| – Он ответил так, что я готов был, наверное, сразу же взять билет и поехать обратно в Москву! Он сказал: «Понимаешь, какая история: в Белоруссии на сегодняшний момент так распространено чернокнижие и столь много колдовства! И мы часто всему этому подвержены, так что я приехал вот по этому вопросу…». Ну, тут я уж не знал, какой второй вопрос ему задавать, потому что я в детстве был пионером, сейчас комсомолец, да и вообще – «наука и религия», и все такое прочее… И вдруг преподаватель университета, который приехал Бог знает вообще куда, Бог знает зачем – и вот, он абсолютно серьезно говорит: «Столь много колдовства…». – Вас это испугало? – Я подумал про себя: надо поскорее как-нибудь отсюда уехать, и было бы это очень хорошо. Ну, а куда скорее уехать? Обратные билеты были только назавтра, вольно или невольно нужно было оставаться! – Вечером опять пошли на службу? Старец практически летал Архимандрит Таврион (Батозский) – Наступил вечер, опять вечернее богослужение: снова эти монахини, которые стояли за мной и истово молились, клали земные поклоны… Наступила суббота, следующий день, а на утреннее богослужение пришел сам старец Таврион! – Каким вы его увидели? – Да, я тоже все готовился: как я его увижу, что он из себя представляет? Столько людей стремятся с ним встретиться: что он? как он? Первое, что бросилось мне в глаза, – это его порывистость: он практически летал. Все движения его были порывисты: он прошел в алтарь летящей походкой, служил громко, возгласы были у него отчетливые, выходил иногда на клирос: что-то помогал, поправлял… – А много народу было на службе? – Наверное, еще приехали люди в субботу, так что народу было много. Было особенно много приезжих (а может, это были постоянные прихожане?) и немало женщин. Во время литургии отец Таврион исповедовал, а однажды стал почти кричать, очень эмоционально выговаривая одной из женщин. – А что он говорил? – Совсем удивительная вещь! Я-то думал, что тут, в храме, собираются одни фанаты какие-то, но вдруг от самого старца я слышу: «Вот, таскаешься по монастырям! Детей двоих дома бросила! За детьми надо смотреть! Надо детей воспитывать!» Меня, помню, тогда это поразило, какая-то потрясающая позиция: вроде люди сюда приезжают, и надо было бы, наоборот, их как-то поощрять за это, но нет – эту женщину он так строго отчитывал! |
| Наверное, смотреть нужно на другое – на то, как священник реагирует на сказанное человеком на исповеди: хватает ли ему терпения, хватает ли ему внимания, умения для того, чтобы дать человеку необходимый совет и вместе с кающимся понести его тяготу. По этому, наверное, нужно судить, а не по внешнему виду. Бывает, что человек исповедуется, и ему кажется, что священник его даже не слушает. А потом исповедь заканчивается – и вдруг человек из того, что ему священник говорит, понимает, что происходящее в его жизни для пастыря даже важнее, чем для него самого. И такое бывает, потому что сам кающийся порою не понимает по-настоящему те духовные болезни, проблемы, которые обнажаются перед взором священника, и подчас священник начинает испытывать даже большую боль, нежели сам человек. А бывает и наоборот. Как я уже говорил, священник, который совершает свое служение без внутреннего участия, без молитвы, выгорает. И это выгорание становится причиной того, что некоторые священники принимают исповедь равнодушно, бесчувственно и холодно. Если пастырь во время и после исповеди не молится за кающегося, если, выходя совершать таинство Исповеди, он не молится предварительно, чтобы Господь вразумил его, что исповедующимся сказать, как их наставить, то через какое-то время такой священник останется наедине с теми грехами, которые он слышит. И его, скажем так, человеческие, естественные способности окажутся исчерпанными. Он просто больше не сможет этого слушать: он будет просто стоять у аналоя, и все произносимое кающимся будет пролетать мимо его сознания. – И как быть с такими «пролетающими мимо» безучастными священниками? Что с ними делать? – Ну как быть – молиться о них, потому что нет ничего статичного: сегодня человек в одном состоянии, а завтра – в другом. Не надо воспринимать священника как нечто завершенное, статичное – это тоже живой человек, такой же, как и любой прихожанин, вошедший в храм. Сегодня он делает какие-то ошибки, завтра он их исправляет, послезавтра делает новые ошибки, а потом опять-таки исправляет их. И только лишь конец венчает дело жизни каждого из нас. Хотя, безусловно, человек, ищущий, у кого ему исповедоваться, будет искать священника сочувствующего, сопереживающего, неравнодушного. Это совершенно естественно. – Но как избежать рутины? Ведь для любого человека, который долго работает на одном и том же месте и делает одно и то же дело, такая опасность существует. Никто от нее не застрахован. Однако нам, светским людям, легче: мы можем поменять опостылевшую работу на другую, более интересную. А священник не может, он заложник своего положения, у него нет выбора. Поэтому он будет продолжать служить в любом состоянии. И тут возникает проблема для прихожан: ведь со стороны определить, действительно ли священник молится или только делает вид, практически невозможно. |
| Постоял — люди молятся. Во-первых, хор звучит там очень бездуховно, служба совершается бездуховно, и я не мог настроиться (там начало было в 9, в Смоленске) так, чтобы ощутить благодать веры и молитвы. И я чувствовал, а у нас-то, дома-то сейчас Марина наверно звенит, народу, наверно, много. А там — так в Смоленске, было — посмотрел — народ подходит, одна женщина и говорит: « Я хочу сюда». А куда сюда-то? Я был не в форме, так сказать. «А сюда, куда они идут». Я говорю: А зачем вам туда, куда они идут, причастники, для чего они идут..? «А я тоже хочу». А вы понимаете, причастие — что это такое? «Нет». А почему не спросить, почему не поинтересоваться, почему не заострить свое внимание — что это такое? Ну, пока я трактовал, там группа народу собралась, и прихожан смоленских. Ну что ж вы так ходите? — «Нас не учат». Мне стало больно, горько. Я увидел, какая жажда духовной пищи, она сегодня необходима для каждого человека, христианина, кто пришел в храм Божий помолиться. И там сразу чувствуется — кто намоленный, кто воцерковленный, кто уже знает весь порядок богослужения и кто только, как слепой во тьме ищет, как подойти к Богу, как подойти к богослужению, как пообщаться. И очень важно было бы так, как у нас с вами — вы на меня бросаетесь, я вам что-то отвечаю. И у нас получается гармоничная дружба, отношения, и каждый из вас отходит довольный. Не только там (в Смоленске), везде сегодня по России — горькие, печальные отношения прихожан к нам и нас к вам. Смотрю причащение идет — как таблетка. Вот у нее написано на лице: она не понимает всей этой святости, она не понимает, что и как надо идти. И кричат, и говорят, и талдычат, сбивая вас с пути, с пути сбивают истинного, — то, что надо причащаться. И когда ко мне приходят здесь из других храмов, вы сами слышите, я к ним обращаюсь: «Вы когда причащались?». «Вчера». «А что вам дает частое причащение?» «А вот надо». Толкают ко мне неверующего наркомана — надо ему причаститься. Так что ж ты думаешь? Это святое святых. Забывая о том, что читается нами молитва: «да не в суд и не в осуждение будет мне причащение Святых Твоих Тайн, Господи». |
| Те ответы старца стали для меня базовыми, их я вспоминаю каждый раз, когда сомневаюсь в правильности своих решений. В этом, наверное, и заключается суть феномена старчества… Когда просто нахождение рядом или несколько предложений, сказанных таким человеком, обнажают для тебя понимание сути жизни. История одной рекомендации Елена Потлова, экскурсовод в Троице-Сергиевой Лавре Елена Потлова В 1992 году я, только что окончившая школу, оказалась в Москве, где узнала, что открывается Свято-Тихоновский университет. Очень захотела поступить в него. Но для этого хороших результатов на вступительных экзаменах было недостаточно: сначала нужна была рекомендация правящего архиерея или хотя бы настоятеля храма, прихожанином которого абитуриент является. До моей родины — двое суток на поезде. Но даже если бы я купила билет и поехала, какой в этом был смысл? Как объясню про новый, недавно созданный и никому еще не известный университет? Тем более что и архиерей меня тоже совсем не знал. К отцу Кириллу мы с родителями приезжали в детстве за благословением — одни из многих, и, понятное дело, помнить меня он не мог. И вот я решилась идти к нему за советом: может, и не нужно мне поступать в Свято-Тихоновский? Пришла, рассказала обо всем. Отец Кирилл прямо просветлел, обрадовался: «Поступай, не переживай. Я тебе сам напишу рекомендацию». Назначил день, когда он мне передаст документ. А я все перепутала и пришла не в тот день, в итоге с отцом Кириллом не встретилась. Еще подумала: «Наверное, он все просто забыл». Но что делать? Скоро экзамены, а у меня нет такого важного документа. Подошла к проходной, жду, может быть, я его еще раз увижу, спрошу, напомню о себе. Через какое-то время увидела и закричала: «Батюшка!» Он строго и даже немного раздраженно посмотрел на меня, и было видно, что он переживал все эти дни: куда я делась, почему не пришла. А потом достал прямо из кармана конверт с моей рекомендацией, и не просто рекомендацией, а еще частично — характеристикой. «Это не только вам благословление, а всему институту», — сказал, прочтя рекомендательное письмо, ректор отец Владимир Воробьев. |
| А если кто-то оказывается в одиночестве, это говорит о том, что этот человек далеко не благополучен в духовном отношении. И кроме него самого вряд ли кто-то сможет ему помочь, разве что найдется какой-нибудь очень искусный, любящий пастырь, который сумеет как-то согреть его теплом своей любви, растопить лед своим смирением и терпеливым с ним обхождением. Все-таки, священник — это лицо, к которому испытывают наибольшее уважение, которое почитают. В Церкви так установлено, и поэтому некий кредит доверия к священнику уже существует просто потому что он батюшка, потому что в нем благодать, хотя, может быть, он еще себя и не проявил никак. Если он сумеет этим кредитом доверия воспользоваться, то спасет эту душу. — А если человек, напротив, все силы своей души и все свое время посвящает храму — не будет ли это эгоизмом по отношению к близким или к друзьям? — Думаю, что люди малоцерковные, нецерковные обязательно сочтут его эгоистом, потому что они ждут от него отдачи на сто процентов, а он делит свое сердце между ними и храмом, Богом, прихожанами этого храма. Это с их стороны своего рода ревность, и в общем- то это нормально. Думаю, каждый христианин должен быть к этому готов и, наверное, уже с этим сталкивался. Ничего тут не сделаешь. Тот, кто хочет быть другом миру, становится врагом Богу (Иак. 4, 4). Еще апостол сказал: «Если бы я человекам угождал, то не был бы Божиим рабом» (Гал. 1, 10). Поэтому, с одной стороны, никоим образом нельзя обижать людей, которые рядом с нами: наших родственников, наших близких, просто людей, с которыми мы оказались вместе на работе, на одной лестничной клетке. Ни в коем случае нельзя их обижать, их тоже нужно любить, это тоже наши ближние. А с другой стороны, каждый раз нужно размышлять: пойти ли в храм или поехать с родителями на дачу убирать картошку. Особенно это касается постов. По-моему, какую пищу есть — личное дело каждого человека. Поэтому, если мама обижается на то, что вы не едите борщ с мясом, думаю, надо немного потерпеть. Из своего опыта скажу, что моя мама тоже обижалась, а потом просто привыкла — не сразу, конечно, а через несколько лет — и даже потихонечку стала готовить для меня что-то постное. Бывает и другая крайность,— когда человек начинает ходить в храм и все остальное забывает. Забывает свои обязанности, забывает то, что у него дети или престарелые родители. Это особенно свойственно новоначальным. Конечно, пастырь должен эту крайность обличить и вразумить человека, чтобы он и Бога не забывал, но и ближних своих тоже не забывал. Потому что тот, кто не заботится о своих и особенно о домашних, тот хуже неверного и отрекся от веры (1 Тим. 5, 8). |
| Когда крепкого русского крестьянина спрашивали, каков его доход, он, хитро прищурившись, отвечал: «Хватает и давать в долг, и отдавать долг, и на ветер бросать». Что означает этот непростой ответ, можно погуглить в интернете. Но на самом деле это не ответ, а уход от ответа. Примерно так отмахнется от вопроса и любой уважающий себя современный россиянин: «Хватает». Дело в том, что в нашем менталитете тема доходов, так сказать, табуирована: от зарплаты чиновника до зарплаты соседа и даже родственника. Такие вопросы задавать как-то неудобно. Хорошо это или плохо, но так есть. Так уж сложилось. Да и, действительно, зачем спрашивать? Человека, который доел сегодня последнюю краюху хлеба, а на завтра у него ничего нет, видно издали. А остальным хватает. Кому – на хлеб, кому – на хлеб с маслом, а кому еще и на икру сверху. Ну, опять же, красную, черную или кабачковую, спрашивать не принято. Тема церковного бюджета сегодня тоже табуирована. Зачастую не только прихожане, но даже и рядовые священники не знают, много ли у прихода денег, на что они тратятся, – это забота настоятеля и казначея. И это тоже особенность нашего менталитета. Одно можно сказать наверняка: существование прихода на какой-то территории означает, что пожертвований хватает. То есть на данной территории хватает людей, которым нужен храм и служители при нем, чтобы покрестить ребенка, отпеть усопшего, повенчать молодых и просто прийти помолиться. Пожертвования людей, посещающих храм, как раз и создают тот бюджет, из которого начисляется заработная плата священнослужителям, певчим, уборщицам, сторожам, оплачиваются коммунальные услуги, налоги, ремонт и все остальное. Каким-то приходам повезло: они находятся в центре города, в удобной транспортной развязке, до них легко добраться, у них много состоятельных прихожан. Этим храмам хватает и на богатую роспись, и на прекрасный хор, и на серьезную социально-благотворительную работу, общественную и образовательную деятельность. Другим храмам повезло меньше: они находятся, например, в вымирающем селе. Им тоже хватает, но только на то, чтобы едва свести концы с концами, иногда за счет средств самого священника, кстати. Но раз приход действует, значит, хоть как-то можно существовать, значит, денег хватает. Еще раз повторюсь: жизнеспособность храма зависит от «денежного потока», формируемого прихожанами, ну или от личного подвига сельского священника-одиночки. Наши храмы не содержит ни государство, ни Москва, ни олигархи, за редким, даже редчайшим исключением. |
| Чему еще учит нас этот тропарь? Важные слова о нравственных качествах проповедника: «не сребролюбия мирови сокровища сниска», – т.е. не искал он в миру сокровищ, не соблазнял паству свою сребролюбием, но «высоту нам смиренномудрия показа». Бывает, что человек денег-то как раз не ищет, но ему нужны внимание, слава, владение умами людей. Эта слава становится его главным сокровищем и целью, ради которой он совершенствует слово, стремится блистать красноречием. Но нет, у святителя огонь его уст дает возможность воссиять иному сокровищу: смирению нелицемерному, соединенному с мудростью нестяжателя и нетщеславного человека. А вот еще одна молитва: «Во всю землю изыде вещание твое, яко приемшую слово твое, имже Боголепно научил еси, естество сущих уяснил еси, человеческия обычаи украсил еси, царское священие, отче преподобне, моли Христа Бога спастися душам нашим»1. А это что? (Ответ: тропарь.) Тропарь кому? (Молчание.) Ну, по логике, о ком теперь нам следует вспомнить, если мы начали говорить о трех святителях? (Ответ:о Григории Богослове .) Нет, это не Григорию Богослову тропарь, а, конечно же, Василию Великому . Этот тропарь тоже звучит в благодарственных молитвах после Святого Причащения, что также заставляет нас быть особенно внимательными на службе. Бывает, чтец читает, не задумываясь, как обычно, тропарь святителю Иоанну Златоустом у, а батюшка выходит из алтаря и спрашивает: «А мы сегодня какую литургию служили? Неужели вы не заметили?» И тогда ошибка чтеца оборачивается ко благу для прихожан, т.к. иначе многие из них тоже могли бы и не заметить, что они участвовали в Литургии Василия Великого . Давайте к этому тропарю тоже присмотримся повнимательнее. «Во всю землю изыде вещание твое». Знакомые слова, не правда ли? Когда мы их слышим? Да, да, в прокимне «Во всю землю изыде вещание их, и в концы вселенныя глаголы их». Этот прокимен звучит в апостольские праздники, причем и вечером, и утром. И еще в дни празднования памяти всех трех святителей. Причем, только на литургии. В день памяти самого Василия Великого чаще другой прокимен исполняется. А еще когда? В обычные, будние дни бывает? Когда? (Замешательство в аудитории.) По четвергам в будние дни. Сегодня на литургии звучал этот прокимен. Наверное, не случайно и наши с вами занятия по четвергам бывают. |
| Близкие люди Ещё одна мастерица, Татьяна Стеценко, тоже на пенсии. Её муж был офицером, сын тоже офицер запаса. Плести сети она начала в марте: «Что меня сподвигло? Патриотизм. Как бы пафосно это ни звучало. Хочется быть полезной в такое тяжёлое время. Хоть чемто. Я жила с мужем в военном городке. И всё это мне знакомо. Так что делаю, что могу. Стараюсь через день приходить. Иногда получается и ежедневно. Первый раз навязала неправильно, потом уже вникла в процесс и с каждым разом вяжу всё быстрее. Конечно, труд нелёгкий. Мы в основном в возрасте все. Если целый день сидишь работаешь, то домой уже еле приходишь. Но тут я нашла людей близких по духу, общаемся и в храме, и за его пределами». Татьяна Стеценко/Фото: Анна Черкашина Среди белгородских кружевниц есть многодетные мамы, люди с напряжённым графиком работы, которые посвящают волонтёрству все свои выходные. Ещё женщины помогают фасовать продукты для военных, подготавливают постельное бельё для госпиталей. «Да вообще «Белгородские кружевницы», наверное, уже стали, как сейчас модно говорить, брендом. Был интересный случай – мужчина принёс печи, которые сделал для военных, и хотел, чтобы их отправили именно под именем нашей волонтёрской группы», – рассказывает Раиса Жидкова. Её зять и дочь делают окопные свечи. Сейчас к изготовлению таких свечей стали подключаться и другие добровольцы, а банки для них собирают все прихожане Сергиевского храма. В цокольном этаже разместили свои станки и волонтёры группы «Своих не бросаем». Два объединения в целом сплели уже более 1 000 сетей. Фото: Анна Черкашина Разговоры по существу Нашим бойцам не только отправляют необходимые вещи, но и чтонибудь вкусненькое – от сладостей до копчёного сала. Отец Василий – войсковой священник и казачий духовник. Поэтому казаки Белгородского отдельского казачьего общества ВКО ЦКВ, атаманом которых является казачий полковник Юрий Хлудеев, и казаки Белгородского городского казачьего общества Центрального казачьего войска во главе с атаманом Сергеем Скуратовым тоже оказывают большое содействие во многих вопросах. |
| В: Да. О: Да. Об этом Владимир Николаевич Лосский очень так красиво рассуждает, говорит: «Ну при этом именно то, чем мы являемся, то есть личностью, оно исключительно для каждого из нас и фактически не осязаемо.». Так вот, в нашей вере мы, каждый тоже являемся личностью. Кто-то больше верит ну может быть сердцем так, да, может быть кто-то не будет читать, упомянутого только что мной Владимира Николаевича Лосского, ему это не нужно. В: Не нужно. О: Вот. Мне, например это нужно. И осмысленная вера для меня лично – это в том числе интеллектуальное, если угодно, осмысление догматов. Именно поэтому, кстати, я третий раз его упомяну, но мне очень близок Владимир Николаевич Лосский, потому что он действительно так рассуждает как-то. Ну он очень интересную , вот с одной стороны, раскладывает по полочкам догматы, но каждый раз оговаривается, что вот ну любые словесные контуры его, они не совсем правильные: вот мы так пытаемся сформулировать, но это не совсем так, на самом деле надо идти дальше. И вот этот подход мне, мне очень близок, как в жизни собственно, в отношении самой веры, так и в отношении жизни Церкви вообще, да: пастырской, литургической. Всегда есть то, что мы не можем сказать, а может быть есть то, что мы можем не сказать, это тоже иногда неплохо. Но, есть, тем не менее, какая-то часть, которую мы можем проговорить. Собственно, отцы Церкви в какой-то момент в ответ, в том числе на ереси этим и занимались. Они как-то собирались и формулировали. Эта формулировка, как мы знаем, как мы верим, она являлась не только плодом их разума, она являлась плодом вдохновения, Святым Духом. Тем не менее, это все-таки была разумная формулировка, да. Особенно ну вот знаменитая формулировка IV Вселенского собора относительно Богочеловечества Спасителя, которая прям вот такая пространная, и очень ну дает пищу разуму. При том вот, что она большей частью состоит из отрицаний, что: вот, вот не так. Но, тем не менее, дает большую пищу разуму. В: А вот, если все-таки, ну я понимаю, что это, наверно, сложно обобщать, вы очень точно сказали, что: в любом случае есть личность и личная вера, да. Но, вот, если, скажем, с одной стороны, есть, труды Лосского, которые может быть не обязательны, для чтения каждому православному верующему. А, с другой стороны, все-таки мы исходим из того, что христианин должен понимать во что он верит, это тоже некий ну такой минимум осмысленности, да. Вот его можно как-то определить? Это что, это там катехизис или что? И на сколько вы видите эту осмысленность в нас сегодня, в ваших прихожанах, в людях, с которыми вы общаетесь, у вас много публичных встреч и так далее? Вот здесь вы переживаете по поводу этой, может быть недоосмысленности, или вам кажется, что вот люди более- менее понимают? |
| «Сначала мне пришлось отпевать и хоронить Марину, – рассказывала наша прихожанка, – потом ездить по Москве, исполняя её завещание, а теперь осталось самое для меня трудное, решить в какие семьи я должна отдать оставшиеся деньги. Батюшка, помогай, давай вместе думать. У вас есть на примете, кому необходима помощь?» В то время я уже несколько лет как служил у себя в деревне. Молодых семей среди верующих у нас не было и таких, кто бы очень нуждался, тоже, и мы стали справляться по другим приходам. Я тогда ездил по верующим, много видел людей нуждающихся, но неунывающих. И нередко замечал в их глазах радость и надежду на Господа и когда привозил деньги, то никто этому не удивлялся, а принимал как должное, словно кто-то им заранее сделал почтовый перевод и предупредил, что почтальон зайдёт со дня на день. Люди смирились и привыкли жить в совершеннейшей нужде, а я, уже столько лет сталкиваясь с человеческой бедой, никак не могу к ней привыкнуть. Тогда же в одну из ночей, быть может, мне в утешение, я вновь увидел во сне всадников. Всё тоже чудесное солнечное зимнее утро, радостные смеющиеся лица детей и, словно в замедленной съёмке, парящие над землёй совершенные в движении ахалтекинцы. Господи, как было хорошо, я вновь реально ощутил уже позабывшееся чувство ликующего счастья, из которого меня вывел стремительно приближающийся Флегинских. В отличие от прошлого раза, он стал что-то кричать ещё до того момента, как поравняться со мною. Но я его не понимал, слышать слышал, но разобрать не мог. И он, в отчаянии от моего непонимания, изо всех сил вновь ударил меня хлыстом. Было так больно, что я немедленно проснулся и сел в кровати. Плечо болело, словно по нему действительно ударили. «Что же это такое, этак в следующий раз он мне вообще голову снесёт!» Наверно, я вскрикнул, потому что матушка тоже проснулась и с тревогой спросила: «Что с тобой? Почему ты кричишь?» И мне словно маме в детстве пришлось сказать, что видел страшный сон. Я пересказал ей сон, что в первый раз видел чуть ли не десять лет назад, и который почему-то приснился вновь. «Какой же ты выдумщик. Судорогой свело тебе руку, а в твоём подсознании боль в плече уже связалась с тем давним ударом хлыста. Слишком уж ты впечатлительный, батюшка, спи». |
|
|
