| Автор ее большею частью очень кратко излагает те или другие сведения о Дионисии, которые разбросаны по первоисточникам, и при этом нисколько не заботится критически отнестись к ним, хотя в то время уже существовал новый взгляд г. Голохвастова на деятельность Троицких властей в смутное время. Некоторых дов. важных вопросов он вовсе не касается, а многих из таких вопросов касается очень кратко; так, напр., сведения о деятельности Дионисия по монастырю, об отношениях его к братии и пр. он поместил на 3–4 страницах, тогда как эта деятельность и эти отношения очень разнообразны и возбуждают немало интересных вопросов. Что же касается противоречивых известий, находимых автором в разных источниках, то он нередко вносит их в свой труд, не стараясь даже примирить их как-либо; таковы, напр., известия о периоде жизни преп. Дионисия в Старицком монастыре. Впрочем, строго-научного отношения к делу нельзя желать, да нельзя и требовать от журнальной статьи, занимающей около 2 1 / 2 печатных листов; автор ее, конечно и не задавался такою целью, – он хотел только ознакомить читателей в общих чертах с жизнью и деятельностью преп. Дионисия, что и выполнил. Говоря об источниках нельзя, далее, пройти молчанием вышедшее в 1880 году исследование г. Кедрова «Авраамий Палицын». Это сочинение, по выражению автора, «имеет своею задачею проверить уже высказанные мнения относительно Палицына и его сказания и изложить в возможно цельном порядке сведения, существующие на указанный предмет» 61 . Но насколько Авраамий Палицын в своей жизни и деятельности был близок к преподобному Дионисию, настолько, конечно, и предмета исследования г. Кедрова имеет отношение к нашему предмету. |
| Это были люди по характеру вовсе не похожие друг на друга. По происхождению дворянин, Палицын в продолжении нескольких лет почти непрерывно вращался около царей, князей, бояр и королей. Честолюбие его находило в таком положении достаточную для себя пищу, а вместе с тем в высших сферах он привыкал к тонким политическим соображениям, расчётам, – к хитрости. Не смотря на то, Авраамий не отличался твердостию воли и безупречным патриотизмом: он уклонился или просто убежал из посольства к Сигизмунду, когда заметил, что положение послов, а в том числе и его, становится щекотливым и не безопасным. Поведение его в посольстве было весьма двусмысленно. Когда переговоры послов с Сигизмундом почти с первых пор приняли неприятное направление, Авраамий успевает выхлопотать у Сигизмунда несколько льготных грамот для монастыря. Не упоминая об архимандрите Дионисии, он только от своего лица и братии выхлопотал у Сигизмунда утвердительную тарханную грамоту на все монастырские вотчины. Если нельзя согласиться с одним предположением г. Забелина, что Палицын, «выпрашивая грамоты, действовал так в полнейшей уверенности, что Сигизмунд будет великим государем Москвы», то с другой стороны нельзя не признать доли правды в другом предположение его, что он действовал так «для каких-либо себялюбивых целей» 656 . Во всяком случае в личности Палицына замечается немалое противоречие: в сказании об осаде монастыря Палицын занимает такое видное место, что за подвиги свои достоин бы названия героя, между тем как известие об уходе его из-под Смоленска пятнает его позорным именем изменника 657 , а смерть его в ссылке дает возможность заподозрить и еще кое в чем. Все это, нам кажется, обнаруживает в Палицыне человека непрямодушного, нетвердого и к тому же, несомненно, тщеславного, хотя при этом мы и не отрицаем в Палицыне под влиянием минуты одушевления, а может быть, и просто под влиянием честолюбия способности сделать довольно геройский шаг. |
| «Палицыну, говорит г. Кедров, нужно было засвидетельствовать пред современниками и потомством о своих личных подвигах и совсем не о подвигах Дионисия» 54 . Так как сказание Палицына дает по нашему предмету только несколько сведений, то мы поэтому не будем здесь входить в разбор его сказания, а лишь тогда, когда будем заимствовать те или другие сведения из него, тут же дадим и разбор этих сведений и укажем основания, почему доверяем или не доверяем им. А здесь заметим только, что уж слишком смело назвать сказания Палицына прямо легендами. Стоите например, вспомнить, как Палицын отнесся к факту смерти Скопина-Шуйского, чтобы понять, что он не вносил без разбора в свое «сказание» известия. Известно, что о смерти Скопина в народе распространилось тогда убеждение, что он был отравлен на пиру у брата царя – Дмитрия Шуйского, – и это убеждение некоторые летописцы внесли в свои летописи 55 . Авраамий же Палицын говорит об этом так: «не вемы убо, како рещи, Божий ли суд нам постиже, или злых человек умышление совершися? Единый создавый нас се весть» 56 . Здесь же еще заметил, что желая больше выставить действующим себя, Авраамий мог не лишнее что-либо сказать о Дионисии, а мог только умалить значение последнего. Эта мысль уже высказана в нашей исторической литературе 57 . Наконец, об Иване Наседке, как составителе «записки о житии» Дионисия, мы имели случай уже сказать немного. О личности Наседки подробно нам придется говорить в самом исследовании. Здесь же заметим только, что сведения, оставленные им, не могут быть заподозрены со стороны исторической достоверности их. Наседка был, как увидим, человек весьма близкий к Дионисию и участвовал с последним во многих делах. |
| Симон Азарьин в книге о новоявленных чудесах пр. Сергия представляет и архимандрита Дионисия и Авраамия Палицына всячески содействующими соединению Пожарского и Трубецкого – земцев и казаков и казаки принимают участие в битве при обещании монастырской казны со стороны Троицких властей 652 . В исторической литературе по этому вопросу существуют два противоположных мнения – Забелина и Кедрова. Забелив в своем труде – и Пожарский, прямые и кривые в смутное – сказав о битве с Хоткевичем, как она представляется в Новом летописце, говорит: повествует старец Передав изложенное Палицыным, Забелин говорит, что Палицын ставит свою личность в весьма почетное положение. Летописи таких деяний Авраамия не помнят... Так описывает себя сам старец Аврамий, умаляя для красоты своего портрета заслуги Пожарского и Минина, увеличивая для той же красоты заслуги казаков, заставляя верить себе легковерных историков, которые его беззастенчивый панегирик предпочитают правдивым сказаниям правдивых летописцев 653 . Кедров в упомянутом нами исследовании об Авраамии Палицыне разбирает подробно достоверность сказания его по данному вопросу и делает такой вывод: всего сказанного несомненно, что честь и слава победы над Хоткевичем должна быть приписана казакам, которых возбудил на бой живым словом воинской речи Троицкий келарь – старец Авраамий Палицын. Подвиг Палицина был тем славнее, чем сильнее была рознь в 654 . Кедров считает показания Нового летописца недостоверным: ход событий необходимо представлять так, как представляет Палицын, а не так, как повествует о нем Новый летописец. Приводя суждения Забелина и Кедрова, как имеющиеся в исторической литературе о деятельности Троицкой обители в смутное время, мы не разделяем то или иное мнение о Палицыне. |
| Общелетописному воззрению верен и знаменитый Авраамий Палицын; но у него подле народа, казнимого за нравственное падение, является на первом плане Годунов, которого безнравственные меры, распоряжения и нововведения возбуждают всеобщую ненависть и способствуют нравственному падению народа; у Палицына встречаем указание и на причину Смуты в неправильном отношении сословий, встречаем указание на характер народонаселения прежде-погибшей Украйны. Палицын, выставивши сильное участие Годунова в нравственном падении народа, которое вызвало наказание божие, сводит согласно с прежде приведенным летописцем, играя противоположностью могущества Борисова и тем орудием, которым было разрушено это могущество: «Много и другого зла в нас делалось, и когда мы уверились в спокойствии и твердости управления Борисова, тогда внезапно пришло на нас всегубительство: не попустил Бог никого от тех, которых остерегался царь Борис, не встал на него никто от вельмож, которых роды он погубил, ни от царей чужеземных; но кого попустил? смеху достойно сказание, плача же великого дело было!» Наконец известный нам хронограф причину гибели Борисовой и начало смут прямо указывает в отношениях Бориса к вельможам, которых он ожесточил. Итак, в исторической литературе нашей XVII века сталкиваются три воззрения на причины Смутного времени: воззрение, что народ был наказан за грехи без выделения личностей, особенно греховных; то же воззрение с указанием на такую личность; наконец воззрение, ограничивающееся одними личными отношениями, – отношениями Годунова к вельможам. Все известия приписывают смерть царевича Димитрия Годунову; но потом, приступая к описанию Смутного времени, некоторые летописцы, как мы видели, не выставляют Годунова главным виновником бедствия: его грех сливается с массою грехов народных. |
| Но так как разбираемая статья в общем дает хорошую характеристику смутного времени, а относительно значения Дионисия в событиях его содержит очень верные замечания, то мы сочли себя не в праве пройти ее полным молчанием и уделяем место ее краткому содержанию в этом примечании. По мысли автора этой статьи, «в критические времена истории жизнь перепробывает все силы народа, и бросая негодные, останавливается окончательно на той из них, которая крепче, жизненнее»; такая-то сила в русском народе и обнаружилась во время междуцарствия. Таковой оказалась вера, которая стала тогда «лучшим связующим звеном всех сословий, всех интересов русского народа, самым крепким началом, оживляющим и очищающим дремавшие или убитые народные силы» (стр. 24). Силу эту понял патр. Гермоген и действовал согласно с нею ; но деятельность его скоро прекратилась; был тогда еще другой деятель духовного круга – Авраамий Палицын; «но это, по словам статьи, был человек внешней деятельности, исполнитель готовой, уяснившейся задачи»: он не мог вести незаметного, невидимого – часто даже неблагодарного дела постепенного трудного пробуждения, очищения и укрепления народных сил для спасения всей родной земли, всех лучших благ ее (стр. 25). Это-то «самое высокое и благородное» дело и досталось на долю Троицкого архимандрита Дионисия, которому современность отплатила самою черною неблагодарностью за исправление церковных книг и даже потомство долго платило подобной монетой, оставляя в забвении его великое служение родному благу (стр. 25). Вот сущность разбираемой статьи. В другом месте автор ее по поводу забвения Дионисия историей говорит: «много неправды делает современность, много неправды делает и история» (стр. 30). Конечно, на нас, взявшихся за специальное исследование о Дионисии, лежит долг по силе своей восстановить историческую правду о Дионисии. |
| Среди русской знати возникла идея пригласить на престол Владислава, сына польского короля Сигизмунда III. Царь Василий был свергнут с престола летом 1610 г. и насильно пострижен в монахи, Лжедмитрий II бежал в Калугу, где был убит в конце 1610 года. Московский престол снова оказался пустым. Для переговоров с польским королем в Смоленск выехало посольство во главе с Филаретом и боярином В. Голицыным. Выяснилось, что Владислав готов стать царем, но отказывается принять православие. Католик на русском престоле был просто немыслим - так считали послы. Переговоры затягивались. Во главе государства находились тогда семь бояр пропольской ориентации. Они постепенно приводили к присяге Владиславу население, впустили в столицу польские войска, арестовали Василия Шуйского и отправили его в Польшу, расхищали казну. Такое сложение позволило Сигизмунду III арестовать членов смоленского посольства и отправить их в Польшу. Сам король встал во главе своих войск, направлявшихся в Москву, чтобы силой захватить царский трон. В это крайне тяжелое для страны время ее патриотические силы сумели объединиться и дать отпор притязаниям захватчиков. Войска Первого ополчения отбросили армию короля и осадили Кремль, где находились правительство семибоярщины и их польские союзники. Среди осажденных находились и Михаил с матерью. Это было еще одно испытание, выпавшее на его долю. Осада была длительной, запасы пищи в Кремле иссякли. Многие стали умирать от голода. Дело дошло до того, что ели засоленные в бочках трупы людей. Авраамий Палицын писал, что когда Кремль освободили, то обнаружили множество трупу человеча разсечены от человекоядец онех в сосудех лежащих 5. Только в октябре 1612 г. войска Второго ополчения освободили Кремль. Михаил с матерью получили возможность выехать в свою вотчину - с. Домнино около Костромы. |
| города отказались присягать Лжедмитрию III, но и один из главных руководителей Первого ополчения, кн. Д. Т. Трубецкой, 28 марта прислал в мон-рь своих послов, предлагая мон-рю способствовать соединению сил Первого и Второго ополчений, чтобы «промышляти над польскими и литовскими людьми и над теми враги, которые нынеча завели смуты». Троицкие иноки во главе с Д. действительно выступили с такой посреднической миссией, обратившись с посланием к властям Второго ополчения. В послании говорилось, что дети боярские во главе с кн. Трубецким целовали крест «неволею» и ищут сотрудничества со Вторым ополчением, а города, отказавшиеся присягнуть «вору», также ждут «промыслу и совету». Троицкая братия призывала власти Второго ополчения идти «наспех» к Троице-Сергиеву мон-рю и обещала приложить все усилия, чтобы защитники страны могли собраться «во едино избранное место на благоизбранный земской совет», где был бы определен законный правитель Русского гос-ва. Прп. Дионисий вручает патриотическую грамоту воину - защитнику осажденного Троице-Сергиева мон-ря. Худож. М. Скотти. 1851 г. (СПГИАХМЗ) Прп. Дионисий вручает патриотическую грамоту воину - защитнику осажденного Троице-Сергиева мон-ря. Худож. М. Скотти. 1851 г. (СПГИАХМЗ) Власти Второго ополчения этим советам не последовали, но троицкое послание сняло накопившуюся напряженность, а твердая позиция, занятая мон-рем, способствовала тому, что в подмосковном лагере взяли верх силы, к-рые могли сотрудничать со Вторым ополчением. Получив от кн. Трубецкого сведения, что ожидается новый приход войск Ходкевича под Москву, троицкая братия во главе с Д. дважды посылала к кн. Д. М. Пожарскому в Ярославль старцев, побуждая его скорее идти с войском под Москву. 28 июня с такой просьбой поехал троицкий келарь Авраамий (Палицын). |
| Деятельность Троицкой лавры. В минуту общего патриотического возбуждения, каким ознаменовался конец Смутного времени, высоким служением на благо родины заявили себя и многие русские монастыри. Некоторые из них щедро помогали из своих средств правительству. Иные обители не щадили даже драгоценностей из своей ризницы и церковной утвари, которые они вместе с деньгами приносили на алтарь отечества. Но особенно среди русских обителей прославилась своей высокополезной патриотическою деятельностью в Смутное время Троице-Сергиева лавра. В разное время она пожертвовала на нужды государства более 65.000 рублей (по тогдашнему счету), кроме драгоценностей из ризницы. Но еще более пользы она сделала для государства, потрясенного внешними и внутренними невзгодами, своим призывом, обращенным ко всей русской земле встать на защиту родины и для спасения Москвы от врагов. В Сергиевой лавре того времени собрались мужи, сильные духом и верою. Они-то сумели воодушевить простых иноков на самоотверженные подвиги и мужественную оборону обители от польских войск. Эти же сильные верою и духом мужи приняли деятельное участие в возбуждении того народного земского движения, которое привело к спасению отечества. Для возбуждения народного духа. и патриотического воодушевления, они пользовались грамотами, которые составлялись в лавре и рассылались из нее по разным областям и городам русского государства. Архимандрит Троице-Сергиевой лавры. Дионисий и келарь ее Авраамий Палицын особенно прославились своею деятельностью в это Смутное время. Они собрали около себя иноков-скорописцев и поручали им переписывать увещательные грамоты к русскому народу. Лавра доставляла эти грамоты в ближайшие к ней города. Там они читались, переписывались и пересылались дальше. |
| Патриархи Московские в окончаниях своих грамот всегда упоминали о благословении и милости чудотворцев Московских и всея России и святых того города или области, куда писали 303 . По словам Платонова, грамоты, рассылаемые нареченным Тушинским патриархом, скреплялись диаконом Григорием Терпигоревым и печатались особой патриаршей печатью 304 . Грамоты эти являются свидетельствами только административной деятельности Филарета, но для более важного вопроса, как относился Филарет к самозванцу, они не открывают данных. Для решения указанного вопроса могут быть приняты во внимание следующие исторические свидетельства, Официальное жизнеописание Филарета, известное под именем о поставлении на патриаршество Филарета 305 , совершенно не говорит о пребывании Филарета в Тушине 306 . В грамотах Гермогена, написанных по случаю низвержения Шуйского с престола, высказывается порицание тем лицам, которые отъехали в Тушино. Но далее говорится: слово не ко всем пишем, но к тем, которые..., преступив крестное целование, отъехали, изменив государю и великому князю Василию Ивановичу и всей Руси..., а которые взяты в плен, как и Филарет митрополит и прочие, не своею волею, но нужею.,.. на таковых мы не 307 . Более определенно высказывается о пребывании Филарета в Тушине Авраамий Палицын, говоря: Филарет разумен сый и не преклонился ни на десно, ни на лево, но пребысть твердо в правой 308 . Общий вывод, какой мы можем сделать из указанных исторических свидетельств, таков. Современники в своем взгляде на пребывание Филарета в Тушине разделялись на два лагеря. Одни, как и первосвититель Гермоген, видели в нем только пленника и отношения к самозванцу, по их взгляду, были скорей пассивные, вынужденные, чем добровольные, основанные на признании самозванца царем. |
|
