Моисей: Но мне ведь силы не дано витийственной: Гугнив, косноязычен мой язык, – так мне ль Возвысить глас перед престолом царственным? Бог: Пошли же Аарона, брата сродного, Ему сказав мои реченья в точности, И встанет он перед престолом царственным: Тебя он должен слушать так, как ты – меня. А что в руке ты держишь? провещай скорей! Моисей: Се жезл; дрожат пред ним четвероногие 107 . Бог: Низринь его и с места удались тотчас: Ведь он в дракона обратится дивного. Моисей: О, что я вижу? Мой Владыка, смилуйся! Как страшно, как ужасно! Пощади, молю! От трепета колена подгибаются. Бог: Не устрашайся, но рукой простертою Схвати его: жезлом он станет сызнова. (Пер. С. Аверинцева ) Что и говорить, трагику Иезекиилю далеко до его ветхозаветного тезки! Но его странное сочинение нельзя читать, не вспоминая, что именно с него начинается путь, приводящий к Самсону-Борцу Мильтона, к Эсфири и Гофолии Расина. Александрийские толмачи не решили непосильной для них задачи синтеза Афин и Иерусалима; будем благодарны им за то, что они эту задачу поставили. Решать ее должна была европейская культура, и притом всем своим существованием. 1 Эти анонимные глубины, как известно, весьма привлекали еще Гердера, посвятившего ветхозаветной поэтике немало глубокомысленных замечаний (О духе еврейской поэзии, тт. 1–2:1782–1783). Великий культурфилософ предромантической эпохи недаром был современником Макферсона, к стилизациям которого проявил живой интерес (Избранные места из переписки об Оссиане и о песнях древних народов, 1773). 2 Вспомним заглавие назидательной аллегории Джона Беньяна The Pilgrim " s Progress (1678 г.), оно предполагает образ самого настоящего пути, по которому идут ногами. 3 В качестве методологической параллели можно упомянуть попытки распространения категорий Возрождения (или хотя бы Предвозрождения) на весь цивилизованный мир. Попытки эти также представляются нам, по сути дела, обидными как для гуманизма итальянского типа, в предельном напряжении сил создавшего доселе небывалые нормы культуры, так и для народов, шедших иным путем и творивших в соответствии с иными нормами. |
Только два жития мы сочли нелишним дать в переводе in extenso, поместив их в приложении к настоящей работе – это жития Филиппа дабра-либаносского и Евстафия. Нами руководило при этом желание представить в качестве образцов агиологической литературы два наиболее совершенных и интересных произведения этого рода. Эфиопские тексты памятников составят особое приложение, в которое войдут пока жития: Филиппа дабра-либаносского, Аарона дивного, Евстафия и Самуила вальдебского. Издание житий Абия-Эгзиэ и Валатта-Петрос, в виду их обширности, должно быть отложено до другого времени; издание последнего кроме того требует сличения по крайней мере дрезденской рукописи. Издавая жития, имеющиеся в единственных рукописях, мы придерживались текста этих последних до орфографии включительно. Некоторыми указаниями общего характера и аналогиями я обязан исследованию Ключевского о древне-русских житиях святых. В указателе, присоединенном к книге, географическая часть выделена, как дополнение к известному пособию «Catalogo dei nomi ргорги di luogo delP Etiopia» Conti Rossini. При составлении указателя, a также при копировании текстов в Британском Музее мне оказала существенную помощь Е. Ф. Тураева. В заключение считаю приятным долгом выразить глубокую благодарность администрации Британского Музея за предупредительное отношение ко мне во время моих занятий летом 1900 года, а также Парижской Bibliomheque Nationale за любезную высылку рукописей житий Самуила-Вальдебского, Такла-Хайманота и Габра-Манфас-Кеддуса в Азиатский Музей Императорской Академии Наук, пользуясь любезным гостеприимством которого я мог изучать эти памятники в Петербурге. Приношу также признательность Историко-филологическому факультету Императорского С.-Петербургского Университета, который, исходатайствовав мне командировку в Лондон летом 1900 г. и удостоив мою работу напечатания в своих «Записках», сделал возможным самое ее появление. Сердечно благодарю проф. Guidi за копию с эксцерпта из ватиканской рукописи жития Евстафия и Д-ра W. E. Crum, благодаря любезному содействию которого я приобрел прекрасные фотографии целых рукописей житий Филиппа, Абия-Эгзиэ и Ираклида. Б. Тураев 3 В докладе Академии dei Lincei при представлении труда Conti Rossini по изданию жития Такда-Хайманота, проф. Гвидя высказал: „Una classe di fonti molto importanti per la storia dell’Abissinia sono le vite di quei santi chc esercitarono qualche azione sugli avvenimenti e il progresso di quel paese“. Читать далее Источник: Исследования в области агиологических источников истории Эфиопии/Б. Тураев. - Санкт-Петербург : тип. М. Стасюлевича, 1902. - XIV, 453 с. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
Доколе мы будем заниматься грязью? Доколе будем прилепляться к глине и кирпичам? Как те (иудеи) работали царю египетскому, так мы работаем диаволу, и получаем удары бичами гораздо тягчайшие. Не прими этих слов за преувеличение: чем душа выше тела, тем тяжелее раны, которые мы наносим себе каждый день своими заботами, соединенными со страхом и трепетом. Но если мы захотим раскаяться, если захотим возвести очи к Богу, то Он пошлёт нам не Моисея и Аарона, но слово своё и сердечное сокрушение. Оно пришедши освободит наши души от горького рабства, изведёт нас из Египта, из этих безполезных и напрасных хлопот, из этого рабства, не доставляющего никакой пользы. Те по крайней мере вышли с золотыми вещами, в вознаграждение за труды; а мы (не получаем) ничего, - и если бы только ничего! Но теперь мы получаем не золотые вещи, а египетские бедствия, - грехи, казни и мучения. Научимся же находить свою пользу, научимся терпеть потери; это достойно христианина. Будем пренебрегать золотыми одеждами; будем пренебрегать деньгами, чтобы не пренебречь нам своего спасения; будем пренебрегать деньгами, чтобы не пренебречь нам, своей души. Она понесёт наказание, она потерпит мучение; всё прочее остается здесь, а она отходит туда. Для чего же, скажи мне, для чего ты мучишь сам себя, и не чувствуешь? Говорю это любостяжательным. Нужно сказать и тем, которые терпят от любостяжания: переносите мужественно обиды от любостяжательных; они губят себя самих, а не вас; у вас они отнимают имущество, а себя лишают Божия благоволения и помощи. А кто лишился (благоволения Божия), тот, хотя бы владел всем богатством вселенной, беднее всех; равно как беднейший из всех, но имеющий (это благоволение), богаче всех. " Господь " , - говорит (Псалмопевец), - " Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться " (Пс. 22:1). Скажи мне: если бы ты имела мужа великого и дивного, который бы любил тебя и заботился о тебе, и при том если бы ты знала, что он будет жив всегда и ты не умрёшь прежде него, и предоставил бы он тебе всё своё имущество, так что ты пользовалась бы им, как своим, - то захотела ли бы ты приобретать что нибудь? И даже, если бы ты лишилась всего, не считала ли бы ты себя богатою? О чём же ты скорбишь? О том ли, что не имеешь богатства? Но знай, что у тебя отнят повод ко грехам. |
Когда он возрос, он познал и уразумел, что нет у него ни отца, ни матери, кроме Иисуса Христа и кроме сея святые церкви и матери Его Марии, избранной из избранных. Привлечено было сердце его и уклонилось в любовь Божию: он клялся Господеви и обещался Богу Иаковлю, что не даст сна очима своима, ни веждома своима дремания, ни покоя скраниама своима ( Пс. 131, 2–4 ). Он опоясал чресла свои поясом девства, и жил, отдаляясь от плотских хотений. и стоял не колеблясь в напастях стояния, так что помутились члены его и стали есть птицы червей язв его. И он постоянно молился, проливая воду слез, поклонялся, как колесо, так что заболел мозг его и он ослабил силу свою, ища лица Божия. И он умолил Его, так что он взял его от земли и вознес. Молитва и благословение сего святого аввы Иясу да сохранит нас от руки змия дьявола, утесняющего корабль души нашей бурею, во веки веков. Аминь. Аминь. И аминь. И собралось много монахов из гор (обителей) разных областей, услыхав, что разбежались чада Аарона от страха изгнания, и пришли святые в Дабра-Дарэт, чтобы охранять сокровище многоценное – мощи Аарона дивного. И прибыл авва Антоний, мамхер из страны Тигрэ с таботом Петра, в установил святилище, говоря: „да переселят меня в страну изгнания, чтобы сделаться мне соучастником благословения Аарона чудотворца; когда уведут меня от гроба его, я уподоблюсь ему в изгнании моем и смерти моей“. И жил он в Дарэт, и наполнилась Дабра-Дарэт собранием святых монахов и иереев, и не могла поверхность горы вместить их. И после этих дней настало время жатвы –смерть святых – болезнь мора; и они погибли, как полевая жатва, которой не остается, так что некому было погребсти их. Полон был дом святилища трупов их, которых дошло до 1400; заперли врата оставшиеся и бежали в другой город и, по прошествии мора, пошли к митрополиту авве Саламе и рассказали ему о трупах мучеников, которые искали изгнания и нашли смерть горькую, и сказали ему, что куча костей их на гробе Аарона дивного, солнца проповеди, чудотворца, нового Даниила надо львами и Азария во пламени, и нового Моисея, источившего из камня воду и уподобившегося Иисусу относительно солнца. И сказал им митрополит: „заперт ли гроб этого мученика?“ Они отвечали: „нельзя войти туда и поставить ногу от большой тесноты, происходящей от костей святых“. И сказал он им: „скажите мне, какой вид имеет гроб его?“ Они сказали: „в ковчежце среди алтаря жертвы (mä " kala altfira möswa " e)“. И он приказал им вынести ковчежец Аарона дивного и сказал: „выкопайте святилище справа от прежнего, и поместите там учителя закона, а прежнее, где нагромождены тела мучеников, заприте, чтобы не ступала нога человека, и не видели сокровища Божия, которое драгоценнее золота и серебра в камня топаза и сапфира. „И сделали они так, как им было приказано; выкопали это святилище, внесли туда ковчежец с мощами дивного Аарона со славой и честью, и поместили табот на гроб его до сего дня и до ныне, на веки веков. Аминь“. |
Аминь. Отче! благослови и освяти и укрепи врата и основания обители – матери твоей Дабра-Либаноса. Возврати рассеяние чад твоих, благоволи воссозданию разорения ее, воздвигни падение ее, сохрани юность ее и обнови старость ее, и благослови священство ее, изряднее же отца нашего Иоанна Кана, потщавшегося о написании подвигов твоих по любви к тебе много дней по забвении. Да запишет имя его Господь златой тростью и да возложит его на новой трапезе, и сына его Ацка-Руфаэля от искушения... и потрясения да избавит и да введет за небесную стену, где спасен от тягот праведный с избранными чадами, Сей Бог, украшение мира, радость неисчислимая. Написавшего и поручившего написать (сию кнуту), читающего, переводящего и слушающего все слова ее, да путеводит Бог во царствие небесное, во веки веков. Аминь. 261 Ibid. I, 240 sq. 331 sq. II, 284 sq. 399. Впрочем там говорится не о небесном огне, а о наводнении. 264 Кончину Апостолов агиобиограф здесь представлял себе по посланию Дионисия Ареопатита Тимофею (См. Budge, o. с. I, 58=11, 60 sq.). 272 Здесь, очевидно, оканчивалась древняя редакция жития с циклом 12 чудес. Остальные, действительно, имеются только в рукописи Orient. 705, кроме 13-го, которое находится и в Orient 704. Заключение (после 17-го чуда) к числу чудес не относится, и имеется в нем также. Характерно, что 13-е чудо начинается с нового вступления. 273 Очевидно дело идет о том же монастыре, что и в предыдущем чуде. Оба они должны свидетельствовать о силе Евстафия даже в стране Шоа – области Такла-Хайманота по преимуществу. Энгабтон, вероятно,=Эндагабтон, место подвигов Маба-Сиона. Мамхер Фома, конечно, местный благочинный дабра-либаносского устава. 274 Патнос. Сказание заимствовано из псевдо-Прохора. См. Badge, The Contendings etc. I, 193, II, 228. Lipsius, o. c. I, 368. Место это в тексте жития, как и многие другие в этом заключении – рифмовано 284 В этой главе особенно бросается в глаза параллелизм с житием Аарона Дивного, где в ff. 29 и 30 (см. стр. 139 нашего исследования) рассказывается о гневе царя на то, что монахи за него не молятся, об их обнажении, поругании, об укрощении Аароном львов. Вместо последних житие Филиппа говорит о „псах, хватавших львов“, но на иллюстрации к данному месту (См. Budge, Maba-Seyon, p. 41) изображены действительно львы. Вмешательство царицы и раскаяние воинов находит себе соответствие в увещаниях царю со стороны вельмож. 285 Житие Аарона Дивного также упоминает Зара-Крестоса в числе пострадавших, но там он оказывается одним из мамхеров (f. 14). См. стр. 134 исследования. Читать далее Источник: Исследования в области агиологических источников истории Эфиопии/Б. Тураев. - Санкт-Петербург : тип. М. Стасюлевича, 1902. - XIV, 453 с. Вам может быть интересно: Поделиться ссылкой на выделенное |
Принадлежит ли житие одному автору, или над созданием его работало несколько рук? Здесь опять может наводить на сомнения его конец. За повествованием о кончине Аарона следуют страницы, имеющие лишь стороннее отношение к этому святому: сначала идет молитвенный перечень эфиопских преподобных, приводимый от лица какого-то Сарца-Вангель; потом следует маленькое житие подвижника Иясу, который в прологе к житию упомянут в числе „произросших“ в Дабра-Дарэте. Наконец, идет рассказ об истории монастыря по смерти Аарона; часть этого рассказа, как уже было сказано, помещена и в прологе. Эти два последних добавления, действительно, производят впечатление позднейших приписок. Что касается литературной формы нашего жития, то оно в меньшей степени, чем другие рассчитано для церковного употребления, и не в такой степени носит характер проповеди. Обращения к слушателям встречаются не так часто; новые главы начинаются обыкновенно с самого повествования, или с „возвратимся“ исторического стиля (л. 18). Автор во многих местах обнаруживает любовь к риторическим и лирическим отступлениям; кроме начала жития, встречаются и в самом тексте его обращения к действующим лицам (напр., л. 25, к злому монаху, виновнику второго гонения на святого), панегирические вставки в честь героя повествования (особенно л. 30–32, где иногда даже употреблена стихотворная форма). По поводу чуда святого в безводной пустыне (л. 35) в уста его учеников влагается длинная хвалебно-победная песнь с ветхозаветно-библейским оттенком. Переходим в изложению содержания жития. «Книга подвигов и трудов отца нашего Аарона дивного» начинается хвалебными строчками в честь места его упокоения – Дабра-Дарэт (Dabra-Daret), описанием построения надгробной церкви для мощей его и его учеников по приказанию митрополита Варфоломея, и затем длинным похвальным словом в честь святого. Далее, после вступительной фразы: «послушайте, отцы и братия мои, о месте рождения Аарона отца нашего чудотворца» рассказывается о рождении святого в г. Сагуада (Sagüädä) в области Гамбья (Gambjä) от благочестивых родителей Габра-Маскаля и Амата-Марьям, после шаблонного в житиях неплодства. |
Гораздо труднее высказать суждение о тех данных нашего памятника, которые составляют его главную часть. Здесь прежде всего поражает нас епископство Филиппа. Неужели он был единственным абиссином, удостоившимся этого сана? По-видимому, автор жития знал о небесном поставление Такла-Хайманота (f. 170). Характерно, что на предложение митрополита заменить его, Филипп отвечает не ссылкой на известное соборное постановление и даже не на „завет“ Такла-Хаймонота, а указанием на свое недостоинство. По хронике Филипп был „эчеггэ“, а это, как известно, не епископский сан. Да и хиротония Филиппа во епископа совершена не канонично – не собором епископов. Все это заставляет нас усомниться в рассказе жития или, во всяком случае, отнестись к нему с крайней осторожностью. Несомненно, мы имеем дело с повествованием о происхождении столь важного впоследствии сана эчегге и его одиннадцати наместников (neburäna- " ed) „наставников“ отдельных благочиннических округов эфиопской эпархии коптской церкви. В устах архиерея этой эпархии вполне понятен страх перед ее необъятностью; понятно и то, что он, привыкший к пространству египетских эпархий, мог сказать: „сия страна больше всех стран“ (f. 164 r.); „эта страна – как бы две страны“, а также и то, что деятельный и рачительный пастырь, каковым по всем признакам был митрополит Иаков, должен был дать такой эпархии-церкви какую-нибудь организацию, при которой ему было бы возможным исполнять свои обязанности не только номинально. Все это понятно и естественно, но едва ли возможно, чтобы коптский митрополиг решился дать такую большую власть в руки эфиопского монаха, да еще в то время, когда коптская церковь усиленно заботилась о скреплении уз, связывающих с ней Эфиопию. Не представляет ли наш рассказ попытки изобразить сан эчегге в ореоле святительства и в центре великой борьбы со светскою властью? Если мы обратимся к другим памятникам, повествующим о том же, то окажемся в большом затруднении перед рядом едва ли согласуемых противоречий. Житие Аарона Дивного, которое мы помещаем ниже, докажет нам ясно, как эту славную страницу национальной церковной истории каждый эфиопский монастырь утилизировал в свою пользу: в нем центром движения после митрополита окажется Бацалота-Микаэль и его ученик Аарон; Бацалота-Микаэль выступает передовым борцом и в житии Евстафия. Мамхеры-ставленники названы в житии Аарона другие; перечисленные в родословиях Такла-Хайманота также не вполне совпадают с теми, о которых мы читаем в житии Филиппа 129 . Но самое главное это то, что наше житие противоречит тому, что дает о той же эпохе хроника. Вот что мы читаем в ней: |
Не доходя до нее, слепец сказал Иакову: “Я хочу сообщить тебе, что тот брат, к которому мы подходим, по обыкновению держащий святую книгу Четвероевангелие, теперь читает такую-то главу Евангелия” – и назвал имя евангелиста. Прозорливость старца подтвердилась с. 50]. Аарон мог ясно предощущать приближение праздника Господня или день памяти святого. На вопрос, как он, не будучи научен, предвидит, слепец отвечал, “что какое-то великое сияние и ожидание перед праздником являются по воле Божией в его душе”, благодаря этому он и узнает имя праздника с. 49]. История сохранила весьма скудные сведения о жизни слепца Аарона – дивного ученика преподобного Григория Синаита , всецело воспринявшего от учителя тайны и силу исихии, которые дали ему возможность созерцать благодатный свет. Климент Болгарин Созерцал благодатный свет и инок Климент Болгарин. Происходил он из среды простых болгар, был воспитан в добродетели. Еще на родине, будучи пастухом овец, сподобился он однажды особого посещения свыше – увидел некий чудный свет, сиявший над пастбищем. Климент в этот момент был исполнен радости и вместе с тем недоумения: что бы это могло быть? Вначале он подумал, что наступил рассвет, но свет стал исчезать, оставляя после себя темноту ночи. Вскоре после видения Климент удалился на Святую Гору Афон в скит Морфину и подчинил себя одному простому, но благоговейному и добродетельному монаху. Тот научил его одной лишь молитве – Господи, помилуй – и каждодневному открыванию помыслов. По прошествии некоторого времени Климент снова был удостоен благодатного видения Божественного света. Он рассказал старцу об этом и попросил объяснения. Старец, не имея опытности в духовных предметах, отправился с ним к преподобному Григорию Синаиту . После беседы Климент попросился в синодию преподобного. Святой Григорий с радостью принял его и научил всему, что может служить для вечного спасения. Он раскрыл Клименту путь созерцательной жизни, предваряемой подвигами терпения, смирения, надежды на одного Бога, воздержания и памяти смертной. Восприняв от великого учителя исихии наставления, Климент “сделал свое сердце истинным вместилищем учения и весьма пригодным для совершенного его сохранения и соблюдения”. Он стал тщательно и усердно упражняться в безмолвии, “изумляя всех настойчивостью делания по Боге и ревностью” с. 52]. Это помогло ему в короткое время достичь высот духовного совершенства. |
Точно так же житие Аарона дивного поминает „Иоанна, учителя закона, поручившего написать сие житие заново со старого, изволяющу Христу“. Такое происхождение имели, конечно, жития подвижников везде, и оно вполне естественно. Как возникали жития абиссинских царей, причисленных к лику святых, у нас пока нет указаний да и самих пространных житий царей у нас нет, кроме посвященных Лалибале и Наакуэто–Лаабу, причем доступно для изучения лишь первое, да и то не в полном виде и по одной поздней рукописи. Оно переписано для царицы Валатга-Иясус и ее детей, но обстоятельства его возникновения нам неизвестны. – Только в одном случае мы имеем возможность назвать автора жития. Житие Исаака Гарима, одного из девяти преподобных, прямо выдает себя за произведение Иоанна, епископа Аксумского, известного писателя и современника царя Зара-Якоба. Вероятно ему же принадлежит и житие другого из девяти преподобных – Пантелеимона, помещенное в сборнике „житий мучеников“ в рукописи 110 коллекции d’Abbadie, где оно приписывается „православному епископу Аксума“. Таким образом, авторами житий были монахи и вообще духовные лица, начитанные в Св. Писании, знавшие наизусть псалтырь и Евангелие, перечитавшие агиологическую и апокрифическую литературу, знакомые и с отцами церкви. Это не могло не отразиться на содержании и форме их писаний. Мы видели, что жития писались в монастырях, бывших местами подвигов святых, уже в последний период их жизни; писались они не всегда тотчас по кончине и не всегда непосредственными учениками, писались лицами, которые если и не были сами свидетелями подвигов святых, то могли узнать о них или из рассказов у старцев, или из монастырских записей. Но сведения таким путем они могли получить большей частью опять-таки только о жизни святых в монастыре. Что было до этого, для них не всегда было возможно узнать. Вот почему части, повествующие о до-монастырском периоде жизни святых отличаются нередко шаблонностью и изобилуют общими местами. Здесь-то именно и оказывает услугу авторам их начитанность. |
Видишь, что не только похищающие (священство), но и те, которые получают его по старанию других, не могут ничем оправдываться в своих проступках. Если те, которые многократно отказывались, когда Сам Бог избирал их, подверглись такому наказанию, и ничто не могло избавить от этой опасности ни Аарона, ни Илия, ни того блаженного мужа, святого, пророка, дивного, «кроткого ...паче всех человек, сущих на земли» (Числ. XII :3), который беседовал с Богом как друг (Исх. XXXIII :11), то нам, которые столь далеки от его совершенства, едва ли послужит к достаточному оправданию наше сознание, что мы нисколько не искали себе этой власти, особенно когда многия из этих избраний бывают не по божественной благодати, но по старанию людей. Бог избрал Иуду, и включил его в святой лик учеников Христовых и даровал ему вместе с прочими апостольское достоинство и даже предоставил ему нечто большее пред другими — распоряжение деньгами. И что же? Когда он и тем и другим злоупотребил, — Того, Кого должен был проповедывать, предал, и из того, чем поручено ему распоряжаться ко благу, сделал худое употребление, то избежал ли наказания? Этим самым он еще увеличил для себя наказание, и весьма справедливо, потому что даруемые Богом преимущества должно употреблять не на оскорбление Бога, но на большее Ему угождение. Тот, кто думает избежать заслуженного им наказания за то, что получил большие пред другими почести, поступает подобно тому, как если бы кто из неверующих иудеев, услышав слова Христовы: «аще не бых пришел и глаголам им, греха не быша имели» ; (Иоан. XV :22) также: «аще дел не бых сотворил в них, ихже ин никтоже сотвори, греха не быша имели» (Иоан. XV :24), стал обвинять Спасителя и Благодетеля, и говорить: для чего же Ты пришел и глаголал? Для чего творил знамения? Для того ли, чтобы больше наказать нас? Но это — слова неистовства и крайнего безумия. Врач пришел не для того, чтобы судить тебя, но для того, чтобы врачевать, не для того, чтобы презреть тебя болящего, но чтобы совершенно освободить тебя от болезни, а ты добровольно уклонился от рук его; за это прими жесточайшее наказание. |
| |