| Муч. Фаддея , † колесницею. 1295. Мучч. Агапиона зверями († 306 г., по Штадлеру и Мюллеру 290 г. 20 ноября) и Агапия мечем († 304 г. марта 24). 1295. В Екл. и Охр. одного Агапия. В одном прологе Агапион назван римлянином, а Агапий каппадокийский (вернее кесарийский). Агапион есть Агапий палестинский после терзания медведем брошенный в море. Сн. 19 и 20 нояб. Под Агапием разумеется Агапий другой, у нас 24 марта, он усечен в числе других (Евс. II. 10 стр. по русск. перев.). Оба отличны от Агапия 19 авг., ибо было три Агапия палестинских мучеников. Пр. Каллиста . 1295. (По Никодину это Каллист II Ксанфопул, в 1395 г. патриарх константиноп.). Св. Климента , еп. болгарского, † 916 (Величского). Сказ. у Никод. См. Филарета в учении об отцах § 291. Сн. 25 нояб. 26 и 27 июня. IV. Муч. Киприны . Минея Унд. 75. По службе пострадала от огня и меча. V. Преп. Фаддея студийского. Соф. Прол. У. XII в. Пс. 10 (29 дек.). Христофора и Евфимии, Фалалея и Анфима . Хлуд. 144. МГр. (19 нояб.). Священномуч. Сисиния . Хлуд. 144. МГр. (23 нояб.). Свв. мучч. Нирсы, Иосифа и дружины его. 244. 247 (20 нояб.). Захарии в море. Аган. Хлуд. 144 (21 и 22 окт.). Евстафия, Анатолия и Феспесия . 1142. Мак. Белоз. 493 (20 нояб.). Память свв. отец Максимилиана, Прокла, Анатолия и Геннадия . Мак. (17 и 20 нояб., 3 июля, 31 авг. 21 апр.). Попразднство Введению Богородицы . М. 11 и 12 в. У. XII в. и у Никона черногорца (25 нояб.). Св. Амфилохия , еп. иконийского. Син. 1 (23 нояб.). Василия нового. 248. (26 мар.). Ап. Онисима . МГр. (15 февр.). Св. Иакова , еп. ростовского. ЗПод. (27 нояб.). 23 I. Пр. о. н. Амфилохия , еп. иконийского, † после 394 г. Кал. Иер. Флор. 1. 239. Нан. 2. Сирл. Мст. Зогр. и др. М. Р. МКр. М. 11 и 12 в. Канон Феофана. Служба. (Вас. Рум. Мед. 19 окт. Кал. Флор. 1 втор. 10 дек. ЧГр. 170 нояб. 20. Син. 1 нояб. 22. Ев. 1199 г. марта 21). Св. о. н. Григория , еп. акрагантийского при импер. Маврикие (582–602) † в конце 6 или в начале 7 века. Сирл. Хил. М. Р. Соф. М. XV в. Канон Иосифа. Служба. (Вас. Флор. 1. Иер. Кал. 43. Нан. 2. Готф. 239. Мст. Слепч. Вен. Зогр. Терн. Хил. Рум. Сирл. 1295 и др. М. 11 и 12 в. 24 нояб. Италогр. 29 нояб.). |
| Движение к обращению Римлян в Православие всюду обнаруживается – со всех сторон поступают подписки от присоединённых, хотя известный указ Святейшего Синода недавно ещё опубликован. Ваше Сиятельство знаете, что я предпочитаю общие меры в отношении Римлян частным их обращениям – а между тем, едва ли меня что-нибудь более радует, как получение донесений о присоединении Римлян к Православию. Впрочем, Бог знает, захотят ли заняться усердно и обдуманно общими мерами – пока, мы должны радоваться и медленному приумножению в сих странах Православного стада. Однакож прошу Ваше Сиятельство быть готовым на мелочные столкновения, часто, может быть, неудачные – это война партизанская, где каждый действует по обстоятельствам и своему усмотрению, а потому полководец, не будучи в состоянии руководствовать частными действиями, и не может за оные отвечать. Графу Протасову, 23 июня 1840 г. 741 (конфиденциально). Быв задержан в Вильне генерал-губернатором в середу на обед, я не мог прибыть в Жировицы к служению 13 июня. Оно отправилось здесь хорошо – было довольно местного народа, даже из Римлян – они радовались восстановлению, как они думали, праздника Тела Господня. Впрочем, бытность Римлян могла быть отчасти последствием ненастья, бывшего в сей день с утра до трёх часов после полудня, так что даже крестный ход был внутри церкви. Ненастье это было повсеместное и как бы нарочно для помешательства Римскому и нашему народу отправляться в сей день в костёлы. В проезд мой в сие время из Вильна я не замечал собрания народа при встречавшихся мне на пути костёлах; и по всей вероятности, праздник сей не так-то был весел и в Вильне, где к крестному ходу по всему городу делались пред моим выездом большие приготовления Римлянами. Между тем, я час от часу получаю более сведений, что по воссоединённым церквам Литовской епархии, в праздник Божьего Тела, богослужения уже не бывает – и я не могу решить, более ли пользы или вреда произошло бы от восстановления сего праздника. Разумеется, некоторая часть Православных, а может быть и Римлян, отвлечена была бы в сей день от Латинских костёлов; но это было бы только там, где нет сих костёлов, и откуда, по всей вероятности, наш народ, из крестьян только состоящий, не пожелал бы и так, или не мог бы отлучаться для Римского богослужения: что ж касается мест, где есть и костёлы и церкви, то почти повсюду останется преимущество на стороне первых. |
| Потом мне нужно будет показать, ради каких добродетелей римлян и для какой цели истинный Бог, во власти Которого находятся все царства земные, благоволил возвысить и увеличить римское государство, равно как и то, что мнимые боги римлян были скорее вредны им, чем полезны. Наконец речь моя обратится против тех, которые, будучи изобличаемы ясными доказательствами, вынуждаются уверять, что боги должны быть почитаемы не ради жизни временной, но ради жизни загробной“ 491 . 1. Бедствия Рима и его провинций до рождества Христова, как доказательства бессилия и бесполезности языческих богов для временного счастья их почитателей (II–IV) Целью Августина при составлении первой части его сочинения было разрушить религиозные верования язычников, „исторгнуть и искоренить нелепые и застарелые мнения, враждебные истине благочестия, мнения, которые долговременное человеческое заблуждение очень глубоко и крепко вкоренило в непросвещенных душах“ 492 с тем, чтобы во второй части удобнее было внушать им верования христиан. Как римский писатель и пишущий для римлян, преследуя эту цель, он твердо стоит на определенной во введении практической точке зрения, с которой рассматривал уже и возражения язычников, и старается доказать язычникам практическую вредность или бесполезность язычества и на этом основании подорвать к нему доверие римлян. Отвечая на вопрос, какие бедствия испытал Рим и его провинции, прежде нежели явился миру Христос Спаситель, Августин показывает римлянам два рода бедствий, – бедствия моральные, состоявшие в упадке среди римлян древне-гражданских доблестей, в отсутствии человеческих добродетелей и господстве пороков, и бедствия внешние, к которым он относит политические и социальные насильственные перевороты, внешние войны и внутренние гражданские волнения, равно как и разрушительные явления природы, всеобщие и местные, – и старается показать, что первого рода бедствия были главным образом делом языческих богов, которые были или орудия и органы злых духов, или сами злые духи; политические же бедствия были неизбежным последствием первых, а зло физическое стояло выше сил демонов, чтобы они могли отвратить его. |
| Одновременно с тем, как голод делал свое ужасное дело, – на помощь ему, для ускорения гибели города, Тит снова велел рыть валы и бить стены новыми машинами, деревья для которых пришлось свозить за 90 стадий (4½ ч.) от Иерусалима. 1248 В 21 день новые работы были готовы для открытия штурмовых действий. Наступала минута, решительная не менее для самих Римлян, чем для осажденных, потому что, по сознанию Иосифа, и у Римлян, наконец чувствовался недостаток в припасах и крайний упадок духа. От судьбы новых машин зависела, т.о., во многом судьба города: Иудеи не сомневались, что он будет взят, если им не удастся их сжечь; Римляне не сомневались, что он никогда взят не будет, если им не удастся пустить их в дело. Новая вылазка Иоанна к Римским сооружениям, охранявшимся усиленной стражей, не замедлила (1 Panemos==Tammus, июль), но отличалась от прежних недостатком энергии и храбрости 1249 и не привела ни к чему. Не порадовало на первых порах особенной удачей и Римлян действие их новых машин, которые оказывались совершенно бессильными поколебать огромные скалообразные камни стены. К несчастью для Иудеев, для них оказался предательским тот самый подкоп, которым они так блестяще воспользовались для разрушения первых попыток Римлян и который в одну из ночей вдруг дал обвалы, увлекшие с собою часть стены. Прежде чем, однако, Римляне успели воспользоваться этим легким устранением непреодолимого препятствия, удивленному взору их предстала за развалинами новая стена, выстроенная предусмотрительно Иоанном, и хотя менее крепкая, но с большими опасностями для приступа. Эта опасность, впрочем, грозила собственно только тем немногим смельчакам, которые первыми осмелились бы взобраться на стену. На воодушевительный вызов Тита 1250 , на этот подвиг вызвался (3 Панема==Tammus, июль) сирийский солдат Сабин и его 11 товарищей, из коих только 8 удалось оттащить смертельно ранеными; остальные и сам Сабин поплатились жизнью. Два дня спустя (5 Panemos) две дюжины других смельчаков вызвались повторить опасную попытку, удавшуюся только потому, что для нее воспользовались глубокою ночью и преступным сном стражей. После этого, Римлянам удалось проникнуть в Антонию, тотчас оставленную Иудеями, которые особым подземным ходом перешли ко храму, отразив все попытки проникнуть туда же Римлян. 1251 |
| Ужасающее извращение порядка вещей! Трагичнейшая агония, изобличающая полную вырожденность кончавшейся жизни!... Появление Тита под стенами города было своего рода «ковшом» воды, вплеснутым в костер огня: личные распри, тотчас отошли на задний план, и силы города пошли на более достойное употребление. При первой же вылазке к неосторожно разъезжавшему пред городом Титу – в целях ознакомления с его местоположением – Иудеи с таким отчаянным мужеством врезались в его небольшой тотчас дрогнувший отряд (600 всадн.), что едва не взяли в плен самого Тита, отрезанного от прочих. Вообще, Римляне на первых порах возлагали слишком много надежд на слабость междоусобствовавших Иудеев и плохо вразумлялись печальными опытами напрасности такого легковерия. Так, вскоре же после описанной не безудачной вылазки Иудеев последовала другая, жертвой которой едва не сделался целый легион (10-й), занимавшийся укреплением своего лагеря на Елеонской горе, и также сам Тит, двинувшийся на помощь к растерявшемуся легиону. 1231 Наступившая Пасха на время отвлекла внимание осажденных от Римлян, чтó значительно помогло подвинуть вперед их осадные работы. 1232 В городе за это время также произошла маленькая перемена к лучшему, хотя не без новых потерь для города. Вынужденные отворить храм народу для праздновали Пасхи, затворники партии Елеазара были вытеснены Иоанном Гисхалой, и в городе стало меньше на одну враждебную партию, совершенно стушевавшуюся за другими двумя – Иоанна и Симона. 1233 Несмотря на продолжение вражды, осажденные не переставали отучать Римлян от излишней самонадеянности и беспечности новыми опытами своего единодушия и мужества, когда дело доходило до борьбы с внешним общим врагом. Один из ближайших таких опытов послужил Римлянам особенно прекрасным уроком, познакомив их с особой силой , бывшей у Иудеев в распоряжении против своего врага; это – их удивительная изобретательность и хитрость. Часть Иудеев, показывая себя как бы выгнанной из города за протесты «друзьям мира», в суетливой растерянности начала бегать между Римскими аванпостами и затворенным городом, в то время как мнимые «друзья мира» знаками и криками манили к себе насторожившихся Римлян, обещая отворить им ворота. Уловка удалась как нельзя лучше: отряды Римлян двинулись к городу; но едва только подошли к его стенам ближе, как были осыпаны страшным градом камней и стрел, причем и мнимые изгнанники, рассеявшиеся при первом движении врагов, оказались у них в тылу; в результате всего этого было страшное поражение и позорное бегство Римлян, весьма разгневавшее Тита. 1234 |
| Но в судьбе Петрония мы видим судьбу тех римлян, которые при всем своем интеллектуальном развитии, при всём переживании ущербности угасающей языческой культуры, всё-таки не находили в себе сил обрести истину христианства. И этим людям оставалось лишь одно: величественно, хотя и трагически, умереть. Судьба Петрония типична для судьбы многих выдающихся римлян этого периода. Подобно тому, как великий римский философ Сенека должен был вскрыть себе вены во исполнение воли императора, и Петроний уходит из этого мира, совершив самоубийство над собой. Сцена смерти Петрония очень выразительна. Мы видим его, готового признать свою былую наложницу-рабыню супругой, мы видим его, отрицающего смысл жизни за вот этой самой угасающей Римской империей, без которой он, тем не менее, не мыслит своего собственного бытия; но мы видимего, так и не обретшего христианскую веру. Он умирает величественно, но безысходно. В связи со сценой его смерти невольно на ум приходят очень выразительные эпитафии многих римлян-язычников, умиравших в это время — они исполнены глубокой безысходности, в то время как эпитафии на могилах христиан этого же периода поражают своей радостью-радостной верой в то, что смерть открывает им путь к вечной жизни. Действительно, коренное отличие христианства от язычества заключается именно в том, что христианство не просто способно преобразить жизнь человека на этой земле оно способно даровать ему высший смысл жизни — и той самой жизни, которая продолжается после смерти. Для большинства же язычников, в частности римских язычников, языческая вера оставалась лишь бытовой, исторической традицией, души были исполнены неверием. Но вот эта смерть в неверии некоторых выдающихся римлян эпохи упадка, одним из которых является Петроний, заставляет ещё при жизни многих христиан уповать на то, что такие так называемые «христиане до Христа» (к таковым Церковь относила Сократа, Платона, Аристотеля, например) будут всё-таки на Страшном Суде Богом прощены и введены в Царство Божие. Такова была интуиция первых христиан, свидетельствовавшая о глубокой любви даже к тем, кто не разделял их религиозных верований, но искренне стремился к чему-то высшему, одухотворенному. Итак, сцена смерти Петрония являет собой символ смерти лучших из римлян, которые жили в условиях, когда языческая вера себя уже исчерпала, а христианской веры еще не было обретено многими из их современников. Посмотрим этот фрагмент |
| Философия Платона пользовалась уважением христианских учителей. Это же предпочтение выразилось и в отношении к его представлению о бессмертии. Так, например, св. Иустин Мученик в " Увещании к эллинам " пишет: " Платон прямо сказал: душа вся бессмертна... Платон ясно излагает учение о суде после смерти... " . 40 Нам остается рассмотреть мировоззрение римского народа - народа-победителя, подчинившего своей власти почти весь известный тогда свет, - народа, чьи культура и цивилизация стали завершением древней истории. Римлянин был создан не для интеллектуальных и идеальных стремлений. Это был характер чисто практический: утилитарные стремления составляли основу всей его жизни и деятельности. Призванием его была жизнь политическая. С точки зрения пользы и интересов гражданских он смотрел на все от начала до конца своей истории. От народа с таким приземленным мировосприятием трудно было бы ожидать чего-нибудь особенного, самобытного и возвышенного в идеальной области - в религии. Древние формы религиозных верований римлян рано начали смешиваться с греческими и другими культами. Религия Рима последнего времени представляет смесь древних национальных верований с чужеземными, преимущественно греческими. Религия римлян не была особенно богата мифами, полными сложных образов. Римская религиозность выражалась скорее в благочестивых обрядах. Так и вера в бессмертие проявлялась больше в практических действиях, чем в отвлеченных идеях и представлениях. В представлениях римлян, точно так же, как и у греков, существовал бог Оркус - бог мрака, владыка подземного царства. К этой таинственной области принадлежала также и богиня Такита, олицетворявшая собой жизнь умерших обитателей Аида - молчаливых 41 . Здесь же пребывала богиня Мана, получившая имя от названия умерших (manes). При ней находились родственные ей нимфы Оркуса - фурии, или фурины. По верованию римлян, к каждому человеку приставлен гений, руководящий его судьбой при жизни и даже определяющий его состояние после смерти. Однако гения, этого существа, принадлежащего к царству света, не следует смешивать с душой, нисходящей в подземный мир. Души умерших, маны или лары, были почитаемы как божественные существа. " Когда я умру, - пишет знаменитая мать Гракхов своему сыну, - ты будешь приносить мне жертвы и призывать божество твоей матери " . Погребальные обряды у римлян были многочисленны и весьма торжественны, что свидетельствует о высоком и почтительном отношении живых к умершим, переселявшимся для продолжения жизни в другой мир. |
| В видении Пелгуя вм. слов: спя же ему... Глебу – написано: и се слышит святаго Бориса глаголюща ко Глебу. К словам Бориса прибавлено: вели грести борзо. Опущены слова: и глас слыша... се быти тем. В описании боя попадается немало отступлений от редакции Думина. Изображение личного мужества Александра, впервые появляющееся у Думина, распространено новыми чертами. После слов: и сквозе всех полков их, написано: «проезжая сам великий князь Александр на коне своем, посекая и закалая Римлян, сам же от них невредим проезжая, сохранен бо и защищаем невидимою Божиею силою. Сам же множество посече Римлян своима рукама на кого ждо бо их наезжая и мечем потинаше и тако могутно и прытко разсекая бо всякого на полы, кого бо ударяше мечем во главу и того разсецая и до луки седельныя, яко порти разкрояя телеса Римлян или яко бревна разколая и до самого стану и шатра королевскаго доезжая сежуще проезжая сквозе все полки их, и тако бысть победа предивна исполнь палку Божия не человеческим умышлением, ни силою храбрых воин тако учинися, но всемогущею силою Божиею сотворяся, Ангели Божии невидимо християном помогающе и Римлян секуще. Како бо не сила» и т. д. После слов: противу тех нечестивых множеству (ред. Думина), прибавлена фантастическая подробность: Толико бо множество бысть тех поганых противу християн, яко на всякого христианина достатися по сту поганинов, но Господь поможе рабом своим на поганыя. Опущены выражения: яко от толика... светло украси; светлостию... образа. В описании мужества первого героя, после слов: мчаща под руки, читаем: пеша по досце сходней на карабль, он же розскакася на коне своем и гна по досце той и до самого карабля и уже на самом корабли посече некоего воеводу и прискочивше мнозии людие и свергоша его в море и с конем. К характеристике второго из героев прибавлено: яко егда размахався топором своим, то не единаго, но дву или триех стиная посецая. Третий, кроме того, что сказано о нем Думиным, «посече 32 Римлянина до смерти, многих же ранил, сам же отеха неврежден». |
| Немного спустя, император послал к нему Иоанна, племянника Виталиана и Исаака, родом армянина, брата Аратия и Нарзеса, с войском варваров и римлян. Придя в Эпидамн, он соединился с Велизарием. Нарзеса евнуха император послал к начальнику эрулов с тем, чтобы он убедил их в возможно большем числе отправиться походом в Италию. Многие из эрулов выразили желание следовать за ним, в числе прочих и те, которыми командовал Филемут, и вместе с ним направились во Фракию. Перезимовав там, с наступлением весны они собирались отправиться к Велизарию. С ними был и Иоанн, которому дано было прозвище Фага (Обжора). На этом пути им было суждено совершенно неожиданно оказать римлянам великое благодеяние. Случилось, что незадолго перед тем большой отряд славян, перейдя реку Истр, стал грабить тамошние места и забрал в рабство большое количество римлян. Эрулы неожиданно напали на них и, сверх ожидания, победили их, хотя славяне намного превосходили их численностью. Они перебили их, а всех пленных отпустили, дав им возможность возвратиться домой. Захватив тут некоего человека, присвоившего себе имя Хильбудия, человека знатного, некогда бывшего у римлян претором, Нарзес легко уличил его в самозванстве. Как это все было, я сейчас расскажу. Спустя некоторое время анты и славяне рассорились между собой и вступили в войну. Случилось так, что в этой войне анты были побеждены врагами. В этом столкновении один славянин взял в плен юношу, едва достигшего зрелости по имени Хильбудия, и отвел его к себе домой. С течением времени этот Хильбудий оказался очень расположенным к своему хозяину и в военном деле очень энергичным. Не раз подвергаясь опасностям из-за своего господина, он совершил мною славных подвигов и смог добиться для себя великой славы. Около этого времени анты сделали набег на Фракийскую область и многих из бывших там римлян ограбили и обратили в рабство. Гоня их перед собою, они вернулись с ними на родину. Одного из этих пленников судьба привела к человеколюбивому и мягкому хозяину. Сам же этот пленник был очень коварным и способным обмануть любого встречного. |
| Ответ логофета гласит так: „Как здоровье святейшего епископа Рима, духовного отца нашего святого императора? Как здоровье всех епископов, священников, диаконов и всего остального клира святой церкви римлян?“. Так же строго, различались по степеням обращения и формы писем, обращенных к духовным и светским государям. Римскому папе отправлялась золотая булла, стоимостью в один солид с надписью: „Во имя Отца и Сына и Святого Духа, нашего единого, истинного Бога. Лев и Александр верные в Боге императоры римлян. Сергию, святейшему папе Рима и нашему духовному отцу». Точно так же писалось и остальным патриархам, только при этом отбрасывался почетный титул „духовный отец“. – Напротив того, Эмиру – аль –Омра посылалась булла стоимостью в четыре солида, с обращением: „Светлейшему, высокорожденному, высокознатному X., первому тайному советнику и правителю агарян, от Льва и Александра, верных самодержцев, августов и великих императоров римлян. Особенно нежны были обращения и посланиях к болгарскому царю, который в дни Константина Багрянороднаго связал себя тесными родственными узами с императорским домом: супруга болгарского царя Петра была дочерью Романа и первой царицей римской крови: Во имя Отца . . . . . императоры Константин и Роман, во Христе Боге нашем благочестивые самодержцы и императоры римлян, нашему дражайшему духовному сыну, Петру, царю Болгарии“. – Если такой иностранный государь не удовлетворялся письмом, а являлся в столицу лично, то церемониям буквально не было конца. Византийцы не щадили ни времени, ни трудов, чтобы поддержать хорошее расположение духа влиятельных представителей иностранных властителей. Наиболее важной была своя собственная посольская служба. Только испытанные люди, безгранично преданные интересам императора и государства могли быть с пользой привлечены к этому делу. В большинстве случаев посол ставил свою жизнь на карту в поездках до диким, враждебным и опасным местностям. К тому же для высокомерного ромея вовсе не считалось мелочью сносить все грубости какого-нибудь Аттилы, какого-нибудь аварского кагана или болгарского царя. |
|
|
