исказить душу». Он отверг сделку, суть которой заключалась в продаже души за сомнительную выгоду включения в мир западного христианства на правах его неполноценного и зависимого клиента. Перед лицом агрессии с Запада, с которой он столкнулся на окраине Новгородской земли, мудрый князь предпочел терпеть иго восточных завоевателей, вместо того чтобы в неравноправном союзе с католическим орденом и с католическими королевствами Западной Европы попытаться сбросить это иго. Тем более что разорение и завоевание русских княжеств ордой Батыя осознано было на Руси как попущенное Богом наказание за грехи: «За умножение беззаконий наших попусти Бог поганыя... нас кажа (наказуя), да быхох встягнулися (воздержались) от злых дел. И сими казньми казнит нас Бог, нахоженьем поганых; се бо есть батог (бич) Его, да негли (чтобы) встягнувеся от пути своего злаго». Сделанный Великим князем Александром выбор предопределил на будущее исторический путь России и русского народа и место нашей страны в системе мировых цивилизаций. В представлении современных западников, этот выбор был неразумным и даже скандальным: как можно было предпочесть восточных варваров, язычников, инославным братьям по христианской вере! Подобный выбор в ту пору предлагался и еще одному выдающемуся русскому князю, самому могущественному в Юго-Западной Руси, – Даниилу Галицкому. В стремлении освободить свое княжество и в перспективе всю Русь от татарского ига он готов был к союзным действиям с соседними католическими государями – Польским, Венгерским, – с которыми, впрочем, в прошлом он воевал. С ним вступил в переписку Папа Иннокентий IV, и Даниил не лишил его надежды на обращение в католичество, в награду за что был удостоен королевского титула, но в конце концов на прямое требование признать для себя и своего народа высшую духовную власть Римского престола Даниил ответил отказом. |
|
|
