Поставив последние слова в эпиграф, Пушкин тем самым уподобляет свой анчар сердцу “гордому и мрачному”, раскаяние которого ядовито. Чье же это сердце? Странно было бы думать, что имеется в виду кто-то другой (ведь “Анчар” не эпиграмма!), а не сам автор жестокого, но безадресного раскаяния в “Воспоминании” и “гордого и мрачного” стихотворения о даре напрасном. Если это так, то надо дополнить пересказ диалога. Дон Альвар не хочет карать брата, “не сделав никакой попытки спасти его… Вот эту самую жизнь, которую он замыслил отнять, он сам же однажды спас от свирепого потопа…”. Теперь, говорит дон Альвар, “я должен спасти его от него самого”. Спасти от него самого… Вот, кажется, ключевой мотив. Не являют ли — для Пушкина — отношения двух братьев подобия отношений поэта с самим собой? Не “злоумышлял” ли автор “Воспоминания” против автора “Пророка”, не умыслил ли “отнять жизнь” у него в стихах, где жизнь названа даром напрасным? И не спасение ли от себя самого — цель диалога автора “Пророка” с автором “Воспоминания” и “Дара…” в стихотворении “Анчар”? [думается, исследователь темы “Пушкин и “Remorse” Кольриджа” найдет в английской трагедии — сверх темы спасения от бури (“Арион”) и возвращения из изгнания — немало созвучий внутренним коллизиям поэта, могущих дополнить или скорректировать излагаемое. Что до меня, то одно из подобных созвучий приходит в голову немедленно. Возвращение на родину, в Испанию, вместе с верным слугой, из изгнания — это ведь первая сцена “Каменного гостя”, который будет написан два года спустя и представляет собою самую “лирическую”, по справедливому мнению А. Ахматовой, из “маленьких трагедий”. Вот только героя зовут не дон Альвар — это имя присвоено Командору (который в двух главных для поэта “Дон Жуанах” — Тирсо де Молина и Мольера — имени вовсе не имел). — В.Н.]. Я отдаю себе отчет в жесткости сопоставления, но что делать? Мысль изреченная — известно что (для поэта особенно), но без нее бедный наш разум обойтись не может. И разве вся поэзия Пушкина — от лицейских “Желания” и “Мечтателю”, от двух посланий к Чаадаеву, “Под небом голубым…” и “Заклинания”, и т. д. до “Онегина”, где одна ипостась авторской души убивает другую, читает мораль третьей в ответ на ее письмо, а затем сама выслушивает ее отповедь, и пр. и пр., — разве это не беспрестанный диалог с самим собой, как в той же “Сцене из Фауста”? (Да и в “Каменном госте” не случайно Командор назван дон Альваром. В ситуации Кольриджа Пушкин “делит” себя между дон Альваром и его братом, а в “Каменном госте” — не исключено — между дон Гуаном и Командором дон Альваром. — В.Н.).

http://azbyka.ru/fiction/da-vedayut-poto...

Но он никогда не высадился в Африке, потому что больше никогда не покидал Валенсию, и до конца своих дней остался правителем своей средиземноморской провинции, хотя и выиграл ещё битву с Альморавидами при Байрене. Когда Юсуф угрожал Толедо, Эль Сид, будучи не в силах лично прийти на помощь Альфонсо VI, послал отряд рыцарей, куда входили его единственный сын Диего и его родственник Альвар Фанес. Альфонсо VI потерпел поражение, но Толедо остался непокоренным. Альвар Фанес также потерпел поражение в небольшой стычке с сыном Юсуфа, а Диего погиб в своем первом бою. Альморавиды вторглись в княжество Эль Сида и разбили его отряд в битве при Алькире, недалеко от Валенсии. Затем город Сагунто при поддержке Альморавидов, мусульманского правителя Альбараччина и графа Барселоны восстал против правления Эль Сида. Но когда Сид лично повел свои войска против мятежного города, то город предпочёл сдаться. Это стало последней битвой Эль Сида и его последней победой. Он умер в следующем году, 10 июля 1099 года. Последняя его просьба касалась его лошади Бабеке. Он пожелал, чтобы о нем заботились до тех пор, пока он не умрет сам, и чтобы его похоронили, как воина, которым он был. Через три года после смерти Эль Сида Валенсия пала под натиском армии Альморавидов, под командованием племянника Юсуфа, которого испанцы называли эмиром Букаром. Ему не хватало напористости Юсуфа, и Валенсия так и не стала плацдармом для дальнейших мусульманских завоеваний, как того опасались. Химена вернулась в Сан-Педро-де-Кардена, дочери Сида вышли замуж за принцев Наваррского и Арагонского, Альфонсо VI прожил еще десять лет, и его старость омрачилась смертью сына Санчо в битве против мавров при Укле в 1108 году. Альвар Фанес, правая рука Эль Сида, защищал Толедо от Альморавидов и умер несколько лет спустя, сражаясь за права дочери Альфонсо – Уракки на наследство ее отца. Реконкисте предстоял еще долгий пути. Потребовалось еще почти четыреста лет, чтобы освободить Испанию от пришельцев, оккупировавших страну.

http://azbyka.ru/otechnik/religiovedenie...

И стать у двери… Статуя кивает головой в знак согласия. Ай! Дон Гуан Что там? Лепорелло Ай, ай!.. Ай, ай… Умру! Дон Гуан Что сделалось с тобою? Лепорелло (кивая головой) Статуя… ай!.. Дон Гуан Ты кланяешься! Лепорелло Нет, Не я, она! Дон Гуан Какой ты вздор несёшь! Лепорелло Подите сами. Дон Гуан Ну смотри ж, бездельник. (Статуе.) Я, командор, прошу тебя прийти К твоей вдове, где завтра буду я, И стать на стороже в дверях. Что? будешь? Статуя кивает опять. О Боже! Лепорелло Что? я говорил… Дон Гуан Уйдём. Сцена IV Комната Доны Анны. Дон Гуан и Дона Анна. Дона Анна Я приняла вас, Дон Диего; только Боюсь, моя печальная беседа Скучна вам будет: бедная вдова, Всё помню я свою потерю. Слёзы С улыбкою мешаю, как апрель. Что ж вы молчите? Дон Гуан Наслаждаюсь молча, Глубоко мыслью быть наедине С прелестной Доной Анной. Здесь – не там, Не при гробнице мёртвого счастливца — И вижу вас уже не на коленах Пред мраморным супругом. Дона Анна Дон Диего, Так вы ревнивы. – Муж мой и во гробе Вас мучит? Дон Гуан Я не должен ревновать. Он вами выбран был. Дона Анна Нет, мать моя Велела мне дать руку Дон Альвару, Мы были бедны, Дон Альвар Богат. Дон Гуан Счастливец! он сокровища пустые Принёс к ногам Богини, вот за что Вкусил он райское блаженство! Если б Я прежде вас узнал, с каким восторгом Мой сан, мои Богатства, всё бы отдал, Всё за единый благосклонный взгляд; Я был бы раб священной вашей воли, Все ваши прихоти я б изучал, Чтоб их предупреждать; чтоб ваша жизнь Была одним волшебством беспрерывным. Увы! – Судьба судила мне иное. Дона Анна Диего, перестаньте: я грешу, Вас слушая, – мне вас любить нельзя, Вдова должна и гробу быть верна. Когда бы знали вы, как Дон Альвар Меня любил! о, Дон Альвар уж верно Не принял бы к себе влюблённой дамы, Когда б он овдовел. – Он был бы верен Супружеской любви. Дон Гуан Не мучьте сердца Мне, Дона Анна, вечным поминаньем Супруга. Полно вам меня казнить, Хоть казнь я заслужил, быть может. Дона Анна Чем же? Вы узами не связаны святыми Ни с кем. – Не правда ль? Полюбив меня,

http://azbyka.ru/fiction/malenkie-traged...

“Это — ядовитое дерево, которое, будучи пронзено до сердцевины, плачет только ядовитыми слезами”. При публикации эпиграф снят. Почти наверняка — снят (говоря словами автора) “по причинам, важным для него, а не для публики” (“Отрывки из Путешествия Онегина”. — В.Н.). Снят потому, что явственным образом интимен, пожалуй даже исповедален. Название произведения Кольриджа не указывается, а оно важно. Это — трагедия, она называется “Remorse”, то есть “Раскаяние”, а лучше — “Угрызения совести”. У автора “Анчара” есть стихотворение, которое могло бы называться в точности так же, если бы не называлось “Воспоминание”. Эпиграф может служить метафорой того состояния души, какое и дано в “Воспоминании”: душа поистине “пронзена до сердцевины”, в ней “горят… Змеи сердечной угрызенья” (мотив яда), есть и “слезы”, которые, при том безысходном самоистязании, каким является в этих стихах раскаяние, впору и ядовитыми назвать; а последовавший за “Воспоминанием” “Дар напрасный…” — что это как не ядовитая слеза? Основа сюжета трагедии Кольриджа — отношения двух братьев (за помощь в части работы, относящейся к трагедии Кольриджа, выражаю сердечную признательность Н.В.Перцову и М.М.Кореневой. — В.Н.). Действие (оно относится к эпохе после избавления Испании от владычества мавров начинается возвращением старшего, дон Альвара, из изгнания в родную Гранаду (любопытно: мавры, Испания, Гранада — все это имеет отношение — через Новеллу В. Ирвинга — к “Сказке о золотом петушке”, по пафосу близкой к “Анчару”. — В.Н.). Младший брат, Ордонио, злоумышлял против старшего, но дон Альвар, вернувшись, не хочет творить возмездие, которого требует его преданный оруженосец. Помни, говорит дон Альвар, я его брат, поистине глубоко оскорбленный, но все же брат! — Да ведь это, отвечает оруженосец, делает его вину еще чернее! — Тем нужнее, возражает дон Альвар, чтобы я разбудил в нем угрызения совести. — Угрызения совести, говорит слуга, таковы, каково сердце, в котором они пробуждаются. Если оно мягко, то способно к истинному раскаянию, но если оно гордо и мрачно, то это — ядовитое дерево, которое, будучи пронзено до сердцевины, плачет только ядовитыми слезами!

http://azbyka.ru/fiction/da-vedayut-poto...

" Это - ядовитое дерево, которое, будучи пронзено до сердцевины, плачет только ядовитыми слезами " . При публикации эпиграф снят. Почти наверняка - снят (говоря словами автора) " по причинам, важным для него, а не для публики " ( " Отрывки из Путешествия Онегина " . - В.Н.). Снят потому, что явственным образом интимен, пожалуй даже исповедален. Название произведения Кольриджа не указывается, а оно важно. Это - трагедия, она называется " Remorse " , то есть " Раскаяние " , а лучше - " Угрызения совести " . У автора " Анчара " есть стихотворение, которое могло бы называться в точности так же, если бы не называлось " Воспоминание " . Эпиграф может служить метафорой того состояния души, какое и дано в " Воспоминании " : душа поистине " пронзена до сердцевины " , в ней " горят... Змеи сердечной угрызенья " (мотив яда), есть и " слезы " , которые, при том безысходном самоистязании, каким является в этих стихах раскаяние, впору и ядовитыми назвать; а последовавший за " Воспоминанием " " Дар напрасный... " - что это как не ядовитая слеза? Основа сюжета трагедии Кольриджа - отношения двух братьев (за помощь в части работы, относящейся к трагедии Кольриджа, выражаю сердечную признательность Н.В.Перцову и М.М.Кореневой. - В.Н.). Действие (оно относится к эпохе после избавления Испании от владычества мавров начинается возвращением старшего, дон Альвара, из изгнания в родную Гранаду (любопытно: мавры, Испания, Гранада - все это имеет отношение - через Новеллу В. Ирвинга - к " Сказке о золотом петушке " , по пафосу близкой к " Анчару " . - В.Н.). Младший брат, Ордонио, злоумышлял против старшего, но дон Альвар, вернувшись, не хочет творить возмездие, которого требует его преданный оруженосец. Помни, говорит дон Альвар, я его брат, поистине глубоко оскорбленный, но все же брат! - Да ведь это, отвечает оруженосец, делает его вину еще чернее! - Тем нужнее, возражает дон Альвар, чтобы я разбудил в нем угрызения совести. - Угрызения совести, говорит слуга, таковы, каково сердце, в котором они пробуждаются. Если оно мягко, то способно к истинному раскаянию, но если оно гордо и мрачно, то это - ядовитое дерево, которое, будучи пронзено до сердцевины, плачет только ядовитыми слезами!

http://lib.pravmir.ru/library/readbook/4...

В этой книге мы не касаемся жизни Эль Сида, а только его роли в разгроме джихада и в Реконкисте. Он женился на Химене, двоюродной сестре кастильского короля, и получил командование армией. Его изгнали, когда он повздорил с несколькими знатными людьми в королевстве. В 1081 году король Кастилии предложил ему покинуть королевство в девять дней, или расстаться с головой. В тот момент Эль Сиду исполнился сорок один год. Ему пришлось бросить Химену и дочерей. Другой человек, которому предстояло стать королем, Альфонсо Ученый, позже описал отъезд Эль Сида в «Хронике Сида» так: «Донья Химена подошла, и вот с ней ее дочери, и она опустилась на колени перед мужем, горько плача, и хотела поцеловать ему руку; и сказала ему: вот, теперь ты изгнан из страны злыми людьми, и вот я остаюсь с твоими дочерьми, которые такие маленькие и нежные, а с тобой мы должны расстаться, ещё при твоей жизни. Ради любви к Святой Марии, скажи мне теперь, что нам делать. И Сид взял детей на руки, прижал их к сердцу и заплакал, потому что очень любил их. «Пожалуйста, Боже и святая Мария, – сказал он, Дайте, чтобы я еще пожил, чтобы отдать этих моих дочерей замуж своими собственными руками и еще послужить тебе, моя почтенная жена, которую я всегда любил, как свою собственную душу». Рыцари, с которыми он служил, тоже пришли к нему, и Альвар Фанес, который был его двоюродным братом, вышел вперед и сказал: Сид, мы пойдем с тобой через пустыню и через населенную страну и никогда не подведем тебя. На служение тебе мы будем использовать наших мулов и лошадей, тратить наше богатство и наши одежды, и всегда, пока мы живы будем тебе верными друзьями и вассалами. И все они подтвердили то, что сказал Альвар Фанес.» В наш век слабых мужчин и могучих женщин, когда любовь, дружба и верность не могут соревноваться с деньгами, мы задаемся вопросом, можно ли еще найти мужчин и женщин, которые лелеют такие чувства и могут выражать их с подобным достоинством. В следующие пять лет Альфонсо VI и Эль Сид пребывали в ссоре. Исламские дни аль-Андалуса, казалось, уже подходили к концу, а Альморавиды еще не появились. Король Альфонсо захватывал одну тайфу за другим: Толедо, Валенсия, Севилья, Гранада, Сарагоса и ещё несколько небольших эмиратов. На востоке Эль Сид участвовал в других боях, вместе со свитой рыцарей из Франции и Каталонии, то на стороне мусульман, то христиан. Он воевал за эмира Сарагосы Мутамина против аль-Хаиба, мусульманского владыки Лериды, сражался против Санчо, христианского короля Арагона и Наварры, и его союзника графа Барселоны и победил их всех.

http://azbyka.ru/otechnik/religiovedenie...

Поэтому даже если все мосарабы не чувствовали в себе силу принять мученическую смерть (подвиг - удел немногих, избранных Богом), то им следовало по крайней мере почитать погибших как мучеников, отдавших жизнь за Христа. Жесткая политика эмира Мухаммада I, к-рый запретил мосарабам занимать адм. должности, повысил налоги с христ. населения и приказал уничтожить храмы, построенные после араб. завоевания, еще раз подтвердила доводы Евлогия. Совр. исследователи полагают, что св. Евлогий, Павел Альвар и их единомышленники поддерживали К. м. ради сохранения не только христ. веры, но и традиц. лат. культуры, унаследованной от эпохи Вестготского королевства, носители к-рой подвергались дискриминации в условиях господства завоевателей-иноверцев. Поэтому христ. полемисты стремились подчеркнуть различия между истинными последователями Христа, хранившими верность своей культуре, и мусульманами - кровожадными адептами чуждой религии. Представляя мусульман как жестоких гонителей, мосарабские авторы были обеспокоены прежде всего ненасильственным распространением ислама и араб. культуры. Св. Евлогий неоднократно упоминает христиан, добровольно принявших ислам. Павел Альвар жаловался на упадок лат. культуры и пристрастие мосарабов к изучению «халдейского» языка и лит-ры, особенно поэзии ( Albarus. Indiculus luminosus. 35). Т. о., «мирная» исламизация и арабизация рассматривались как угрозы. Подвиги К. м. должны были сплотить христиан в борьбе за сохранение не только религии, но и культуры, напомнить, как важно знать собственные обычаи и язык предков. Однако уже вскоре после смерти св. Евлогия и Павла Альвара образованные христиане стали активно перенимать араб. культуру. Так, кордовский христианин Хафс аль-Кути († после 889), по-видимому сын Павла Альвара, написал апологию христианства на араб. языке (не сохр.) и подготовил стихотворный перевод Псалтири (Le Psautier mozarabe de Hafs le Goth/Éd. M.-Th. Urvoy. Toulouse, 1994; см.: Koningsveld P., van. Christian Arabic Literature from Medieval Spain: An Attempt at Periodization//Christian Arabic Apologetics during the Abbasid Period (750-1258)/Ed.

http://pravenc.ru/text/2057238.html

Основной источник сведений о К. м., пострадавших до 859 г.,- сочинения кордовского пресв. св. Евлогия. В «Памятной книге святых» (Memoriale sanctorum; между 851 и 856) св. Евлогий описал гибель более 40 христиан, которых он уподоблял древним мученикам вопреки мнению церковных иерархов и др. влиятельных мосарабов, считавших К. м. самоубийцами и религ. фанатиками. Значительная часть трактата посвящена критике ислама и его последователей, к к-рым св. Евлогий относился крайне негативно: в его представлении ислам - еретическое учение, изобретенное лжепророком, которого обольстили демоны, а мусульмане - жестокие и безнравственные люди, гонители праведников (см.: Wolf. 1988. P. 56-60; Aldana Garc í a. 2000). Соч. «Мученическое свидетельство» (Documentum martyriale) посвящено Флоре и Марии, юным христианкам, заключенным в тюрьму по обвинению в отступничестве от ислама. Св. Евлогий убеждал их не уступать требованиям мусульман и хранить верность Христу до конца, невзирая на притеснения и неизбежную смерть. Основная тема соч. «Оправдание мучеников» (Liber apologeticus martyrum), написанного вскоре после казни мучеников Рудерика и Саломона (13 марта 857),- апология христиан, которые мужественно исповедали истинную веру и обличили нечестие мусульман. В трактат включено краткое полемическое жизнеописание Мухаммада, представленного как ересиарх, обманщик, лжепророк и безнравственный человек. По словам св. Евлогия, он обнаружил это сочинение в монастыре Лейре; возможно, оно было написано в Юж. Испании на рубеже VIII и IX вв. О некоторых К. м. сообщается также в письмах Евлогия, адресованных св. Павлу Альвару († после 859), св. Бальдеготоне, впоследствии принявшей мученическую смерть, и Вилиесинду, еп. Памплоны (см.: P é rez de Urbel. 1942; Christian-Muslim Relations. 2009. P. 679-683; La Hispania. 2010. P. 277-284). Знатный кордовский мосараб Павел Альвар, друг Евлогия, также посвятил неск. сочинений защите К. м. и полемике с мусульманами. Его основной трактат на эту тему - «Путеводное сияние» (Indiculus luminosus; 854), в к-ром он сначала опровергает доводы христиан, критиковавших действия мучеников, а затем излагает христ. т. зр. на ислам в форме толкования ветхозаветных пророчеств об антихристе в Книге Даниила и описания чудовищ Левиафана и Бегемота в Книге Иова. После гибели св. Евлогия Павел Альвар составил Житие с целью оправдать действия друга: по его словам, святой мужественно противостоял мусульм. властям, жестоко притеснявшим христиан (см.: Sage. 1943; Christian-Muslim Relations. 2009. P. 645-648; La Hispania. 2010. P. 269-274).

http://pravenc.ru/text/2057238.html

О репутации И. среди испан. духовенства VIII-IX вв. свидетельствуют многочисленные упоминания о нем в трудах мосарабских авторов. Так, в Мосарабской хронике 754 г. И. назван «блаженнейшим» (beatissimus) и «учителем» (doctor) (Chronica Muzarabica. 31, 34, 77//CSMA. T. 1. P. 27-29, 53). В послании испан. епископов, написанном Толетским еп. Элипандом (754 - ок. 800), И. назван среди отцов Церкви, «святых достопочтенных отцов Илария, Амвросия, Августина, Иеронима, Фульгенция, Исидора, Евгения, Ильдефонса, Иулиана и других православных и католических [отцов]» ( Elipandi Ep. episcoporum Hispaniae. 1, 4//Ibid. P. 82, 84). В др. месте Элипанд ссылался на авторитет своих «предшественников Евгения, Ильдефонса и Иулиана», к-рых почитали как основоположников традиций Толетской Церкви (Ibid. P. 90). В послании к Алкуину Элипанд упоминал о «нашем Иулиане» (noster tamen Iulianus - Elipandi Ep. ad Albinum. 11//Ibid. P. 108). Альвар Кордовский († 861/2) и аббат Самсон († 890) называли И. «блаженным» и «выдающимся учителем» ( Albari Ep. 10. 3, 4//Ibid. P. 216, 220), последний даже именовал И. «святым» ( Samsonis Apologeticum. II. Praef. 10; 20. 3; 21. 6; 23. 2; 24. 4; 25. 5-6//Ibid. T. 2. P. 555, 619, 628, 636, 639, 655-656). Элипанд приравнивал богослужебные тексты, составление которых приписывалось Толетским епископам Евгению II, Ильдефонсу и И., к вероучительным документам (in suis dogmatibus ita dixerunt in missam de cena Domini - Elipandi Ep. episcoporum Hispaniae. 1//Ibid. T. 1. P. 82). Самсон ссылался на литургические молитвы, составленные И. (uenerabilis doctor Iulianus in missa cotidiana dicit ( Samsonis Apologeticum. II 13. 2//Ibid. T. 2. P. 591); sanctus Iulianus in missa cotidiana... dicit (Ibid. II 24. 4//Ibid. T. 2. P. 639)). Однако участие Элипанда и др. испан. прелатов в адопцианских спорах вызвало недоверие франк. духовенства к источникам, к которым они апеллировали. Опровергая догматические утверждения, содержавшиеся в испанских богослужебных текстах, участники Франкфуртского Собора (794) противопоставили им авторитет римских литургических молитв, составление которых приписывалось папе Григорию I Великому (MGH. Conc. T. 2/1. P. 145-146).

http://pravenc.ru/text/1237823.html

В первые годы рассматриваемого периода, кроме грамматических правил, занимались переводами истории Иустина, Корнелия Непота, басней Эзоповых (переведенных на латинский язык); учили разговоры Эразма. Сверх того преподавали географию и краткую священную и общую историю. В 1766 году Платон, рассмотрев метод преподавания в синтаксии, сделал следующие замечания: «вместо разговоров Эразма и басней Эзоповых лучше читать Федровы басни, которые написаны чистым латинским языком. Всеобщую историю нужно преподавать вкратце, так чтобы ученики легко могли отвечать, если их спросят о чем-нибудь из истории. Географию нужно учить с глобусом, руководствуясь книжкою, изданною Московским уннверситетом под заглавием: новое описание сферы. Наконец нужно познакомиться с общими географическими картами по книжке: Краткое руководство к географии. При объяснении грамматических правил учитель должен стараться чаще занимать уче- ников упражнениями, к которым присоединять и переводы с латинского языка на русский. В 70-х го- дах вместо Эразма употребляемы были разговоры Sebastiani Castellionis, переводившиеся на русский язык так, что сперва подвергали разбору каждый период, потом он прочитывался буквально два или три раза, наконец на каждый пункт назначаемы были свои примеры (Отзыв Стефана Александровского). В следующем десятилетии дело шло таким образом: учитель Стефан Глоголевский (впоследствии Серафим, митрополит новгородский) в отзыве своем за сентябрь и октябрь 1786 года писал: 1) в течение двух месяцев объяснены были 7 глав из синтаксиса Лебедева, при чем я ученикам всегда задавад примеры; 2) из новой арифметики преподана 1-я глава 1-й части; 3) окончив сферу, приступил к географии Гольберга нового издания;4) был преподаваем катихизис, из которого я окончил первую часть о естественном богопознании: 5) упражнял, учеников в более трудных переводах с того и другого языка; 6) не менее внимания обращено было на приучение к латинским разговорам.» В текущем столетии, кроме грамматики Лебедева, иногда употреблялись старинный Альвар и новая грамматика Каменского; кроме Эразмовых разговоров, занимались разговорами Кордерия, а из просодии перефрактами.

http://azbyka.ru/otechnik/Sergij_Smirnov...

  001     002    003    004    005    006    007    008    009    010