| 2. Обошедший, как бы на крыльях, землю и море, приведший ко Христу тысячи народов, участник в неизреченных тайнах, восхищенный до третьего неба, ужели не осмелился сказать о себе что-нибудь такое? Никоим образом, но всё противоположное: называл себя выкидышем и последним из апостолов, и думая о себе, что он не достоин даже этого названия, говорил: " … недостоин называться Апостолом … " (1 Кор. 15:9). Итак, что это за безумие? Что за хвастовство? Что за сумасшествие? Будучи человеком, ты называешь самого себя чистым (кафаром), и убеждён, что ты чист, - сколько в этом безрассудства? Говоря о самом себе, что ты чист, ты делаешь нечто подобное, как если бы кто говорил, что море от волн чисто. Как того не оставляют волны, так и нас грехи. Или ты не знаешь, кто мы, когда радуемся, печалимся, бываем богаты, бедны, оскорбляемся, хвалимся, находимся в гонении и боремся, наслаждаемся безопасностью, голодаем, насыщаемся? Тысячи страстей окружают душу, тысячи обстоятельств, тысячи болезней телесных, тысячи несообразностей в делах, - и осмеливаешься сказать, что ты чист от стольких волнений в Эврипе? Что может быть грязнее такого, находящегося в таком состоянии? И зачем я говорю о всей жизни? Скажи мне, может ли кто утверждать, что он чист в течение одного дня? Если не блудничает, не прелюбодействует, не погрешает против этих запретов, то может ли похвалиться, что он не тщеславился, что не безрассудствовал, что не смотрел необузданными глазами, что не желал собственности ближнего, что не лгал, что не коварствовал, что не желал худого врагам, что не клеветал на друга? Если любящий любящего будет иметь за это нисколько не меньше мытаря, то какого прощения будет достоин даже клевещущий на друга? Будучи потрясаем таковым злом, ты осмеливаешься называть самого себя чистым? Но безумие этого не отсюда только будет показано, а и с другой стороны; вас же и вашу любовь приглашаю, всё это обдумав, удаляться от их хвастовства, и быть вне этого безумия, со всем усердием испытывать себя, и действительные грехи омывать, а приражающиеся устранять от себя. Хотя бы нас окружили даже тысячи зол, мы, если будем благоразумны и бдительны, будем в состоянии достигнуть многого оправдания, многого извинения, и омыться от прегрешений. |
| 2. Обошедший, как бы на крыльях, землю и море, приведший ко Христу тысячи народов, участник в неизреченных тайнах, восхищенный до третьего неба, ужели не осмелился сказать о себе что-нибудь такое? Никоим образом, но всё противоположное: называл себя выкидышем и последним из апостолов, и думая о себе, что он не достоин даже этого названия, говорил: " недостоин называться Апостолом " (1 Кор. 15:9). Итак, что это за безумие? Что за хвастовство? Что за сумасшествие? Будучи человеком, ты называешь самого себя чистым (кафаром), и убеждён, что ты чист, - сколько в этом безрассудства? Говоря о самом себе, что ты чист, ты делаешь нечто подобное, как если бы кто говорил, что море от волн чисто. Как того не оставляют волны, так и нас грехи. Или ты не знаешь, кто мы, когда радуемся, печалимся, бываем богаты, бедны, оскорбляемся, хвалимся, находимся в гонении и боремся, наслаждаемся безопасностью, голодаем, насыщаемся? Тысячи страстей окружают душу, тысячи обстоятельств, тысячи болезней телесных, тысячи несообразностей в делах, - и осмеливаешься сказать, что ты чист от стольких волнений в Эврипе? Что может быть грязнее такого, находящегося в таком состоянии? И зачем я говорю о всей жизни? Скажи мне, может ли кто утверждать, что он чист в течение одного дня? Если не блудничает, не прелюбодействует, не погрешает против этих запретов, то может ли похвалиться, что он не тщеславился, что не безрассудствовал, что не смотрел необузданными глазами, что не желал собственности ближнего, что не лгал, что не коварствовал, что не желал худого врагам, что не клеветал на друга? Если любящий любящего будет иметь за это нисколько не меньше мытаря, то какого прощения будет достоин даже клевещущий на друга? Будучи потрясаем таковым злом, ты осмеливаешься называть самого себя чистым? Но безумие этого не отсюда только будет показано, а и с другой стороны; вас же и вашу любовь приглашаю, всё это обдумав, удаляться от их хвастовства, и быть вне этого безумия, со всем усердием испытывать себя, и действительные грехи омывать, а приражающиеся устранять от себя. Хотя бы нас окружили даже тысячи зол, мы, если будем благоразумны и бдительны, будем в состоянии достигнуть многого оправдания, многого извинения, и омыться от прегрешений. |
| А в отношении греческой философии Дамаскин ясно говорит в начале своих «Философских глав» (то есть «Диалектики» – первой части упомянутого труда «Источник знания»), что он как христианский мыслитель, подобно пчеле, собирает у греческих мудрецов то самое лучшее, что им от Бога даровано, но сразу затем добавляет, что для него «истинная философия – любовь к Богу. Ибо Христос, – пишет далее Дамаскин, – подлинный Учитель Истины как сама ипостасная (=олицетворенная) Мудрость и Истина, ибо Он Божия Сила и Божия Мудрость». Последнюю фразу Дамаскин уже произносит, следуя богооткровенной истине, которую Апостол Павел адресует в равной степени и непосредственно евреям, и непосредственно эллинам: «Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие (μωραν=сумасшествие, безрассудство), для самих же призванных (то есть христиан), Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость» ( 1Кор.1:22–24 ). Из всего вышесказанного очевидно, что для христианского богословия и философии ключ всего в Личности Христа Богочеловека. Христос как воплощенный Вечный Логос, как Бог и Человек одновременно, но в одной единственной живой Личности, явленной конкретно в мире и истории человечества, для христианских мыслителей остается первой и последней, и метафизически, и исторически, Истиной. Истиной всех существ и всех творений. Поэтому и слова Христа: «Я есмь путь и истина и жизнь» ( Ин.14:6 ) для христианских мыслителей на Востоке, вплоть до поздних исихастов, означали в наивысшей степени конкретный ответ на многовековые религиозно-философские поиски людей, на все устремления человечества к абсолютной Истине, дарующей жизнь и спасение. Этот факт, то есть отождествление конечной Истины с Личностью Христа, непосредственно связан с христианской православной исихастской гносеологией. Но до того, как обратиться к самой исихастской гносеологии, мы считаем необходимым указать в качестве вступления к ней еще на ряд важных моментов. Иудейская и эллинская гносеология |
|
|
