| Человека римлянина и неосуждена... Не солгал Павел, сказав, что римлянин; потому что отец его, ради представительства, купил себе это имя за деньги, так как великим почетом пользовались удостоившиеся называться этим именем. Говорит же это Павел, чтобы, в случае наказания его, не стали относиться к нему с презрением. Если бы его наказали, то делу дали бы иной оборот и убили бы его; а теперь, хотя и не по иной причине, а по той самой, что римлянин, не только не наказали его, но и отпустили. Два преступления полагает Павел в наказании себя: то, что хотели наказать его без суда, то, что хотели наказать римлянина; поэтому и больше страха навел на них. Павел же рече: аз и родихся... Смотри: и отец его был римлянин. Прежде чем родился Павел, Киликия перешла уже под власть римлян; поэтому и отцу его, как перешедшему под их власть, необходимо было быть римлянином. Павел же, согласно пророчеству, связан был во Иерусалиме, и исполнилось пророческое слово. Что же происходит потом? Тысящник развязывает Павла и приводит к иудеям. не ложь, что он римлянин; потому что тысячник испугался того, что он римлянин, то есть, человек знатного рода. утрие же хотя разумети истину, чесо ради оклеветается от иудей, разреши его от уз, и повеле приити архиереем и всему собору их: и свед Павла, постави его пред ними. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ же Павел на сонм, рече: мужие братие, аз всею совестию благою жителствовах пред Богом, даже до сего дне. же Ананиа повеле предстоящым ему бити его уста. Павел рече к нему: бити тя имать Бог, стено повапленая: и ты седиши судя ми по закону, преступая же закон велиши, да биют мя. же реша: архиерею ли Божию досаждаеши? же Павел: не ведах, братие, яко архиерей есть: писано бо есть: князю людий твоих да не речеши зла. |
| «Я положил столько молитв – сказал при этом преподобному уставщик небесный – для того, чтобы и слабые удобно, без отягощения, могли выполнить правило; совершенные же, пребывая наедине в своей келлии, всю свою жизнь проводят в созерцании Бога». В трапезе подавали все, дозволенное уставом, как-то: хлеб, маслины, сыр, овощи, соления рыбки, предоставляя свободе каждого воздерживаться от пищи, дабы воздержание не было принужденное и имело большую заслугу пред Богом. Больным оказывали нежность самую внимательную. Так было для того, замечает Иероним блаженный, чтобы они не сожалели ни об удобствах города, ни о нежности своих матерей 11 . Та же мудрая снисходительность и отеческая заботливость о спасении каждого, какие составляли отличительный характер общежительного устава великого Пахомия, служат главным основанием руководительного порядка и в управлении монахами, проводившими отшельническую жизнь. Один монах, римлянин, бывший некогда знаменитым при царском дворе, пришел в скит и поселился близ церкви. Он держал при себе раба, который ему прислуживал. Настоятель, по вниманию к его немощи и зная, какое довольство оставил он в мире, посылал ему разные утешения. Прожив в скиту двадцать пять лет, римлянин получил дар прозрения и сделался славным. Вот, приходит к нему один из великих подвижников египетских, надеясь найти у него какой-нибудь необыкновенный образ внешней жизни, и видит, что римлянин одет довольно роскошно; под ним рогожа, покрытая кожею, небольшая подушка; ноги у него чисты, обуты в сандалии, ему прислуживают; за обедом подают вареные овощи и вино. Египтянин соблазнился. Тогда сказал ему прозорливый римлянин: «Я, грешный, оставил город и пришел в эту пустыню; прозрев богатство, поместился в эту малую келлию; вместо драгоценных одежд, ношу теперь это недорогое одеяние; прежний роскошный стол заменяют мне вареные овощи и небольшая чаша вина; вместо музыки и пения, я прочитываю по двенадцати псалмов с вечера; то же малое мое служение совершаю я и ночью, за содеянные мною грехи. |
| Подобно иудею, римлянин выходил из идеи долга, но это бы, долг, который он обязан был государству; иудей же отвергал всякую самостоятельность в земной власти и крепко держался только богоправления. Римлянин заботился только о жизни настоящей, а для иудея все настоящее было безразлично. Один поклонялся видимому, другой – невидимому. Для иудея римлянин был человек нечистый и проклятый; для римлянина иудеи были смешны в своей религии и ненавистны по своей гордости. Оба они презирали друг друга. Помпей начал с того, что с пренебрежением отнесся к их священнейшим воззрениям, и его преемники шли по его стопам. Искоренитель их царственного дома и друг ненавистных им самарян был сделан царем в Иерусалиме, и позже римские прокураторы высасывали все соки из страны и до крайности угнетали народ, не обращая никакого внимания на их самые деликатные чувства. Римская религия состояла в вере в магическую силу римского имени и непреодолимость римского оружия; в ней боготворилась только грубая сила, бессердечная и жестокая. Служители такой религии не могли понять ничего такого возвышенного, что составляло предмет верования иудея, и для них была странной сама возможность для людей придавать высокое значение идее, а еще менее умирать из-за нее. Неудивительно, что иудейские книжники видели в римской империи четвертого зверя знаменитого видения пророка Даниила, зверя, «который был отличен от всех и очень страшен, с зубами железными и когтями медными, пожирал и сокрушал, а остатки попирал ногами» 274 . «Господи, – говорится в одной из позднейших священных книг, – для нас создал Ты век сей. О прочих же народах, происшедших от Адама, Ты сказал, что они ничто, но подобны слюне, и все множество их Ты уподобил каплям, каплющим из сосуда. |
| Разумеется, нельзя приписывать такого рода монистическую философию крестьянам Лациума. Им были мало доступны отвлеченные идеи, однако по существу Варрон довольно точно обрисовал суть старой латинской религии. Божественное у римлян именовалось также Numen. Этим же словом обозначали не только высшее Начало, но и множество богов. На вопрос, откуда они появились, римлянин мог ответить примерно так: Numen дробится на бесконечные явления и события; колос и облако, вода и огонь, смелость и любовь, беда и все это numina. Построением мостов через Тибр, выходом в поле, отпиранием дверей, началом войны, да и почти всем управляют специальные боги; одна только пора младенчества человека подведомственна сорока трем numina. Подобное разложение единобожия свойственно многим религиям, но Рим и тут обнаруживает своеобразие. В то время как большинство язычников представляли себе богов человекоподобными, римляне долго противились антропоморфизму. Им казалось уместнее сохранять древнейшую символику фетишизма, нежели наделять богов чертами смертных. Юпитера, например, они чтили под видом кремня, под видом копья, в виде пламени. Тем самым как бы выражалась вера в Божество, пребывающее по ту сторону человеческого. Римлянин интуитивно ощущал здесь тайну, постичь которую люди не могут, если она не воплощается в конкретных явлениях. Как бы ни называть этот взгляд: пантеизмом, демонизмом или полидемонизмом, главное в благоговение перед сокровенной Сущностью вещей и сознание зависимости от 10 ]. То воистину была религия «неведомого Бога». «Великий Юпитер, или каким именем повелишь тебя так в смирении обращался римлянин к Непостижимому. Отзвуки этих чувств сохранились и в христианское время. Напомним, что Рим, в противоположность эллинскому Востоку, не породил ни одной догматической ереси. Он, как и прежде, не дерзал слишком далеко проникать в непознаваемое, предпочитал явное и видимую организацию Церкви, присутствие Христа в Святых Дарах. Показательно, что в первые века ни один богослов, писавший по-латыни, не был коренным римлянином. |
| И после этих немыслимых слов Саак взглянул на него с таким отчаянием, болью и недоумением, что взгляд этот в самое нутро впился Варавве, пронизал его насквозь, хоть сам Варавва и не смотрел тогда на Саака. Удивился и римлянин. сказал К чему же тогда «Иисус Христос» у тебя на бирке? что мне хочется отвечал Варавва, не поднимая глаз. Римлянин посмотрел на него, на опустошенное лицо, шрам под глазом, грубый, жесткий рот, все еще хранивший прежнюю силу. Лицо было лишено выражения, и вряд ли бы обнаружилось оно на нем, если взять его вот так же за подбородок. Впрочем, с этим рабом ему бы такое и в голову не пришло. Почему? Он и сам не знал. Он опять повернулся к Сааку: ли ты толком, что ты сейчас наговорил? Ведь ты восстаешь против Кесаря? Понимаешь ты или нет, что он тоже бог, что ты ему принадлежишь, его тавро носишь на своей бирке? А ты объявляешь, будто принадлежишь другому, неведомому богу, да еще вырезал его имя на своей пластине, чтоб показать, что ты — его, а не кесарев. Что, разве не так? ответил Саак неверным голосом, но он у него уже меньше дрожал. ты на этом стоишь? понимаешь ты или нет, что тебя ждет за это? Понимаю. Римлянин помолчал. Он размышлял про этого бога рабов, по правде сказать, он про него уже слышал, про него много болтали в последнее время — безумец из Иерусалима, который принял позорную смерть раба. «…Разбить все оковы»… «…Раб божий, и он меня освободит»… Не так уж невинно все это, если вдуматься… И лица, как вот у него, вряд ли придутся по вкусу какому-нибудь рабовладельцу… ты откажешься от своей веры, ты останешься сказал Понятно? я не ответил Саак. же? не могу отречься от моего Господа. малый… Надеюсь, ты понимаешь, какой приговор я вынужден буду вынести тебе? Неужто ты вправду так смел, что готов принять смерть за свою веру? не мне был тихий ответ Саака. так уж это смело звучит. И неужто тебе жизни не жалко? |
| Только мы готовы признать одно Его свойство как существеннейшее и характерное, как сейчас же в нашем представлении встает другое, тоже как наиглавнейшее. Выразит художник одно во Христе; сейчас же как недостаток представляется опущение им другого свойства, как важнейшего. А так как и кисть художника и иконописца, и слово поэта и мыслителя могут отображать что-либо единое, чем один человек отличается от другого и что составляет сущность духовного бытия этого индивидуума, то, естественно, такого всесторонне выраженного, так целостно совершенного облика Христа они представить не могут и всякое их изображение, как бы с художественной и психологически-логической стороны совершенно оно ни было, всегда остается и останется недостаточным, неполным, нас не удовлетворяющим. Христос не был простым человеком. Свышечеловеческое отображалось во всяком Его движении, слове и деле, во всем Его Лике. Он не только больший из всех рожденных женами; Он единственный из людей. Он не только сын человеческий, но и Сын Божий. Поэтому-то Он и не поддается человеческим измерениям и описаниям, как ограничениям. Всечеловечность Иисуса Христа Теперь Евангелие проповедуется на всех языках среди множества различных народностей, и каждая из последних считает Христа своим человеком, близким себе, как бы от сынов её происшедшим, а потому и хорошо её знающим, се понимающим и ей помогающим. Ни с кем из великих людей, каких только знает история, так не обстояло дело. Сократ в описаниях своих учеников грек самый настоящий; глазами грека он смотрит на весь мир. Цицерон - римлянин и римлянин своего времени, его воззрения и склонности не выходят за пределы его народности. |
| ЛИЧНОСТЬ Этот рачительный римлянин жил в скрытом напряжении чувств: возможно, он унаследовал страстную натуру матери, еще пылавшую огнем веры. Нигде это не проявилось с такой силой, как в его речи на похоронах молодого императора Валентиниана II. убитого в 392 г.: «Господь и Бог мой, невозможно пожелать для других лучшего, нежели желаешь для себя. И вот я молю Тебя: не отлучи меня, по смерти, от лица тех, кого столь нежно любил я на земле». Душевные глубины Амвросия обнаруживаются главным образом в молитве. Она раскрывает тайную сущность его жизни. Но даже в этих мистических излияниях он целиком зависит от Оригена, вернее — находит себя в нем. Молитвы Амвросия в пылких выражениях изъясняют его любовь ко Христу и предвосхищают св. Бернарда. Его поразительная искренность выдает смиренное сердце, чуткую душу и ту особую впечатлительность, благодаря которой он полюбил Виргилия. Как только этот сдержанный римлянин на минуту отрешается от своей сдержанности, он оказывается на редкость чувствительным. Как Иларий, он кипит под ледяной коркой. Этот пастырь умел смирять свои чувства и не знал снисхождения, если под угрозой оказывалась справедливость или попиралось человеческое достоинство, — пусть даже попрал его и сам римский император, — но человека слабого и грешного всегда готов был утешить и поддержать. Евангелие от Луки учило его бережной снисходительности к падшим. «Ниспошли мне, — писал он, — сострадание всякий раз, как я окажусь свидетелем грехопадения, дабы я не карал высокомерно, но плакал и сокрушался». Эти свойства отчетливо проявляются в его переписке. В ней виден человек деловой, энергичный, но и неизбывно добрый, покоряющий своим мягким обаянием. |
| Чествование же других богов не было обязательным для римлян; требовалось лишь чтить своих богов по отечественным установлениям. В принципе религиозных воззрений лежала возможность для государства принуждать римлян чтить своих богов, которая переходила в обязанность для них не допускать почитания других богов. Этого и требуют законы двенадцати таблиц, которые ясно запрещают чтить других богов, кроме собственных, и вводить другие культы, кроме установленных государством. Но на деле этого принуждения не было, так как патриотизм мог доказываться и другими формами, кроме почитания богов. В сущности римляне руководились принципом: injuria deorum diis cura (=за оскорбление богов пусть боги и мстят). Таким образом, государственный характер религии, консерватизм и формализм римского характера и римская религиозная вот опоры для борьбы язычества с христианством. Следствия, вытекавшие из таких воззрений на религию, для положения христиан в римской империи ясны. Все другие культы, кроме установленных государством, были терпимы, но не пользовались правом пропаганды в Риме. Египтяне, например, могли проповедовать свою религию между сирийцами; но совсем другое дело было, если пропаганда практиковалась в Риме: пропагандистов выгоняли из Рима. Так, в 170 году до Р.Х. был разрушен в Риме храм Исиды; в 132 г. фригийские жрецы были отправлены обратно. И вообще римлянин был против пропаганды в Риме. Если же такие случаи преследования за пропаганду повторялись не часто, именно в тех только случаях, когда пропаганда принимала скандальный характер, то это зависело от общего характера политеизма: многобожие вообще не ревниво. В сущности римлянин мог поклоняться Юпитеру и Минерве и вместе Исиде египетской и не считался отступником. В религиозной римской политике камнем преткновения явилось покорение иудейского народа. |
| Прп. Иоанн Кассиан Римлянин Если кто не поклоняется Распятому, то он да будет причтется к богоубийцам. Если кто говорит, что Христос стал совершенен через Он или по Крещении, или по Воскресении из мертвых удостоен усыновления [подобно как язычники допускают богов сопричтенных], да будет анафема, ибо то не Бог, что получило начало, или преуспевает, или совершенствуется, сие Христу (см.: ) относительно к постепенному проявлению. Если кто говорит, что теперь отложена Им пребывает обнаженным от тела, а не признает, что с воспринятым пребывает то да не узрит таковой славы Его Пришествия! Свт. Григорий Богослов Если бы Христос одного человека, то дар Его от этого не только не уменьшился бы, но явился бы еще большим. Почему так? Потому, что Он показал бы такое одном человеке, какое – отыскивающий одну [потерявшуюся] овцу… Свт. Иоанн Златоуст Бог способами устрояет спасение рода человеческого; спасения Он усиливает желание, а в не имеющих желания возбуждает оное; помогает исполниться спасительным желаниям святые желания или утверждает оные. Почему в молитвах наших мы именуем Его не только но еще Помощником? называем Его потому, что Он призывает, приводит, помогает нам в искании спасения и, когда мы прибегаем к Нему, ищем заступления, Он подает нам помощь, приемлет Прп. Иоанн Кассиан Римлянин Православные отцы, которые достигли совершенства сердца не суетным рассуждением на словах, а самым делом, подвигом, утверждают, что Бог в каждом человеке возбуждает желание добра, впрочем, так, что человек по свободному произволению может противному, во-вторых, благодать Божия помогает упражняться в добродетелях, но не исключается при и, в-третьих, утверждает в добродетели, не стесняя при этом свободы. Итак, Творец всюду производит все, возбуждая, без нарушения данной Им же свободы. |
| Что же случилось? Чем было вызвано это неожиданное решение? Как мы узнали позже, кровожадная толпа заявила прокуратору, что он повредит интересам кесаря, если не удовлетворит их требование. Я знаю, благородная Юлия, что твои единоверцы теперь винят его в тщеславии и корыстолюбии, но это, пожалуй, все же не совсем верное толкование его поступка. Конечно же, прокуратор принес в жертву невиновного, и он знал это. Но ведь Рим всегда, не колеблясь, жертвовал невиновными, если речь шла о безопасности империи! Положение на Востоке тогда было очень напряженным – вероятно, любой римлянин поступил бы так же на месте прокуратора. Ибо, повторяю: что стоит в глазах римлянина одна отдельно взятая жизнь? А мой господин был римлянин от головы до пят. К тому же он принадлежал к поколению, которое лишь из уважения к предкам приносило жертвы для него, в сущности, уже не осталось иной святыни, иного жертвенника, кроме Римской империи обожествленного кесаря. Я предложила госпоже вернуться в покои. Она стояла, точно пораженная молнией, убитая произошедшим, словно это не иудейского узника, а ее самое только что приговорили к смерти. Услышав мои слова, она закрыла лицо руками и горько заплакала, и плакала долго и безутешно, но совершенно безмолвно. Молчала она и тогда, когда спустя некоторое время на землю опустилась необъяснимая тьма, и, пока все испуганно бегали по дворцу, она, казалось, куталась в этот мрак, отвечавший тому, что творилось в ее душе. Впоследствии она тоже никогда не говорила о событиях того дня, и это меня все больше и больше удивляло, так как я привыкла к тому, что она с детской доверчивостью выкладывала передо мною все свои мысли и чувства. |
|
