| Из выдающихся в этом XIII столетии имен назовем преп. Авраамия Смоленского и преп. Варлаама Хутынского. Житие преп. Авраамия Смоленского (+ около 1220 г.), составленное его учеником Ефремом, сохранилось в списках XVI-XVII вв. Автор жития, как ученик преподобного, живший, следовательно, также в XII или в начале XIII вв. самым этим житием живо показывает нам содержание, объем и направление литературного образования того времени, притом, на отдаленном северо-западе, в Смоленске, где, по некоторым известиям было и тогда прекрасно устроенное училище, основанное правнуком Вл. Мономаха Романом Ростиславичем (1160- 1181). Из Смоленска был родом и второй русский митрополит Климент Смолятич, о котором летописец говорит: бысть книжник и философ так, якоже в Русской земли не бяшет , писал от Омира, от Аристотеля и от Платона . Митр. Климент — автор послания к пресвитеру Фоме экзегетического содержания, это собрание пояснений темных мест в Библии и Св. Отцах. Из этого послания явствует, что в Смоленске существовал кружок лиц, посвятивших себя ученым занятиям, которые при этом разделялись на разные экзегетические направления. Ввиду сказанного, ученость преп. Авраамия не является исключительным явлением. Связав эти сведения с другими данными, относящимися к тому времени, можно судить о большой высоте духовно-богословского образования на Руси в древнейший период ее церковной истории. Высокая степень начитанности преп. Авраамия в святоотеческой литературе, опытность его и мудрость дали ему возможность проявлять учительную деятельность, и он становится наставником большинства горожан. Зависть и недоброжелательство со стороны местного духовенства вызывает клевету (обвинение в чтении голубиных, т.е. богомильских книг). Но провиденциальное вмешательство (засуха и по его молитве обильный дождь вслед за его оправданием) подкрепляет данные в пользу его невинности. |
| Суд над прп. Авраамием (к тому времени иеромонахом Крестовоздвиженского мон-ря), обвиненным представителями смоленского духовенства в некой ереси и недостойной жизни, состоялся на епископском дворе. Оправданный князем и боярами, прп. Авраамий с 2 учениками тем не менее был оставлен И. под арестом (не исключено, что истинной целью этого решения было обеспечение их безопасности). На следующее утро прп. Авраамий, запрещенный в священнослужении, был приговорен к высылке в пригородный Богородицкий мон-рь на Селище, где он некогда принял постриг. Буд. Смоленский еп. Лазарь, бывший в то время священником, убежденный в несправедливости наказания прп. Авраамия, предсказал И. Божие наказание Смоленску. Тогда «блаженый Игнатий... скоро посла по всем игуменом и к всем попом, заповедая и запрещая всем от всякого речениа зла престати, яже на блаженаго Авраамия: «Се бо, послушав вас, на ся от Бога въсприях в векы опитемью. А вы, чада, покайтеся»». Тем не менее, по-видимому, прещение с прп. Авраамия тогда не было снято. Во время наступившей вскоре засухи (по данным дендрологического анализа, случившейся в 1210-1212) И. с собором духовенства и смолянами обходил город крестным ходом «с честным крестом и с иконою дръжащею Господа, и с честными святых мощьми», однако бедствие продолжалось. Лишь после беседы И. с неким иереем - сторонником прп. Авраамия (возможно, с прп. Ефремом, автором Жития прп. Авраамия) И. «въскоре посла по блаженаго Авраамия, и призвав, и испытав, яко все лжа и оглаголание по зависти и злобе диаволи бысть, и прости и, глаголя: «И благослови, честный отче, за неведение мое се ти сътворих, и весь град благослови, и прости послушавших лживых клеветник и оглагольник». |
| Вопрос о смоленском обскурантизме осложняется наличием интересного памятника XII века «Послания Митрополита Климента (Смолятича) к смоленскому Пресвитеру Фоме». 21 Это ученое, экзегетическое произведение указывает не только на большую начитанность Своего автора (предполагаемого смоленского уроженца), но и на существование в Смоленске разных экзегетических направлений и на борьбу между ними. Сам автор защищает аллегорическое толкование и иллюстрирует его рядом примеров. Что характерно для него, так что известное предпочтение curiosa, разных натуралистических редкостей, затемняющих понимание св. Писания или отцов: таковы его статьи о ехионе, о алкионе, о саламандре, о гриле (грифе). С такой любопытствующей ученой экзегезой эсхатологическое толкование Авраамия, пророческое, потрясавшее души, вероятно, имело мало общего. Конечно, большая культура Авраамия находит свое объяснение в культурном расцвете Смоленска в эпоху Климента (1147–1164) и князя Романа Ростиславича (1161–1180). Но направление его интересов было иное. И в этом направлении он предуказывает одно из основных религиозных призваний Руси. Незадачливая в богословии, скоро позабывшая греческую выучку, древняя Русь из всех богословских тем облюбовала себе одну: эсхатологическую, – хотя и ее развивала больше в произведениях народной, нежели книжной литера туры. Как патрон духовного просвещения, Авраамий не стоит особняком среди русских святых. Рядом с ним всегда вспоминаются имена св. Стефана Пермского. Нила Сорского , Дионисия Троицкого, Димитрия Ростовского . Но он один стал жертвой своего учительного призвания. Подчеркивая, особое, сокровенное содержание его религиозной науки, мы получаем право сказать, что св. Авраамий явился страстотерпцем православного гнозиса. 2 С. Розанов. Жития прел. Авраамия Смоленского и службы ому (Изд. Отд. Рус; из. и сл. Имп. Ак. Н. СПБ. 1912, стр. XXVI). 3 Молитва св. Ефрема в послесловии: «раздруши ныне Измаилтескые языкы» заставляет обыкновенно исследователей видеть в нем современника Батыева нашествия. Но эти слова (при отсутствии всякого описания бедствий русской земли) могут относиться и к более раннему времени, – напр., к эпохе Калкской битвы (1224), если непременно понимать под измаильтянами татар. |
| Из этих скудных, рассеянных черт все же встает перед нами необычный на Руси образ святого: с напряженной внутренней а жизнью, с беспокойством и взволнованностью, выражающимися в бурной, эмоциональной молитве, с мрачнопокаянным представлением о человеческой судьбе, не возливающий елей целитель, а суровый учитель, одушевленный, может быть пророческим вдохновением. Если ставить вопрос о духовной школе, где мог воспитаться тип сподвижничества, то, конечно, искать его можно лишь в монашеской Сирии. Ефрем Сирин , а не Савва, был духовным предком смоленского Авраамия. Труд св. Ефрема Смоленского – не просто житие. Житие служит лишь обрамлением для повести о гонениях и терпении, а самая повесть, может-быть, лишь одеянием для заветного «наказания»: Ефрем пишет в защиту духовной науки. Рассказав о книжных занятиях святого, он характеризует его, как доброго пастуха, «вся сведый паствы, и когда на коей пажити ему пасти стадо, и не якоже невежа, неведый паствы, да овогда гладом, иногда же по горам разыдоуться, блоудяще, а инии от зверей снедени будут. Тако всем есть ведомо невежам, взимающим сан священства» (5, 4–8). И автор развивает эту мысль классическими сравнениями священника с корабельщиком, путешественником, воеводой. Именно жертвой таких невежд-священников и явился святой Авраамий. Биограф неоднократно настаивает на том, что духовенство смоленское одно несет ответственность за преследования Авраамия. Оно подстрекает мирян, но миряне тотчас же убеждаются в невинности святого. Начав неопределенно с «бесчинных», в сердца которых вошел сатана (10, 6), автор сейчас же уточняет: «попове же знающе и глаголюще: «уже наши дети вся обратил есть». Волнение охватило весь город: «събраша же ся вси от мала и до велико». |
| Как мы видели на примере Саввы Нового и Авраамия, добровольно принимавшие подвиг юродства вовсе не были людьми неучеными. Книжным человеком был Серапион Синдонит, в диспутах афинских философов. Андрей и красивый юноша, любил читать и хорошо для него греческий язык. Агиографическая традиция подчеркивает образованность Авраамия Смоленского. Итак, среди юродивых были не только душевно здоровые, интеллигентные люди. Парадоксальное на первый взгляд сочетание этих слов — «юродство» и «интеллигентность» — не должно нас действительно могло быть одной интеллигентного и интеллектуального критицизма. В данном случае юродство опиралось на старинную кинизма. Конечно, нет смысла утверждать, что юродство генетически восходит к кинизму (для положительного решения этой проблемы нужны специальные разыскания). Сближение юродства и кинизма — это, так параллель (можно припомнить еще мусульманских дервишей ), но общие культурно–бытовые моменты там налицо. Жизнь юродивого, как и жизнь киника, — это красоты, опровержение общепринятого идеала прекрасного, точнее говоря, перестановка этого идеала с ног на голову и возведение безобразного в степень эстетически положительного. у киников «эстетика безобразного» есть следствие доведенного до абсурда «сократовского принципа утилитарной добродетели», безобразие юродства также потому, что эстетический момент поглощен этикой. Это возвращение к раннехристианским идеалам, согласно которым плотская красота—от дьявола. В «Деяниях Павла и Теклы» изображен уродцем. У Иустина, Оригена, Климента Александрийского и Тертуллиана отражено предание о Христа. Это значит, что Иисусу приписывалась одна которые в ветхозаветные времена считались мессианскими. юродстве словно застыла та эпоха, когда христианство и изящные искусства были антагонистическими категориями. посылках кинизма и юродства не мешает видеть, что оба феномена, в сущности, близки в философском осмыслении киники, и юродивый стремятся достичь духовной свободы, — благо, а благо не может зависеть от плотской благо никак не вытекает и из безобразия, поэтому в кинизме и юродстве столь отчетлива полемическая общепринятых норм поведения. В кинизме глаза момент эпатирования, а в юродстве — мотивы укора. |
| Кроме Киева не чужды были книжного просвещения и другие города Руси, как Новгород, Смоленск, Ростов и Владимир. В них существовали свои летописцы, находились, когда появлялась нужда, и сови агиографы. Один из них – монах Ефрем, написавший житие преп. Авраамия Смоленского, был, как можно судить по его труду, человеком начитанным, хорошо знакомым как с греческой агиографической литературой, так и с трудами преп. Нестора. Из составленного Нестором жития преп. Феодосия Печерского Ефрем заимствует целые фразы и составляет свое житие по всем правилам греческой житийной литературы. Но Ефрем был единственным агиографом подобного рода. Что касается других писателей-агиографов, то они не решались составлять такие полные, обстоятельные жития и, когда являлась необходимость, ограничивались небольшими заметками о святых людях и подвижниках своей местности. Сюда относятся первые редакции сказаний о Ростовских епископах Леонтии и Исаии и первоначальные записи о святых Новгородских. Все они кратки и просты, сообщают только некоторые события из жизни святых, дополняя недостающее обычными типическими выражениями, усвоенными при чтении греческих литературных образцов. Сказания эти написаны в большинстве для церковного употребления, но составители их старались дать не только назидательное чтение, но и действительные факты из того времени, когда жили и подвизались святые. Это свидетельствует, что усвоенная первыми киевскими агиографами традиция – давать в житии и исторические сведения – сохраняла свою силу и здесь. Постигшее Русь в начале XIII века нашествие монголов и долго тяготевшее над нею их иго причинили неисчислимые бедствия русской земле и сильно задержали то быстрое культурное развитие, которое наблюдается в первый киевский период жизни нашего народа. |
| Все это придает работе несколько громоздкий характер и по временам сам автор чувствовал, что речь его удаляется в сторону от главного предмета исследования. Так, подробно разобрав послание игумена Памфила об обрядах купальской ночи, описав его вторую редакцию, автор сознается: «Наша речь об игумене Памфиле, литературном предшественнике старца Филофея по Елеазарову монастырю, затянулась долее, чем мы сами предполагали»... Но все это говорим мы не в укор. Напротив. Автор ведет свое исследование как опытный мастер, богатый знаниями в нашей древней рукописной литературе, не говоря об изданных источниках, сделавший путем непосредственного изучения других немало ценных наблюдений, внимательный к последним выводам современной научной литературы. Поэтому в его изложении с неослабевающим интересом читаются даже вопросы давно изученные и разработанные в литературе, тем более это надо сказать о разработанных слабо, так что с этой стороны в книге профессора Малинина ничего нет лишнего. В III отделе автор предполагает выяснить «исторические условия и причины, вызвавшие и определившие отношения учительного подвижника к служение его людям и родине» 14 . Он упоминает следующие такие условия и причины – высоту нравственной жизни подвижников, высоту и силу их учения, любовь к ближнему и готовность ему помочь: это заставляло мирянина преклоняться пред подвижником и приводило его в келью последнего. Другие причины – отсутствие сословности в духовенстве и монашестве, юридическое положение монашества и обычай печалования 15 . Рядом перечисленных выше примеров (преп. Феодосия Печ., Авраамия Смоленского, Сергия др.) автор доказывает свои мысли. Но он опустил одно важное на наш взгляд обстоятельство, сближавшее иноков с миром и обязывавшее их нравственно и дисциплинарно влиять на мир, – это духовничество иноков среди мирян. |
| Вязьма……..2-4 августа; Ярцево……4-7 августа; Смоленск …7-10 августа; Рославль….10-13 августа 41 . Проведение указанной выставки вызвало интерес в обществе и нашло отклик в сердцах жителей провинции. На наш взгляд, вклад священнослужителей в проведение выставки очевиден, т.к. они были в селах зачастую первыми информаторами о государственных мероприятиях, оповещая о них с церковных амвонов, а также имели непосредственное общение со своей паствой, побуждая верующих, как личным примером, так и словами проповедей к нравственному В 1914 г. по епархии вновь стали появляться общества трезвости. Так, Гжатское отделение братства преподобного Авраамия Смоленского постановило открыть во всех приходах Гжатского уезда обществ трезвости. Епископ Феодосий благословил духовенство уезда «вести борьбу со страшным народным бедствием – пьянством» 42 . В с. Климов Завод Юхновского уезда крестьяне составили приговор о закрытии трактиров в районе их прихода. Интересно то, что борьба между желающими закрыть трактиры и их противников велась несколько месяцев. И лишь благодаря активным действиям священника, наконец, удалось найти 2/3 необходимых голосов, имеющих право открыть сход и обсуждать дело о ликвидации питейных заведений. Приговор крестьян был препровожден на утверждение губернатору 43 . Такая же борьба развернулась и в с. Каспле Поречского уезда. За закрытие трактира было подано 11 прошений за подписями 404 человек. Кроме того, о ликвидации трактира хлопотал сам епископ Феодосий, к содействию которого обратились прихожане, Поречский Комитет Попечительства о народной трезвости и участковый земский начальник Шейков. Благодаря личному участию владыки трактир был закрыт 12 июля 1914 г. 44 Духовенство, в дополнение к приговорам крестьян, обычно составляло прошение и от имени причта. |
| В ругательствах толпы, в угрозах смертью повинны, конечно, все, – в том числе и миряне. Но на суде (на «снеме») «князю и властелем оумягъчи Бог сердце, игуменом же и ереом, аще бы мощно, жива его пожрети». (10, 13–30). Перед лицом такой злобы князь и миряне умывают руки: «Бещину попом, яко волом рыкающим, такоже и игуменом, князю же и вельможам не обретающим такыя вины, но изыскавше все, несть неправды никоея же, но все лжоут, тогда, яко едиными оусты: «неповинны будем, владыко, рекоуще к всем, еже таку нань кра молу воздвигнули есте, и неповинны есмы, иже нань глаголете или что съвещаете как любо беззаконно оубииство. И глаголюще: «благослови, отче, и прости, Аврамие!» и тако отъидоша в свояси». (11, 11–18). Вот почему и наказание постигает лично только игуменов и попов, помимо бездождия, посланного на весь город, за «преподобного Авраамия, яко лишен бысть божественныя литургии»». (15, 14). Не следует думать, конечно, что в авторе говорит какой-либо, хотя бы монашеский, антиклерикализм. Напротив, он помнит, что его святой сам носит иерейский сан, и в гонении на него видит оскорбление священства: «А слышасте Господа, глаголюща: «святителя моя и черноризца и ереа честьно имейте и не осужайте их» (12, 21–22). Не священников не любит он, а священников невежд, врагов его святого. Позднейшее примирение Апраамия с епископом, св. Игнатием («велику же любовь потом стяжаста блаженая», 19, 1), заставляет автора по возможности смягчить роль епископа в этом злосчастном процессе: он представляется скорее жертвой и орудием «попов и игуменов». Но автор не пожелал скрыть острого конфликта между святым и огромным большинством смоленского духовенства, и даже драматически развил этот конфликт в житийную «пассию» («терпение»). |
| К тому же литературному типу относятся проповеди Кирилла Туровского… О самостоятельности этих писателей говорить не приходится. Они находятся под определяющим влиянием Византийской письменности, повторяют чужие темы и достаточно известный материал. Но именно это важно и показательно для историка. Кирилл Туровский и сам напоминал, что учит он и пишет «не от себя, но от книг». И как умело и как свободно пишет он «от риторическая изысканность не подавляет живого сердечного чувства, в проповедях Кирилла много драматизма. Конечно, это только но компиляция вдохновенная и живая. Нужно назвать еще Климента «бысть книжник и философ так, якоже в Русской земли не бяшет», отзывается о нем Летопись; писал «от Омира, от Аристотеля и от Платона…» Еще преподобного Авраамия Смоленского… Все они принадлежали к меньшинству, конечно. Это была церковная интеллигенция, если угодно. Богословов не было в ее рядах, в эти ранние века. Но были люди подлинной церковной культурности и культуры… Это были первые побеги русского эллинизма. мотивы в русском богословии XIV-XV веков. Взгляд в сторону Запада Татарское нашествие было народным бедствием и государственной катастрофой. «Погибель земли русской», по выражению «навождение поганъ». «Приде на ны язык немилостив, попустившу Богу, и землю нашу пусту створиша». И не следует смягчать красок в изображении этого разгрома и разрухи. Однако, в истории русской культуры Татарское иго не было разделом эпох. Не наблюдаем ни рабочого перерыва, ни перелома творческих настроений и стремлений. Культура сдвигается или смещаетется к северу, это верно. Развиваются новые центры, а старые запустевают. Но это было именно разрастанием уже ранее образовавшихся и сложившихся очагов, а не тем «переносом просвещения» с культурного Киевского юга на полудикий Северо-восток, о котором еще не так давно любили говорить историки. Север давно уже не был диким и девственным. Суздальская земля вовсе не была напротив, лежала на перекрестке путей… |
|
