| Разделы портала «Азбука веры» ( 18 голосов: 4.7 из 5) Подарок для бабушки Соседи по двору звали Леночку сиротой, но она себя сиротой не считала. Потому что жила с бабушкой Аней. Девочка бабушку очень любила, старалась ей во всем помогать и главное не огорчать. У бабушки Ани было больное сердце. Училась Леночка в гимназии, рядом с домом, на одни пятерки. Кто-то скажет – подумаешь, в третьем классе учиться легко; но Леночке эти пятерки с трудом давались. Она не очень способная была к учебе. Зато трудолюбивая и пол подметала, и пыль вытирала, и посуду мыла и мусор выносила. Жили старушка с внучкой в маленькой квартирке на первом этаже. Жили бедно, на бабушкину пенсию, зато в центре города. Все деньги тратили на еду, лекарства для сердца, и плату за квартиру; Одежду им знакомые отдавали, иногда совсем плохенькую; Но дареному коню в зубы не смотрят, — бабушка радовалась любой помощи. Бабушка Аня была верующая и часто ходила в церковь. Дома у нее были три старинных иконы — Спаситель, Богородица и святитель Спиридон Тримифунтский, которому бабушка молилась о житейских нуждах, хотя и стеснялась тревожить великого святого своими просьбами. Как-то бабушка рассказала Леночке житие святителя Спиридона. Особенно девочку поразила история, как святитель Спиридон обратил змею в кучу золота. Леночка давно заметила – попросит бабушка Аня святого Спиридона помочь с теплой одеждой для внучки — на следующий день кто-нибудь принесет пуховичок Леночкиного размера. И так во всем. Бабушка Аня всегда за все благодарила Бога, а вместе с ней и внучка. «Молитва – это разговор с Богом», — говорила бабушка. Леночка любила разговаривать с Богом. Рассказывала Ему горести и радости, как родному любимому Отцу. В этом году город начал готовиться к празднованию Нового года и Христова Рождества неожиданно рано. Уже в ноябре на улицах установили елки и развесили поздравительные гирлянды. Ярко украшенные витрины магазинов навязчиво зазывали горожанам за подарками. Идя из школы домой, Леночка в одной из витрин, заметила пуховый белый платок – именно о таком платке давно мечтала бабушка. Стоил он сто пятьдесят рублей. С одной стороны недорого, а с другой – у девочки и таких денег не было. |
| Преподобный Герман Аляскинский, Фидель Кастро, моя бабушка и религия Мне уже шел двенадцатый год. Образы Че Гевары и Фиделя Кастро были для меня высоки и романтичны, их деяния были для меня так притягательны, а сами они стояли на вершине всех человеческих иерархий. Ведь они были борцами за свободу! 9 августа, 2012 Мне уже шел двенадцатый год. Образы Че Гевары и Фиделя Кастро были для меня высоки и романтичны, их деяния были для меня так притягательны, а сами они стояли на вершине всех человеческих иерархий. Ведь они были борцами за свободу! Когда мне было около десяти лет от роду, в моей жизни произошел серьезный религиозный кризис. Я засомневалась в существовании Бога, а потом и вовсе пришла к выводу, что Бога нет. Моя добрая, глубоко верующая и интеллигентная бабушка (я буду писать с большой буквы – Бабушка), которая до этого радовалась, видя у своей маленькой внучки интерес к священному и религиозному, была очень расстроена такой перемене. Для нее была одна из немногих радостей в жизни видеть меня верующей – и до десяти лет так оно и было. После десяти лет настала пора атеистической пропаганды, которой я нещадно подвергала мою добрую Бабушку. Все свои тогдашние аргументы я приводить не буду (я их вычитала из услужливо выданных мне в школьной библиотеке книг), но среди них было, кажется, что земля стоит на трех китах, верующие враги науки и образования и Евангелие призывает смиряться, а не бороться со злом. Да, и Иисуса Христа никогда не было. Бабушка была биологом. Это был серьезный контраргумент. Но дело было не в аргументации. Какая-то внутренняя сила не позволяла мне больше принимать Бога так, как я Его знала в детстве – это казалось обманом и фальшью, и в моей груди бушевал огонь сопротивления этой фальши. Надо сказать, что меня никогда – я подчеркиваю, никогда! – не заставляли молиться, поститься, выстаивать службы, вычитывать главы из Евангелия, никогда у меня не было каких бы то ни было запретов, мотивированных религиозно. Я с радостью просилась в церковь (меня туда водили нечасто), со священным трепетом прикладывалась к старенькой бабушкиной иконе, пила святую воду и откусывала от просфоры. Это был период глубокой религиозности и священного трепета, но он резко прервался в десять лет, как я уже написала. Словно кто-то разбудил меня, и я оказалась в незнакомом мире, в котором не было Бога. |
| Разделы портала «Азбука веры» Роман Грибков " decoding="" data-lazy-srcset="" data-lazy-sizes="" title="" Роман Грибков, актер театра и кино. Муж, отец троих сыновей. О себе, детстве, ошибках и чудесах, заблуждениях и прозрениях. Искренне и с открытым сердцем. А прадеда расстреляли… Да, я был и комсомольцем, и пионером, и октябренком. Рос в обычной советской семье, а вот бабушка Нина по папиной линии была верующей. Я видел, как она молилась, у нее были иконы. Но особо она на меня не повлияла. Бабушка жила в деревне, мы с папой иногда навещали ее. Она была довольно простым человеком, работала продавщицей, а раньше дояркой. Но — очень умной и тактичной. Может, чувство такта ей и не дало меня куда-то затащить: мол, наступит время, и сам придет. А другие бабушка с дедушкой тоже жили в этой же деревне в Ленинградской области. Они были уважаемыми людьми: бабушка — учитель литературы, завуч, дедушка — учитель математики. А так как папа у меня военный и они с мамой часто уезжали, то и оставляли меня на этих бабушку с дедушкой. Дед, Всеволод Стратонов, только к концу жизни пришел к вере. Он был коммунистом, хотя и сыном православного священника. Его отца, моего прадеда, расстреляли, а прабабушка умудрилась сбежать с тремя детьми. Все это не помешало деду быть атеистом долгое время: все-таки социум довлеет. Но он всегда относился к религии с уважением. Мои прадеды с обеих сторон — и с маминой, и с папиной — православные священники. Отец моего отца служил в храме на реке Вырке под Москвой, в деревне Нестерове. Недавно я впервые ездил туда: давно мечтал сделать такое паломничество — посетить храм и могилу деда, Николая Александровича Предтеченского. Он там прямо на территории храма похоронен с прабабушкой. Вот его дочь – бабушка Нина – всегда была верующей. Покрестился, потому что интересно было Мама покрестила меня в 12 лет, в Павловском соборе. Там у отца были знакомые. Отец дружил с военным историком, который был научным сотрудником в музее Суворова, а еще регентовал в Павловском соборе. Там меня и покрестили. |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance Библия под хруст попкорна 12 мин., 15.11.2011 История девушки Людмилы, которая пошла к нео-протестантам, а пришла в Церковь, рассказанная ею самой. Я крещена в младенчестве. Мама родила меня, гостя у матери (та жила в другом городе). Как-то она проснулась: меня нет рядом. «Понесли крестить», подумала. И действительно, бабушка с прабабушкой носили меня крестить. А потом приехал за нами папа, принял меня на руки: «Ну, иди ко мне, раба Божия». В детстве я много гостила у бабушки. Она водила меня в церковь раза два в году. Один раз причащать, один раз к Плащанице. Учила кланяться перед иконами. В углу была икона с горящей лампадкой. Бабушка приговаривала: «Бог все видит!» Я боялась Бога, Который все видит, немного боялась и иконы, едва различимой в темноте. И я кланялась Ему, надеясь, что Он не очень будет на меня сердиться. Ведь в свои пять-шесть лет я уже успела стать великой грешницей! Грехов моих было не счесть, и я мучилась от того, что Бог все видит. Днем я была смесью бандитки и плаксы. Несмотря на запреты, копалась в холодном песке, плевалась рябиной через трубочку, уходила без спросу к подружке, живущей в дальнем подъезде. Днем я думала только о своих девчачьих интересах: мультиках, куклах, подружках. Но вот наступала ночь, и Бог смотрел на меня с иконы. Я крестилась и кланялась, как научила бабушка. Как-то раз прибежала к завтраку: «Бабушка, я Богу поклонилась!» – «Умница!» – запричитала бабушка, а тетя с дядей, студентка и старшеклассник, стали надо мной смеяться и передразнивать: «Богу поклонилась!» Я была раздавлена. Разве можно сравнить молодых, задорных, умных тетю и дядю с бабушкой! Я разве что кулак ей не показала. И перестала кланяться. К восьми-девяти годам иго было сброшено, и я вздохнула свободно. Случилось это благодаря моим размышлениям наедине с собой. Я много думала о войне и страданиях. И вдруг словно ошпарило: если Бог был бы, разве допустил бы он войну? И эта мысль несколько лет вполне меня устраивала. Бог и война несовместимы. Раз есть войны, значит, Бога нет. Я высказала это со всей горячностью папе. Он посмотрел на меня спокойно и с жалостью: «Какая ты глупая!» И то же сказал, когда я указала ему на обезглавленного петуха: «Где же его душа, а? Мы его ощипали и есть будем, а у него душа где-то, да? Ха-ха!» Но сконфуженно замолчала, поймав папин взгляд, съежилась и почувствовала себя дурой. |
| Юта Арбатская Содержание Детство и годы учебы. Первая служба Саратов. Под крылом владыки Гермогена Служба в полтавском кадетском корпусе Смутное время Эмиграция и РСХД Постриг. Последние годы жизни Избранные проповеди, произнесенные в Полтавском кадетском корпусе. 1907–1913 гг. Моя бабушка, Елена Сергеевна Арбатская (в девичестве Гребенщикова), значительную часть своей жизни прожила в эмиграции. Огромное число русских беженцев, с которыми знакомилась бабушка в дни изгнания, стали ее друзьями на долгие годы. Среди них была и семья Четвериковых – Феодосий Сергеевич, его жена Валентина Николаевна и их дети Алексей и Елена. Знакомство с ними произошло в Братиславе, куда в 1948 году Е. С. Арбатская переехала из Праги по приглашению одного из бывших ее сокурсников по Белградскому университету занять место научного сотрудника в новой лаборатории защиты растений при Словацкой Академии наук. Там, в Братиславе, моя бабушка узнала об отце Феодосия Сергеевича, протоиерее Сергии, скончавшемся за год до ее появления в Братиславе. Впрочем, об этом духовном подвижнике бабушка слышала давно, еще со времени ее учебы в Русско-сербской гимназии в Великой Кикинде (Сербия). В 1920-е годы он преподавал в Донском Мариинском институте в Белой Церкви, куда впоследствии перевели и мою бабушку, но она его уже не застала. Таким образом, дух отца Сергия всегда незримо присутствовал рядом, куда бы ни забросила судьба Елену Сергеевну Арбатскую. Особенно ясно это проявилось при многолетнем общении с семьей старшего сына отца Сергия, Феодосия, сначала в Словакии, а затем в Советском Союзе, на Урале. Судьбы русских людей непостижимым образом переплетены в истории нашей многострадальной Отчизны. Разве могла предположить бабушка, что ее собственный сын Ярослав (мой папа) тоже окажется на Урале, а квартира Четвериковых в Свердловске станет на несколько лет единственным местом в СССР, где он мог почувствовать себя свободным человеком? Впрочем, это уже другая история, а этот очерк я хочу посвятить замечательному духовному пастырю – отцу Сергию Четверикову . |
| Недавно была годовщина смерти бабушки Веры, нашей прихожанки. Она умерла четыре года назад. Было ей уже за восемьдесят. Как сейчас вижу ее, маленькую, сгорбленную и подслеповатую, медленно бредущую с палочкой в храм. На улице снег, мороз, дождь, ветер, жара... Люди жалуются, что им плохо, тяжело, жарко, холодно, а она бредет, еле передвигая свои больные ножки... Почти каждый день бредет к Богу, Которого любила больше всего на свете. И никогда ни на что не жаловалась. Только улыбалась своей ласковой улыбкой, а синие как Небо глаза светились любовью. Как-то мы с мужем ее подвозили после службы. Она сначала отказывалась, стеснялась, но потом согласилась. Тогда мы узнали, что удобного транспорта от ее дома до храма нет и бабушка Вера каждый день выходила за час до начала богослужения и медленно шла в церковь со своей палочкой. А потом так же медленно шла домой... Помню, как она раздавала в храме детям гостинцы. У нее всегда была с собой большая старая тканевая сумка с поблекшими ромашками. Казалось, в ней хранится всё: свечи в полиэтиленовом пакетике, сладости, иконки, какие-то книжечки, старые пупсы и поломанные машинки – где только она их находила. Проходя мимо ребенка, она обязательно что-то доставала и дарила ему. А дети уже знали и ждали. Правда, многие мамы на нее сердились – из-за конфет. Но бабушка Вера делала это от всего сердца. А если у нее ничего подходящего не было, она просто давала деньги. Раз она сунула кому-то из моих дочек сто рублей, а я начала отказываться – знала, что бабушка Вера живет на маленькую пенсию, а единственная дочь далеко и помогать у нее не всегда есть возможность. – Пожалуйста, не отказывайся, это нужно не тебе, а мне, – сказала она мне тогда... Бабушка Вера никогда не пропускала ни одного нищего. Подавала всем без разбора: пьяницам, цыганам, здоровым мужикам, которых «обокрали» и которые из года в год просят «на билет до Мурманска». А однажды в крепкий мороз она притащила в той сумке с ромашками термос, одноразовые стаканчики и разлила всем попрошайкам, которые рисковали замерзнуть, какой-то свой травяной чай. |
| Однажды был в моей жизни разговор с неожиданной развязкой. Разговоров много бывает странных, но этот как-то особенно запомнился. Лет десять назад, еще студенткой, собиралась я «на побывку» в монастырь и зашла перед отъездом к бабушке, а у нее в гостях встретила женщину – назовем ее здесь Анной. – Алён, – с порога подступила бабушка, – ты у Ани вот возьми в монастырь записочки, пусть там помолятся, ей очень нужно! Аня – женщина лет 50 – отдала мне записку о здравии, истово благодарила и вскоре откланялась. И, конечно, после ее ухода бабушка решила меня «замотивировать», чтоб я довезла листок к месту назначения, а не забыла в книжке на ближайшие пять лет. – Алён, ты передай записку сразу, как приедешь. В остальных монастырях она всё заказала, надо чтоб и в твоем поскорей поминать начали. – В каких остальных? – на тот момент я еще не знала местных поверий: заказывать в особых случаях поминовение не просто в храме или обители, а непременно в семи монастырях одновременно. Узнала и думаю: ладно, в семи – так в семи. В конце концов, жалко мне что ли, что больше сестер и братий за человека помолятся да больше обителей получат какое-никакое пожертвование. А бабушка, объяснив про монастыри, продолжала тем временем: – Анна-то в этот год вся извелась. Хорошо, ей добрые люди про семь монастырей подсказали. Она до этого и в Задонск сколько ездила, и в своем храме всех заказывала, и на службы ходит, а всё видишь как… Хуже и хуже. Видно, кто-то сделал. – Что сделал? Ба, я ж твою Аню один раз в далеком детстве видела – не в курсе, кто что сделал и что там хуже. – Ну, что сделал… Сама знаешь… У Ани-то вон какой дом – может, кто из соседей позавидовал. Ага, кое-что прояснилось: семь монастырей – это, значит, местное лекарство от « сглаза и порчи », которые – видно, из какой-то особой предосторожности – называют вот так зашифрованно: «сделал», «сделано». А бабушка тем временем поведала, что конкретно, по ее мнению, Анне «сделали». Тетя Аня была художницей, наполовину самоучкой. В свое время она «поймала волну» – продавала на рынке полотна маслом: сиреневые букеты сирени и безапелляционно зеленые сосновые леса с непременными ручьем и лодкой. Покупали у нее охотно, так что при помощи сирени удалось выстроить действительно неплохой дом в частном секторе, развернуть хозяйство, поднять на ноги сыновей. |
| День Александры В пятницу меня внезапно осеняет: суббота — 31 мая. День рождения бабушки! 23 июня, 2014 В пятницу меня внезапно осеняет: суббота — 31 мая. День рождения бабушки! Хочу рассказать о чуде, случившемся в моей жизни совсем недавно. Но начать придется издалека, издавна. Моя бабушка Александра Ивановна родилась в 1903 году в Петербурге, в семье банковского служащего, происходившего, по ее рассказам, из крестьян. Прадед мой, Иван Иванович Васильев, был человеком глубоко религиозным, благочестивым; детей своих сызмала водил на все церковные службы, объяснял, что и почему совершается в храме, учил молиться дома. Моя будущая бабушка была очень привязана к своему отцу, любила ходить с ним в церковь, а еще — по книжным магазинам. Две великие радости было: с папой в храм и с ним же — за книгами. А еще бабушка вспоминала, как примчалась однажды из гимназии домой и с порога радостно крикнула: «Папа! Царь арестован!». А папа обернулся от окна к ней и тихо спросил: «И чему же ты радуешься?». После революции Иван Иванович был старостой прихода Введенской церкви на Васильевском острове, впоследствии снесенной. А когда начался «штурм небес», когда пошли первые процессы над духовенством, когда большевистские газеты, выполняя указание Ленина, «взяли бешеный тон» в отношении Церкви — мой прадед, будучи уже 40летним (примерно — точно год его рождения мне неизвестен) вдовцом с тремя детьми, поступил в семинарию, чтобы стать священником. Но семинарию закрыли, и вскоре после этого Иван Иванович умер от какой-то болезни. К сожалению, мои сведения о нем обрывочны и скудны: в свое время мне ума недостало расспросить бабушку подробнее, а теперь уже все, кто мог мне что-то о прадеде сообщить, ушли. Но я берегу его фотографии и полагаю, что к Православию пришла и его молитвами тоже. Однако дочь его, моя бабушка, веру пронести через годы советской власти не смогла. И детям своим ее не передала, соответственно. Отчего — не знаю. Не всякий человек в силах противостоять такому напору, защищая свой мир; к тому же, рядом с бабушкой никогда не было никого, кто мог бы поддержать в ней веру, помочь ей сохранить духовное наследство. Во всяком случае, мне она в детстве моем говорила, что религию придумали богатые, чтоб угнетать бедных и т.д. Хотя, рассказывая об отце, о церкви, в которую ходила с ним, о праздниках — заметно теплела. А может быть, она просто за меня боялась? Мне известны случаи, когда в семьях священников в советские годы вырастали неверующие дети — только потому, что их отцы, зачастую просто затравленные, поддавались малодушию и ограждали от веры и церковной жизни собственных детей… |
| Закрыть itemscope itemtype="" > «Всех взяли в плен» Кто хотел заткнуть Есенину глотку? 03.10.2020 881 Время на чтение 7 минут 3 октября исполняется 125 лет со дня рождения Сергея Есенина. Первое признание пришло к нему в 20 лет, а в 30 его уже не стало. Всего десять лет, за которые он успел приобрести мировую известность, объехать Россию, Европу и Америку. И загадочно погибнуть в Ленинг раде. «Иди, иди, ягодка» Как только не называли Есенина при жизни. С одной стороны, главный хулиган и ловелас. Он и сам признавал: «Так мало пройдено дорог,/Так много сделано ошибок»; «Много женщин меня любило,/Да и сам я любил не одну...» С другой – главный христианский поэт своего времени. Это он просил: «Чтоб за все за грехи мои тяжкие,/За неверие в благодать/Положили меня в русской рубашке/Под иконами умирать». Его первый сборник назывался «Радуница» – это день, когда православные поминают усопших. Глубоко верующими были бабушка и дедушка поэта по материнской линии, у которых он провёл детство. Бабушка ходила пешком с 4-летним Серёжей в Радовецкий монастырь за 40 км от дома. «Я, ухватившись за её палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка всё приговаривает: «Иди, иди, ягодка, Бог счастье даст, – вспоминал поэт. – Дедушка пел мне песни старые, такие тягучие, заунывные. По субботам и воскресным дням он рассказывал мне Библию и Священную историю… Средь мальчишек я всегда был большим драчуном. За озорство меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: «Ты у меня, дура, его не трожь! Он так будет крепче». Бабушка любила меня изо всей мочи». Жила семья в собственном двухэтажном доме в Рязанской губернии. Читать Есенин научился в 5 лет, а с 9 писал стихи. Окончил сельскую земскую школу, затем учительскую школу, но профессия учителя его не вдохновляла. В 18 лет Есенин приехал в Петербург и привёз с собой 61 стихотворение. Из них 58 (!) были напечатаны в первый же год. «Обо мне заговорили, и меня начали печатать чуть ли не нарасхват», – вспоминал поэт. За «Радуницей» он выпустил сборники «Голубень», «Преображение», «Сельский часослов», «Ключи Марии», «Трерядницу», «Исповедь хулигана», «Пугачёв», «Страну негодяев», « Москву кабацкую». Зрители хотели его обнять |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Исход Деревенские будни 25.12.2013 1217 Время на чтение 10 минут «Прости нас, Господи, - все равно что-нибудь натворим!» Присказка-молитва бабы Анны На воскресную службу отправились в храм Александра Невского с Юрой, трудником из Петербурга. Причащались - мы, и бабушка Анна. Два противоречивых впечатления - крайняя моя разсеянность на Литургии, и весьма благодатные ощущения, когда удавалось сосредоточиться. Народу немного, в обычной пропорции - один процент от местного населения. Отец Сергий сказал хорошую проповедь. Баба Аня на автобусе поехала готовить обед, а мы с Юрой айда проведать бабу Паню, Екатерина Семеновна в церкви сказала, что «Панюшка куда-то запропастилась, у нее там вроде ремонт, звонила - телефон молчит...» При выходе из храма мой спутник, умилённый провинциальным духом, возликовал: «Как хорошо!» Я его осторожно поправил: «Слава Богу!» и объяснил кратко, из печального опыта: «Не то сейчас быстро «поправят дело» - которые не любят, когда кому-то хорошо». Примерно так оно и случилось. Приходим к бабушке: в ейной квартирке без удобств всё блестит и резко ещё пахнет - ремонт капитальный, весьма приличный; даже печка аккуратненько переложена. - Нанимали? - интересуюсь, уже привыкший, что последнее время здешний, небогатый народишко повадился таджиков подряжать на дрова и покраску заборов. - Не! Сын с невесткой, - отвечает довольная бабушка Паня. - Здорово! Молодцы какие! Это же надо! И в комнатах! И на кухне! И всё так аккуратно! Уже за столом продолжаю нахваливать, утратив обязательную после Святого Причастия осторожность: - Да, бабушка, услышал Господь твои молитвы! Сынок - и в храм возит, и внимание оказывает! Дорадовался! Пообщались, пора уходить, - бабушка, как-то малость сконфуженно, произносит: - Послушай-ко, Ондрюшенька, сынушко... Папа твой иконы дарил, из Высокого Острова... Не примёшь обратно? Мои... ремонт сделали, вешать не дают обратно. Говорят: «Случись что с тобой, что мы с ними делать заведём? Выбрасывать разве хорошо?» |
|
|
