| «Че, правда у них отец погиб?» Качок протягивал деньги У Надежды потекли слезы 25 сентября, 2021 У Надежды потекли слезы В доме Надежды появились новые соседи: семья с двумя маленькими детьми и парень с девушкой. Парня Надежда боялась и называла про себя «качком» — он грубил ее отцу, часто ругался матом. Но после одного случая женщина стала относиться к новому соседу совсем по-другому. Елена Кучеренко Есть у нас в храме прихожанка. Зовут ее Надежда. Одинокая женщина средних лет. По молодости была замужем, но недолго. Очень хотела детей, но случилось у нее два выкидыша. Наверное, по этой причине муж и предложил ей развестись. Она так, по крайней мере, думает. Хотя супруг озвучил другое — разные они люди, разные интересы. Не сошлись характерами, в общем. Женщина она добрая. Старается во всем и во всех только хорошее видеть. И бывшего мужа своего оправдывает: — Благодарна я ему, что не стал попрекать моей женской немощью. Что-то другое придумал. Хотя знаю, он о детках очень мечтал. Слышала, женился потом. Сын у них. Ну и дай им Бог здоровья. Вот такой она человек. Квартира была мужа. Пришлось ей к родителям вернуться. Так до сих пор и живет со своими стариками. Досматривает. Разговорились мы с ней недавно, и рассказала мне Надежда историю… Огромный качок Несколько месяцев назад в их дом въехали две семьи. В одну квартиру — молодые родители с маленькими детьми, мальчиком и девочкой. В другую пара — парень и девушка. Насколько Надежда о людях старается плохо не думать, но парня она прямо боялась. — Такой огромный качок, грубый. Успел с моим отцом уже поругаться. Папа ему замечание сделал, что тот громко матом у подъезда по телефону разговаривал. А там дети играли. Тот его послал: «Не лезь дед, не в свое дело. Иди отсюда». И заявил еще, что дети эти орут целыми днями и, может, тоже ему мешают. Потом Надежда его пару раз нетрезвым видела. Тоже «быковал» с кем-то. И решила, что лучше с таким человеком лишний раз не пересекаться. А о других новых жильцах, семье с детьми, она толком ничего не знала. Дом большой, шестнадцать этажей. Люди могут годами не пересекаться и друг друга в глаза не видеть. Замечала только, как мама с младшей дочкой во дворе гуляла, а папа старшего утром куда-то на машине отвозил. Наверное, в детский сад. |
| - Что такое мнительность и как с ней бороться? - Мнительность - это присутствие в сознании некоторой ситуации, которой нет на самом деле. Это некая воображаемая вещь. Ну, вот, например, у меня есть одна такая прихожанка, которая примерно, не реже, чем раз в месяц подозревает меня в том, что я на нее обиделся. И я уже устал разубеждать. Все время какое-то подозрение, хотя я, вообще, необидчивый человек. Ну, и потом, как может бедная женщина вообще меня в чем-то обидеть? Как будто я какая-то там морская свинка, или хомячок, на которого наступили и раздавили ему лапу. Постоянно вот такая тема в наших отношениях, взаимодействиях существует. Вот это и есть типичная мнительность. - Люди часто говорят, - вот, мне кажется... Это вот, наверное, тоже из этой серии? - Ну, кажется, на это же есть ответ. Перекреститесь. - Раб Божий Аркадий. Что значит в вашем понимании продать душу? - Что такое продать? Это значит приобрести какие-то средства. И если буквально смотреть, то очень часто люди в поисках денег готовы делать любые гадости, которые очень вредят душе. - То есть, человек сознательно идет на грех. - Да, не просто грех, а ведь такие вещи, как называются подлость. Когда следователь, зная, что человек невиновен, и прокурор тоже, и они все равно произносят обвинительные заключения и требуют срока. Заведомо зная, что человек ни в чем невиновен. А после этого идут домой и спят. Почему они так делают? Мотива два. Либо это какой-то приказ сверху. Либо это материальная заинтересованность. И то и другое связано с деньгами. Потому что сверху - это зависит от зарплаты, от продвижения по службе, а сбоку - это прямые деяния. Это и есть, буквально, продажа своей души. Конечно, я допускаю, что, наверное, бывают судебные ошибки. Но, не странно ли, что во Франции 20% оправдательных приговоров из всех, а у нас - 0,5%? Интересно, почему? Такая безукоризненная работа следствия? Ну, не может быть. Дело в другом. Просто определенное количество людей совершенно непричастно к тому, в чем их обвиняют. |
| А на днях отправилась я на службу на раннюю литургию. Так-то я на позднюю хожу, но решила спокойно причаститься без детей. А на десятичасовую с ними уже вернуться. Поисповедовалась, поплакала о грехах и чистая, как младенец, начала протискиваться вперед ближе к алтарю. И уперлась в спину. А спина одета в знакомый костюм тот самый, «брачный». Оборачивается человек, гляжу «покойничек», за которого я молюсь. И который год уже в небесных обителях обитать должен. Вид у меня, наверное, был не банальный, потому что «юродивый» удивленно спросил: «А что с лицом?». Это первое, что он мне за все вообще время сказал. Так, наверное, впечатлила его моя мина. И расплылся в своей улыбке. Объяснять не стала на всякий случай. Ну как скажешь живому человеку, что мы вообще-то думали, что он того… Сего… И год как оплакиваем его молитвенно. Сослалась на головную боль. Но у меня в голову на самом деле стрельнуло. Тут и ласты склеить не мудрено. Покойничек, собственной персоной. Воскрес не иначе. Это как мне потом в соцсетях написали, когда я случай этот рассказала: «Многое может молитва праведника». После причастия начала искать тех, кто «похоронил» мужика раньше времени. Но они только руками развели: «Ну сказали же… И холодно же зимами нашими. Должен был замерзнуть… Но не замерз, видать». А сами бледные, как будто призрак увидели. Тоже впечатлились. В общем, приход та же деревня… Доверяй, но проверяй. В конце к священнику подошла: «Так и так… Грешна. О живом за упокой молилась! Но я ж не знала… Говорили». Батюшка вздохнул, перекрестил меня и велел Божией Матери акафист читать перед иконой Ее «Прибавление ума»… А вот еще. Тоже православный «Стивен Кинг». Но тут уже священник опростоволосился. Не все же нам, тетушкам, в разные ситуации попадать. Есть у меня знакомый сельский батюшка. Отец N. Хороший очень, добрый. Бога, людей любит. И они его. Не только люди, но и Господь, я уверена. Рассказал он мне как-то историю про прихожанку свою, бабушку Фросю. Лет ей на тот момент было уже за восемьдесят. |
| Но я уже слышу голос ревнителя: —А что же эта ваша девушка — не знала, что в джинсах нельзя? Ага, знала, но решила, что ей можно!..— и т.д. Что бы она там ни решила, как бы ни сказались на этом решении ее слабости, ее греховность — она оказалась у аналоя, и с нею происходят важные вещи. А если бы кто-то из нас — уж не говорю «выставил», хотя бы только травмировал ее бесцеремонным жестким выговором — ее исповедь не состоялась бы, и вполне возможно, что она ушла бы из храма навсегда. Нельзя не понимать: не всякий человек психологически готов ко встрече с требованием, тем более — требованием, пока еще ему непонятным. В идеале ведь вообще никаких требований не должно быть, а все должно делаться или соблюдаться по любви, по собственному выбору, по личной духовной потребности. Конечно, здесь, на земле, в реальной жизни идеал недостижим, когда-то приходится и требовать тоже. Но давайте все же подумаем, что лучше: давить на человека, постоянно повторяя «нельзя!» и «ты должен!» или дать ему возможность принять правила благочестия — в том числе и внешнего — свободно и по любви? Вот одна услышанная мною история. В одной московской церкви появился юноша-металлист — ну, знаете, весь в цепях и заклепках. Стоит всю службу, серьезный такой, косится на очередь исповедников, колеблется, наверное: встать в нее или уж не стоит. А ревностные прихожанки… Да нет, я ничего плохого о них не хочу сказать: они искренне ревностны к храму, к его святыне. В общем, они озаботились и пошли к настоятелю: «Батюшка, да что ж такое, вы все просите нас поменьше замечаний делать, ну так сами скажите ему: разве в храм в таком виде ходят?» А батюшка им в ответ: «Матушки, прошу вас, потерпите немножко — он переоденется». В итоге молодой человек действительно переоделся — в черный китель семинариста. Мне известен распространенный аргумент «Только дай волю — люди в купальниках в дом Божий повалят». Впрямь, наблюдая людской поток, текущий по нашим улицам в летнюю жару — в это поверишь. В наше время — не то что нормы благочестия, а нормы приличия утрачиваются очень легко, может быть, это и тревожит тех, кто искренне ревнует о храме. Но здесь, наверное, нужно все же людям доверять — понимая, впрочем, что не каждый наше доверие оправдает. Большинството всё равно с понятием — достаточно зайти в любой храм во время богослужения, чтоб в этом убедиться. А вот что порой огорчает (хотя тоже не трагедия) — это неуклюжие и, прямо скажем, крайне неэстетичные попытки изобразить внешнее благочестие, кустарно закрыв то, что нужно закрыть. Ну не понимаю я почему-то женщин, которые не могут просто надеть нормальную юбку, зато могут стоять у всех на виду в мятой ситцевой юбке, надетой поверх брюк. Это же страшно некрасиво, и ясно, что ни в гости, ни на работу они в таком виде ни за что бы не пошли. Почему здесь, в храме, им все равно, как они выглядят?.. Впрочем, остановлю-ка лучше себя вовремя: знаю ведь уже, в какой соблазн может меня ввести чужой внешний вид… |
| — В Русской Православной Церкви прихожане часто пользуются списком грехов в конце молитвослова. Они открывают молитвослов – так, у меня тут гнев… Прелюбодеяние? Да, наверное. Чревоугодие… Ну, конечно. Ставят «галочку» напротив греха, приходят к священнику каждую неделю или каждые две недели, и по этой бумажке исповедуются. Это нормальная практика? Вредная, обычная, необходимая – какая? Как Вы к этому относитесь? — Сам принцип некоего списка грехов полезен и нормален в начале пути. Потому что, повторюсь, проблема состоит в том, что большинство людей не знают, в чем же они согрешили, они не дают себе в этом отчета и имеют весьма расплывчатые своеобразные идеи о том, что же есть покаяние, и в чем, собственно, нужно каяться. В таких случаях список грехов бывает очень полезен. Я сам тоже довольно часто советую людям, которые приходят ко мне на духовные беседы, а большинство из них приходит впоследствии и для участия в Евхаристии, записывать некоторые свои помыслы, для того, чтобы как следует подготовиться к таинству исповеди. — В наших православных храмах принята исповедь во время Литургии, то есть часть священников проводит службу, а один священник исповедует стоящую к нему очередь. Как Вы считаете, допустима такая практика или что-то нужно менять, чтобы люди не отвлекались от Литургии? — Я полагаю, что это делается по необходимости, из-за того, что у священника не всегда есть возможность в течение дня уделить людям время для исповеди, для беседы. Но еще и потому, что далеко не у всех людей есть возможность в течение дня до Литургии прийти для того, чтобы исповедоваться и пообщаться со священником. Для того, чтобы дать возможность этим людям приступить к таинству покаяния, наверное, и существует подобная вынужденная практика. Еще раз повторюсь, мое мнение, это происходит не из желания кому-то облегчить жизнь, а просто по необходимости, из-за того, что так складываются обстоятельства. В моей жизни так не происходит, потому что я живу и служу один. Бывает изредка, что ко мне приезжают собратья, которые мне сослужат, но, как правило, я служу один, и исповедь у меня происходит во время чтения часов до начала литургии. Как только подошло время, я начинаю литургию, и служба уже не прерывается. Исповеди во время литургии у меня нет. Хотя, конечно, еще раз напомню, люди, которые приходят ко мне на исповедь, это люди, которых я очень хорошо знаю, и они не превращают исповедь в диалог. Это такая искренняя, наполненная, достаточно динамичная исповедь, но даже в этом случае я не считаю возможным совершать ее во время Литургии. |
| Как-то мы пригласили к себе на приход сотрудников и детей из детского дома. Отслужили Литургию, кто захотел — все исповедались, причастились. А после устроили такие дружеские посиделки. Ребята из детского дома подготовили какие-то праздничные номера, поздравления. И когда дети начали читать стихи о Боге, о вере, все мои прихожане как один — стояли и тихо плакали. Не потому, что им было жалко этих детей, нет! Просто рядом с ними как-то особенно ясно становится, что мы-то все, хотя и верующие, а всё равно живем как-то ловча, приспосабливаясь, всё равно нет у нас той евангельской прямоты и простоты. А у них она есть. Когда люди начинают жаловаться на свою жизнь, что вот, мол, и это у меня плохо, и это у меня не так, и тут у меня проблема, — я их не утешаю, а предлагаю им поехать со мной в детский дом. Не для того чтобы показать, что бывает еще хуже, а совсем наоборот. Приезжая в детский дом, люди наполняют свои сердца радостью. И это помогает выживать в наших трудных условиях. Честно скажу, я тоже такой. Если бы не эти дети, наверное, уже сто раз уныние бы накрыло. Самое главное, чему они меня учат, — любовь. Вот они умеют любить по-настоящему — Бога и ближнего. Много сейчас слов в Церкви, много разной критики нашего служения. Но я считаю, что самая главная опасность для священника сегодня — это потеря любви. Храмы можно построить, купола позолотить, добиться успеха, известности, любви прихожан. Но если ты сам не умеешь любить, то все это ничего вообще не стоит. Вот и езжу к детишкам — учусь у них. Это, действительно, Божья милость к таким детям. Здоровому человеку приходится многолетний труд приложить, чтобы, пропустив через ум какие-то положения веры, сердечно их принять. А у этих ребят в силу того, что они обделены умом, все происходит намного проще: они получают тот же результат, только сразу и в такой полноте, что диву даешься. Представляю, как восхитятся атеисты, если все это прочитают. Скажут, наверное: «Вот, оказывается, кто такие образцовые верующие — это дауны, «нарушенные» дети!» Только, на мой взгляд, по большому счету не те люди больны, которые в силу обстоятельств Христа принимают без ума, сердцем. А те, которые, имея здоровый ум, Бога не принимают вообще. |
| Теоретически это обосновать, наверное, нельзя. Но за этим стоит какой-то странный и очень важный опыт души… Во всяком случае несколько священников, прошедших лагеря, говорили мне о времени своего рабства как о времени наибольшей духовной, внутренней, молитвенной свободы… У человека поздней античности и Византии было больше опыта несвободы, чем у современного западного человека. И в этом опыте страданий и боли, наверное, открывалось что-то большее, чем может понять современный человек среднеблагополучной судьбы… И монашество, которое столь выпукло оттенило и сформулировало православные пути стяжания духовности, родилось из поиска более узкого и тяжкого пути, точнее — из знания о том, что «в раю нераспятых нет», а древо познания, древо жизни есть — крестное древо… Об упрощенной протестантской трактовке этого стиха, как и многих иных мест Писания, можно сказать словами св. Григория Богослова: «Апостольское слово, только не по-апостольски понимаемое и изрекаемое» . Понятно, что такие интерпретации уже выходит из области филологии и начинают влиять на практику духовной жизни. А нужно ли непременно буквально исполнять все то, что предписано Писанием? «А ты, когда постишься, помажь голову твою» (Мф. 6, 17). Нам тоже пост надо начинать с мытья головы и помазания ее маслом? По правде сказать, никогда в своей жизни я не видел ни монаха, ни архиерея, ни прихожанина с намасленной головой. А чем мажут свою голову протестанты, когда постятся? Древесным маслом, которое имел в виду Христос? Или они считают возможным заменить древние косметические средства современными и воспользоваться продукцией компании Procter&Gamble? И вообще — действительно ли пост надо начинать с того, что помазать голову чем-нибудь блестящим? Или протестанты согласятся с толкованием , считающим, что смысл этого совета Спасителя вообще не имеет отношения к косметике и гигиене, но состоит в предупреждении о том, чтобы твой постовой труд не был в тягость для окружающих?.. Как однажды заметил Честертон, настоящего человека узнать нетрудно — у него боль в сердце и улыбка на лице. |
| Для кого это ужасно? На мой взгляд, эту закрытую одежду религиозной женщины можно рассматривать как некоторую форму свободы. «Не лапайте меня глазами — это зона моей приватности, и я не хочу это демонстрировать для всех и вся, и так далее». Это можно истолковать как загнанность этой женщины несчастной, что это традиция ей так велит, и она, бедняжка, хотела бы, но не может. Это можно истолковать так. Но в современном мире у человека огромное количество выбора в этом смысле. Современный мир готов приветствовать людей, которые будут нарушать религиозные каноны. Поэтому я думаю, что для современных православных девушек, которые так одеваются, наверное этот выбор — это тоже способ подчеркнуть свою индивидуальность и свою некую независимость от внешнего мира. А дальше уже вопросы вкуса — какого цвета найти ткань, какую раскраску, и так далее. И в эти вопросы я уже вмешиваться не буду. Замечу только одно — то, что я много раз уже говорил — меня ужасает цветовая палитра наших храмов в одеждах наших прихожанок. По той причине, что на Руси, вплоть до революции, женщины шли в храм в самых сарафанистых своих платьях, ярких и нарядных. А сегодня, напротив, предпочитают черно-коричневые телогрейки. Отчасти это возрастное, я понимаю. В 20-м веке у нас только бабушки почти и были в храме, а девицы не ходили. Но хотелось бы напомнить, что нормой православной одежды является праздничность. Вы случайно не читали книг Воробьевского? Я их не читал совершенно неслучайно. Потому что полагаю, что для духовного здравия лучше воздержаться от пристального знакомства с этими книгами. Слишком много страхов и испугов — это все книжки на тему антихриста. Ваше отношение к книге Лео Таксиля «Забавное Евангелие»? Известная шутка: «Надпись на заборе «Бог умер», подпись — Ницше, ниже подпись «Ницше умер», подпись — Бог». Как мы можем помочь православным сербам в связи с ситуацией с Косово? Как-нибудь, да можем помочь. Молитвой, наверное, политической поддержкой. Только упаси Господь в войну из-за этого ввязываться. Россия слишком многим ради сербов уже жертвовала. |
| И вот когда наши православные прихожане в той же Италии — я, простите, может быть, о ней буду больше говорить, поскольку это для меня близкая тема, —большинство наших прихожан, кто находится в Италии, — это люди, которые работают и работают на очень тяжелых, надо сказать, работах. И в первую очередь они живут в католических семьях, помогают ухаживать за тяжелобольными, воспитывают детей и так далее. Вот они самим фактом своей жизни в этом католическом контексте, они являют собой православие. И как они это будут делать, вот, собственно, такое впечатление будет складываться у других людей о нашей вере. Я никогда об этом не думал, ну или, может, не думал так остро, когда я находился здесь, в России, и был священником. Я понимал, что все-таки мы живем в православной стране, и православные храмы — это часть нашей жизни, и любой человек, кто идет по Москве, он это видит. А вот здесь, когда ты, будучи православным священником, идешь по улице и вот ловишь какие-то взгляды, и тебя начинают… итальянцы, они же такие, не очень как бы стесняются, они могут подойти, спросить о чем-то прямо, попросить с ними пообщаться и так далее. Вот я впервые тогда понял, насколько это важно. И честно говоря, вот уже три с половиной года как вернувшись домой, я стараюсь сохранить в своем сердце вот это чувство, понимая, что, наверное, для меня это особенно важно, как для священнослужителя, что люди на меня смотрят как на представителя Церкви, как бы может громко это ни звучало, и по моим поступкам, словам, по моему поведению они во многом составляют образ того, что такое православие. Владыка, а вот вы также как-то говорили в одном из интервью, что храмы за рубежом наши — это храмы, которые, естественно, не только духовные центры, но просто люди, находясь в таком инокультурном окружении, приходят, общаются, язык для них важен, ну все важно. И на самом деле мы ведь у нас тоже сейчас пытаемся сделать храмы не только духовными центрами, это очень важно, и это, дает наверное, какую-то надежду. Но, с другой стороны, а нет риска здесь, что это превратится в такой, ну социальный клуб, где просто приходят пообщаться? Безусловно, такой риск есть. |
| ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Сергей, а вы лично чувствовали, что у вас забирают то время, которое бы папа мог потратить на вас, прихожане, люди, которым нужна его духовная помощь, ему нужно совершить какие-то требы? Чувствовали вы это, как это происходило у вас в семье? СЕРГЕЙ ШАРГУНОВ: Да, чувствовал, потому что папа постоянно служил, плюс он же еще и преподавал в Духовной академии. Но я совершенно не переживал по этому поводу. Потому что я сам читал книжки, так сказать, развлекался, бегал. Потому что ну, наверное, дело же не в том, что родитель должен постоянно присутствовать, вообще, отец семейства, он уходит на работу, например. Поэтому здесь особенно переживаний я, конечно, не испытывал. У меня самого очень сложные отношения с церковью, но вообще-то я очень рад, что сформировался и вырос именно в семье религиозной. Мне кажется, это помогло мне во многом, как пишущему человеку. ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Просто мне кажется, особенно в советские годы, родители приходили после работы домой, а это как врач, как учитель – в любой момент могут позвонить и потребовать, и ты не можешь отказать. Потому что ты это делаешь не потому, что тебе платят какую-то зарплату, а потому что ты взял на себя этот крест. СЕРГЕЙ ШАРГУНОВ: Конечно, это бесконечные требы, вот умирающий человек, нужно сорваться, ехать к нему немедленно. Я знаю многих священников, которые именно в области, не в городах, сами колесили по деревням, там вот к старухам, которые не могут подняться, таких примеров бесчисленное множество. ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Отец Максим, как выстраивать вот этот барьер. Люди, которые вам звонят, ведь они же иногда, наверное, звонят: «Батюшка, благословите куда-нибудь поехать, благословите форточку открыть, закрыть», ведь такие случаи тоже бывают. Как вот эти отношения должны складываться, формироваться? ОТЕЦ МАКСИМ: Ну, это уж от человека зависит. ЕЛЕНА ПИСАРЕВА: Ну, вот достался такой прихожанин. ОТЕЦ МАКСИМ: Ну, мне не позвонят в отношении форточки, знают, что я скажу, да, вот я не из добрых священников, поэтому в отношении форточки у нас просто решится. Хотя, конечно, если так более серьезно, семья страдает. Вообще близкие священника есть фигуры самые страдательные. С одной стороны их не любят так, как батюшку. С другой стороны, они лица на приходе публичные, потому что: «О, что матушка одела, а как дети себя ведут на Богослужении, почему батюшкины дочки вышли до конца литургии», – с одной стороны. А с другой стороны, напротив: на тебе всё милая, тебе всё можно. У греков даже есть пословица такая жестковатая, но предупредительно верная. Дети священника – внуки лукавого. Потому что опасности больше, вот на Сергея можно посмотреть, видно, что много опасностей, да. У него сложные отношения с церковью образовались и прочее, вот это нашим деткам бывает свойственно. С другой стороны |
|
|
