| Пусть весь мир побежит свечечки ставить – а я останусь История о человеке, который не любил веру вот эту всю… 5 января, 2019 История о человеке, который не любил веру вот эту всю… Святочный рассказ Ольги Гориновой. Это история о человеке, который очень не любил… э-э-э, даже как-то и не скажешь сразу, что именно. Слово надо подобрать… Христианство он не любил, ну или веру вот эту всю, или, может, традиционность, посконность, босоногость эту белоголовую, церквушки у реки, рубашки до колена… Едва коснется этого (а касалось часто, потому что это было то время, когда в России как раз началась эта тема, и не просто начиналась, а даже входила потихоньку в моду) – так и начинало пахнуть ладанной духотой, в сенях сознания и детской его памяти шевелились какие-то темные бабки, сгорбленные и суровые, а в самых-самых углах темнели иконы с яростными глазами. Ни бабки, ни образа на людей при этом не походили. Человек работал инспектором общепита (давайте-ка и звать его будем Инспектор), ездил повсюду с проверками и, сказать по правде, на тараканов или какие-то иные нарушения он натыкался даже реже, чем на все ту же веру : то у водителя в машине на приборном щитке тройной, сигаретой прокажденный, складень из картона, то у директора ресторана крест на цепи во все пузо, то скатерки «постненьким» уставят ради высокого гостя – и такие улыбки при этом состроят, что Инспектор удивлялся, как у них еще рассольник не закарамелился. А уж когда в каком-нибудь приюте деток выводили на показ, личики-яички, щечки масляны, глазки васильковы – тогда он разворачивался да и уезжал, лишь подмахнув бумаги. Ну их, в самом деле. И еще придумал он для себя так: буду против. Пусть весь мир побежит свечечки ставить – а я останусь. Соседка додельная в квартирку стучит: — Почто стирку затеяли, седни девица косицу не плетет… — Ах, не плетет , — закипал Инспектор, — ну так стирки мало, пойду еще машину поремонтирую, пойду остатки снега вон счищу с козырька… Чего бы еще поделать, раз девица-косица у нас тут?.. |
| Валентина 23 ноября 2013, 23:26 О.Роман!Ваши стихи - любовь к Богу, человеку и природе и урок.Только любовь способна возродить душу человека, природу.Суровая правда отпугивает и озлобляет.Ваша любовь, дарованная Господом, переполняя душу, перерождает её и изливается на ближних миром душевным (и на работе в школе).Каждое песнопение, как благословение.Поэтому низко кланяюсь и целую руку.Спаси,Господи. Ангела Хранителя.р.Б.Валентина. Дмитрий 23 октября 2013, 20:58 В последнем стихотворении чувствуется разочарование в нас,русских людях.Иеромонах Роман-неравнодушный человек,настоящий проповедник истины. Спасибо ему,люблю его творчество. Ирина 18 июля 2013, 14:15 Сердце щемит от таких проникновенных стихов, песен и их исполнения Батюшкой.Кланяюсь низко Вам и Храни Вас Господь. Ирина 13 июля 2013, 16:57 Слава Богу за всё ! Отче, припадаю к Вашим стопам. Молю Господа о милости к Вам. Ольга!(:? 24 апреля 2013, 19:47 Спасибо.Слава Богу!Ольга Ольга 24 апреля 2013, 00:01 Православие светлая Русь, Край глубиного озера жизни, Мы прошли этот Путь западни, Нож в работе, в которой как будни, Переплавит могуча река, Эти действа как прошлого вехи, Хватит крови, испита Душа, В босоногости созданной дали. В этом мире так много тепла, В этом мире так много разлуки, Это счастье где верность жива, Поднимает ведь все из разрухи. В этом мире где верности честь, Осознание правды и света, В этом мире с поклоном пред Родом Как Есть, благодатью Божественного Слова. С поклоном искренней Души, храни Вас иеромонах Роман в тепле Божественной Любви. Елена 20 апреля 2013, 22:17 Оказывается, и петь можно со смирением... Отец Роман, здоровья и сил! Буду у Вас учиться безстрашию. Спаси Бог за прекрасный русский язык Ваших произведений. Елена 20 апреля 2013, 00:50 Мне 50 лет. Я очень долго и трудно шла к вере. Уже более 20 лет хожу в храм, пытаюсь молиться( часто трудно назвать молитвой мои утренние и вечерние правила). Каждый раз мне кажется , что все не так и не то делаю, не имею Веры, не чувствую Бога, не знаю себя,теряю время... И совсем недавно услышала песни отца Романа. Это было потрясение! Теперь мне легче, будто открылось второе дыхание, будто все Ваши слова обо мне и для меня. Я не знаю как выразить свою благодарность и радость. Я молюсь за Вас и легче жить. Дай БОГ ВАМ СПАСЕНИЯ ДУШИ ! |
| —523— возьмете. Исполняю приказание и выбираю определенный сорт вина, пришедшийся мне по вкусу. Узнаю, что выбранный мною сорт стоит на наши деньги 35 к. за око (три фунта). Смотрю, что будет дальше. Налили вина в посудину и стали его вешать; отвесили. Оказалось, что нужно было иметь собственную посудину для того, чтобы взять покупку домой. Этот вопрос уладил кир – Димитрий, поручившийся за целость фабричной посуды. Око вина составляет около двух наших бутылок. Итак, за 20 к. я приобретал бутылку прекрасного виноградного вина. Разумеется, я рассказал об этой покупке потому, что нахожу ее очень оригинальною. В Константинополе, очевидно, вино продается так же, как у нас молоко на базаре: пробуют его, а купивши, выливают в свою посудину. Фабрика эта расположена очень близко к монастырским подворьям. Думаю, что это не случайность, тем более, что фабрикант (целовальник) говорил хорошо на нашем отечественном диалекте. Из области чисто турецких нравов, обычаев и явлений я успел познакомиться лишь с очень немногими. Я видел турецких солдат, марширующих по улицам, причем они встречаясь с офицером или генералом делали «ружье на плечо» и что-то громко выкрикивали (должно быть: «здравия желаем»). В определенных местах на значительном расстоянии один от другого, стоят полицейские стражи, по-видимому, простые турецкие солдаты. Я не видел, чтоб они хоть в чем-нибудь проявляли исполнение возложенных на них обязанностей: они апатично стояли под навесом своих будочек, походящих на курятники, а в глухих кварталах просто сидели, ничего не делая. Для развлечения многие из них грызут какие-то семечки, или же усердно чешутся, не разбирая направления, куда тянется рука. К моему удивлению все полицейские солдаты оказались в крепких сапогах и даже не старых мундирах. Я так много наслышался о босоногости этих стражей общественного благосостояния, что, видя их обутыми, думал, что сказания о босоножии просто клевета. Обратился за разрешением недоумения к кир – Димитрию и узнал, что крепкие сапоги полицейских солдат суть остатки той роскоши, которая допущена была |
| Для развлечения многие из них грызут какие-то семечки, или же усердно чешутся, не разбирая направления, куда тянется рука. К моему удивленно все полицейские солдаты оказались в крепких сапогах и даже не старых мундирах. Я так много наслышался о босоногости этих стражей общественного благосостояния, что, видя их обутыми, думал, что сказания о босоножии просто клевета. Обратился за разрешением недоумения к кир-Димитрию и узнал, что крепкие сапоги полицейских солдат суть остатки той роскоши, которая допущена была в виду посещения Константинополя германским императором. По этому случаю турецкая казна просто разорилась, истратив 200,000 турецких лир (800,000 р.) на окраску дворцов и покупку обуви для полицейского персонала. Ларчик просто открывался. – Из числа чисто турецких, религиозных упражнений мне пришлось видеть только пляски дервишей. Дервиши имеют в своем распоряжении несколько «Текке» (монастырей), в которых они не живут, но в который собираются для плясок или верчения. Я посетил Текке, находящееся в Пере, с прекрасным видом на Восфор. Перед Текке расположен большой двор, чисто содержимый и зеленеющий от большого количества деревьев. Само Текке состоит из небольшого дома, не отличающегося архитектурными особенностями. Внутри дома, в середине его сделано круглое углубление вроде того, какое мы встречаем в цирках, но меньшего размера; пол этого круга паркетный – лощеный. Церемония началась чтением молитв, совершаемыми имамом в то время, когда еще не все члены братства собрались для церемонии. Каждый из приходивших братий делал земной поклон имаму и садился по-турецки возле стенки, разделяющей круг от остального пространства. По сторонам круга в двух этажах расположились зрители в ложах, – в числе зрителей довольно было турецкого военного юношества, а также европейских дам. По прочтении молитв, имам встал с места: он раньше этого сидел. Встали и члены братства. Заиграла музыка где-то наверху. Сначала она имела медленный темп, а затем в течение церемонии все более и более приобретала быстроты и силы. |
| Она ни на секунду не отходила от двери, за которой скрылся хозяин. Я впервые видела собаку в попоне… Она была противная, хрипела, сопела… У Шаляпина был лакей-китаец; первый мой китаец в жизни: с длинной косой, в шароварах. Он обращался со мной изысканно вежливо, как со взрослой дамой, чем очень меня конфузил; а Коле дарил китайские марки для альбома. Мы то и дело бегали к нему в репинскую дворницкую, влекомые желтым лицом, косой, шароварами, поклонами. В Андрееве более всего поразил меня матрос и моторка, в Шаляпине — китаец и собака с бубенчиками. И матрос, и моторка, и собака — были впервые в жизни. Правда, и Леонид Андреев и Шаляпин были тоже впервые, но в них-то что особенного? Писатель, артист, значит, люди как люди, заурядные, обыкновенные, привычные. А вот матрос! А вот лакей, да еще китаец! Это — невидаль. Что же касается всесветной известности Андреева, Репина или Шаляпина, то, к счастью, «воздух искусства» оставлял нас детьми и не учил пялить глаза на знаменитостей. Понятие славы было невнятно нам. Да и знаменитости умели вести себя так, будто им решительно ничего не ведомо о собственной славе. Разумеется, Корней Иванович был доволен, что присутствие Леонида Андреева или Шаляпина не заставляло нас чувствовать себя какими-то особенными: «а у нас Шаляпин был!». Он ведь так и хотел: «дети как дети». Для этого, чтобы мы оставались детьми, были и шарады, и лодка, и босоногость, и городки, и лыжи, и путешествия. И в то же время, как я понимаю теперь, он, преклонявшийся перед талантом, был несколько смущен и даже шокирован, убеждаясь, что изобилие знаменитостей, постоянно посещавших наш дом, делало их в наших глазах заурядными. Стирало с них чудесность. Мы утрачивали ощущение счастья в их присутствии — ощущение, какого сам он не терял никогда. Репин? Ну и что с того: Репин. Короленко? «Да, папа, я забыл, — докладывал Коля, — когда тебя не было дома, заезжал Владимир Галактионович… Представь себе, он на велосипеде, прислонил велосипед к забору и пошел к нам… Просил тебе передать… А как ты думаешь, кто быстрее: самый медленный поезд или самый быстрый велосипед?» Ему иногда казалось: перед нашими глазами пересыпают драгоценные камни, а мы как бы не видим их блеска и предпочитаем играть с мальчишками или девчонками в камешки на берегу. И хорошо. Это нам по возрасту: в камешки… Но все же… Беспокоился он напрасно. Помню, через десятилетия, когда мне было уже не семь, а тридцать, я однажды сказала ему, что часто встречаюсь теперь с Анной Ахматовой (когда-то сам же он мельком меня с ней познакомил). В ответ он спросил требовательно-встревоженным голосом: |
| …Трое суток спустя у медленно подходящего поезда стояли уже давно ждущие сына старенькие родители. Вглядывающийся в каждое окно вагона, перекладывающий без конца из руки в руку кепку отец и капающая неостанавливаемой слезой мать. Дома. Виктор приезжал сюда каждый раз, как в первый раз. Здесь все взрослело и менялось вместе с ним. От голопузой босоногости до новоиспеченного майорства. Крепенькая банька добросовестно отмечала древесными зарубками его жизненный рост. Ах, как его ждали все! И голосистая сучка Тоська, заливаясь и пофыркивая в собачьем восторге, носившаяся кругами по зеленой ограде, взрывая на разворотах круги земли. И смущенные близняшки-березки. Он помнил их девчушками, а сейчас у родительской калитки стояли неповторимые, повзрослевшие и оттого еще более похорошевшие русские красавицы. Каждый Витькин путь домой с войн был для родителей, как новое рождение. Здесь все было у него своим. Даже бесстыжие зенки у поросенка, зарывшегося по уши в грязь, были свои в доску. Он, уйдя отсюда еще в солдаты, будто не уходил никогда. В доме перестали скрипеть его звуком даже затосковавшие по нему половицы. Тот же одноглазый, горластый и ревнивый к кому попало петух-бабник, и крыжовник-ежик, тополь-щеголь, бабушка-черемуха и цыганка-роза радовались ему, как умели. Даже раскисший на заборе и ожиревший от лени и бессовестной вальяжности кот по-прежнему, как десять лет назад, приоткрывал буквально из последних сил один глаз. Он безо всяких эмоций наблюдал за двумя зашедшимися в охриплом лае от столь очевидного кошачьего хамства псинами, которые, собирая последние усилия, старались в прыжке достичь его хвоста. Кот опускал его настолько, чтобы взлетающие дворняги не достигали кончика ровно на один сантиметр. Наконец, он, устав от собачьей бестолковости, с трудом перекинул не первой свежести хвост на другую сторону забора. Дома… Вечером помолодевшие родители старались успеть за всеми у накрытого стола. Пришло полдеревни. Не каждый день такое событие. Парень приехал с войны, да еще целый. |
|
|
